Соня Джелли - Глава 12

      Проснулся Фрэнк только из-за того, что услышал бой часов в гостиной. Он был благодарен часам, вернее, он был благодарен себе, что в свое время приобрел эти часы, так как вполне вероятно, что утомленный «трансатлантическим перелетом», он мог проспать до вечера, упустив возможность вновь заявить о себе миру. А медлить было нельзя - следовало срочно наверстать упущенное.
      Небольшая заминка заключалась в том, что рукопись своего романа Фрэнк подарил маме маленькой девочки по случаю купания в Мези. Фрэнк прекрасно помнил заплыв, по крайней мере, его начальную стадию, но, как ни силился, не смог воскресить в памяти имя маленькой девочки, явившейся по сути его спасительницей. В связи с этим Фрэнк нисколько не сожалел, что отдал рукопись – эта семья того стоит. Осталось только решить, что предоставить Роберту – электронный файл или распечатанные страницы. Фрэнк остановился на последнем. Принтер справился с работой достаточно быстро, в то время как Фрэнк все еще рылся в гардеробе в поисках денег, заработанных в честной спортивной борьбе. Он обследовал все свои карманы, но тщетно. Денег не было. «Вот она, обратная сторона медали», - уныло констатировал Фрэнк. – «Вместе с кошмаром исчезли и деньги». Фрэнк действительно был расстроен, так как чувствовал, что насыщение, полученное в «Зеленом Петухе», на исходе, о чем он уже получал многозначительные сигналы из глубины своего желудка. Исправить ситуацию могло лишь посещение «Санкт-Петербурга», но в отсутствие средств об этом не могло быть и речи.
      Направляясь в нерешительности к выходу, Фрэнк также вспомнил, что Джессика, его горячо любимая Джессика, вчера обиделась на него. «Потеря денег, обида Джессики. Не слишком ли большая цена за избавление от проклятья? Да еще разбитый музыкальный центр». Что-то не заладилось с воскрешеньем, и Фрэнк ощущал определенную подавленность. Но отступать было нельзя, и он потянул ручку двери. Дверь не поддалась, и Фрэнк начал подозревать, что количество чьих-то козней в отношении него со временем будет только возрастать. К счастью его предположение не подтвердилось, а виной всему был лежащий на боку стул, который заблокировал дверь предположительно тогда же, когда музыкальный центр прекратил свое существование как целостный организм. Нагнувшись поднять стул, Фрэнк обнаружил лыжный костюм, который по отрывочным воспоминаниям был брошен Фрэнком именно в этом месте. Отодвинув все это в сторону, Фрэнк решительно открыл дверь и вышел на улицу.
      Ярко светило солнце, и было необычайно тепло. На душе заметно полегчало, несмотря даже на приближающегося Вильяма Найтингейла. «Доктор Ватсон идет… Ему мое одеяние, видите ли, не понравилось. Этот костюм прошел тяжелейшие испытания и в горах, и в воздухе, и на земле. В конце концов, именно в нем я выиграл труднейший в своей жизни шахматный матч». Мысленно произнеся этот монолог, Фрэнк стукнул себя ладонью по лбу. Тот, кто хорошо знал Фрэнка, мог бы сказать, что Фрэнк поступал таким образом всякий раз, когда его посещала неожиданная мысль. На этот раз мысль имела отношение к валявшемуся у входной двери лыжному костюму, который не подвергся исследованию на предмет присутствия денег в его карманах. Не обращая внимания на пытавшегося что-то сказать Вильяма, Фрэнк бросился в дом, чем сильно озадачил соседа. «Похоже, что он испугался меня», - предположил Вильям и с сожалением повернул обратно.
      Тем временем, Фрэнк без труда обнаружил деньги в нагрудном кармане костюма. «Собраннее надо быть, собраннее», - сделал он самовнушение и аккуратно повесил костюм на спинку стула, разгладив мельчайшие складочки ткани в знак величайшей признательности.
      Очередная попытка покинуть дом оказалась успешнее. Не потому, что вопреки обыкновению Вильям отсутствовал на горизонте, а потому, что все, что на этом горизонте наблюдалось, источало такую любовь всего и ко всему, что Фрэнк в первое мгновение даже зажмурился от переполнявшего его счастья. Не по-осеннему теплый ветерок, казалось, нашептывал: «Давай, не робей. Теперь все у тебя получится». Начиная с этого момента все действия Фрэнка были подчинены главной цели – отвоевать некогда достигнутые рубежи. Фрэнк сел в машину и отправился в «Санкт-Петербург».
      Во время еды Фрэнк был необычайно сосредоточен на предстоящей встрече с Робертом. «Он, конечно, возьмет время на знакомство с моим романом. Формально имеет право. Но с учетом того, что он давно с нею знаком, у меня есть моральное право требовать ускорения процесса». Рассуждения были прерваны достаточно громкими восклицаниями за соседним столиком. По каким-то признакам Фрэнк определил, что разговор шел на русском. Фрэнк не считал для себя приемлемым прислушиваться к содержанию чужой беседы, он только отметил часто и громко повторяющиеся слова «баксы», «фунты», «евро».
      «Я дам ему два дня. Не больше». Приняв такое решение, Фрэнк расплатился и был готов покинуть ресторан, но в последний момент развернулся и подошел к столику с русской речью. Два молодых человека направили на Фрэнк свои полные недоумения взоры. Фрэнк сразу же поспешил извиниться.
      – Прошу прощения за беспокойство. Я услышал русскую речь, и это меня взволновало. К сожалению, сам я не говорю по-русски.
      – Напрасно.
      – Простите?
      – Лучше говорить по-русски – и понятно, и приятно.
      Фрэнк улыбнулся, давая понять, что оценил шутку. Русские говорили на почти понятном ему английском, но Фрэнк и не думал злоупотреблять их вниманием. Он просто хотел узнать ответ на давно интересовавший его вопрос.
      – Фрэнк, - представился Фрэнк.
      – Александр, - ответил один русский и пригласил Фрэнка присесть.
      Вторым оказался, как и следовало ожидать, Борис.
      – Благодарю. Хороший ресторан, мне здесь очень нравится.
      – Да, - согласился Александр.
      – Я полагаю, вы туристы…
      – У нас здесь бизнес, - возразил Борис, наливая в стакан прозрачную жидкость.
      – Понимаю, - кивнул головой Фрэнк. – Ребята, не хочу вас отвлекать. Только один вопрос.
      – Давай.
      – Я увлекаюсь русской литературой, в частности Достоевским.
      – «Преступление и наказание», - заметил Борис, опуская на стол пустой стакан.
      – Да, да, - обрадовался Фрэнк. – Только я про другое произведение. Поправьте, если я буду неточен. «Жители маленького городка Степанчиково». Правильно?
      – Похоже, - с некоторой задержкой кивнул Борис.
      – Я хотел бы узнать, где находится этот городок.
      Молодые люди переглянулись и, перейдя на русский, вступили в небольшую дискуссию. Наблюдая ее, Фрэнк был поражен необычайной экспрессией говоривших.
      – Вам известно, где находится этот городок? - спустя некоторое время напомнил вопрос Фрэнк.
      Отвечать выпало Борису.
      – Точно не знаем, - признался он. - Но думаем, в какой-нибудь дыре.
      – Простите?
      – Ну, далеко где-то.
      – Понимаю. Россия огромная страна. Да. Иногда хочется пожить в уединении. Вот, к примеру, Санта Клаус предпочитает жить весь год в уединении.
      – Это типа нашего Деда Мороза, - пояснил Александр Борису.
      Тот кивнул и добавил:
      – Со Снегурочкой.
      – Снегурочка? – не понял Фрэнк.
      – Это его внучка, - вставил Александр.
      – Чья?
      – Деда Мороза.
      Фрэнк поразмыслил и спросил:
      – А что известно о родителях Снегурочки?
      Александр и Борис переглянулись.
      – Покрыто тайной, - ответил один из них.
      Ясности относительно Степанчиково не добавилось, но Фрэнк поблагодарил Бориса и Александра и пожелал им успехов в бизнесе.
      Фрэнк не имел предварительной договоренности о встрече с Робертом Мэлвилом – подвела привычка быть для Роберта ценным клиентом, которому дозволялось вступать в контакт в любое время, когда в этом имелась необходимость. В связи с этим Фрэнк опасался, что Роберт мог отсутствовать или быть занятым. К счастью опасения не оправдались, и Фрэнк имел честь быть горячо приветствованным Робертом, чутье которого подсказывало, что умело расставленные им сети принесли потенциальный улов.
      – Хотя мы с вами не встречались, я более чем уверен, что передо мной будущий писатель.
      Фрэнк уклонился от ответа и максимально застенчиво попросил участия мистера Мэлвила в издании его романа.
      – Блестяще! Вы, сами того не ведая, выполнили непременное условие для достижения успеха.
      – Извините, о каком условии вы говорите, мистер Мэлвил? – поинтересовался Фрэнк, ибо ничего подобного от Роберта он еще не слышал.
      – Во первых строках нашего «романа» предлагаю познакомиться поближе. Ха-ха. Зовите меня просто Роберт
      – Фрэнк.
      – Дорогой Фрэнк, а сейчас несколько слов об условии, которое я упомянул выше. Хотите, я скажу, почему вы написали роман? Чувствую, что хотите. В основе любого прогресса лежит неудовлетворенность текущим положением. Вы были неудовлетворены своим положением? Можете не отвечать - я в этом просто уверен. Но вы не стали бесконечно страдать от неудовлетворенности, кляня все и вся, а приняли ответственность за свою судьбу на себя. Вы предприняли определенное усилие, чтобы изменить свою судьбу. Я искренне поздравляю вас.
      – Роберт, - неуверенно начал Фрэнк, - у меня дефицит времени для того, чтобы, как вы выразились, изменить судьбу. Не могли бы мы приступить к делу прямо сейчас. Вот моя рукопись.
      – О! Довольно объемный труд, - оценил Роберт толщину папки, содержащей свежераспечатанный роман Фрэнка. - Я должен познакомиться с его содержанием для того, чтобы говорить о возможности заключения контракта. Думаю, что мне потребуются две недели.
      – Две недели?! – вскричал Фрэнк. – Это невозможно. Это неприемлемо.
      Роберт был удивлен реакцией Фрэнка – еще ни один клиент не ставил ему таких условий.
      – Фрэнк, я должен убедиться, что у тебя не осталось никаких сомнений относительно моей заинтересованности принять решение относительно твоего романа как можно быстрее.
      – Тогда что мешает принять решение завтра, в крайнем случае в течение двух дней? – не унимался «начинающий писатель».
      – Все дело в том, Фрэнк, что август у меня чрезвычайно загружен. Все уже давно распланировано, и втиснуться в этот график практически невозможно.
      – А причем здесь август? – продолжил возмущаться Фрэнк, но осекся и продолжил игру: - Роберт, прошу прощения за мое нетерпение, я так долго ждал этого момента…
      – Понимаю, - снисходительно промолвил Роберт. – Хорошо, я постараюсь придумать что-нибудь. Так… Так… Вот, максимум, что я могу обещать – следующий понедельник, девятнадцатое августа.
      Слова Роберта произвели очень сильное впечатление на Фрэнка. Настолько сильное, что Роберт поспешил налить в стакан минеральную воду и протянул его сидевшему напротив себя нетерпеливому писателю, чье лицо с каждым мгновением бледнело все больше и больше.
      – Э, Фрэнк, что с тобой? – заволновался Роберт.
      Фрэнк сделал глоток и, захлебнувшись, закашлялся. Рука, державшая стакан, дрожала, и Роберту пришлось вернуть стакан на место, чтобы содержимое стакана не оказалось на столе.
      – Фрэнк, ты меня пугаешь. Ты уверен, что в порядке?
      – Нет, не уверен, - прошептал Фрэнк. – Сегодня какой день?
      Роберт был озадачен вопросом, но не стал вдаваться в детали.
      – Двенадцатое августа.
      – Это точно?
      – Так же точно как и то, что я Роберт Мэлвил.
      Какое-то время Фрэнк сидел молча, тупо уставившись на стакан с минеральной водой. Затем он взял со стола папку и поднялся.
      – Стой, Фрэнк, ты не собираешься оставить рукопись?
      – Извини, как-нибудь в другой раз, - просипел Фрэнк, а затем добавил: - Когда наступят лучшие времена.
      Роберт завороженным взглядом проводил Фрэнка до выхода. «Храни меня, боже, от таких клиентов», - подумал он, когда дверь закрылась.
      Несмотря на очередной удар судьбы, выйдя от литературного агента, Фрэнк был на удивление собран. «Никаких обмороков, никакой истерики, никаких купаний в Мези. До сих пор я предпринимал действия по выходу из кризиса, руководствуясь только чувствами. Это в корне неверный подход. Где же мой пытливый разум? Итак, начнем». Доехав до ближайшего парка, Фрэнк подыскал дерево, гарантировавшее защиту от солнечного перегрева, положил свою пока бесполезную рукопись на траву и опустился рядом сам. Немногочисленные отдыхающие нежились на солнце, но Фрэнка такая идиллия не занимала – он был твердо расположен к мозговому штурму.
      Для начала Фрэнк констатировал, что после полета на воздушном шаре ситуация перестала быть безысходной. Как ни как, а в казавшейся стройной и незыблемой системе произошел сбой. Иначе как можно объяснить временно восстановившееся течение времени. С девятого по двенадцатое сентября Фрэнк жил по общепринятым правилам. Что было причиной этого? Кроме полета на воздушном шаре назвать было нечего. Можно ли воспринимать серьезно историю о «чудесном» потоке на высоте шесть тысяч триста двадцать футов? Фрэнк задумался, провожая взглядом молодую маму с коляской. Его смущало следующее соображение. Если он захочет вновь какое-то время пожить со всеми в едином ритме, ему придется перед этим совершить полет. Летать, чтобы жить. Жить, чтобы летать. Нонсенс! Так как это противоречило маломальскому здравому смыслу, эту версию Фрэнк лишь принял к сведению. Поскольку размышления приобретали все более философский уклон, стало неудивительным, что Фрэнк вновь задался вопросом, а почему собственно судьба решила экспериментировать именно на нем. Ведь с точки зрения арбитра, вознесенного над бытием, человеческое сообщество однородно, если усреднять во времени и пространстве. А это в свою очередь говорит об отсутствии каких-либо объективных предпосылок со стороны Абсолютной Идеи для преференции в отношении Фрэнка. Тогда более вероятно, что в действие вступает некая субъективная сила. Может, он стал жертвой чьих-то преднамеренных действий, имеющих целью свести счеты, навредить. И тут страшная догадка осенила Фрэнка - Алекс Батлер точит на него зуб. Тот самый Батлер, который был настолько неучтив, что выразил сомнение относительно достоинств романа Фрэнка. Алекс Батлер, представитель неизвестного Фрэнку издания, был единственным, кто не разделил всеобщее восхищение его трудом. В свое время Фрэнк воспринял этот факт как признак значимости своего романа, так как посредственность никогда не вызывает жарких споров и противоречивых отзывов. Теперь же роль Батлера виделась Фрэнку исключительно зловещей. «Он писал, что мой роман побуждает темные силы к единению. Как это все созвучно происходящему! Почему я сразу не вспомнил о Батлере? Похоже, что я нащупал нить».
      Фрэнк оторвал взгляд от своих ботинок и поднял голову. По аллее шел чудаковатого вида парень, неся под мышкой шахматы и оглядываясь очевидно в поисках соперника. Чтобы не привлечь внимание «шахматиста», Фрэнк моментально вновь уставился на свои ботинки, что, как показало последующее, было плохой идеей. У людей, серьезно вовлеченных в шахматную игру, характер мышления смещен в абстрактную область. Именно поэтому, увидев человека, так сосредоточенно рассматривающего свои, казалось бы, совершенно обыкновенные ботинки, парень признал во Фрэнке родственную душу.
      – Извините, пожалуйста.
      Фрэнка в некотором смысле можно было назвать скрытным человеком, потому что в некоторых случаях он говорил не то, что думал. Вот и теперь он оказался не к месту лаконичен.
      – Да? – произнес он.
      – Я хотел бы предложить вам партию в шахматы, - изложил парень свое видение ситуации. – Как вы на это смотрите?
      Само собой разумеется, что Фрэнк крайне отрицательно смотрел на это предложение, но он достаточно долго подбирал общепринятые слова, что парень, истолковав паузу в свою пользу, присел рядом и начал расставлять фигуры.
      – А почему вы решили, что я вообще умею играть? – с неудовольствием проворчал Фрэнк.
      – А разве нет? – обезоруживающе отреагировал парень.
      – Смотря с какой стороны взглянуть. Впрочем, мое дело предупредить.
      – Хорошо. Ваш ход.
      Затея была провальная, и на двенадцатом ходу Фрэнк получил мат. Поражение заставило задуматься. «А чего ради он ко мне пристал? Чтобы унизить меня? Также как и тот Батлер. О! А что, если это Батлер и подослал его? В этом мире все взаимосвязано».
      – Еще партию? – тихо спросил парень, не подозревая о роящихся в голове Фрэнка подозрениях.
      – А как поживает твой друг Алекс? – понесло Фрэнка.
      – Простите, какой Алекс?
      – Бумагомаратель Батлер!
      – Думаю, вы меня с кем-то путаете, – все еще спокойно ответил шахматист и, поняв, что соперник не собирается брать реванш во второй партии, стал собирать фигуры.
      – А вот я так не думаю, потому что ты с Батлером заодно! - прокричал Фрэнк и схватил шахматиста за воротник
      – Кто такой Батлер? – просипел задыхающийся бедняга.
      – Ха! Он не знает, кто такой Батлер. Тот самый, что сказал, что в глазах читающих мой роман можно видеть отблески дьявольского огня. Не ты ли ему навеял такую мысль?
      – Нет…
      – Что нет?
      – Не я.
      Внезапно Фрэнк понял, что вина парня была лишь в том, что тот попался ему под руку. Поразмыслив, Фрэнк решил извиниться.
      – Прости, друг. В тех редких случаях, когда приходится проигрывать, я бываю подвержен депрессии.
      С этими словами Фрэнк искренне пожал руку незаслуженно обиженному последователю Капабланки, обнаружив стоявших вокруг зевак, с интересом ожидавших развязки.
      – Друзья мои, - обратился к ним Фрэнк, - этот молодой гений готов сыграть сеанс на шестидесяти четырех досках одновременно. У вас нет еще шестидесяти трех комплектов шахмат? Тогда становитесь в очередь! Не упустите свой шанс.
      Подняв свою рукопись, Фрэнк направился к автомобилю. «Глупо. Разбираться, так с самим Батлером», - осознал он свою ошибку, садясь за руль. Ни сразу, ни через минуту Фрэнк не тронулся – Алекс Батлер запал в душу, и Фрэнк не мог решить, что сейчас следует делать. Он вспомнил, что в его записной книжке должен быть телефон этого Батлера.
      – Алекс Батлер слушает, - послышалось в трубке.
      – Мистер Батлер, с вами разговаривает Фрэнк Бэйли.
      – Очень приятно, мистер Бэйли. Я весь во внимании.
      «Он весь во внимании! Сейчас все остальные его чувства также обострятся до предела».
      – Я бы попросил вас, уважаемый мистер Батлер, прекратить строить козни в отношении меня.
      – Простите, мистер Бэйли, но я не только не строю козни, но и не знаю вас вовсе.
      – К сожалению, я должен уличить вас в неискренности.
      – Будьте добры выражаться яснее, - уже раздраженно, но все еще корректно промолвил Алекс Батлер.
      – «Роман побуждает темные силы к единению». «В глазах читающих роман можно видеть отблески дьявольского огня». Вам знакомы эти фразы?
      Прозвучавшее представляло заготовки Алекса Батлера, но сам он не мог вспомнить, употребил ли их в итоге, а если употребил, то в отношении кого именно. В данной неопределенной ситуации предпочтительней было сменить тему разговора, что Алекс Батлер и сделал.
      – А к чему все это, мистер Бэйли? И кто вы такой, в конце концов?
      То, что собеседник несколько замялся, а также то, что он попытался уйти от ответа на прямой вопрос, не могло укрыться от внимания Фрэнка, и он еще больше утвердился в мысли, что без проделок Батлера здесь не обошлось.
      – Вы хотите сказать, что не знаете писателя Фрэнка Бэйли, а также не в курсе, что написали на его роман рецензию, больше похожую на пошлый пасквиль? И вы предлагаете мне поверить в эти сказки? Ни за что не поверю! Лучше имейте мужество признать свой далеко не самый лучший поступок. Я требую, чтобы вы, наконец, оставили меня в покое!
      Можно было бы удивиться терпению Алекса Батлера, выслушивающего весь этот с его точки зрения бред. Он и сам удивился этому факту. Но что-то сдерживало его от того, чтобы бросить трубку. Возможно, причиной тому были процитированные фразы, которые, вне всякого сомнения, Батлер приписывал себе. Откуда этот сумасшедший может о них знать?
      – Вы хотите сказать, что вы написали роман? – поинтересовался Батлер.
      – А что, это нереально?
      – Судя по тому, что мне приходится от вас слышать…
      – Перестаньте хамить, мистер Батлер. Я обвиняю вас в нанесении мне вреда. Эти ваши проделки со временем! Не удивлюсь, если вы то же самое позволяете себе относительно, не побоюсь этого высокого слова, пространства…
      – Дорогой мистер Бэйли, давайте будем считать это невозможным. Я исхожу из того, что я не знаю ни вас, ни ваш роман…
      Батлер продолжал еще что-то говорить, но Фрэнк уже не слушал. Ему вдруг в очередной раз стало грустно, ибо он понял, что Батлер был по-своему прав. Прав потому, что Батлеру, в силу узости его мировоззрения, в чем Фрэнк был более чем уверен, не дано знать, что роман Фрэнка будет непременно издан в будущем. Он же, Батлер, мыслил категориями прошлого, и это накладывало отпечаток на их сегодняшний разговор. В связи с этим Фрэнк вынужден был признать, что идея этой словесной дуэли была не очень удачна.
      – Извините, мистер Батлер, мне кажется, я ошибся номером, - напоследок сказал Фрэнк.
      – Мне тоже, мистер Бэйли, было приятно поговорить с вами.
      Уже дома, лежа на диване перед телевизором, Фрэнк почему-то вновь вспомнил содержание разговора с Батлером. Упоминание времени и пространства в этом разговоре воскресило в памяти желание встретиться с профессором Стэнли. Фрэнк прямо таки подскочил, стукнув себя в очередной раз ладонью по лбу. Как он мог забыть о такой возможности? И это притом, что он уже поклялся полагаться исключительно на научный подход в преодолении страшной напасти. Завтра же утром он отправляется Ноубридж, где, по словам Майка, работает профессор Стэнли.
      Новая идея чрезвычайно возбудила Фрэнка, и он, сделав несколько энергичных шагов вперед и назад, решил действовать. Почти уверовав в то, что встреча с профессором Стэнли окажется значимой с точки зрения возможных последствий, Фрэнк решил предстать перед профессором внутренне обновленным. По его представлению это означало, что он должен меньше лежать на диване и чаще заниматься физическими упражнениями. Чтобы порыв не угас тут же, Фрэнк поспешил надеть шорты и кроссовки. Перед выходом из дома он выглянул в окно и поморщился. Как ни велик был соблазн начать новую жизнь, ничто не могло заставить Фрэнка покинуть уютное помещение, чтобы бегать по улице в такой пасмурный день.
      Сделав двадцать кругов по гостиной, Фрэнк решил усложнить задачу. Он стремительно взбежал наверх, развернулся у дверей спальни и также стремительно спустился вниз. Такое упражнение было проделано три раза. Затем Фрэнк улегся на пол неподалеку от горячо полюбившегося дивана и начал двигать в воздухе ногами, изображая поездку на велосипеде. «Проехав» таким образом почти милю, Фрэнк признался, что устал, и переместился с пола на диван.
      В коротком промежутке между явью и сном, Фрэнку послышались два голоса. Первый был недоволен качеством физических упражнений Фрэнка, называя их явной халтурой. Второй же был более оптимистичен, утверждая, что это лишь начало, и что в будущем можно увеличить количество забегов в сторону спальни до четырех и даже продлить трассу до туалета.