Отгул...

(рассказ)

… Борис ушёл с работы после обеда, предполагая, что встретит её в парке, по пути на завод, но до начала второй смены, в которой по его расчёту она работала, было ещё далеко, и он решил идти к её дому.
   Старенький, двухэтажный, испещрённый множеством надписей, он оказался совсем рядом – в нескольких минутах ходьбы.
   В надежде что, может быть, она увидит его из окна, расположения которого совершенно не знал, Борис несколько раз медленно обошёл вокруг. Потом, вероятно поняв всю бессмысленность этой своей затеи, сел на скамейку у подъезда и стал ожидать, погружаясь в нахлынувшие на него воспоминания.
   … Она нравилась ему давно: небольшого роста, брюнетка, с ласковыми, понимающими глазами и необыкновенно – милыми ямочками на щеках.
   С некоторых пор он стал ловить себя на мысли, что после их коротких, в большей мере случайных, встреч ему всё сильнее и сильнее хотелось увидеть её снова. И тогда он шёл в цех, где она работала у станка, и старался, как бы ненароком, пройти рядом в надежде, что она его заметит и подойдёт поговорить, приветливо улыбаясь и заглядывая при этом ему прямо в глаза.
   Этот взгляд притягивал его как магнит. Ему казалось, что в нём заключалось какое – то, предназначенное только ему одному и до сих пор ещё не изведанное им счастье. Он порождал в нём, какие – то таинственные, неотчётливые надежды и долгие, порою мучительные, раздумья.
   Ему нравилось такое его состояние: он фантазировал, потом всё решительно отвергал, снова фантазировал… и снова отвергал.
   Вот и теперь, сидя на скамейке, Борис представлял себе как она сейчас выйдет из дома, как удивится и обрадуется, увидев его, как он подойдёт тогда к ней, возьмёт её за плечи и скажет, что совсем уже сошёл с ума потому что очень её любит, что без неё не представляет уже ни одного  дня.  И как потом будет целовать, целовать… её глаза, губы, руки…
   Скрип двери и шаги, послышавшиеся где – то в самой глубине дома, в темноте лестничной площадки, неожиданно прервали ход его мыслей, заставив вздрогнуть. На какое – то мгновение замерло сердце, перехватило дыхание…
   Из подъезда вышла женщина лет сорока – сорока пяти в неопрятном, застиранном халате и сбитых набок домашних тапочках – вероятно, её соседка – и прошла мимо, насторожённо  посмотрев в его сторону и по – видимому подумав: «Ходят, мол, тут… всякие!»
   Где – то в глубине души, мелкой, холодной искоркой вспыхнула но, впрочем, тут же сразу и погасла, обида. Он спокойно выдержал на себе этот взгляд, тем самым как бы говоря, что не причинит никому никакого зла и что
его присутствие здесь, сейчас – просто необходимо. И она, видимо, это поняла, и уже не обращая на него никакого внимания, стала снимать треплющееся на длинной верёвке бельё, складывая его в большой эмалированный таз. 
   Борис достал сигарету, кое – как размял её не слушающимися от волнения пальцами. Закурил, глубоко вбирая лёгкими едкий табачный дым. Докурив почти до самого основания, пошарил глазами по сторонам и, не найдя нигде урны, бросил окурок под ноги, растёр его носком туфли. Снова откинулся на скамейку, предоставляя волю своей фантазии…
   Так он просидел ещё около часа… Небольшой, неухоженный дворик, казалось, вымер и лишь через дорогу, у магазина, изредка мелькали фигурки людей, спешащих поскорее укрыться где – ни будь от палящего полуденного зноя.
   Её всё не было… Борис посмотрел на часы: время было уже на исходе. Подождав, для верности, ещё минут пятнадцать и окончательно убедившись, что она уже не выйдет, в последний раз взглянул на зияющий чернотой проём подъезда, встал и медленно побрёл, сам ещё пока не осознавая куда…
   Пришёл в себя Борис уже почти у самого здания заводской проходной, к которой почему – то, сами по себе, принесли его ноги. Толпа людей, окончивших утреннюю смену, подобно лаве, с гулом извергалась из её чрева, катилась ему навстречу, готовая вот – вот, казалось, захватить и его, втянуть вовнутрь в свой бурлящий поток и нести, нести его, вопреки его воле, неведомо куда и сколько. Он отошёл в сторону, стал около забора, всматриваясь в мелькающие мимо него лица: знакомые - кивающие ему в приветствии, и незнакомые – совсем к нему безучастные… как ,вдруг, в самой гуще толпы, увидел её…
   Она шла, о чём – то оживлённо беседуя с женщиной, немногим постарше себя, часто при этом смеясь, широко открывая в смехе красивые белоснежные зубы. Борис подождал, пока они немного пройдут, и потихонечку двинулся за ними следом, стараясь не потерять их из виду.
Он понимал, что где – ни будь они вскоре должны будут разойтись… И действительно, дойдя до середины парка, женщина попрощалась и свернула направо, в сторону трамвайной остановки, а спустя некоторое время совсем исчезла из виду.
   … Она оставалась одна. Борис прибавил шагу. В страшном волнении преодолел он с десяток метров, их разделявших и, поравнявшись с ней, почему – то пропавшим вдруг голосом, еле слышно сказал – скорее выдавил из себя: «Ты куда так торопишься?..» Она в неожиданности повернула в его сторону голову и их лица на мгновение оказались так близко что губы едва не коснулись, друг друга… Он закрыл глаза, подаваясь к ней всем телом, почти теряя сознание, мысленно уже ощущая всю сладость этого прикосновения, но ткнулся в пустоту, которую она оставила перед собой, отступив на шаг.
-  К сыну я, в пионерский лагерь…
-  Возьми меня с собой.?!
-  Как ни – будь, в другой раз, Боря, ладно..?
Не поняв смысла её ответа, он с надеждой, робко заглянул ей в глаза, но так и ничего не смог в них прочесть…
-  Я хотел тебе сказать…
-  Не надо об этом, Боря – прервала она его на полу фразе – поздно…  извини, мне нужно идти…  - и резко повернувшись пошла, зацокав по асфальту шпильками каблучков…  А Борис, всё ещё не веря происходящему, долго смотрел ей вслед, пока силуэт её не растворился в уходящем вдаль пространстве…