Вернись в реальность

Вернись в реальность.
Право выбора дано не каждому…


Гагарина Светлана
2014


 
Предисловие

Как же прекрасно я себя чувствую!..
Какое наслаждение!..
Так легко и свободно я себя никогда не ощущала…
Я падаю, падаю…
Так медленно… нежно… так тихо… и спокойно…
Падаю на тёплый золотой песок…
Так приятно… так тепло… так уютно…
Я смотрю в небо…
Оно такое голубое…
Такое мягкое… и доброе…
Я хочу достать небо рукой…
Но не получается…
Ты, небо, слишком высоко…
Я не могу к тебе прикоснуться…
И я опускаю руку…
Я хочу расслабиться…
Хочу отдыхать и наслаждаться…
Я лежу на берегу, и солнце нежно греет и ласкает меня, а ветер тихо играет в моих ярких локонах…
Волны одна за другой набегают и касаются моих ног…
Какая тёплая вода…
Как мне хорошо...
Мне хорошо как никогда лежать на горячем песке, закрыв глаза и наслаждаясь этим дивным мгновением…
Сейчас я думаю о хорошем, и только о хорошем…
Я оказываюсь во власти воображения…
Я поддаюсь образам…
Они увлекают… волнуют…
Они окутывают меня полностью, с головы до ног, как будто океан погружает меня в свои тёплые и солёные воды, всё глубже… всё дальше…
Волосы мои медленно, рассеиваясь, плывут в водной толще…
Здесь нет боли, нет страданий и страха, здесь только чувство полного упоения…
Счастье переполняет меня и дарит свободу…
Вокруг синева, и ни души… и только я …
Я всё глубже… всё дальше…

…
   Селина!?

Что это за крик? Кто зовёт меня?
Путаясь в распростертых в воде волосах, оборачиваюсь, медленно, в этой водной массе…
Начинаю плыть в этой глубине в одну, потом в другую сторону океанской бездны, но не вижу никого, ни единой души.
Кто?
Кто зовёт меня в пучине одиночества?
Как мне увидеть тебя?
Как узнать, что тебе нужно?
Как мне дотронуться до тебя?
Кто же ты?..

Глава первая

Муж встал рано, засобирался на работу. На кухне он громко звенел посудой, поэтому разбудил меня. На часах стрелки показывали шесть тридцать утра. Я немного полежала с закрытыми глазами, но сон куда-то испарился. И я решила встать. Мне так тяжело вставать! И сплю я на боках, по очереди   то на левом, то на правом. На спине вообще невозможно, начинаю задыхаться. Конечно   девятый месяц беременности. УЗИ показало двойняшек. Моя мечта. Она сбудется. Я так рада! Ну вот, встала. Живот такой большой, приходится его придерживать двумя руками. Иду, переваливаюсь из стороны в сторону, расставив ноги, будто медведь… Хм, смешная такая.
   И вот так ты каждое утро гремишь,   щурясь от света, сказала я Мартину немного осипшим от сна голосом.   Не даёшь нам спать.
   Мне так нравится твоя копна на голове по утрам,   улыбался мне Мартин, допивая чай с лимоном.
Придерживая руками живот, я всем телом повернулась к кухонной двери и посмотрела на своё отражение в стекле. Да, действительно, на голове валенок из копны густых рыжих волос.
   Ужас,   сказала я и, зевнув, побрела вразвалочку в ванну.
   Класс, класс,   произнёс мне вдогонку Мартин.
В таком состоянии, в каком я была сейчас, мыться в ванной также составляло большого труда. Сняв свою безразмерную ночную рубашку, я аккуратно перешагнула в ванну, села в неё, взяла в руки душ, включила воду и закрыла глаза. Струйки ласково щекотали кожу. Мартин чуть приоткрыл дверь в ванну, высунул в неё голову:
   Я пошёл, моя королева. Обожаю твои веснушки!
Я открыла глаза, прижимая к себе душ, сделала губки бантиком и произнесла детским голосочком:
   Ммм, буду скучать. Весь день.
Мартин вытянул губы, будто целует меня, улыбнулся и ушёл.
Приведя себя в порядок, я надела тёплый махровый халат белоснежного цвета. Он такой мягкий, приятный на ощупь, просто чудесный халатик. Муж привёз его мне в подарок из Швейцарии, когда ездил в командировку. Правда, он такой же безразмерный, как и моя ночнушка, но сейчас для меня   это самое то! Мой размерчик. Ах да, и к ним он привёз ещё такие же мягкие тапки с ушками, как у зайца. Очень люблю их носить. Вся такая белоснежная, тёплая, как Снегурка. Чистые кудри удачно сложились в красивую причёску. Яркий рыжий струящийся цвет копны волос приятно дополнял белоснежный цвет халата.
Нужно перекусить. Я ведь не одна. Ещё двое хотят кушать. Ого, как брыкаются! Я положила руки на живот и почувствовала, как толкаются мои двойняшки:
   Эй, эй, боксёры, потише. Мама ещё вас завтраком не кормила, а вы уже устраиваете там спарринг.
Я открыла холодильник, раздумывая, что бы съесть. О, пицца. Вчера готовила, домашняя. Отрезала большой кусок, нагрела в микроволновке, налила чай, добавила сахар и выдавила в стакан пол-лимона. Да, с беременностью возникают странные вкусовые пристрастия. Включила Евроньюс, сижу, кушаю, пью чай. В мире всякое разное происходит: необычное, познавательное, новое, странное и страшное… Я встала из-за стола, чтобы помыть чашку.
Неожиданно случилось «оно»: «оттуда» полилась вода. Прямо целый водопад прозрачной жидкости, и прямиком на мои мягкие тапки. Белые махровые ушки намокли и повисли некрасивыми сосульками. Всё, началось. У меня это в первый раз, но кое-какие познания есть, ходила на курсы будущих мам. Если отошли воды, значит, роды начались. Эх, на полчаса бы раньше, и Мартин был бы рядом. Скинув тапки, я засеменила в спальню за телефоном.
   Алло, Мартин, у меня воды отошли. Ты где?
Мартин сначала не сразу ответил, он молчал какое-то мгновение. Видимо, опешил от такой неожиданной новости. Мы, конечно, готовились стать родителями, но это всё не сравнимо с реальностью.
   Я… я на работе уже. Селина, я скоро приеду. Ты сядь… Нет! Ложись и не двигайся. Я скоро, я сейчас…   затараторил Мартин. Он был в растерянности.
   Хорошо, я ложусь,   и я потихоньку легла на кровать, на левый бок, правой рукой держа телефон у уха.   Ты не волнуйся, со мной всё хорошо. Езжай, сильно не торопись, до родов ещё не скоро, всё начнётся ближе к вечеру,   пыталась я успокоить мужа.
   Вот так и лежи до моего приезда. Селина… Я тебя так люблю! Еду! Уже еду!   и в трубке послышались гудки.
Я лежала не двигаясь. Мне было немного страшно, и одновременно такая радость переполняла изнутри! Всякие мысли крутились в голове. Я начала фантазировать о том, что же будет дальше: как я буду рожать, как увижу впервые своих малышей, и как будет радоваться Мартин. Он будет целовать меня от счастья, обнимать двойняшек и качать их, запеленатых, на своих сильных руках…
Я очнулась от звука открывающегося замка во входных дверях. Мартин почти ворвался в комнату.
   Сними обувь!   крикнула я.   Придумал ещё! Заносишь в квартиру микробы.
Мартин развернулся, в прихожей быстрыми движениями скинул ботинки и подошёл ко мне. Он присел рядом на пол, взял в свои могучие ладони мои руки и прижал их к губам крепко-крепко. Потом он смотрел на меня, широко раскрытыми карими глазами и улыбался. Мы молчали. И были счастливы.
   Помоги мне собраться в роддом, потом отвезёшь меня. Не хочу на скорой ехать.
   Да, конечно. Что собирать?
   Сейчас, встану,   сказала я и, кряхтя, спустила ноги на пол.
   Селина, ты сиди и говори, что нужно и где это лежит, я сам всё соберу,   забеспокоился Мартин.
У меня муж просто чудо. Заботливый, сильный, любящий. Мне вообще с ним повезло. И как я раньше без него жила?
Быстренько собрав необходимое, Мартин помог мне одеться, и мы вышли на улицу. Я села на заднее сидение, рядом лежала большая сумка собранных нами вещей. Я положила на неё ладонь. Это всё мне скоро, уже совсем скоро понадобиться. Надо же. Вот и наступил этот момент. И по привычке сложила обе руки внизу живота, будто поддерживая его.
Мартин вёз меня в роддом. Он то и дело поглядывал на меня через зеркало заднего вида. Мне видны только его глаза, карие и счастливые. А я улыбалась этим глазам в ответ.
Мы ехали, а мимо пролетали машины, проезжали автобусы и таксисты, шли люди   кто-то спешил, кто-то прогуливался, мелькали светофоры, бежали маленькие собачки на поводках скучных дамочек, птицы слетались вокруг кормящих их на улице хлебом и семечками детей   всё вокруг имело свою жизнь и шло чередою длинных событий.
Мой сеанс просмотра уличной жизни через боковое стекло машины прервала ноющая боль внизу живота. Она усиливалась. Мы всё ехали и ехали. А боль всё сильнее и сильнее пронизывала живот. Я не сдержалась и начала постанывать.
Мартин нервно поглядывал то в зеркало на меня, то на дорогу.
   Что, что такое, Селина?   произнёс он с беспокойством.   Остановить машину?
   Ты что, зачем останавливать? Наоборот, в роддом быстрее надо. Схватки что-то слишком частые, странно,   сказала я и зажмурилась от боли.
   Я переживаю, Селина.
   Ничего, главное доехать,   кряхтела я.
Мартин остановил машину. Светофор горел красным глазом.
   Чёрт побери, еще и красный,   ругался Мартин. Он то и дело смотрел то на светофор, то на дорогу, то на меня, нахмурив брови и беспокойно дыша. Было видно, он сильно переживает за меня и злится на светофор.
Опять схватка, и боль пронзила меня насквозь. Я зажмурила глаза и задержала дыхание, надеясь, что это поможет уменьшить болезненное чувство.
Сквозь боль я услышала непонятный свист, потом скрежет и грохот. На мгновение мне показалось, что рушится какое-то здание или завод по производству металла. Согласна, порой у меня бывают странные сравнения, но больше я никак не могу описать то, что услышала. Я открыла глаза. За пару секунд я успела разглядеть, как многотонный грузовик, перевёрнутый на бок, на скорости скользит по асфальту, в него врезаются маленькие, ничего не подозревающие легковушки, мчащиеся на зелёный свет светофора. Огромная кабина упавшей махины за мгновение приблизилась к нам и…
Что написать дальше. Боль, страх, сожаление о том, что мы оказались не в то время, не в том месте? Что я почувствовала? Не знаю. Всё вместе и невероятно сильно. Таких слов не существует, чтобы описать или сказать.
Вот и всё?
Может, и так.
А может, могло быть так.
Странно. Откуда он взялся, этот грузовик?..
Темно и тихо… Может, лучше проснуться?


…
   Селина? Селина, очнись!
   Эй, Селина?
   Отойди от неё! Это ты виноват!

…
Что это?
Темнота. Вокруг темнота.
Я открыла глаза, а вокруг темнота.
Так холодно и пусто.
Опять я не могу увидеть тебя.
Тебя. Ты зовёшь меня опять.
Я не вижу тебя. Я ничего не вижу.
Я открываю глаза широко, но всё равно ничего не вижу.
Потому что вокруг темнота.
Я стою. И опять слышу твой зов.
Зачем ты зовёшь меня? Куда мне идти? В какую сторону?
Протяни мне руку. Вот моя рука. Почему ты не берёшь её?
Тогда зачем зовёшь?
Может, в этой темноте ты тоже не можешь меня увидеть, не можешь найти?
А кто ещё рядом с тобой? Чей это голос? С кем ты?
Может, у того, второго, получится меня найти?
Я не могу больше разговаривать…
Мне не хорошо…
Так кружится голова…
Подожди… не зови меня…
Я на минуту хочу закрыть глаза…
И полежать…
Вот так…
Хочу отдохнуть…
Я устала…

Глава вторая

I

Когда я родилась, не знаю. В какой месяц, в какой день, в общем, неизвестно. Сколько помню из своего детства   всегда детский дом, приют для сирот. В моей карточке записан день рождения десятого февраля. Но в этот день я точно не родилась. В этот день меня нашли крошечной, новорождённой, на скамейке на территории приюта. Кто-то подбросил. О том, кто мои родители, я не знала и совсем не хотела знать. И даже никогда не пыталась узнать. Зачем мне видеть родителей, которые меня бросили? Не хотят меня, и не надо. Без вас обойдусь. Теперь у меня своя жизнь.
Приют был не совершенство, конечно. Но и не концлагерь. Всё простенько. Находился он в пригороде. Технический персонал старался поддерживать чистоту, но состояние здания оставляло желать лучшего. Обшарпанные стены, вечно текущие краны, железные тарелки, гнутые алюминиевые вилки, дырявое постельное бельё. Няни, воспитательницы и все те, кто за нами ухаживал и присматривал, были строгими женщинами. Бывало, мы получали от них взбучку. Но мы сами виноваты: поведение не примерное. Детей было довольно много. Разных возрастов. От младенцев до старших. В шестнадцать лет нас, как это сказать, выписывали. То есть направляли подростков   тех, кто достиг совершеннолетнего возраста,   на подработку в местные пригородные фермы. А тех, кто показывал себя каким-либо образом с хорошей стороны в разных сферах, направляли в город, на работу в разные организации. Не серьёзную, конечно, работу: посудомойки, уборщики, горничные, грузчики, помощники библиотекарей и всякое другое   но всё же в город.
Я росла малообщительным ребёнком. Старалась держаться в стороне от других, друзей не было. Даже моя соседка по комнате, Габриела, иногда пыталась со мной заговорить, но я либо молчала, либо отвечала односложными фразами, чтобы она от меня быстрее отстала. На прогулках я одна любила качаться на качелях, копаться в песочнице, ходить по дворовым дорожкам и собирать травинки. Особенно мне нравилось лето. Летом нас надолго выпускали гулять. Солнце цеплялось своими лучами за мои рыжие кудри, от этого я казалась прямо огненной, и веснушки на лице проявлялись ещё сильнее от прогулок на свежем воздухе под тёплыми ласковыми лучами.
Меня часто обзывали мальчишки. Но я не обижалась. Я никогда им не отвечала, а просто отворачивалась и уходила. Мне было всё равно на их гадкие слова, как и на них самих. Бывало, окружат меня и орут: рыжая, рыжая, у тебя голова горит. Я тогда думала про них: дураки такие. И кто этих пацанов придумал. Они только вредят и обзываются. И я опущу голову, сижу спокойно на коврике в игровом уголке: укладываю куколку спать на игрушечную кроватку, или веду мишку в гости к зайчику, или рисую карандашами радугу. Няньки постоянно отгоняли от меня мальчишек, шлёпали их по губам за обзывание. А они всё равно каждый раз продолжали дразниться.
Редко в приют приезжали люди   женщины и мужчины, которые хотели кого-нибудь из детей усыновить или удочерить. Многие из здешних детей мечтали, чтобы их взяли в семью. Мне казалось, что приезжающие сюда люди смотрели на нас, сирот, как на товар в магазине или как на кукол, выбирая себе получше, покрасивее. Когда забирали одного из детей, все тут же кидались к окнам и молча, с завистью, смотрели вслед уезжающей машины. Честно говоря, некоторых из ребят мне было жаль. Я часто слышала, как многие из них говорят о семье, о том, как они хотят родительской любви и заботы, видела, как они рисовали картинки, на которых изображали себя, держащих за руки маму и папу. А потом, когда приезжающие женщины и мужчины усыновляли кого-нибудь и забирали с собой, то те дети, на которых не обратили внимание, плакали, залезали под кровать или устраивали показательные истерики. Может, это было неправильно, но я никогда не хотела, чтобы чужие мама и папа меня забрали. Я хотела быстрее повзрослеть, уехать в город и построить свою жизнь без чужих людей.
Как-то раз я нашла в сетчатом заборе, который ограждал территорию приюта, небольшую дыру. С легкостью пролезая в неё, я часто убегала за территорию, ненадолго, чтобы никто не узнал, и попадала в лес. В этом лесу высокие деревья шумели листвой, пели многоголосые птицы. Мне нравилось рассматривать бабочек, насекомых, сравнивать листья разных растений. Я даже начала собирать гербарии и коллекционировать всякую засушенную мелкую живность. Няньки ругались, видя, как я каждый раз тащу с улицы, по их мнению, мусор, и навожу беспорядок в комнате. Поэтому мне приходилось оставлять мои находки и коллекции из растений и живности в лесу.
На одном из деревьев я нашла гнездо. Но в нём я ни разу не видела ни птиц, ни птенцов. Наверно, оно было заброшено. Помню, я нашла на земле длинную палку и разгребала ею листья под деревом. И увидела муравейник. Маленькие труженики без устали несли на своих спинах листочки, палочки, крупинки и ещё какие-то нужные для себя предметы.
Ну вот, вечереет… Я быстро сгребла листья обратно, спрятав муравейник, бросила палку и побежала назад. Успела вовремя, все дети заходили в здание на ужин. Я пролезла сквозь дыру забора, смешалась с толпой и пошла кушать.
Находясь в лесу, я постоянно оглядывалась. Мне казалось, что кто-то следит за мной. Ещё я боялась, что в приюте меня спохватятся, потом найдут, отругают, отшлёпают и больше никогда не выпустят на улицу.
Я часто ходила в этот лес, разглядывала здешние места, природу, растения и лесных обитателей. Мне здесь было тихо, уютно и спокойно. Я не чувствовала себя одинокой, наоборот, на этой свободе меня переполняла радость. И, раз мне не разрешили приносить растения в комнату, я украла из столовой ложку, выкопала ею в лесу под самым большим деревом ямку и засыпала дно листьями. В неё я складывала всё, что собирала на природе и считала для себя интересным. Это был мой маленький тайник. Он пополнялся каждый день всякими интересностями: необычные травинки, красивые цветочки, узорные листья, дохлые насекомые.
Однажды я прогуливалась по лесу и услышала позади треск. Я, конечно, испугалась, за столь длительный срок здесь не было замечено ни души. Оглянулась   никого. Видимо, ветка хрустнула от ветра. Я отвернулась и пошла дальше, шаркая обувью по траве. Опять недалеко от меня хруст. Я остановилась. Заволновалась, глубоко задышала. Что же это такое? Кто здесь и чего хочет? Стало страшновато. И я что есть мочи побежала. Деревья мелькали перед глазами. Кудри развивались, дыхание было тяжёлым от быстрого бега. На бегу я оглянулась   никого. Поворачиваясь обратно, неожиданно со всего размаха я врезалась лбом о толстую ветвь, которая низко росла из ствола дерева. И я упала. Было больно, звенело в ушах, в глазах помутнело. Не знаю, сколько я так лежала, но помню, я находилась в какой-то прострации, и через чуть приоткрытые глаза я видела мутно-голубое небо, качающиеся на ветру кроны деревьев и проблески солнечных лучей, пытающиеся пробиться сквозь густую листву. А пробившись, солнечные зайчики бегали по моему лицу, попадали в глаза и мешали смотреть. Неожиданно я увидела над собой тёмное пятно. Оно склонилось надо мной и спросило:
   Ты чего побежала-то?
Я узнала голос Габриелы, моей соседки по комнате. Я поднялась с земли и посмотрела на неё. А она смотрела на меня вопросительным взглядом. И мы молчали. Тут Габриела перевела взгляд на мой лоб, сморщилась и закричала:
   У тебя кровь, кровь!   и, достав из кармана платья большой платок, приложила его к ране. Я немного опешила от сложившейся ситуации, поэтому продолжала стоять молча, опустив руки.
   Держи, а то перемажешься вся,   сказала Габриела.
Я будто очнулась и, держа в руках платок, направилась к приюту. Габриела пошла следом.
   У тебя там такая рана,   сказала она,   если Корнелия увидит, она наругает и оставит тебя без прогулки целую неделю.
   Не наругает, а поругает,   поправила её я.   Ну и пусть. Это ты виновата. Зачем ты следила за мной?
   Я не следила, просто было интересно. Я давно заметила, как ты перелезаешь через дыру в заборе. И несколько раз ходила за тобой. Что ты тут ищешь?
   Ничего не ищу, просто гуляю.
Я остановилась и, глядя прямо в глаза Габриеле, спросила:
   Ты теперь всем расскажешь, да?
   Нет,   ответила Габриела, выпучив глаза,   никому не скажу. А ты будешь меня брать с собой в лес? Здесь так здорово. Будем вместе собирать, ну, что ты тут собираешь: жучков, паучков.
Я посмотрела на неё недовольно и, всё ещё держа платок, молча пошла дальше. Мысль о том, что кто-то будет нарушать мой покой на прогулках в этом лесу, была мне неприятна. Габриела шла за мной. Остановившись недалеко от приюта, откуда были слышны звонкие голоса детей, играющих на площадке, я повернулась к соседке и сказала:
   То есть ты никому не скажешь, если я буду брать тебя с собой?
Девочка изменилась в лице: угрюмое и беспокойное, оно стало радостное и излучало надежду. И Габриела быстро утвердительно закачала головой, что означало: «Да, да, да!»
Я вздохнула и убрала платок ото лба.
   Что там?   спросила я.
   Надо вот так сделать,   сказала Габриела и убрала пряди волос набок так, чтобы они падали на лицо и прикрывали рану.
   Ладно, идём,   продолжила я, и мы перелезли через дыру в заборе.
С тех пор Габриела стала моим лучшим и единственным другом за всю мою жизнь.
Мы стали вместе убегать в лес, гулять, дышать свежим воздухом, искать новые растения и насекомых и пополнять мой тайник. В комнате мы начали разговаривать, обсуждать произошедшие события в приюте, в столовой мы кушали, сидя рядом. На занятиях в школьных классах мы также старались держаться вместе. Постепенно мы начали всё делать вместе, деля друг с другом радости и печали, обмениваясь тайнами и желаниями. Вместе мечтали о будущем, представляли его, какое оно будет. Она так же, как и я, не хотела, чтобы её удочерили и забрали в чужую для неё семью. Поэтому мы по ночам часто подолгу не могли уснуть и фантазировали о собственных семьях: какие у нас будут мужья, сколько будет детей и какого они будут пола, какие большие у нас будут дома, стоящие рядом, и как мы будем дружить семьями, ходить друг к другу в гости и отмечать все праздники.
Ещё Габриела всегда защищала меня, давая отпор мальчишкам, которые так любили меня дразнить из-за моих волос.
Один из мальчиков никогда меня не дразнил. Он всегда молчал, когда другие начинали обзываться или смеяться надо мной. Он стоял в стороне, опустив голову, и смотрел исподлобья на происходящее. Его звали Антони. Я сначала не понимала, почему он меня не дразнит, но со временем мне стало казаться, что я ему нравлюсь. Некоторые из мальчишек тоже заметили, что он неравнодушен ко мне, и стали его подкалывать, а Антони в ответ отбивался кулаками. Поэтому его и тех, кто задирался, часто наказывали наши воспитатели и считали их поведение одним из худших. Мне было жалко Антони, и одновременно было любопытно. Я стала к нему присматриваться. Я помню свои детские ощущения к нему: да, он симпатичный, тёмненький и ниже меня ростом. Но я не чувствовала к нему то, что, возможно, он чувствовал по отношению ко мне. Мне просто стало нравится то, что я являюсь объектом чьего-то внимания и кого-то привлекаю. При любом удобном случае, в столовой, в классе обучения или на улице, мы обменивались взглядами, и я иногда даже улыбалась ему в ответ.
   А Антони тебе нравится, да?   как-то вечером в комнате перед сном спросила меня Габриела.
Я не хотела об этом говорить, но всё же пришлось ответить:
   Не знаю. Не могу точно сказать. Он ниже меня ростом.
   Ну и что? Может, он повзрослеет и вырастет,   засмеялась Габриела.   Ну, серьёзно, что ты сделаешь, если он предложит тебе дружбу?
   Не знаю, правда. Мне нравится, что я ему нравлюсь, и всё,   сказала я.
   А ты знаешь, что такое любовь?   спросила Габриела и присела на кровати.
Я сделала то же самое и отрицательно покачала головой.
   Я хочу влюбиться,   продолжила Габриела,   сильно-сильно, в красивого высокого парня. Он будет за мной ухаживать, дарить мне огромные букеты цветов. Непременно, это будут хризантемы, с большими белыми бутонами. Мы будем гулять по парку, держась за руки. И пойдет дождь. И мы побежим под дерево, чтобы спрятаться от дождя и не намокнуть. И он обнимет меня и поцелует,   Габриела закрыла глаза и вытянула губы, подняла руки и сложила ладони так, будто держит лицо представляемого ею парня, который её целует.
   Ой, Габриела, это так пошло,   прошептала я, испытав почему-то чувство стыда.
   Ничего пошлого, Селина. Это всего лишь поцелуй. Вот секс   это пошло, а занятие любовью с тем, кто нравится, это не пошло.
   Ну, ты совсем, про такие вещи говоришь, откуда ты всё знаешь?
   А ты прям не знаешь,   упрекнула меня подруга.
   Кое-что знаю, но стараюсь не говорить об этом.
   То есть ты об этом не думаешь и не хочешь, чтобы тебя любили и целовали? Или не хочешь сама влюбиться?
   Просто я не думала об этом, вот и всё.
   Да ладно, Селина. Я же вижу, как ты заигрываешь с Антони.
   Я с ним не заигрываю,   недоумевала я.
   Заигрываешь, заигрываешь,   улыбнулась Габриела.   Это видно, и не только мне. Он тебя защищает всегда. Подойди к нему, предложи дружбу.
   Не хочу предлагать. Если ему надо, пусть сам предлагает. А я не буду. Он мне даже не нравится так, чтобы я ему предлагала дружить.
   Ясно с тобой всё,   вздохнула Габриела.   А я мечтаю о том, что в первый раз у меня будет по любви. При свечах, в большой мягкой постели, и парень у меня будет самый красивый, сильный, высокий, и он будет меня носить на руках. Вот так у меня будет!
За дверью послышались шаги. Воспитатели делали обход и проверяли, все ли спят. Мы тут же замолчали, быстро легли на кровать и накрылись одеялами. Наша дверь тихонько приоткрылась. Воспитатель, убедившись, что в этой комнате всё в порядке, так же тихонько закрыл дверь обратно.
Мы лежали в своих кроватях и молчали. Каждый думал о минувшем разговоре. Габриела рисовала в своём воображении образ идеального для себя парня и сцену с поцелуями, а я думала о любви: какая она   любовь, кого я в жизни полюблю? Кто встретиться на моём пути и заберёт моё сердце? Утопая в таких раздумьях, я уснула.
Дни чередовались одни за другими, Антони всё так же смотрел на меня и заступался, когда мальчишки дразнились, но не решался подойти. Мне это понемногу начало надоедать. Во-первых, он мне не нравился так, чтобы я могла с ним дружить, во-вторых, его робость со мной раздражала. Мы с Габриелой не раз обсуждали поведение Антони по отношению ко мне и не могли его понять. И Габриела много раз предлагала мне подойти к нему первой. Но я не хотела делать это первой и вообще не хотела с ним иметь какие-то там любовные связи.
Антони имел привычку следить за мной, он молча наблюдал за всем, что я делаю. Часто он стоял в сторонке и видел, как мы пролезаем в нашу тайную дыру в заборе и уходим в лес. Но он ни разу не ходил туда за нами. И никому об этом никогда не рассказывал. Бывало, он сидел в песочнице с малышами, помогая им лепить куличики и пасочки с помощью формочек для песка, или не спеша раскачивался на качелях, или просто ходил взад-вперёд по асфальтовым дорожкам приютского двора и ждал нас, когда мы вернёмся из нашего леса. Он всегда следил за всеми, кто играл во дворе, а также за няньками и воспитателями, которые наблюдали за детьми и то и дело шныряли туда-сюда, выполняя свою работу в приюте. И не просто следил, а заботился о том, чтобы никто не спохватился нас, пока мы отсутствуем. Антони был похож на стража, охраняющего свою королеву.
За то долгое время, которое Антони посвящал мне, он ни разу ко мне не подошёл и не заговорил со мной. Я, в свою очередь, ни разу не пыталась сделать то же самое. В итоге я просто привыкла к его взглядам, ожиданиям около забора и влезаниям его в драки из-за меня. И позже я стала замечать, что часто забываю о том, что он рядом.
Я проводила время за играми, учёбой, чтением книг и, конечно же, в моём лесу. И со мной всегда была моя подруга Габриела.
Шло время, мы росли, всё менялось. Мы не были трудными детьми, исполняли почти все требования наших нянек и воспитателей. Поэтому, когда нам исполнилось по шестнадцать лет, нас направили на работу в город. Честно говоря, мы были очень рады, что вырвемся отсюда, из этого одинокого места, и начнём познавать мир.
В последний день перед отъездом мы пролезли через дыру в заборе и в последний раз пошли в наш лес, который стал для нас дорогим и любимым местом. Мы знали здесь почти каждое дерево, каждую тропинку. Из своего тайника я выбрала самых необычных засушенных насекомых и положила в мешочек. Я решила, что обязательно возьму их с собой – как память. А всё остальное я заботливо зарыла землёй той самой ложкой, которую я украла из столовой и которая всё это время была необходима мне в моих исследованиях природы. Сверху тайник я забросала листьями, чтобы его никто и никогда не смог найти. В эту минуту я поняла, что моё детство навсегда останется здесь, в этом лесу, под этим деревом, закопанное в этом тайнике.

II

Нас разбудили рано утром. С вечера все вещи и документы были сложены. Позавтракав, взяв свои сумки, мы сели в автобус. Нас, «выпускников», было двенадцать. Пятеро из них были направлены на деревенские фермы. А мы, семеро, были направлены на работу в город за примерное поведение.
Несколько дней назад Антони сильно подрался с одним из мальчишек. Этот мальчик, Ежи, был новеньким. Его привезли в приют месяц назад. Служба опеки забрала Ежи у сильно пьющих родителей, которые часто его избивали. Поэтому этот мальчик был довольно агрессивный, всех задирал и обзывал, а также совсем не хотел слушать воспитателей. Помню, Ежи, когда меня видел, смеялся, тыча в меня свой палец. Фу, бе, конопатая канапе, огненная голова   были его основными обзывалками. В один из недавних дней этот пакостник превзошёл сам себя и весь день меня задирал. Почему он ко мне так привязался, я не знала и весь день старалась от него убегать или прятаться. И даже не смогла пойти в лес. Антони много раз делал ему замечания, которые были бесполезными, и, в конце концов, их перепалка переросла в драку. Ежи был довольно крупным мальчиком и на голову выше Антони, поэтому сильно его избил. С полученными травмами, переломом ключицы и ушибами головы, моего защитника доставили в окружную сельскую больницу на длительное лечение, а за Ежи приехали какие-то люди из опеки и забрали его на психическую реабилитацию.
Уезжая, я вспомнила об Антони. Мы так и ни разу за столько лет не обмолвились ни единым словом. Неожиданно взгрустнулось, и я даже подумала, что, возможно, буду жалеть о том, что мы с ним не подружились.
Наш автобус поехал. Няньки, воспитатели и оставшиеся в приюте дети махали нам вслед и радостно кричали. Всё-таки было немного жаль и даже странно осознавать, что среди провожающих не было Антони, того самого, который столько лет был влюблён в меня и который, возможно,   да не возможно, а точно,   отдал бы всё, только чтобы очутиться сейчас здесь, со мной.
Больше я никогда не видела Антони.
Смотря на всех, на приют, на игровую площадку и темнеющей за ней лес, я молча вспоминала промелькнувшую здесь мою жизнь. Может, и правильно сделала моя мать, что оставила меня здесь? Или нет? Моя жизнь ведь могла сложиться как-то по-другому, будь у меня родители. Я не жалею ни о чём. Сейчас я сижу рядом с моей лучшей подругой, и мы едем в город, навстречу новой жизни.
Теперь всё будет иначе.
Троих из нас: меня, Габриелу и ещё одну выпускницу, ехавшую с нами, Люцину,   взяли на работу в крупный отель под названием «King river», горничными. А остальных, четверых, отправили на работу в другой отель, находящийся далеко, на другом конце этого большого города.
Нас поселили в хостеле напротив   маленьком здании с небольшими комнатами, с двухъярусными кроватями. В нём жил почти весь персонал, работающий в большом отеле. Мне сразу не понравилась комната. Во-первых, в ней мало места. Во-вторых, мы будем жить вчетвером, что не вписывалось ни в один мой план по изменению жизни. Тем более я сторонник спокойствия и одиночества, и большое количество людей, толпящихся в небольшом пространстве, сразу поверг меня в уныние. Я села на кровать, положив рядом сумку, и молчала. Габриела выбрала эту же кровать и заняла место наверху.
   Условия ещё хуже, чем в приюте,   сказала она тихо.
   Мы приехали работать, а не развлекаться. Вот когда заработаете, купите себе квартиру со всеми удобствами,   ответила Люцина на возражение моей подруги.
Габриела опешила от наглого высказывания соседки по комнате и ответила:
   С тобой я  точно не говорила.
Люцина цокнула, но промолчала. В комнату вошла смотритель хостела Текла и принесла постельное бельё.
   Располагайтесь, вечером ужин. Завтра ранний подъем. Работа   двенадцать часов в сутки. Так что набирайтесь сил,   сказала она. – На этой кровати нижняя полка занята,   Текла указала на соседнюю кровать,   здесь спит Юдита,   и вышла из комнаты.
Нас кормили в небольшой столовой. Рацион не разнообразен, но довольно вкусно. Большая часть еды доставалась нам от отеля. То, что не съели его посетители вчера, нам давали сегодня.
После ужина мы сходили в душ   общий, находился в конце коридора, а рядом с душем четыре раковины с зеркалами на стенах. Позже все легли спать. Я никак не могла уснуть и думала о завтрашнем дне. Какие будут у меня обязанности, оплата? Будут ли выходные? Хотелось скорее заработать и покинуть эту комнату, в которой я так неуютно себя чувствовала. Хотелось иметь выходной день хотя бы раз в неделю, чтобы выходить в город и знакомиться с ним изнутри. Наверно, в нём так много интересного.
Ход моих мыслей прервала Юдита. Она зашла в комнату, свет, чтобы никого не разбудить, не включила, переоделась в домашнюю одежду и вышла, вероятно, в душевую. Я лежала с открытыми глазами и почему-то ждала, когда она придёт. Спустя минут двадцать Юдита вернулась и, буквально рухнув на кровать, тут же уснула, отвернувшись к стене. Я ещё какое-то время смотрела в её сторону. Кто она, откуда, почему пришла так поздно? Завтра я всё узнаю. Смотря в спину отвернувшейся к стене и укрытой одеялом Юдите, я постепенно уснула.
   Встаём, встаём,   разбудил рано утром всех громогласный голос Теклы.   Умываться. Завтракать. Скоро за вами придут.
Я почти подскочила в кровати от такого «будильника». Умывшись и съев завтрак, мы вернулись в комнату, ожидая, того, кто за нами придёт. И этот человек пришёл. Это была дама среднего возраста, ухоженная и, по всей вероятности, судя по одежде и манерам, не бедная. Она медленно вошла, осмотрела нас строгим взглядом и надменно произнесла:
   За мной.
Я заметила, как вздрогнула Юдита и опустила глаза в тот момент, когда появилась она на пороге. Тогда я решила, что это просто случайность, но я ошиблась.
Нас повели в отель, через чёрный ход, в комнату для прислуги. Построили в шеренгу, как в армии. Строгая женщина ещё раз высокомерно нас осмотрела. В комнате стояла тишина. Все почему-то боялись шелохнуться.
   Меня зовут Вацлава. С сегодняшнего дня вы слушаетесь только меня. Что делать, что и как говорить, как вести себя и с кем   буду говорить вам я. Старый Иво покажет вам, где можно переодеться, и даст вам необходимый инвентарь. Начнёте уборку комнат с левого крыла. Там постояльцы не так богаты и не так привередливы к уборке комнат, поэтому будете учиться сразу же, на месте. Юдита работает здесь более года, поэтому она будет учить тебя,   и Вацлава кивнула головой в сторону Габриелы.   Элзбета, будешь учить её,   Вацлава указала на меня.   И, Францишка, будешь учить вот её,   продолжила указывать строгая женщина, кивнув в сторону Люцины.
Все стояли, недоверчиво переглядываясь друг на друга, а Вацлава, ещё раз окинув взглядом нас теперь уже как персонал, молча вышла за дверь.
   Прошу всех внимания,   начал разговор старый Иво хриплым старческим голосом. Иво был пожилой, некрасивый, скрюченный человек, на вид лет за шестьдесят, хотя на самом деле ему было сорок восемь. Он подошёл маленькими шажками к двери в стене и открыл её. Внутри находилось небольшое помещение с униформой горничных.
   Прошу примерить, кому что подойдёт. Это и будет ваша одежда в этом отеле. Вы всегда должны выглядеть опрятно и чисто. Гости отеля не должны видеть вас неряшливыми, панна Вацлава может вас наказать. А это,   продолжил старый Иво, подойдя к другой двери и открыв её,   технический инвентарь и химические препараты для уборки комнат наших постояльцев. Для каждой из вас свои тележки, свои препараты. Теперь удаляюсь.
И старик вышел из комнаты.
   Что стоите, время не теряйте,   произнесла угрюмо Элзбета, и мы начали примерять униформу, выбирать тележки и заполнять их необходимым инвентарём: вёдра, чистящие средства, тряпки…
   Идём за мной,   сказала мне Элзбета, и я пошла за ней, покатив следом тележку. Другие поступили так же. Мы оказались в левом крыле отеля, здесь селились не очень богатые, а, можно сказать, совсем простые люди. Декор и обстановка была такая же простая, не богатая и не прихотливая.
   Мы с тобой будем убирать вот эти комнаты   с первого номера по двадцатый. Да, комнат много, поэтому слушай меня, учись быстро. Вацлаву злить нельзя, иначе…   тут Элзбета запнулась, будто поняла, что взболтнула лишнего, и продолжила, покраснев,   иначе оштрафует. Ключи от всех комнат у меня,   и Элзбета вытащила из переднего кармана фартука связку ключей, каждый ключ которой был подписан согласно номеру убираемой комнаты.   Мы с тобой будем убирать здесь, на первом этаже, остальные будут убираться на втором и третьем этажах. Если проявишь себя, будешь добросовестной и упорной, тебя могут перевести в правое крыло или даже в главный корпус отеля,   тут девушка вздохнула,   ну, до этого надо дорасти, туда попасть много желающих.
И мы начали уборку. Элзбета, довольно милая темноволосая девушка лет двадцати, учила меня всему: как менять постельное бельё и правильно заправлять кровать, как делать из подушек и полотенец лебедей, сердца и прочие фигуры, как чистить, мыть, полировать.
Мою подругу учила Юдита, наша соседка по комнате в хостеле. Белокурая девушка, красивая и высокая, ей было двадцать пять лет. Мне была странна та мысль, что в такие года она всё ещё работала горничной, да ещё и в левом крыле отеля. Мне даже хотелось как-то раз спросить у неё, почему за столько лет она не уехала из хостела жить в свою квартиру, здесь ведь можно заработать деньги? Или нет?
Другую нашу соседку, Люцину, с которой уже успела поссориться Габриела, учила Францишка, полная девушка, двадцати трёх лет, с тёмными волосами длиной до плеч. Её полнота отнюдь не умаляла достоинства её внешнего вида, наоборот, она казалась сладкой пышкой, очень милой и аппетитной, а большая грудь так и норовила выпрыгнуть из обтягивающей униформы.
Мне, шестнадцатилетней, тогда всё казалось странным: почему Вацлаву боятся, почему девушки живут в хостеле, когда можно было бы жить в своей квартире, на которую можно было бы заработать, если хорошо трудиться… В общем, много было всяких вопросов, на которые ответ я получила позже. Гораздо позже.
Жизнь в отеле в качестве горничной протекала изо дня в день практически однообразно. Постояльцы отеля почти никогда не оставляли чаевые. Но я всё равно упорно трудилась. Особенно мне нравилось делать фигуры из полотенец и украшать кровать цветами или их лепестками. Позже, когда я научилась практически всему, мы с Элзбетой могли делать уборку по одной в разных комнатах, чтобы быстрее закончить работу и иметь больше времени на отдых в комнате прислуги.
В свою комнату мы возвращались около восьми вечера, ужинали, приводили себя в порядок и ложились спать. В самом хостеле жило много людей - прислуги: уборщики, горничные, посудомойки, швейцары и другие. Практически все являлись молодыми девушками и парнями. И все эти люди почти всегда были угрюмыми, неразговорчивыми, серьёзными и помногу работали. Если с кем я и говорила, то только с некоторыми из них, и то перекидывались лишь парой бытовых фраз. Из-за того что с Габриелой мы работали на разных этажах, в хостеле было много народа и в нашей комнате мы жили вчетвером, а после работы все просто падали от усталости, мне очень не хватало общения с моей подругой. В единственный выходной в неделю мы подолгу спали и, казалось, никак не могли выспаться. Часто я сквозь сон слышала, как Юдита приходит ночью, довольно поздно, и мгновенно засыпает. Я несколько раз хотела с ней заговорить об этом. Где это она пропадает, но никак не решалась. Габриела тоже это замечала, но придерживалась мнения не лезть в чужую жизнь. Многие вещи нам казались странными, поэтому мы держались вместе и не задавали лишних вопросов.
Строгая Вацлава часто приходила к нам в хостел, за чем-то следила или присматривала, мы тогда не знали и не хотели знать. Она также проверяла нашу работу, ходила по этажам и комнатам постояльцев, в то время, когда никого там не было, заглядывая всюду: под кровать, матрас, шкаф, в ванну, на балкон… И не дай Бог она заметит пылинку, соринку или разводы на зеркале или стекле. Можно было сразу забыть о недельном пособии и выходном дне.
Иногда получалось нам вместе выходить в город. Мы гуляли по нему, не спеша, разглядывая людей, осматривая улицы и дома, памятники и скульптуры, растительность. Какой большой город, какая красота, но в то же время повсюду суета и непрекращающийся гул. На небольшую оплату нашего труда можно было немногое себе позволить. Прогулка вдоль по набережной или в сквере, мороженое или хот-дог с газировкой, просмотр фильма в кинотеатре или проведение вечера за чтением книг в местной библиотеке, катание в парке на аттракционе   это и составляло основу нашего времяпрепровождения долгое время.
Шло время, и нам с Габриелой исполнилось по восемнадцать лет. За два года я успела накопить небольшую сумму и прятала эти деньги в своём мешочке-тайнике, где лежали как память засушенные насекомые. Идти нам было некуда и не к кому, кроме уборки мы больше ничего не умели делать, поэтому продолжали исправно работать в отеле и жить в хостеле.
Однажды в девятнадцатой комнате на первом этаже поселился молодой человек. Он всегда уходил рано утром в одно и то же время. Когда я проводила уборку на этаже в холле, он каждый раз смотрел в мою сторону и улыбался. Видя это, я всегда смущалась и старалась отворачиваться и продолжать свою работу. В одно утро я не заметила, как этот молодой человек выходил из своей комнаты, и решила, что он встал ещё раньше, чем прежде, и уже ушёл. Я открыла дверь и завезла свою тележку. Помню, как я зашла в комнату, чтобы заправить постель, и увидела этого молодого человека, лежащего голым в кровати. В тот момент я испытала шок и сначала не поняла, почему он так сделал. Да, мужчина был красив и статен, он не спеша пил кофе, полулёжа в кровати, и смотрел на меня, ехидно улыбаясь.
   А я вас ждал,   спокойно сказал он.   Меня зовут Ксавьер, а вас, милая девушка?   он поставил недопитую чашку кофе на прилегающую к кровати тумбу и встал.
Я смотрела на него, молчала и не двигалась. Страх будто парализовал меня. Ксавьер встал ко мне вплотную, поднёс руку к моему лицу и провёл пальцами по щеке.
   Сколько ты стоишь?   вдруг спросил он меня.
Выпучив глаза, я будто очнулась и выскочила из комнаты. Не помню, как добежала до комнаты прислуги, но очнулась я в подсобке, сидя среди банок с чистящими средствами, тряпок и швабр, поджав колени и обняв их руками. Просидев так минут пять, я услышала шарканье ног. Это был старый Иво. Он заглянул ко мне в подсобку и спросил своим дрожащим старческим голосом:
   Что случилось, Селина?
Я посмотрела на него исподлобья злым взглядом и снова опустила глаза, ничего не ответив.
   К этому надо привыкнуть. Мужчины часто будут обращать на тебя внимание. И если ты этого не захочешь, можно это не делать,   продолжил Иво.   Главное, чтобы Вацлава не узнала. Иначе заставит тебя,   и Иво протянул мне руку.   Вставай, милочка, вставай,   бормотал он.   И никому не рассказывай. Делай вид, будто ничего не случилось. Ох, бедные девочки, бедные девочки…
Я встала сама, без его помощи. Мне было грустно и противно. Я немного начала понимать, что тут происходит. И почему Юдита так часто поздно приходила с работы. И почему Вацлаву многие боялись.


Продолжение Вы сможете прочитать, купив электронную книгу в интернет-магазинах в сети Интернет.