Мой отец на фронте не был...

 Кажется, что о войне уже рассказано всё. Но вряд ли можно рассказать всё, что пережил каждый за эти 1418 дней и ночей. Да и не любят те, кому горько досталась эта война, рассказывать о ней. Вспоминать – переживать заново чувство страха, тревоги, чувство холода и голода.
 
 Моя бабушка рассказывала: «Мой отец родился в середине ноября 1929 года. Войну пережил, как взрослый, так как выполнять пришлось тяжелую мужскую работу: в кузнице, у горнила. Сделал для него кузнец – наставник дядя Вася скамеечку, чтоб удобней было ударять молотом по наковальне: « Ну вот, Ваньша, топеря сподручней!»
Силенок все равно не хватало у голодного мальчишки, но все же из гороховой муки, которую теперь он получал, как паёк, бабушка Настасья варила кисель – и это было, наверное, самое вкусное кушанье. Ведь калабашки, которые она делала из травы, собранной со всей округи, совсем не похожи были  на хлеб (куда там, ведь без муки!) Иногда перепадала мороженая картошка, хотя ею старший брат старался порадовать своих младших сестрёнок: Галю и Липочку. Галя младше на шесть лет, а Липочка родилась 30 июля 1941 года.

 Жила семья до войны в Каменске – Уральском. Мама работала на швейной фабрике, папа был водителем на скорой помощи в городской больнице. Жили дружно и весело. Небогато, скромно, но достаток в семье был. Может быть, поэтому мой отец чаще вспомнил именно эту пору в своем детстве, когда были все вместе и живы…, а не то военное лихолетье, лишившее его и многих других детей детства, радости, отцов, да и порой матерей.

 Доставив жену из роддома, Степан Григорьевич сразу отбыл на фронт. Помочь снохе приехала бабушка Настасья, мать Степана. Всем тяжело в такое время, но не хватало того, что зарабатывала Мария на фабрике, на такую семью. Решили взрослые: надо ехать в деревню – с огородом, да работая в колхозе, Мария вытянет ребятишек. На колхозной машине зимой 41-го года Мария с семьей возвращалась в родную деревню. Мария с девочками в кабине, а двенадцатилетний Ваня с бабушкой Настасье  в кузове на перине под одеялом промерзли до костей. Вернулись в ветхую бабушкину избёнку.

 Работы Мария не боялась – за любую бралась, лишь бы ребят накормить. Рабочие руки нужны были в деревне, взяли и Ваню на работу. Весной посадили картошку. Всё лето бабушка Настасья с Галей боролись с сорняками на огороде. Урожай картошки осенью радовал, но ведь кроме неё, родненькой,– ничегошеньки! Глубокой осенью, когда земля без снега промёрзла глубоко, задували сильные ветра, Мария с Ваней после работы с санками каждый шли в лес за чащой, хворостом, за сухостойными осинками (что разрешал председатель колхоза), заготавливали такие дрова на зиму.

 Как пережить ее? Ведь для голодных, замерзших она еще лютее! Вернувшись в один из таких зимних вечеров, они застали в доме дорогого гостя (после тяжёлого ранения был комиссован Степан). Как ему были рады! Вернулся! С войны! Живой!
Но ведь не зря комиссовали: тяжелобольной Степан дотянул до весны лишь. Умер мой дед 30 апреля 1943 года. Хоронили его 1 мая. Могилу ему копал сын, тринадцатилетний мальчишка (не было мужиков, шла война). От разрушенной часовни притащил он неподъемную плиту, чтоб не затерялась могила (в войну такое бывало).
С фронта солдата ждали: сына, мужа, отца, а после… и ждать было некого. Осиротела семья… С этой поры стала Мария вдовой, а мой отец – тринадцатилетний мальчишка – за старшего в доме.
 Вот тогда-то и определили его в кузнецы. От отца своего он многому научился. (Степан Григорьевич рос ведь тоже без отца, погибшего в первую мировую, работать начал рано, способен был к разному ремеслу и сыну многие секреты поведал: как литовку отбить, как наточить ее ловчее, как обувку изготовить, как валенки скатать, как их подшить да и другие житейские премудрости).

 Погибли у Марии на фронте братья Иван и Петр, но это было другое горе. Только работа с раннего утра до поздней ночи отвлекала от слез, дум, боли. А ночью она давала волю слезам, вспоминала довоенную жизнь, Степана, мысленно советовалась с ним, умоляла ноющее сердце потерпеть, думала, как выжить, как выучить ребят.

 Я никогда не видела своего деда, но всегда мечтала об этом, зная, что этого никогда не случится. Я так завидовала своим подружкам, у которых были дедушки. Я так радовалась за своих девчонок, наблюдая за их отношениями с дедом – моим отцом. К своему-то деду я только могла прийти на могилку…

Не десять минуло, не тридцать,
А целых шестьдесят пять лет,
Но не могу угомониться:
Ведь не пришел с войны мой дед.
Его не видела ни разу –
Лишь на портрете – знаю: он,
Морщинок сеть около глаза –
Все от улыбок. Чуть смущен:
Ведь рядом – люди не чужие,
Ведь рядом – милая жена,
Летели годы, дружно жили,
Да все разрушила война…