Лучший пахарь

Гулко хлопнул  выстрел   из  ракетницы и в  небе вспыхнула рубиновая звезда. Десять тракторов  Т-74, взревев моторами и выбросив из труб клубки синего дыма,  устремились к противоположному краю размеченных  красными флажками, делянок. Вокруг толпились  возбужденные зрители, съехавшиеся  из окрестных сел района. Они шумно обсуждали  зрелище, происходящее на желтеющем  стерней осеннем  поле.
Я, тогда еще начинающий  литературный сотрудник  районной газеты, впервые по заданию редактора прибыл сюда, чтобы  осветить в печати это мероприятие — соревнование на звание «Лучший пахарь района». Внимательно  следил  за всем, что происходит, стараясь не упустить  ни одной яркой детали, которая  могла бы  украсить мой репортаж. Фотокор сразу включился  в дело, норовя  поймать в объектив высокое начальство,  которому льстило подобное усердие и чинопочитание. Чиновники  любили  лицезреть свои портреты на первой  странице районной газеты и очень обижались, давая нагоняй послушному редактору, когда кто-то из них был обделен вниманием.
После ритуала открытия соревнования и торжественных речей персоны устроились так, чтобы  не затеряться среди пестрой  в основном крестьянской, в фуфайках,  бушлатах и робах пестрой  публики. Напротив делянок по центру симметрично  на подиуме возвышался  длинный, драпированный красной тканью и с надписью «Слава труженикам села!», стол. За ним гордо восседало жюри во  главе с тучным, словно  боров-хряк, начальником райсельхозуправления  и почетные гости — первые лица местной власти при добротных костюмах  в  галстуках и  фетровых шляпах. Чуть поодаль под бдительной  охраной стражей правопорядка  были выставлены призы: мотоцикл К-750,  цветной телевизор «Фотон» и холодильник «ЗИЛ».
А тем временем на поле динамично  и азарт совершалось  действо, сопровождаемое криками и  одобрения, и  досады. Сверкали в ярких лучах осеннего солнца  отшлифованные  до блеска лемеха плугов, выворачивающие пласты почвы. Клубилась, уносимая ветром, пыль,  ревели моторы и лихорадочно блестели  глаза на одержимых жаждой  победы  лицах механизаторов. У свежевспаханных борозд, словно грачи, сновали контролеры, замеряли  глубину вспашки, чтобы при подведении итогов уличить бракоделов-халтурщиков и снизить  баллы за низкое качество пахоты. По условиям победителем соревнования  признавался  тот, кто быстрее и с высоким качеством вспашет делянку.
Через полтора часа  лихорадочной гонки в натужном гуле тракторов, на последних метрах победу у своих соперников вырвал  механизатор колхоза «Россия» сорокалетний Михаил Корнеев. Оторвав руки от горячих рукояток рычагов, он  заглушил Т-74. С белозубой, как у негра или шахтера, улыбкой на запыленном  лице, устало спрыгнул с гусеницы  на землю. И сразу попал в плотное  кольцо земляков. В  тот же миг, подхваченный десятком крепких рук, взлетел в воздух.
— Ура, Мишка, браво, молодец! Прославил себя и родной колхоз! — кричали довольные исходом  соревнований  односельчане. Краем глаза я заметил, что фотокор  успел  удачно снять. Мне же не в суете не удалось у победителя  взять  интервью. Вскоре состоялась церемония награждения. Трактористам, занявшим три призовые места,  были через плечи повязаны алые ленты, Корнееву  с надписью «Лучший пахарь», вручены дипломы и  призы. Главный  приз — мотоцикл  К-750 с коляской — достался Михаилу. Председатель колхоза «Россия», седовласый мужчина с  пышными усами ходил  павлином от распиравшей его гордости, словно  выигрыш приза его личная заслуга. Земляки лучшего пахаря, не долго думая, погрузили мотоцикл в кузов грузового автомобиля. .Корнеева ни на секунду не оставляли без внимания, крепко пожимали  его широкую ладонь, одобрительно похлопывали по крутому плечу, желали столь же убедительной победы и на областных соревнованиях, где в качестве главного приза был выставлен легковой автомобиль «Лада»
—Пресса, пресса! — размахивая новым  удостоверением, тщетно пытался я прорваться к герою сквозь плотное кольцо его земляков.
— Погодь корреспондент, потом,— оттеснил меня кто-то.— Понимать надо, у Мишки  в горле пересохло, деренчить, надо срочно промочить. Запарился человек...
   Но все же я перебросился с героем несколькими фразами, которых достаточно было, чтобы оживить репортаж прямой речью.  Но, увы, слишком  мало для очерка, который так и просился на бумагу о статном и веселом с  вихрастым рыжим  чубом трактористе. Даже  без творческих мук родился заголовок «Трудная борозда».
—Понимаешь,— извиняясь, развел он руками, когда  его чуть не силой затолкали  в черную председательскую «Волгу». — Приезжай  ко мне через пару дней, тогда и поговорим.
«Волга»  в кортеже других  автомобилей высоких начальников с проселочной дороги на большак. Куда  поехали, меня тогда этот вопрос же очень занимал. На своем потрепанном УАЗе мы с фотокором поспешили  в редакцию готовить фоторепортаж в номер.
Мой замысел удачно совпал с заданием редактора написать о Корнееве  очерк в  четыреста-пятьсот  строк. Через три дня я  выехал в колхоз. В  конторе дородная, располневшая, словно тесто на дрожжах, секретарша полусонным голосом, оторвавшись от журнала, сообщила: — Голова колгоспу  уихав у степу.
Это сообщение вызвало у меня ироническую улыбку. Ведь  председатель соседнего колхоза, также регулярно выезжавший «у  степу» и отходивший сутки  после похмелья, спился и был снят с должности. Единственно, чем помогла секретарша — указала маршрут   к дому Михаила  Корнеева.
— Бажаю успиху,— и загадочно улыбнулась, озадачив меня. Почти у самой  околицы отыскал дом героя своего  будущего очерка. Ворота были распахнуты.  По краю бетонированной дорожки была протянута проволока, что подкрепило мои опасения насчет злой собаки, которая в любой момент может  наброситься на  чужака.
— Корнеев! Михаил Иванович! — напряг я  свои голосовые  связки. Прислушался, зорко наблюдал за проволокой, готовый ретироваться при первых признаках опасности. Но проволока  не шелохнулась и никто не подал голоса, ни человечьего, ни собачьего. Водитель оставался в машине, а я, подождав минуту, осторожно крадучись, пробрался к веранде. Дверь оказалась незапертой. Вошел  в веранду, затем в комнату и опешил. За столом, заставленным тарелками со снедью, пустыми и початыми бутылками с вином и водкой  сидел незнакомый  мужчина. Он  поднял всклокоченную голову и поглядел посоловевшими глазами с мелькнувшим живым огоньком.
— Извините, кажется, ошибся  адресом,— отступил я  назад.
— Не ошибся, заходи, — неуклюже попытался он подняться навстречу, звеня стаканами. — Третьим, нет  вторым будешь. Давай  мы  с тобой хряпнем за моего свояка. Молодец, мотык  выиграл, едри его дышло, усем нос утер.
 Он схватил со  стола бутылку с остатками водки и плеснул  в стакан.
— Садись, брат. Втихую только алкаши пьют, а  я тверезый , ни в одном глазу, — с трудом ворочал он языком.
— Спасибо, на работе не пью,— отказался явежливо.— Подскажите, где Михаил  Корнеев? Приехал писать о нем очерк.
— Запомни: от работы кони дохнут. Ты щас в гостях,— поучал меня мужчина.— Где Мишка? Черт  его знает. Я  уже второй  раз  и другие побывали. Мотык обмываем. Имеем полное право. Так и запиши в своей газете — имеем полное право.
— Но не в рабочее время, — заметил я, чувствуя, что легко от него не избавиться, сказал. — Меня  ждет водитель на улице.
— Зови и его, водки и самогона на всех хватит.
Из пропитанной спиртными запахами комнаты я  вышел  во двор.
— Корнеев! Лучший пахарь! — крикнул я, огорчаясь, что впустую проехал двадцать километров от райцентра. Вдруг послышался  скрип  и из погреба вылез заросший щетиной с паутиной на золотисто-рыжей  шевелюре лучший пахарь. В тот же миг из конуры, звякнув цепью, выполз  черный с белыми подпалинами пес. Сипло залаял и, сконфузившись, глянул на хозяина.
— Ничего, Дик, побереги голос,— потрепал его по густой шерсти тракторист. — Переживем, было и  покруче. Совсем  голос потерял. — Что произошло? Почему прячетесь? — спросил я.
— Все нормально, корреспондент, без паники,— произнес он уныло.— У меня, почитай, все село родня: братья, сваты, крестные, друзья. Как приехал с соревнований, так двери в доме не закрываются — идут косяком с раннего утра до поздней ночи. Жена не выдержала и на вторые сутки уехала с сыном к теще. Если не уважишь, не выпьешь — обидятся.  Я  на  столе  все оставил:  выпивку, закуску. Кому  захочется,  приходят, пьют, на следующий день опохмеляются. Сам прячусь то в погребе, то в сарае. Невмоготу  уже тосты поддерживать. Несколько десятков раз пожелали мне сибирского здоровья и кавказского долголетия,  мотоцикл много раз обмыли. А ты говоришь лучший пахарь. Тут братец настоящий плантаж. Глубоко мужики пашут... Сам, если хочешь выпить, так не стесняйся. Иди в хату и по полной программе, а я свой лимит выбрал.
Он рассмеялся и расчесал пятерней непослушные жесткие волосы.
— Выдюжим, Дик, правда?
Пес доверчиво вильнул  хвостом. Возле ворот послышались возбужденные мужские голоса.
— Вот так, через каждые полчаса новая группа, да и одиночки захаживают, словно в кабак,— пояснил Корнеев, стараясь остаться незамеченным. Я ему искренне посочувствовал, тяжела участь победителя. Очерк о лучшем пахаре я, конечно,  сочинил и он  был опубликован, добавив славы и популярности герою.  Но о том, что сейчас поведал, тогда не могло  быть и речи. По мнению редактора,  это бросило  бы тень  на светлый облик тружеников села. Хотя в жизни немало курьезных и  забавных случаев. Твердо  убедился, что Корнеев — лучший пахарь и свой  в доску парень.

с. Пушкино.Крым