Жажда мести

                Жажда  мести.



Мы  окончательно  поняли,  что  заблудились.  Мы,  это  мой лучший  и  единственный  друг  Анатолий  Анатольевич  Чистяков  и я  Давид  Давидович  Чалаташвили.  Нам  по  тридцать  пять  лет,  и дружим  уже восемь  лет.  Влюблённые  оба  в  горы  и  в  неизвестное,  и  в  неизведанное,  каждый  год  ходили  на юг  Алтая  в поисках  Беловодья,  или  иначе  Шамбалы,  о  которой  ходили  легенды  и  предания,  якобы  Шамбала  имеет  выход  и  на  территории  южного  Алтая. 

Познакомился  я  с  Толей  случайно.  Одна  общая знакомая порекомендовала  меня,  чтобы  я  помог  ему  обустроить  кухню.  Я макетчик  высшей  квалификации,  практически  умел  делать  все. О  таких,  как  я,  говорят - мастер  золотые  руки.  Без  ложной скромности  могу  это  подтвердить. 

С  маленькой  работы  перевесить  дверцы,  я  остался  надолго,  отделав  всю  кухню  резьбой,  чеканкой  и  бабочками  из  бисера  и  чеканки. 
Толина  жена,  удивительно  красивая  женщина,  покорила моё  сердце  сразу  и  бесповоротно.  Да,  что  там  говорить,  я  влюбился  в  неё  после  первой  нашей  встречи.  И  чтобы  её  видеть чаще  предлагал  ошеломительные  дизайнерские  решения,  только-бы  не  расставаться  с  ней. 
                1 

Оленька,  так  звали  Толину  жену,  благоволила  ко  мне,  относясь  с  уважением,  но  между  нами  не  было  даже  намёка  на интрижку.  В  свои  тридцать два  года  выглядела  просто  девчонкой  и  изысканной девчонкой. 

Ста  семидесяти  сантиметров  роста,  с  гладкими  чёрными прямыми  волосами,  до  поясницы,  с  удивительно  зелёными,  до того  густыми  по  цвету  глазами,  казалось,  это  сверкают  драгоценные  изумруды.  Высокая  крепкая,  не  очень  большая  красивая грудь,  такая,  какую  любили  древние  греки,  тонкая  талия  с  широкими  красивыми  бёдрами,  заставляли,  волей  не  волей  оборачиваться  мужиков,  глядя  ей  в  след,  настолько  она  была  эффектна.  Вдобавок  она  не  была  пустышкой,  бывшая  журналистка,  а  теперь  домохозяйка,  обладала  широкими  гуманитарными  познаниями,  тонкий  лирик,  пишущая  потрясающие  стихи нигде  их  не  публикуя. 

Я  ни  разу  не  видел  её  неухоженной,  или  в  халате.  Эту  одежду  она  не  признавала,  переодеваясь  на  день  по  нескольку  раз,  изящные  туфельки  или  босоножки,  тончайшие  чулки,  тонкий  макияж. 
Впервые  встретил  женщину,  которая  ни  на  кого  была  не похожа.  Разве  я  мог  её  забыть  и  не  быть с  ней  рядом. Я  посвятил  ей  свою  жизнь. 
Так  я  и  остался,  о  таких  как  я,  глумливо  говорят - друг семьи,  намекая  на  порочную  связь.  Но  между  нами  не  было  ничего  такого,  что  могло  бы  омрачить  настроение  Анатолию. 
                2
Я  нравился  Ольге,  но  не  более.  А  Толя  стал  мне  настоящим  другом.
Всё  это  вспомнилось  сидя  у  разбитого  «корыта».  Места были  безлюдные  и  самое  главное  плохо  изученные.  Мы,  как два  идиота,  поленились  разбить палатку  на  высоком  месте,  разбив  свой  бивак  на  берегу  горной  речушки. 
Ночью  в  горах  была  гроза,  а  мы  так  устали,  что  не  всполошились.  Проснулись  от  страшного  грохота,  успев  схватить  свои  вещи,  выскочили  из  палатки  и  понимая,  на  промедление  нет  времени,  устремились  со  всей  прытью  вверх  по  склону. 

Мощный  поток,  несущий  валуны,  переломанные деревья, облизал  наши  ноги,  унеся  все  наши  вещи;  карты,  рацию,  провиант  и  ружья.  Ни  спичек,  ни  ножа,  ничего  такого  чтобы  нам пригодилось.  Хорошо,  успели  захватить  вещи  и  кроссовки.  Вода спала  к  утру,  наши  поиски  ничего  не  дали,  да  и  вряд  ли,  что- нибудь,  осталось  бы  целым.

Так  мы  остались  наедине  с  дикой  природой,  без  какой  либо  помощи  со  стороны. 
Десятый  день  нашей  неожиданной  робинзонады  был  ужасен,  без  еды,  редкие  грибы  и  коренья  привели  к  полному,  или  почти  полному  истощению. 
Глаза  Толи  потухли,  он  замкнулся  в  себе  и  начал  сдавать. Мастер  спорта  по  академической  гребле  с  потрясающим  торсом, накачанными  ногами,  он  сдался  психологически. 

                3

На  двенадцатый  день  он  сломался  окончательно,  сказав,  что  наши  потуги  бессмысленны,  и  он  дальше  никуда  не  пойдёт. 
Нет,  я  не  хотел  сдаваться. 
-Толюха,  а  как  же  другие  выживали? 
-Да  брось  Давид,  начитался  книжонок,  а  это  жизнь.  Разве  ты  не  видишь,  это  конец,  без  воды  и  еды  нам  каюк,  крышка.  Мы  даже  не  знаем,  куда  нам  идти.  На  травках  далеко  не  пройдёшь. 

Я  не  мог  его  бросить  и  уйти,  я  даже  об  этом  и  не  думал,  но  мне  его  на  себе  не  утащить.  Целую  ночь  я  не  спал,  надо  было  его  заставить  идти.  Утром,  проснувшись,  я  умылся,  выпил  воды.  Мы  держались  русла  реки,  а  надо  было  сворачивать  в  другую  сторону.  А  это  значит  остаться  без  воды.
Толя  лежал  с  открытыми  глазами.  Услышав,  как  я  шаркающе  подошёл,  сел  у  скалы,  у  которой  он притулился,  забубнил. 

-Жалко  Ольгу,  я  так  хотел  от  неё  ребенка. 
-Так  вставай  и  пошли,  всё  ещё  возможно.  Он  оскалился. 
-Давид,  а  ведь  ты  её  любишь. 
-Ну  и  что? 
-Так  любишь?! 
-Толя,  я  этого  никогда  и  не  скрывал. 
-Значит  любишь! 

                4

-А  скажи,  честно,  перед  смертью,  у  тебя  с  Ольгой  что-либо  было. 
Я  отвернулся,  вспомнил,  как  на  стремянке  прикреплял  к  потолку  резные  карнизы,  Оля  держала  стремянку,  руками  страхуя  меня,  бил  молотком  и  мой  пах  задевал  её  горячую  ладошку.  К  моему  ужасу,  у  меня  там  начало  набухать,  от  этого  нечаянного  прикосновения,  а  Ольга  не  обращая  внимания,  делая  вид,  словно  она  ничего  не  замечает,  продолжала  держать  стремянку. 

У  меня  оттопырились  брюки  и  каждый  раз  после очередного  удара  молотком,  вздыбленной  плотью  я  тесно  прижимался к  её  горячей  ладони.  Мне  было  так  сладко  и  стыдно.  Неделю не  приходил  к  ним,  сославшись,  что  болен.
-Ты  мне  не  ответил? 

-Да,  я  люблю  твою  Ольгу,  с  первого  дня,  как  увидел,  вся  моя  жизнь  наполнена  только  ею.  Никогда  ещё  так  не  любил,  как  её,  все  эти  восемь  лет,  я  ею  бредил. 
-Я  так  и  знал! 
Мне  не  понравился  тон,  которым  он  произнёс  эту  фразу,  в ней  была  ревность,  злость  и  какая-то  мерзость.  И  тут  я  увидел свет,  выход  из  нашего  тупика. 
-Прости  Толя,  но  мы  с  Ольгой,  давно  любим  друг  друга.  Он  встрепенулся,  глухо  промычав. 
-Ты  с  ней  спал? 
-Если  ты  имеешь  в  виду,  была  ли  она  моей? 
               
                5   

-Да  была,  каждый  раз,  когда  ты  уезжал  в  командировки  за  границу,  мы  любили  друг  друга.  Она  божественна,  если-бы  ты  знал,  она  так  страстна.  Мне  часто  говорила,  никогда  ей  так  не  было  хорошо,  как  со  мной.  Бывало  за  ночь,  она   мне   отдавалась  по  четыре  раза. 
-Прости,  ты  сам  вынудил  меня  говорить.  Я  смотрел  на  Толю,  он  лежал  белый,  как  смерть,  его  жилы  на  руках  вздулись. 
-Я  тебе  не  верю.

-Это  твое  дело,  но  чтобы  ты  мне  поверил,  ты  же  знаешь  её  родинку  на  левой  груди  у  соска. 
Я  случайно  увидел  обнажённую  Олю  в  ванной,  она  поскользнулась,  упала  и  сильно  ушиблась  не  в  состоянии  самостоятельно  подняться.  Я  провернул  ножом  задвижку,  она  лежала  на  полу,  не  могла  подняться.  Я  укрыл  её  банным  халатом  и  отнёс  в  её  спальню.

Он  завыл,  бросился  ко  мне,  я  был  на  чеку,  успел  отскочить. 
-Тварь,  гнида,  пригрел  у  себя  дома  предателя,  какая  ты  мразь,  кобель. 
-Убью  суку! 
-Что  ты  бесишься,  ты  же  сам  выспрашивал  и  только  что  умирал. 
-С  чего  такая  прыть. 
-Я  тебе  гнида  не  верю?! 
                6

-А  ты  поверь,  жаль,  не  сможешь  об  этом узнать  у  Оленьки,  она  не  знала  какой  ты  слабак. 
-Я  долго  молчал,  но  теперь  всё  тебе  расскажу.  Она  первая  меня  домогалась,  помнишь,  я  сделал  карнизы,  вот  когда  я их  вешал,  она  держала  стремянку,  а  мой  пах  упирался  в  её ладонь,  я  не  смог  тогда  сдержаться  и  моя  плоть  вздыбилась.  Тогда  всё  и  произошло,  она  расстегнула  мне  ширинку  и  достала  мою  вздыбленную  плоть. 

Я  успел  увернуться  от  метко  брошенного  камня.  Не  будь  я  на  чеку,  он  размножил  бы  мне  череп.  Мне  пришлось  от  него  улепетывать  почти  целый  день,  с  его  губ  от  ярости,  чуть  не  капала  слюна. 
-Ты  устанешь,  и  я  тебя  сволочь  задушу. 

-Угу,  разбежался,  только  что  подыхал,  а  теперь  он  меня  догонит. 
-Нет  Толюха,  ты  думал,  сильнее  меня,  ты  всегда  был  слабак,  твоей  силы  хватало  на  рывок,  да  на  одну  «палку». 
Он  завыл  и  сделал  столь  стремительный  рывок,  чуть  меня  не  схватив.  Три  дня  он  шёл  за  мной,  как  сомнамбула,  глаза  сверкали  лютой  ненавистью,  и  только  останавливались  возле  редких  лужиц,  из  которых  пили  воду.  Я  спал  урывками,  все  время,  вскакивая,  отходя  от  него.  Сил  уже  не  было. 
Я  поднялся  на  высокий  скальный  кряж,  чтоб  посмотреть, куда  нам  идти,  прямо  на  горизонте  увидел  небольшой  дымок. 

                7

Внизу  под  ногами,  что-то  мелькнуло,  в  метрах  пятидесяти  подо  мной,  на  скальном  выступе  стояла  серна.  Замер,  тихо  отступая,  поднял  огромный  валун,  примерился  и  отпустил.  Он  попал  прямо  на  середину  позвоночника,  сминая  спину  серне,  убив  мгновенно.  У  нас  была  еда. 
Внизу  на  тропе  стоял  Толя,  с  булыганом  в  руке  поджидая меня.  Черт,  вот  ведь  зараза,  подкараулил. 

-Толя,  уйди  с  дороги, - я  поднял  камень,  находясь  в  более  выгодном  положении. 
Ему  в  глаза  било  солнце,  и  я  был  сверху.  Сделав  обманный  выпад,  бросился  влево,  резко  отскочив  вправо,  пробежал мимо  него,  мне  вдогонку  полетел  камень,  задев  меня  по  уху, сильно  расцарапав.  Толя  захромал,  и  меня  это  взволновало.  Он, прихрамывая,  погнался  за  мной,  упал  и  по-звериному  завыл.  Это был  вой  беспросветной  тоски  и  безысходности. 

У  меня  всё  в  душе  оборвалось,  не  зная  чем  ему  помочь.  Нет,  я  должен  подпитывать  его  злобу  и  месть,  только  это  его  заставит  идти  за   мной. 
Пошел  за  серной,  с  горем  пополам  еле  её  стащил,  весь ободравшись.  Толюха  лежал  на  спине  с  остекленевшими  глазами,  в  них  затаилась  смерть.  Скинул  с  себя  серну,  привалился  к скале,  еле  отдышался.  В  глазах  потемнело,  в  висках  грохотало, я  был  на  грани  отключки. 
-Что  валяешься,  помоги  мне,  что  скис,  думаешь,  я  тебя бросил,  чтобы  потом  меня  все  поливали  грязью. 
               
                8

-Не  дождёшься. 
-Слабак!  Здоровый  бугай  и  слабак.
Он  потянулся  за  камнем. 
-Толя,  возьми  себя  в  руки,  нам  надо  выжить,  чтобы  расставить  все  точки. 
-Я  буду  бороться  за  свою  Оленьку. 
-Сволочь,  не  произноси  её  имя. 
-Убью  гнида! 

-Господи,  какое  у  неё  тело,  как  представлю,  внутри  всё  вскипает.
Глаза  Толи  вновь  ожили  лютой  ненавистью.
Я  нашёл  подходящие  камни.  Он  с  вызовом  смотрел  на  меня. 
-Что,  тварь,  хочешь  меня  прибить. 
-Иди  ты  к  чёрту. 

Сел  подальше  от  него,  скалывая  с  камня  куски,  делая,  подобие  первобытного  ножа.  Он  внимательно  смотрел  на  меня,  я  встал,  направился  к  серне,  лежащей   у  ног  Толи.  Он  отпрянул  от  меня. 
-Толя,  ты  и  вправду  дурак.
Я  подтащил  серну  в  тень  скалы  и  с  первой  же  попытки  разрезал  шкуру  серны.
-Слушай  меня  внимательно  Толюха,  мне  надо,  чтобы  ты  добрался  до  дома,  я  не  могу  прийти  без  тебя. 
-Ольга  мне  не  простит,  если  с  тобой  что-либо  случится. 
                9

-А  я  её  люблю  больше  жизни.
-Ты  хочешь  мне  отомстить,  что  же,  я  не  против.  С древних  времен  шла  борьба  за  женщину.  Я  не сбегу. 
-Сейчас,  ты  выпьешь  кровь  серны,  не  вынуждай  меня  прибегать  к  силе.  У  нас  это  с  тобой  будет  впереди. 
Его  глаза  горели  ненавистью  и  злобой. 
-Ты  меня  слышишь? 

Я  подтащил  серну,  вскрывая  аорту  на  шее. 
-Пей. 
Он  отвернулся. 
-Идиот! 
Я  заорал,  со  всего  размаха  отвесил  ему  полновесную  пощечину. 
-Пей  гадина! 

И  тыкал  в  его  губы  текущую  кровь,  перестав  сопротивляться,  он  жадно  припал  к  шее  серны.  Я  потерял  сознание  и  упал.  Очнулся  и  откатился  в  сторону. 
Толя  качаясь,  стоял  на  карачках  с  камнем  в  руке. 
Подтащив  к  себе  серну,  я  высосал  последнюю кровь.  Дрожащей  рукой  разделал  серну,  кинув  ему  куски  печени. 
-Ешь,  она  быстро  усваивается  и  нас  спасёт,  давясь,  мы  ели  эту  гадость,  но  голод  не  тётка,  мы  съели  и  сердце,  и  куски  мяса. 
С  трудом  снял  оставшиеся  куски  мяса  с  костей,  завернув их  в  шкуру,  связав  в  тюк. 
                10

До  дыма,  нам  добираться  дня  три. 
После  того,  как  Толя,  выпил  крови  и  наелся,  его  глаза ожили,   в  них  кроме  ненависти,  появился  разум.  Понимая,  я  его не  бросил  и  спас  от  смерти.  Но  Ольгу,  он  мне  никогда  не  простит.
Через  три  дня,  мы  услышали  лай  собак.  На  нас  вышла группа  туристов  с  двумя  проводниками.  Заросшие,  грязные,  мы в  своих  лохмотьях  выглядели  жутко  и  нереально. 

У  меня  страшно  болело  ухо,  которое  опухло,  и  по-моему, у  меня  начался  жар.  Последние  силы  меня  покинули,  и  я  рухнул  отключившись. 
Очнулся  в  больнице,  у  меня  началось  заражение  крови,  моё  ухо  отрезали,  из-за  начавшейся  гангрены. 

Моя  жизнь  оборвалась.  Я  понимал,  что  натворил. 
Толя,  по  своим  каналам  надавив,  перевез  меня  в  Петербург  санитарным  рейсом. 
Мне  сделали  полную  очистку  крови,  и  благодаря  этому  я остался  жить.  Я  очень  похудел,  после  всей  этой  истории,  мне стало  всё  безразлично,  и  я  потерял  интерес  ко  всему  окружающему. 
На  третий  день,  как  я  очухался,  пришёл  Толя.  Долго  смотрел  мне  в  глаза,  но  мне  уже  было  всё  равно.  Так  же  молча,  повернулся  и  ушёл.
Жил  я  один  и  у  меня  никого  не  было.  Депрессия  удушливо  навалилась  на  меня,  не  выпуская  из  своих  объятий.
                11 

Через  неделю,  ко  мне  пришли  посетители.  Я  лежал,  уткнувшись  в  стенку,  все  эти  дни  я  не  ел  и только  пил.  Молча день  за  днём  переживал  и  проигрывал  наш  жуткий  поход.  Мой лечащий  врач,  кому-то  говорил, - я  отказываюсь  от  пищи  и  тихо угасаю.  Услышал  голос  Толи. 
-Оставьте  нас  и  никого  не  впускайте. 

Рывком,  хватая  меня  за  плечо,  поворачивая  к  себе.  На  меня  смотрела  внимательно  Ольга,  Толя  злой,  ненавидящими  глазами,  протирал  на  мне  дырки. 
-Ты,  что  делаешь  из  себя  жертву,  повтори  всё  то,  что  ты  мне  говорил,  только  теперь  при  Оле. 

Я  посмотрел  в  глаза  Ольги,  она  отшатнулась,  закрываясь  рукой,  упала  мне  на  грудь  и  громко  разрыдалась. 
Опешивший  Толя  не  знал,  что  ему  делать,  ничего  не  понимая.  Оля  приподнялась,  одной  рукой  обняла  Толю,  другой  рукой  гладя  моё  лицо. 
-Спасибо  тебе  Давид,  за  Толю.

Горькие  слёзы  текли  по  её  щекам,  Толя  стоял  в  смятении,  в  его  голове,  что-то  стало  проясняться. 
-Эх,  Толя,  Толенька,  ничего  ты  так  и  не  понял.  Он  спасал тебя,  пробудив  в  тебе  ненависть.  Он  дал  тебе  силы  не  умереть,  зная  тебя,  он  надавил  на  самое  больное,  но  самое  действенное,  что  помогло  тебе  выстоять,  он  разбудил  в  тебе  жажду  мести.  Растерянный  Толя,  заикаясь. 
-Так  ты,  что  сволочь,  это  всё  придумал?!
               
                12

Я  отвернулся  к  стене - оставьте  меня  в  покое. 
Вошёл  врач. 
-Вам  пора,  ему  нельзя  переутомляться.  Они  ушли,  и  я  потерял  навсегда  свою  Оленьку,  да  и  Толю  тоже. 
Через  три  дня,  она  пришла  одна,  ко  мне,  принесла  цветы  и  фрукты.  Она  вновь  расплакалась. 

-Что  же  ты  наделал,  Давид,  как  мне  теперь  жить  без  тебя? 
-Как  и  жила  Оля.  У  вас  впереди  целая  жизнь. 
-А  ты? 
-Прощай  Ольга,  ты  больше  не  приходи,  не  береди  его раны,  он  очень  хочет  от  тебя  ребёнка. 
-Я  всегда  Давид,  буду  тебя  помнить  и  помнить  твою  великую  любовь.  Впервые,  она  поцеловала  меня  в  губы,  оставляя  такой  тонкий  и  волнующий  их  вкус  и  аромат  духов.

Через  месяц  меня  выписали. 
Я  завербовался  и  уехал  на  Север,  на  нефтедобычу.  Через два  года  вернулся  в  Петербург,  решил  купить  путёвку  и  съездить  в  Турцию  отдохнуть. 
Давно  так  не  отдыхал,  море  оказалось  невероятно  красивое  и  теплое,  я  нанырялся  и  наплавался.  Сел  на  небольшой лайнер,  который  в  течение  полудня  делал  круиз  вдоль  побережья  Антальи.  Мы  плыли  где-то  в  километрах  двух  от  берега. Было  время  обеда,  и  я  один  стоял  на  корме. 
               
                13

С  правого  борта,  появилась  женщина  в  красивой  большой  летней  соломенной  шляпе,  которая  закрывало  её  лицо,  ей  было  плохо,  наверно  её  укачало,  она  перегнулась  через  борт.  Я  отвернулся,  нас  здорово  качнуло,  когда  повернулся,  её  уже  не  было. 
Бедолага. 

Я  смотрел  на  бурун  за  кормой  и  увидел  плывущую  шляпу,  а  следом,  захлёбывающуюся  женщину,  она  тонула.  Звать  на  помощь  было  некого,  раздевшись,  бросился  в  море.  Она  уже  уходила  под  воду,  когда  я  её  вытащил  на  поверхность.  Остолбенев,  смотрел  на  потерявшую  сознание  Ольгу. 
Это  была  моя  Оленька. 

Боже  мой,  как  странна  судьба.  Через  два  года  после  тех  событий,  когда  я  только  стал  приходить  в  себя,  в  моих  объятьях  оказалась  красавица  Оленька.   
Лайнер  уже  отплыл  на  пол-километра,  играла  музыка  и  вряд  ли  нас  быстро  спохватятся. 

Стянул  с  Ольги  босоножки,  платье,  чтобы  оно  мне  не  мешало,  да  и  лишний  вес,  она  была  в  красивом  белье,  не  в  купальнике,  и  я  понял  почему.  Она  была  беременна,  вода  смочила  её  белье,  сделав  его  совсем  прозрачным. 
Ольга  приходила  в  себя,  посмотрела  в  мою  сторону,  зажмурилась.  Тряхнув  головой,  вновь  открыла  глаза,  радость,  неверие,  надежда. 
-Боже  мой,  это  ты  Давид. 
                14

Она  обняла  меня,  целуя  мои  глаза. 
-Оля,  не  топи  своего  спасителя. 
-Ложись  на  спину,  моя  девочка,  чуть  шевели  ногами  не  очень  сильно,  только  чтобы  они  не  опускались  вниз.  Поплыли  к  берегу,  нас  спохватятся  не  сразу.  А  нам  время  и  силы,  нельзя  попросту  тратить
-Ты  с  Толей? 
-Да  Давид. 

-Он  после  того  стал  пить.  Простить  тебе  не  может  и  мучается,   понимая,  что  ты  его  спас,  вот  и сейчас  напился,  лежит  в каюте.  Меня  затошнило,  я  на  седьмом  месяце,  вышла  на  воздух.  Когда,  перегнувшись,  мучилась  от  позывов  рвоты,  лайнер качнуло,  и  я  полетела  за  борт.  Само  провидение  тебя  послало,  она  всхлипывала. 

-Не  плачь  моя  красавица,  мы  доплывём  до  берега. 
-Где  ты  был  Давид?  Мы  тебя  искали,  так  и  не  нашли. 
-Прости  меня  Оленька,  я  помолчу  до  берега,  мне  тяжело  одновременно  плыть  и  говорить. 

Она  была  на  спине,  моя  рука  из-за  спины,  проходя  подмышкой,  крепко  держала  её  за  уже  материнскую  полную грудь, полный  набухший  сосок  оттопыривал  прозрачную  ткань бюстгальтера,  торчал  кнопкой  вверх.  Так  было  просто  удобней и Оля,  не  возражала,  понимая  ситуацию.  Иногда  мы  останавливались,  я  ложился  на  спину  отдыхая,  а  Ольга  барахталась  по-собачьи. 
               
                15

Начало  вечереть  и  берег  уже  приблизился  настолько,  что  была  видна,  какая-то  деревня.  Я  начал  выдыхаться,  силы  мои  были  уже  на  исходе.  Оля  почувствовала  моё  состояние. 
-Давид,  брось  меня,  один  ты  доплывёшь,  а  так  утонем   вдвоём. 
Молчи! 
-Когда-то  я  говорил  твоему  мужу - как  я  смогу  смотреть  в  глаза  Оли,  если  приду  без  него. 

-Не  заставляй  меня  вновь  произносить  эти  слова,  хотя  бы  потому,  что  я  тебя  люблю.  А,  сейчас,  я  как  никогда  счастлив  рядом  с  тобой,  в  тебе  ребёнок  Толи,  он  должен  жить.  Толька  так  хотел  от  тебя  ребёнка. 
-Я  выдюжу,  ты  помолчи,  хорошо. 

Нас  заметили  рыбаки  с  лодки,  бросив  снасти,  помчались  к  нам.  Они  подошли  вовремя.  Последние  двести  метров  до берега,  мне  уже,  наверное,  было  не  доплыть.  Ольгу  с  трудом  вытащили  из  моих  рук,  я  уже  ничего  не  соображал.
У  меня  было  нервное  переутомление,  да  и  физическое тоже.  Я  то  приходил  в  себя,  то  был  в  забытьи. 

Нас  перевезли  в  Анталью.  Меня  оставили  в  больнице,  а  Олю  выписали,  без  последствий  для  её  здоровья. 
На  второй  день  пришла  Ольга  с  седым  Толей, (он  поседел  там  на  лайнере). 
Заикаясь - Да-ви-д,  Да-ви-ду-ш-ка-а,  он  тряс  мою  руку,  по его  щекам  текли  слёзы,  а  плечи  тряслись  в  беззвучном  плаче.
               
                16

Я  смотрел  на  своего  друга.  И  мне  захотелось  его  утешить.
-Родится  мальчик,  Толюха,  назови  в  честь  меня.  Они  оба  обняли  меня,  прижавшись  ко  мне,  и  на  моей  душе  стало  спокойно,  я  вновь  обрёл  свое  счастье,  своих  друзей. 

Август  21  2006