Радиовышка

 Сумрачный, блеклый мир, сжатый в черно-белый снимок, с железными лестницами, опоясывающими влажный, бурый кирпич, с глазницами окон, без света, горящий дыханием прохожих, на номерах машин чужие знаки, за рулем - пустота. Посмотрите, солнце заходит за колосья стержней, принимающих сигналы из глубин, дрожащих пучин, отверстий в эфире, всасывающих глухие голоса, всхлипы и стоны, исторгающие слабый электрический заряд, фиолетовой полоской проскальзывающих в стада облаков, сгрудившихся, испуганно вжавшихся в спину небу. Где свет от этого солнца? Почему он не отражается в ваших зрачках? Что происходит? Как так вышло, что звуки не приглашены в уши, остановлены восковыми затычками, патокой и глазурью, а свет оборван и мотается на ветру, тряпкой с красными подтеками.
 Он отказался служить этим людям, которые используют его силу лишь для того, чтобы рассмотреть объявления о скидке на ветчину, как звук отказался действовать, использованный лишь для обозначения о новом сообщении, как прикосновение отказалось быть втянутым в касание лишь к самому себе, к своему лицу, к руке и к вещам, принадлежавшим только себе, а не другим.
 Рокочет, переваливается, медленно вбивается в тяжелый асфальт неторопливый механизм. Ответ выброшен, выблеван, воткнут "гвоздичкой" в пиджак, шелковой ниткой пришит ко лбам вопрошающих, вопящих, в сигнал превращенных, натянутый канатом дрожащий в холодном воздухе, вялой рыбой лежащий на прилавках памяти, в донном, воняющем, дымящемся льду, смазанный ложью и летящий с молниями фальшивых озарений от одного к другому. Подними руки в небо, сожми кулаки, кричи, кричи небу, прими сигнал. 
   Оборванные кулисы, отведи рукой, охваченной пламенем артрита бездействия и глянь: что там? Неужели зеленые лужайки, арфы, добрые и близкие люди, вода сапфиром блещет и переливается ручей? Неужели страдания свалены тут в коробку из под обуви и втиснуты на антресоли, где никто не найдет? Что, синяки, порезы, переломы, рваные раны на теле, сердце с прогнившим механизмом, ржавый мозг, всего этого нету за кулисами? Приглядись, как фантомы проскакивают друг в друга, как жухнет трава, затягиваются облака, сапфиры воды блекнут и наливаются чернотой нефти, как арфа сменяется свистом бешено мчащегося по туннелям, пущенного из пращи времени, ветра. Смотри, смотри, как купол становится ситом, и в эти дыры видно безумные, холодные звезды, визжащие, оголтело меняющие цвета, пульсарами накаливания, с белого до делирия синевы, шепчущие сквозь вихри, старающиеся попасть в такт, проскочить сквозь отверстие и донести послание: не смотри, не смотри. А там на горизонте, процессия, больные люди, синюшные лица, очередь на века, друг друга толкая, вздыхая и падая, малыши и подростки, взрослые и старики, спина впереди, только спина впереди, обернись - и там спина, боже мой, и там спина, идут куда-то вечно, под чумные вскрики звезд, в ветре, не крутясь и не сбавляя шага. А их подгоняют стражи, словно насекомые, в хитиновых панцирях, копьями тыкая в лопатки, в мягкую опару спин, и смеются, как они смеются, беззвучно, сквозь свист не слышно, мерзкие морды растянуты в ухмылки, резиновые лица оскалились костяными клыками. Убегай, пока не поздно, пока не заметили, не всунули в ряд, не объяснили, чем иллюзия отлична от реальности.
 Выходи из затхлой комнатенки, затяни окна шторой, хлопни тяжелой дверью подъезда, на улице, желтым взглядом хищника, цепляет светофор, отвернись, смотри на голытьбу деревьев, на блестящую крышу, а за ней, узри что за ней, туда и иди.
 В игольном ушке радиовышки застыла капля рубиновой крови.