Вениамин Парамонович, провинциальный писатель

                1.
         В начале XXI века, в провинциальном, районном городке, затерянном на просторах Западно-Сибирской низменности, жаркий летний полдень. По центральной улице с широкими аллеями и низенькими кирпичными зда-ниями по бокам, скрываясь от жгучих солнечных лучей в тени невысоких, узловатых клёнов, неспешно шагает ничем не примечательный человек. Новые коричневые туфли изрядно покрыты пылью, светло-серые, несколько старомодные и слегка помятые брюки поддерживаются дорогим ремнём с изящной пряжкой. Белая, тщательно выглаженная рубашка с коротким рукавом выглядит безупречно.   
      
       Губы на круглом лице прохожего плотно сжаты и вытянуты в одну ни-точку, подбородок клинышком, колкие серые глаза постоянно щурятся из-под густых белесых бровей. Слабый, приятный ветерок шелестит листвою, ворошит редкие и седые на висках волосы на голове мужчины. Руки заложены за спину. В общем, человек среднего роста и возраста, вполне достойной упитанности и приятной наружности, зовут его - Вениамин Парамонович Угрюменков. Он скромен, тих, незаметен. В городе проживает чуть более пяти лет, круг знакомых имеет незначительный, работает где-то на Севере вахтовым методом, а по сему часто бывает в разъездах. В силу сказанного, внимания к себе совершенно не привлекает - чему и рад.
      
       На высокой скамье у автобусной остановки сидит старушка, обутые в тапки ноги не достают до земли и беспечно раскачиваются, рядом стоит не-большая корзинка с разноцветными клубками ниток. Юркие, цепкие глаза придирчиво осматривают прохожих. В поле зрения попал Вениамин Парамонович, он как раз находился в какой-то сосредоточенной задумчивости и ничего не замечал вокруг. Поравнявшись с бабулей, остановился, лицо озарилось широкой загадочной улыбкой, странный взгляд устремлён в никуда, плечи несколько раз содрогнулись в смехе. Затем, повернув голову, пристально уставился на старушку, что-то соображая. Та обеспокоилась, плотнее прижала к себе корзинку, округлившиеся от испуга глазки внимательно смотрят на Вениамина Парамоновича. Пушёк белых курчавых волос на её голове светится в лучах солнца. Обоих вывел из оцепенения громадный пёс, рыкнувший в след стрелой промчавшемуся коту.
        - Тьфу, будь ты не ладен, эдакий  сатана! – вздрогнула от неожиданности бабуля.
        - Серьёзный  гадёныш, - согласился Угрюменков, с раздражением по-смотрел на псину и зашагал дальше, провожаемый пристальным, любопытным взором.
      
       Подобные казусы случаются с ним не редко, мозг в эти минуты напря-женно работает, в результате лицо то мрачнеет, то светится улыбкой, а ино-гда глаза увлажняются от навернувшихся слёз и кажется, что он вот-вот расплачется. В мыслях Вениамин Парамонович так далеко уходит от действительности, что, порой, останавливается, долго крутит головой и соображает: где находится и, собственно, по какому делу здесь.
      
       Причиной такого странного поведения является следующее: после 40 лет в голове Вениамина Парамоновича как-то сами собой, из пережитых ранее событий, а то и вовсе неизвестно откуда возникают, вырисовываются, обрастают подробностями и деталями рассказы и даже намечается один роман. Естественно, автор сопереживает героям. Сюжетные линии рассказов просматриваются довольно чётко, очертания романа зыбки, покрыты плотным туманом, но, как полагает будущий автор: в нём  затрагиваются чрезвычайно важные проблемы, важные для всего человечества, для Вселенной в целом и никак не меньше! Но вот беда: те высокие, пугающие своей глубиной мысли скрываются далеко в сознании писателя и, пока, недоступны даже ему. Лишь отголоски эхом поднимаются из глубин сознания, струятся тусклым светом, волнуют и будоражат чуткую душу.
       
        Необходимо отметить, что своим размышлениям-фантазиям Угрюменков отводит не много времени, у него достаточно прочих дел. К тому же, здесь требуется изрядное напряжение мысли и сосредоточенное внимание, а наш герой несколько ленив, несобран и даже расслаблен. Он всячески старается избегать больших усилий, будь то физический труд или духовные занятия, всё делает не спеша, размеренно, не заботясь о качестве, а тем более о красоте. Что касается рассказов, зреющих у Вениамина Парамоновича в голове, то и здесь он не утруждается, а в своё удовольствие фантазирует героев и ситуации, в которые они попадают. Получается неплохо и уже готовы два рассказа, остаётся перенести их из головы на бумагу, но здесь требуется кропотливая, усидчивая работа и автор никак не решится взять в руки перо… 
                2.
        Неожиданно нашего мечтателя захватили новые и очень приятные раз-мышления, вследствие чего работа над рассказами и романом сама собой отошла на второй план. Как-то раз брёл он по высокой траве с удилищем вдоль реки, отыскивая удобное место для рыбной ловли и думая о том, что его произведения могут быть достаточно  интересны и напечатаны в городской газете. На фоне публикаций местных авторов они непременно будут смотреться более чем достойно!  Их обязательно заметит и оценит думающий провинциальный читатель! Вениамин Парамонович живо представил: его рассказы стали, как говорится, заметным событием в культурной жизни района (возможно и всей области), далее следуют встречи с читателями, съёмки на местном телевидении. Лёгкое внутреннее волнение охватило Угрюменкова, на лице появилась лукавая усмешка. Он остановился, почёсывая затылок, осмотрел окрестности.
       
       Впереди простирается небольшая пойменная низина, ровно покрытая низенькой, как на газонах, сочно-зелёной травой и на всём её пространстве торчат трухлявые пни. Разные по высоте и толщине пеньки фантазия будущего писателя тотчас превратила в читательскую аудиторию, сам он стоит не в сапогах и с удилищем, а в смокинге и с микрофоном! Лицо выражает усталость и недовольство, но живость глаз, их блеск выдают чрезвычайную заинтересованность в происходящем…
        - Уважаемые читатели, - начинает  говорить, потупившись и заметно волнуясь, - я тронут вашим вниманием к моим скромным опытам в литературе. Право, мне не совсем удобно - зачем я здесь? Что могу сообщить вам нового?
Угрюменков оглядел зал, развёл в стороны руки, на лице появились недоумение и растерянность.
        - Уважаемый Вениамин Парамонович, - поднялся с первого ряда и заковылял на сцену, сильно припадая на левую ногу, низенький мужчина с всклокоченными волосами и большим носом. Весь мятый и потёртый, особенно блестевшие на заднице брюки, местный библиотекарь Аркадий Степанович забрался на сцену, посмотрел поверх круглых очков на писателя, затем на собравшихся.               
        - Позвольте, любезнейший, - заговорил библиотекарь, потрясая над головой пачкой писем, - мне принесли из редакции отклики на ваше творчество. Здесь слова благодарности, вопросы, пожелания. Приглянулись ваши герои нашим читателям!
        - Герои у меня, надо признаться, никудышные, - писатель заложил руки за спину, встал на пятки, подняв носки туфель, взгляд устремился вверх.               
        - Нет, нет, - замотал головой Аркадий Степанович. – Ваши герои близки нам, понятны – это незаурядные, интересные характеры. Вот взять, хотя бы, Василия Константиновича.
        Библиотекарь принуждённо засмеялся и, обращаясь к залу, продолжал:
        - Вроде бы незаметный работяга-пьяница, но какой бунтарь, какая решимость: остановил милицейскую машину и приказал отвезти его на вокзал. Правда, его отвезли в вытрезвитель, но он и там не упал духом: поднял всех тамошних постояльцев, кто мог подняться, и заставил делать физзарядку, чем очень удивил видавший всякое персонал учреждения.
        В зале понимающе засмеялись.
        - Пош-ш-шёл ты! – с досадой и раздражением прошипел Вениамин Парамонович  и шлёпнул библиотекаря по затылку…
      
        На самом деле шлепок достался кривенькому мохнатому пеньку, который тут же  отозвался глухим стоном. Тем временем наш герой спустился в низину – зал и важно шествует между пней – читателей (автор просит прощения за столь скверное и дерзкое сопоставление, получившееся таковым единственно в силу обстоятельств). Неожиданное раздражение, возникшее потому, что длинный сук того самого пенька изрядно повредил штаны писателю, быстро улеглось, фантазия вновь набрала обороты…
        - Вот Вы, уважаемый, - обратился Вениамин Парамонович к высокому, кряжистому мужчине – пню (ну что ты будешь делать!).
        - Да, да, вы! Видно, что за вашими плечами долгая, нелёгкая жизнь. У вас лицо философа. Вы, наверное, много читаете, что привело вас сюда? Что вас интересует?
      
       Воображаемый мужчина неожиданно нахально осклабился, нагловато заговорил:
        - Да ничего меня не интересует. Делать нечего – вот  и пришёл посмот-реть, кто здесь бумагу марает, использует не по назначению и, главное, какой-то местный бродяга! Теперь и сам вижу –  старый знакомый. Месяца два назад рыбачили вместе на Тарачёвском омуте. Так вот, рыбак ты никакой, да и по жизни бестолков…
    
       Угрюменков сокрушённо покачал головой: эх моя скромность, вечная неуверенность в своих силах, везде вылезет, где надо и не надо, ткнёт носом – знай своё место. Нет, мужчина-философ должен ответить что-нибудь более достойное, например…
        - Мне ваши герои показались необычными, есть в них что-то не от мира сего. Откуда такой странный взгляд на жизнь? Я хотел спросить вас…
      
       Фантазия мечтателя неожиданно прервалась, нога зацепилась за что-то упругое, потеряв равновесие, он повалился вперёд, лоб уткнулся в трухлявую брюшину толстого пня, как человек вежливый, сочинитель успел сказать «Пра-а-астите».  Пень, в свою очередь, охнул, досадливо заскрипел и вместе с Вениамином Парамоновичем  обрушился на землю…
      
       С этого дня размышления над рассказами и романом полностью вытиснились другими, героем которых был сам писатель. Он отдавал себе отчёт в том, что в действительности не написал ни одного слова даже на черновике, тем более и речи не могло быть о каких-либо и где-либо публикациях. Но как приятно ощутить себя таким… всемирно известным, чрезвычайно востребованным, безмерно почитаемым! Ловить на себе удивлённо-восторженные взгляды, запросто и даже снисходительно беседовать со знаменитостями! Стоять на сцене и ронять в зал весомые фразы, физически ощущая, как они жадно впитываются всецело доверяющей тебе и внемлющей каждому слову публикой!
                3.
        Вторая половина августа. Тёплый, солнечный день. Вениамин Парамонович сидит в огороде на старой, полусгнившей скамье, с покосившимися ножками, для устойчивости прислонённой к забору. На плечи накинута совершенно выцветшая и вытертая болоньевая куртка, местами зашитая розовыми нитками. Руки скрещены на груди, голова отклонилась назад, на лице отрешённость. Длинная и невесомая паутина зацепилась за нос мечтателя, щекотнула по лицу и, перелетев через забор, навсегда исчезла. Большой жёлтый лист, неизвестно откуда залетевший, с лёта попал за ворот да там и застрял.
       - Ты где витаешь, Вениамин? В каких краях? – жена, проходя мимо с ведром зелёных помидоров, мельком взглянула на супруга, прихватила застрявший лист, на веранде зашумела посуда …
      
       А в это время Вениамин Парамонович (в мыслях) уверенно шагает по блестящим коридорам громадного здания областной администрации! Скромно кивает узнающим его чиновникам, приветливая улыбка внушает доверие. Некоторые, видя его, останавливаются и растерянно смотрят во все глаза. К таким он обязательно подходит, здоровается за руку, треплет по плечу, говорит ободряющие слова.
      
       В приёмной губернатора, утопая в добротных кожаных креслах и негромко переговариваясь между собой, сидят посетители. Двое молодых людей, лет до тридцати пяти негромко спорят. Один плотный, краснощёкий с короткой стрижкой. Внушительный, холёный загривок кричит о серьёзном достатке, за стёклами очков в дорогой оправе внимательные глаза, рука с растопыренными толстыми пальцами скупо жестикулирует, значительно блестит массивный перстень. Второй, пожалуй, более плотный сидит неподвижно, наклонившись вперёд и опираясь громадным кулаком в край дивана. Первый возглавляет крупнейший в регионе банк, второй занимает ответственный пост в известной нефтяной компании – оба авторитетные люди, с мнением которых считаются на самом высоком уровне.

      На небольшом диванчике разместились два генерала, лица серьёзны, на коленях лежат кейсы. Один на голову ниже другого, однако, имеет очень шикарные усы, настолько бравые, что правая бровь Угрю-менкова непроизвольно выгнулась дугой. Здесь так же находятся: ректор местного университета, мужчина лет пятидесяти с аккуратной лысиной и узенькими очками на носу, он быстро перебирает деловые бумаги, делает пометки на полях; два мэра районных городов, один очень обеспокоен – часто встаёт с кресла и подходит к окну, наконец, сморкается в платок, извиняется и затихает; под искусственной пальмой сидит строгая дама с искусственными волосами, модно торчащими во все стороны, вероятно, директор учебного учреждения.
       
      При появлении Вениамина Парамоновича произошло оживление, по просторной приёмной ветерком пробежал удивлённый шёпот: это же он, это сам Угрюменков! Присутствующие окружили писателя. Главы районных городов зовут к себе, хвастаются достопримечательностями, красотами природы, отменной рыбалкой. Ректор восторженно отзывается о работах Вениамина Парамоновича и приглашает посетить университет, выступить перед студентами. Генералы без лишних слов, по очереди, сильно пожали руку писателю, на лице обладателя бравых усов недоумение и, как показалось Угрюменкову, робость. Строгая дама стоит в стороне, прижимает к груди папку с бумагами и с обожанием смотрит на нашего героя. Руководитель банка, осторожно оттеснив окружающих могучими плечами, уважительно пожал руку Вениамину Парамоновичу, протянув визитку, заметил:
        - Мы можем быть очень полезны друг другу…
      
        - Господа! Позвольте и мне поприветствовать нашу знаменитость, - зву-чит хорошо поставленный, уверенный голос. Все немедленно обернулись, генералы вытянулись по стойке “смирно”, ректор снял очки, строгая дама скрылась за широкой спиной банкира. Посетители почтительно расступились, образуя живой коридор на одном конце Угрюменков, на другом - сам губернатор!
      
       - Так вот вы какой! А я, сознаюсь, представлял вас иначе. Таким худым, старым, угрюмым, а вы – молодцом! – произнося эти слова, губернатор, не спеша, чуть покачивая головой и разведя руки в стороны, приближается к писателю. Вениамин Парамонович стоит на месте, скромно, но с достоинством смотрит на главу региона. Наконец они дружески обнялись и губернатор, взяв под руку Угрюменкова, повёл его в кабинет, доверительно сообщая:
         - Проходите, окажите честь. Я вас заждался. Кажется, вы чем-то озабочены, вид  усталый.
         Угрюменков нахмурился и с недовольством проговорил:
         - Ещё бы! До вас не так просто добраться из нашего городка. Ходит одна электричка, пять-шесть вагонов, а бывает и четыре, будь они неладны! Народу - тьма. Давка, ругань, вонь, духота! Чёрти что! Разве нельзя добавить вагонов в состав?!
         - Разумеется, можно, - доброжелательно сказал губернатор, - я слышал про эту проблему, обязательно поговорю с железнодорожниками и всё улажу.
        Он понизил голос, загадочно взглянул на писателя:
         - Хочу посоветоваться с вами по одному деликатному и очень важному делу. Помощников и советчиков у меня хватает, но это всё не то (губернатор с досадой поморщился). А тут такое дело, что просто беда! Вся надежда только на вас, Вениамин Парамонович!..
      
        - Веня, хватит мечтать, лучше снеси под гору помидорную ботву, да смотри не упади - там очень скользко, - голос жены прервал размышления очень кстати, поскольку Веня решительно не представлял, по какому такому деликатному делу он мог бы помочь губернатору и, следовательно, дальнейшие мечтания сами собой заходили в тупик.
                4.   
                Сон  В.П. Угрюменкова  с четверга на пятницу.
        Утомлённый мечтаниями о собственной значимости, Вениамин Парамонович уснул поздно, однако, растревоженное сознание не унималось. При полной свободе, лишившись всех ограничений реальности, оно работало самостоятельно по своим, во многом непонятным человеку законам…
      
       Время суток неопределённо: то ли раннее утро, то ли поздний вечер. Тепло и туманно. Полная тишина. Писатель сидит в кресле-качалке на огромном балконе, края которого теряются в тумане, махровый халат приятно согревает тело, на ногах тёплые валенки. Балкон расположен где-то очень высоко, так как прямо под ним громоздятся белые облака и даже несколько чуть розоватых солнечных лучей пробиваются откуда-то снизу. Писатель сидит в полусонном состоянии, откинувшись на спинку кресла. Мыслей никаких.
      
       Сзади раздаётся прерывистое бульканье. Вениамин Парамонович, натаскивая на себя плед и закутываясь с головой, раздражённо бубнит:
        - Возьмите, наконец, трубку. Нигде не спрятаться, везде найдут и потревожат уставшего человека!
        Звонко постукивая когтями, подходит огромная, до полутора метров высотой, птица секретарь с розово-голубыми перьями. Важно цепляет край пледа клювом, стаскивает с головы писателя.
        - Что тебе, тварь Божья? -  устало спрашивает тот.
        - Только что сообщили: через две минуты с вами будет разговаривать Президент, – строго произносит птица.
        - Ну и что? Не могла сказать, что меня нет? Он звонил три дня назад, чего ещё надо? В чём дело?! 
        - Я уже сказала, что вы есть.
        - Как я устал, чёрт вас всех понеси!
        - Но это же Президент!
        - Сказал бы я кто это, курица ты ощипанная! Что за бестолковость? А ещё секретарь, тащи сюда телефон.
        Уже вслед скрывшейся в тумане птице Угрюменков шипит:
        - Пущу на рагу. Непременно пущу!..
      
       В трубке слышится бодрый, деловой голос занятого человека и далее следует диалог.
        - Вениамин Парамонович, здравствуйте! Очень рад вас слышать! Как здоровье?
        - Да какое, прошу прощения, на хрен здоровье! Трое суток писал, не вставая из-за стола, устал как собака!
        - Понимаю… Вы отдыхаете, а тут я со своим звонком.… Простите. Не бережёте вы себя, разве можно столько работать, Вениамин Парамонович?
       - А как же иначе, господин Президент? Если не я, то кто всё это напишет?
       - И то верно, некому!.. Читал вашу последнюю вещь – очень любопытно, а главное, актуально! Кстати, эту работу, особенно её заключительную главу, я рекомендовал премьеру. Главы девятую и десятую отослал в Думу, надеюсь, они многое почерпнут для себя!
       - Я рассчитывал на такой подход, господин Президент.
       - Не смею больше вас беспокоить, берегите себя! Через неделю я лечу на юг, на дачу. Будет замечательно, если вы составите мне компанию. 
       - Нет, спасибо. Южный климат не для меня, да и работа ждёт.
       - Мне очень жаль, но что делать – вы должны творить, мы – обеспечивать условия для творчества! У вас всё в порядке? Не нуждаетесь ли в чём?               
       - Всё бы ничего, но по делам часто приходится ездить в областной центр. Представьте: одна электричка, пять вагонов, народу – как сельдей в бочке! Говорил губернатору – толку никакого!
        - Хорошо, я сам поговорю с губернатором, накручу ему хвост, что бы не терял нюх! Сколько электричек пустить дополнительно?
        - Да пусть вагонов добавят к той, которая есть.
        - Добавят, а вам выделят личный автомобиль с шофером. Давно пора. Какие ещё пожелания?
        - Об одном мечтаю, что бы всякие недоумки не беспокоили. Достают дурацкими вопросами, прошу меня извинить.
        - Это мы уладим, до свидания, любезный Вениамин Парамонович!
В телефоне что-то забурлило, птица-секретарь подхватила трубку мощным клювом, когтистая лапа накинула плед на писателя…
      
       Сон был очень явственный, запомнился во всех деталях, а впечатление  оказалось на столько сильное, что весь день Угрюменков ходил очень серьёзный и важный. Зерно  упало на подготовленную почву. В после-дующие дни Вениамин Парамонович мысленно совершил ряд визитов в государственные структуры и неформальные объединения…   
      
       В первую очередь посетил Думу где, выступая с трибуны, объяснял депутатам сложившуюся ситуацию в стране и сильно бранил их. Депутаты слушали молча, нахмурившись. Один из них, очень шебутной,  вскочил с места и закричал в микрофон:
        - Правильно, мужик! Так их и надо! Крой сволочей! Ну что, слышали, что о вас народ думает. Дождались?! Сидите, штаны протираете, плетёте интриги, решаете свои меркантильные вопросы – всё для себя! Вот вам мнение народа. Писатель из глубинки – мудрый человек, он прав!
Вениамин Парамонович не нуждался в подобной поддержке и сразу дал от-пор выскочке:
         - Вы присядьте и успокойтесь! Что вы храбритесь? Вы такой же, как они. Что сделали полезного? Конкретно… Ну-у?.. Не кипятитесь и не кричите на микрофон!
В зале одобрительно засмеялись.
      
       Затем Угрюменков побывал на заседании правительства, сидел во главе стола, внёс целый ряд полезных предложений по решению серьёзных и насущных проблем. Резко критиковал министров, особенно досталось министрам образования, культуры и лесного хозяйства…
      
       Надо сознаться, Вениамин Парамонович некоторое время усиленно ду-мал: какие полезные предложения и по каким насущным проблемам внести на рассмотрение министрам, но ничего не приходило в голову. Тогда он по-дошёл к жене и неожиданно спросил:
       - Что бы ты сказала министрам, случись выступить перед ними? Какие проблемы тебя волнуют, что тебе не хватает для лучшей жизни?
Жена посмотрела на супруга, как на ребёнка:
       - Мои проблемы известны, сегодня утром напоминала тебе, а до мини-стров мне дела нет.
Угрюменков смутился, но продолжал настаивать: 
       - Ну-у-у… все-таки…скажи чего-нибудь… министрам…
       - Пусть больше уделяют внимания семье, женщинам-матерям, воспитанию детей, образованию – всё от семьи идёт! Вениамин, займись делом – натяни  верёвку. Бельё сушить негде!..   
      
      Далее Вениамин Парамонович общался с писателями. На встречу при-шли работники пера самых разнообразных направлений. Мэтр отметил воз-росшую необходимость развития духовной составляющей литературы. Не стоит потакать низменным потребностям людей, зарабатывая на этом деньги. Надо стучаться в души читателей и привносить идеи добра, вести людей к свету, но делать это умело, в меру, дабы не отпугнуть слабых.
       Некто волосатый, неопределённого возраста, с масляными, похотли-выми глазами, не совсем трезвый жёстко возразил:
       - Я с тобой, Парамоныч, не согласен. У нас свобода слова. Кто хочет высокого – пусть идёт в церковь или читает вот этих.
Он указал на небольшую группу скромно одетых и, казалось, испуганных людей.
        - Я же потакаю, как ты сказал, низменным потребностям. Показываю изнанку широко известных, публичных людей. За внешним лоском, порой, скрываются такие нечистоты, что диву даёшься. Куда там простому обывателю. И главное - всем нравится. По сравнению вот с этими, - он небрежно указал на тех же людей, - я очень востребован, мне всё прощают и никто не обижается. Соглашусь, моё творчество сильно попахивает говнецом, а что делать – излишки производства. Одним словом – обретаюсь на запашистой ниве человеческих пороков, добывая здесь пропитание. К тому же я не один, нас много. Мы известны и любимы публикой! Мы читаемы!
       Вениамин Парамонович на секунду задумался и проговорил:
        - Что я могу посоветовать вам и… этому говнюку. Давно сказано: не ищите славы от человеков, ищите свыше…
      
      Поздней ночью в одном из столичных ресторанов писатель провёл встречу с авторитетами криминального мира. В отдельном кабинете за длинным столом, богато заставленном  всевозможными яствами, сидит десяток представительных людей. Вениамин Парамонович встал со стула, глаза внимательно осмотрели присутствующих, спокойно, подбирая уместные слова, заговорил:
         - Господа…гм…деловые люди. Я признаю ваш, бесспорно, незаурядный ум, коммерческую хватку… н-нда…отличное знание людей, так сказать, практической психологии. Я понимаю и, в известном смысле, уважаю вашу дерзость, ваш… э-э-э…риск, ваше самопожертвование! Но позвольте усомниться в истинности ваших целей! Во имя чего такие затраты: моральные, физические, материальные?! Мы с вами живём в одном обществе и, поэтому, хотим того или нет, но мы, как люди заметные в своих кругах (к чему скромничать), несём ответственность за это общество и, прежде всего, мы с вами (как это ни странно) определяем – каким оно будет завтра! 
      
      За столом наступило оживление, писатель продолжал:
        - Я понимаю – накопление капитала, достижение независимости и свободы, азарт борьбы, в конце концов, но каким путём?! Как мы воздействуем на окружающих в процессе нашей… так сказать… работы. Вокруг нас люди, молодёжь! Мы всегда обязаны помнить об этом и быть…э-э-э…щепетильными, разборчивыми в своей деятельности.
        Почтенные люди, чуть наклоняясь друг к другу, сдержанно переговаривались:
        - Этот… как его… “писатель”, он в законе?
        - Любопытный человек, почему не знаю его?
        - Господа, это предъява? В прошлый раз всё перетёрли, учли все интересы. Только Куцего…
        - А что Куцый? Он сам виноват, надо считаться с братвой!
        - По поводу банка, тема так и не закрыта, я предлагал неплохой вари-ант...
        - Па-а-азвольте усомниться в истинности ваших целей.    
        - Замечательно сказано, а как звучит – “усомниться”!
        - Главное верно…
        - Господа, господа-а-а! Не будем мелочиться, оставим, пока… преходя-щее.
        - Какое, па-а-азвольте полюбопытствовать?
        - Успокойтесь, господа. Вениамин Парамонович говорит о вечном - о душе, о Боге, о борьбе добра со злом. Воспользуемся моментом, прикоснёмся к высокому, попробуем ощутить запах истины, подумаем, наконец, о-о-о… о-о-о-о…, послушаем лучше Вениамина Парамоновича. Кстати о Куцем, этот сучёнок… эта бль…нет, не буду о низком. Продолжайте, писатель. Прошу вас!

      Последние слова проговорил некто в отличном костюме примерно одних лет с писателем, прилизанные блестящие волосы и ухоженные усики производили должный эффект, рука с дымящей сигарой плавно жестикулировала.
       Угрюменков замялся, десять пар проницательных глаз бесцеремонно рассматривали его, вывернули наизнанку душу, проникли в самые укромные уголки сознания. Взгляды оценивающие, недоброжелательные, снисходительные. Запинаясь, по инерции Вениамин Парамонович проговорил:
        - Отрицательный…как его… вектор вашей деятельности направляет человечество в объятия дьявола…. Где доброта, гуманность, порядочность… человечность, бескорыстность, честность?..  Господа, вы не от Бога!
      
      Господин с прилизанными волосами  поднялся со своего места и подо-шёл к писателю, левой рукой панибратски обнял за плечи, затянулся сигарой, аккуратные кольца дыма плавно заскользили в сторону, негромко заговорил:
        - Вижу, вы расстроились, сознаться и я не в духе. Сколько дряни во-круг, сколько (извините за откровенность) говна! Людишки мелкие, трусливые, снуют туда, сюда. Остановите любого, спросите: чего он хочет. Вы знаете, чего он хочет?.. А я знаю… - затянулся сигарой, лицо выражает скорбь.
        - Ты редкий человек, Парамон. Тебе не надо терять время – метать перед нами бисер… Мы знаем всё, что ты скажешь. Да, Бог не фраер, но есть и дьявол, с этим надо считаться, эта гнида постоянно сбивает с толку! Навязывает свои правила игры! Зачастую играть по другим правилам не получается – а дело надо делать. Иначе придётся отвечать, я не боюсь этого слова, за базар. В результате все мы… ладно, скажу только о себе - в дерьме! По самое некуда! Так хочется отмыться, окунуться в божественную купель, Парамон! Ты не поверишь, но мы стремимся к этому!
      
      Господин на минуту задумался, лицо приняло театрально трагическое выражение, глаза закрылись, рука с дымящей сигарой поднялась вверх, на запястье скользнул платиновый браслет. Понизив голос, проговорил:
         - Возникает вопрос, куда делись те самые свиньи, что приняли в себя легион нечисти и кинулись в море… в море страстей человеческих…
      
      Завершив столь важные встречи (хотя и мысленно), Вениамин Парамонович утомился, его охватило раздражение. Он даже отругал самого себя. Кретин, куда тебя занесло, такого лаптя! Писатель сраный! Моралист хренов! Что путного ты можешь предложить кому-либо! Как говорится: ни ума, ни фантазии! Гума-а-анность! Тьфу-у-у на тебя! Работать надо!!! Засра-а-анец!!! 
      
      Отрезвев таким образом, мечтатель некоторое время продуктивно работал над рассказами и в значительной мере определился с романом. И, хотя, основные вопросы в нём так и не поставлены, а ответы на них не найдены, главные действующие лица известны, они живут и активно действуют в сознании автора. По замыслам писателя, герои будут людьми самобытными и яркими, характеры глубокими и разносторонними, происходящие события будут полны философского и религиозного смысла! И совсем уж воодушевился Вениамин Парамонович, и только собрался материализовать свои размышления на бумаге, даже набросал листа два пугливых и не совсем чётких строк, как дьявол увёл его от темы и вновь стал искушать “медными трубами”.
               
                5.
        Как-то раз, в сумрачный тихий денёк, после полудня, сидит писатель между гряд на перевёрнутом ведре. Перед ним постоянно увеличивается и без того большой ворох выдернутого из земли лука. Жена подносит всё но-вые и новые пучки и вскоре из-за кучи виднеется одна макушка Угрюменкова, руки проворно и быстро работают: выдёргивают из кучи луковицу, обрезают перо, отбрасывают его в сторону, сама луковица аккуратно ложится рядом, на расстеленную клеёнку. Вениамин Парамонович любит такую работу: руки машинально делают своё дело, голова свободно размышляет, мечтает, фантазирует сколько душе угодно. Жена с одобрением смотрит на ловкую работу супруга и не удивляется ставшему характерным выражению его лица, тому странному выражению присутствия и деятельности в иных мирах.
         
        Писатель тем временем обдумывает только что пришедшую интерес-ную мысль: что если вместо романа написать сценарий к фильму. Герои в романе разных национальностей и из разных стран, проблемы поднимаются, как упомянуто выше, общечеловеческие, следовательно, фильм должен сниматься непременно в Голливуде.
       
        Колоссальная, захватывающая перспектива открылась для человека, склонного к безудержной фантазии! Угрюменков выдернул из кучи сразу три луковицы, одним движением срезал перо и, облокотившись на колено, приосанился. Тотчас же Вениамин Парамонович распределил роли между известнейшими голливудскими актёрами и не раз прокрученные в его сознании сцены из романа получили новые, более выигрышные звучание и окрас. Нововведение настолько захватило писателя, что он не заметил, как находившаяся перед ним луковая куча растаяла и вместо неё появилась другая, из отрезанного пера, а на клеёнке ровным слоем золотились крупные луковицы…
      
        Фильм снимали два опытнейших оператора, знаменитому, с мировым именем, режиссёру-постановщику активно помогал сам Вениамин Парамонович. Он лично утвердил актёров на роли, с каждым из них беседовал отдельно, пояснял, каким хотел бы видеть героя на экране и что для этого необходимо делать. Каждый раз возникала полемика, исполнители главных ролей настолько знамениты и уверены в своём актёрском мастерстве, что считали своим долгом предложить свою концепцию, но Угрюменков был неумолим и допускал лишь изменения второстепенных деталей.
         
       Особое упорство проявили двое. Один, мужчина лет шестидесяти, с приятными чертами лица, с большими и очень выразительными глазами, с длинными чёрными с проседью волосами. Выходец из Италии, он с удивительным упорством и последовательностью доказывал Вениамину Парамоновичу свою правоту до тех пор, пока тот не потерял терпение и не вскричал:
        - Да знаете ли вы, догадываетесь ли, кого играете?! 
        Выражение лица Угрюменкова было настолько возвышенно и одухотворённо, что минуты две актёр молча смотрел на него, затем нерешительно заговорил:
        - Мне кажется, я догадываюсь.… Неужели это…
        - Вот именно…, - спокойно заметил Угрюменков, - и вы, дружище, должны играть так, чтобы это поняли все, а для этого надо обязательно делать следующее…, - загибая пальцы, писатель перечислил, что именно нужно делать.

       Другому актёру он вкрадчиво, чего-то опасаясь и оглядываясь по сторонам, втолковывал:
        - Ваша роль самая скверная и, должен заметить, самая опасная – прежде всего для вас! Вспомните всё, что есть самого паршивого в вашей душе и постоянно держите при себе. Вам придётся играть ужасное существо, совершать чудовищные поступки!
        Актёр сидел перед ним с хитровато-гаденькой ухмылкой и чрезмерно дерзким взглядом лукавых, чуть прищуренных глаз, жёсткие, короткие волосы ёжиком торчали во все стороны.
        - О-о-о… не беспокойтесь, уважаемый, я сумею быть убедительным! Это моё, это по мне. Дайте волю, я приведу в ужас любого зрителя!
Щёлкнув зажигалкой, он закурил сигару, погрузился в облако синеватого дыма и не мигая смотрел оттуда на Вениамина Парамоновича.
       - Мне, кажется, очень повезло с вами, - с опаской глядя на собеседника, заключил писатель.
      
       В общем, съёмки проходили под полным контролем Вениамина Парамоновича. Но самое  удивительное – он принципиально никуда не выезжал и даже не выходил из своего старенького маленького дома, в котором установили специальную аппаратуру для комфортного общения с коллегами за океаном!
      
       Стоит ли говорить, что фильм получился потрясающий! Показ на самом  престижном кинофестивале ошеломил всех, включая самих актёров, операторов и режиссёра-постановщика! Сказать, что фильм стал сенсацией, значит, ничего не сказать. Это космический взрыв, опрокинувший и разметавший все, бытовавшие ранее представления о кинематографе! Все в чрезвычайном волнении обсуждали увиденное. Растерянные создатели фильма ничего не могли сказать вразумительного, вспоминали и ссылались на какого-то Угрюменкова Вениамина Парамоновича, который всё знает и может объяснить, но которого никто не видел в действительности, так как он находится где-то в Сибири!
    
      Немедленно установили связь и на громадном экране шикарная, взбудораженная публика увидела следующее: заросший мужчина среднего возраста в грязных резиновых сапогах и таких же грязных синих брюках, в выцветшей и сплошь заштопанной куртке, старательно прибивал гвоздями доску к ветхому, покосившемуся строению. Закончив работу, повернулся к зрителям, пригладил ладонью волосы и поблагодарил собравшуюся в зале публику за внимание, оказанное фильму, сухо ответил на несколько вопросов комментатора и, застенчиво улыбаясь, решительно отверг приглашение приехать на фестиваль, сославшись на срочную необходимость уборки картофеля. Именитому жюри, и великосветским блестящим зрителям в зале осталось лишь проследить, как мужчина на экране тщательно очистил грязь с высоких сапог, поднявшись на крыльцо, разулся, стряхнув цветастые портянки, накинул их на перила, сунул ноги в тапки и скрылся за низенькой дверью!
      
      Эти кадры всех сильно обескуражили и заинтриговали, тут же приняли решение: во что бы то ни стало доставить Угрюменкова В.П. на кинофести-валь, кто бы он ни был и, если понадобится, привлечь самых влиятельных людей в обоих государствах!..
       Вот до каких высот поднялся наш мечтатель! Он сидит в малюсенькой комнате и смотрит в окно. Выражение лица спокойно и торжественно. События, происходящие в его сознании, развиваются дальше                6.                Заинтригованные участники фестиваля,  увидевшие столь необычного и наверняка гениального писателя, сценариста и режиссёра, обитающего в глубинах обширной и диковатой  страны – решили действовать наверняка. Они обратились к Президентам стран с просьбой о содействии.  В тот же день между главами государств состоялся телефонный разговор и к вечеру следующего дня в аэропорту областного центра один за другим приземлились два авиалайнера. Первый послан Президентом США специально за Угрюменковым, на втором прилетел наш Президент с целью лично убедить писателя в необходимости поездки. Главу государства встретил  губернатор с множеством журналистов и через пару часов кортеж из десяти машин стоял перед покривившимися воротами нашего героя!
      
       Писатель вместе с женой копал картофель, высокую делегацию встре-тил прямо на огороде,  насупленный и сердитый сурово пошутил:
        - Вам что, господа, заняться нечем! Сейчас принесу лопаты, дела всем хватит!
        После получасовой беседы с Президентом с глазу на глаз за огуречной теплицей и получения гарантий от губернатора о содействии в уборке овощей со всего участка, Вениамин Парамонович Угрюменков дал согласие на посещение фестиваля. На брифинге у ворот присутствовало множество корреспондентов СМИ разных стран. Вениамин Парамонович кратко подытожил: «Что с вами делать, сучьи вы потроха! Как ни хотел, а придётся ехать!».
      
      Весть о скором приезде писателя за океаном встретили с ликованием! С самого утра зал заполнился до отказа, в аэропорту собралась огромная толпа и всю территорию оцепила полиция. Ровно в десять часов по ковровой дорожке твёрдой походкой идёт Угрюменков, ярко блестят яловые сапоги, серый полувоенный френч…
        Э-э-э…, что-то не то, какие сапоги, какой, на хрен, френч?! Что за чушь?! Писатель с досадой поморщился: однако, бабочку и галстук я терпеть не могу, да и что же я пойду как все? Надо иметь своё лицо. Что же надеть?! Вот ещё проблема. Впрочем, что я буду голову ломать – на это есть стилисты, есть модельеры. Оденут, придумают что-нибудь необычное, именно для меня, именно по мне. Главное, чтобы что-то новое, красивое и элегантное. Да, именно так…
      
      И вот Вениамин Парамонович появляется в зале, в партере, позади всех кресел на центральном проходе к сцене! Он весь в необычном (увы, из-за  некомпетентности автор так и не определился, как одеть героя, несмотря на большое желание). Вокруг несмолкаемый гром аплодисментов!  Блистатель-ная публика,  мерцающая  кольцами, перстнями, браслетами, подвесками, колье, серьгами, одеждами, улыбками – стоя приветствует его! Вениамин Парамонович неторопливо с необыкновенным достоинством продвигается вперёд. Он кажется совершенно доступным, давно знакомым, милейшим и свойским человеком. Он поднимает в приветствии то одну руку, то другую, иногда останавливается, разводит руки в стороны и склоняет голову набок, как бы говоря: что же вы так, господа – кто я и кто вы.
      
       По мере движения, писатель скользит взглядом по сияющим лицам, отмечая ранее знакомых по фильмам актёров и актрис. Если встречает актрису, то непременно всплеснёт руками, брови скакнут  вверх, губы вытягиваются в трубочку, глаза округлятся в восторге. Встретив знакомого актёра, шутливо нахмурится, смерит взглядом, с широкой улыбкой ткнёт кулаком в грудь. Встречая актёра, занятого в своём фильме, Вениамин Парамонович требовательным жестом подзовёт его, крепко жмёт руку, направляет на сцену впереди себя. Увидев режиссёра-постановщика, подозвал, чуть приобнял, похлопывая по спине, затем слегка оттолкнул и с серьёзным видом погрозил пальцем, после чего также направил перед собой.
      
       Наконец, Угрюменков поднимается на сцену и останавливается перед микрофоном. Минут пять все хлопают, писатель периодически широким же-стом показывает на приглашённых им актёров, те скромно стоят в стороне и чуть сзади. Коротким взмахом руки Угрюменков оборвал аплодисменты, с боков подскочили два переводчика и ведущий церемонию известный актёр-комик.
        - Это ты, егоза, - узнал его Вениамин Парамонович, - погоди чуток, я здесь ненадолго.
       Обратившись к залу, говорит негромко и неторопливо, приглашая переводить попеременно то одного переводчика, то другого:
        - Господа, прошу прощения за ту сумятицу, которую я внёс в работу вашего замечательного форума своим нелепым появлением. Право, я не достоин такого внимания.
      
      После этих слов опять загремели аплодисменты. Писатель доволен, выражение лица постоянно меняется: улыбка (губы вытягиваются в ниточку не обнажая зубов) сменяется шутливым недоумением (брови взлетают вверх, глаза широко раскрываются, руки разводятся в стороны), недоумение сменяется шутливым недовольством. Мэтр укоризненно качает головой, энергично грозит пальцем залу, отворачивается и делает несколько шагов в глубь сцены, хлопает ладонями по ляжкам – ну что с вами делать! Некоторое время Вениамин Парамонович прохаживается перед микрофоном, зал постепенно угомонился и в полной тишине Угрюменков продолжал:
        - Я очень доволен тем, что мои мысли, идеи, мировоззрение вызвали такой интерес – значит, не всё чепуха, есть крупицы истины!
В зале вновь громыхнули аплодисменты, писатель поднял вверх руку – не надо! Зал тотчас смолк.
       - А теперь хочу поблагодарить вот этих ребят, - обернулся к создателям фильма, - не робейте! Вы доказали свою незаурядность и профессионализм. Честно сознаюсь – не ожидал. Однако же смогли! Ехал сюда, хотел по-журить – а и не за что!
       - А я вам подскажу, кого надо не только пожурить, но и высечь публич-но, прямо здесь на сцене. Спустить штаны и по заднице ремнём! Могу предложить свой, - неожиданно встрял ведущий церемонии, хитро подмигнув залу и извлекая ремень из брюк, – двое из актёров настолько вошли в роль, что никак не могут из неё выйти!  Надо что-то предпринимать, бедняги сильно изменились, к ним присматриваются психиатры!
      
       Вениамин Парамонович внимательно выслушал переводчика, сурово взглянул на ведущего и заговорил без промедления:
        - Ничего удивительного здесь нет, более того – так и должно быть некоторое время. Я знаю, о ком идёт речь. Подойдите ко мне… да, да…вы, с волосами!
  Он поманил пальцем одного из стоящих поодаль актёров. Тот самый, выхо-дец из Италии с большими и грустными глазами, тихо и смирно подошёл к Угрюменкову. Осенил всех присутствующих крестным знамением, поклонился залу, писателю и молча встал рядом. Вениамин Парамонович с интересом посмотрел на него, затем глянул на ведущего. Поджав губы, тот кивнул на актёра, как бы говоря – ну вот, сами видите. Обращаясь к  волосатому, писатель с недовольством в голосе посетовал:
        - А ты ведь, братец, зазнался! Чего ты себе возомнил? Нет, вы только подумайте: чего он себе возомнил! Скромнее надо быть и проще. Почему ты так напыжился… да, именно напыжился! Ты, мил человек, вот что сделай: выпей-ка пару стаканчиков чего покрепче, сходи в ресторан, в публичный дом, в казино…  Морду кому-нибудь набей.… Вот, хотя бы, этому! (Угрюменков указал на актёра с торчащими ёжиком волосами). Одним словом - побезобразничай немного, не стесняйся,  конечно, в пределах  разумного,  не переусердствуй!
      
       - А теперь ты, подойди-ка к нам, - подозвал он того, чью морду рекомендовал  набить.
       Тот, с наглой усмешкой и дерзким выражением лица, сделал несколько развязных шагов и вдруг, взбрыкнув ногами, невероятно высоко подпрыгнул! Подойдя к Угрюменкову, он скорчил отвратительную рожу и показал залу средний палец правой руки.
       - Ты козлом-то перед нами не выпрыгивай, а то действительно по соплям навешаем! – Осадил наглеца Вениамин Парамонович.
       - Мой тебе совет: сходи в церковь, исповедуйся и причастись, держи пост дней сорок, не менее, да Писание читай при этом!  Крещёный  поди… впрочем все вы здесь крещёные, да что толку…
      
       Писатель критическим взглядом оглядел актёра:
       - Приличный, вроде, мужчина… серьёзный, симпатичный но, порабо-тать над собой надо! Ладно, ступай.
       Хлопнув по плечу актёра, Угрюменков обратился к залу:
       - Вот, пожалуй, и всё! Что мог и хотел сообщить людям, я сказал в  фильме. Не будем терять время, у вас много работы. Благодарю за внимание почтенную публику и ухожу. Дела ждут! Жена сделала много заказов, вот целый список.
   Вениамин Парамонович с ловкостью фокусника выхватил откуда-то согну-тый вчетверо тетрадный лист и, махнув им в воздухе, куда-то убрал.
       - Доброго всем здоровья! До свидания, господа!
       Последние слова потонули в овации. Выходец из Италии и тот второй, с торчащими ёжиком волосами подхватили Угрюменкова на плечи и понесли со сцены через зал. Все аплодируют стоя…

       Писатель лежит на коротеньком детском диванчике, глаза закрыты, лицо взволновано. Сев на диване, сладко потянулся, спина прогнулась, вытянулись вверх сцепленные руки. Достал из стола тетрадь, пододвинул табурет.
       - Конечно, вряд ли дойдёт до такого.…  Да и ни к чему всё это – пыль и прах, - грустно усмехнувшись, тихо проговорил Вениамин Парамонович. Откинувшись на спинку дивана и скрестив на груди руки, погрузился в глубокую задумчивость…