Форматор

«Мой домашний синодик»

В мой синодик он так и внесен под условным прозвищем «Форматор» - имя его я забыл, да и никогда не заострял своего внимания на нем, но молюсь о нем с надеждой, что душа изменится в вечности до второго Суда.
 А знакомство наше длилось с моей юности, т.е. мне тогда шел 21 год, когда мы познакомились. В это время я  начал работать в художественном фонде – учеником, поскольку не имел еще профессионального образования. Он был лет на 15-20 старше и работал в скульптурном цеху форматором. В скульльптурный цех я  заходил часто – поглазеть потому, что любил лепку с детства и занимался ею в охотку. Работа форматоров увлекала меня, так мы и сблизились на почве профессиональных интересов. Он любил что-нибудь рассказать из «профессиональных тайн», чувствуя свое превосходство, показать какую-нибудь свою скульптурную работу, причем его рассказы были обильно пересыпаны обидой,  за непризнание его, как скульптора. Обижался он на всех, кто хоть раз косо взглянул на его работу или на него самого. Тогда я не придавал значения его тщеславию, во мне и самом этого «добра» хватало с избытком.
Пожалуй, эти два года и были относительно тесным общением с ним; в остальные годы моей жизни мы редко виделись.

И вот, как-то мы увиделись с ним и даже проговорили часа два. Ему уже тогда было лет семьдесят – давно на пенсии, но он приходил иногда в мастерскую, которую создали художники-пенсионеры, каким не сиделось дома и силы физические еще позволяли что-то делать. По такому стихийному событию – встрече разновозрастных художников, решили это дело мягко отметить. Сдвинули рабочие столы и вскладчину организовали стол. Вот за этим столом и пошли памятные разговоры: кого увлекали воспоминания различных казусных случаев на оформляемых объектах; кого тешили воспоминания своих прошлых успехов; а кого до сих пор глодали обиды…

Форматор во мне нашел «свежие уши» и рассказывал так, как будто мы с неделю только расстались и мне по-прежнему двадцать один год:
-Ты же помнишь, как наши скульптора слепили памятник в Краснодоне? Ну, Федченко, Мухин и Агибалов…
Я, безусловно, не только не помнил этого, но меня самого еще в проекте не было, да и форматор наверняка был мечтающим юнцом, но головой кивал в знак того, что понимаю, о чем речь.
-Так вот, тогда этот памятник отливали в Ленинграде потому, что мастеров-литейщиков в стране раз, два и обчелся! Я потом, когда набрался опыта в литейном деле, поставил себе цель – добиться литья бронзы до двух миллиметров толщиной. И добился! Только секрет такого литья я никому не открою! Ни-ко-му…
-Но почему? что же здесь секретного? Пусть ребята льют себе, кому это надо.
-Ага! Пусть себе денежки на готовом деле гребут, да? Нет, пусть, как я – сначала поищут, попотеют, потрудятся! Знаешь сколько я лет бился над этим? Почти всю жизнь, и что? раскрыть свой секрет за здорово живешь?! Нет уж, дудки! Я добился литья на малых формах до одного миллиметра толщиной!..
Форматор сопровождал свой монолог выразительной жестикуляцией и особенно застыл с поднятой рукой и указательным пальцем, как бронза в этом самом месте:
-До одного миллиметра толщиной!..
Меня искренне приводила не только в недоумение позиция форматора, но и сама встреча с таким профессиональным эгоизмом, какой он торжествующе выражал.
-Вы же умрете,- перешел я на «вы»,- и что? секрет свой с собой в могилу унесете?
-Да-а-а, конечно, унесу с собой,- красноречиво и гордо отвечал он.
Меня охватила жалость к этому человеку: он уже продумал, как он уносит с собой свой «секрет», утирая всем нос: «А пусть помучаются над раскрытием моего секрета!»

С этим чувством я и расстался с форматором. Наверное, он уже умер, наверное, унес с собой в вечность «свой секрет» и тешит там свое самолюбие.

Май 2015 год
г. Алчевск