Двенадцать вечеров с Экклесиастом. Публикация 19

Нужен был Соломон. Но еще до того, как я успел задать вопрос, начали складываться строчки и ожил ковер.
                Все это я видел, и обращал сердце мое на всякое дело, какое делается под солнцем. Бывает время, когда человек властвует над человеком во вред ему.
                Видел я тогда, что хоронили нечестивых, и приходили и отходили от святого места, и они забываемы были в городе, где они так поступали.       И это — суета!

Не скоро совершается суд над худыми делами; от этого и не страшится сердце сынов человеческих делать зло.
Хотя грешник сто раз делает зло и коснеет в нем, но я знаю, что благо будет боящимся Бога, которые благоговеют пред лицем Его;
а нечестивому не будет добра, и, подобно тени, недолго продержится тот, кто не благоговеет пред Богом.
Соломон подошел, друзья чуть в стороне вели неспешную беседу. Теперь я понимал – им есть что обсудить.
- Знаю и понимаю твои сомнения. Случай, конечно, совершенно особый – но все ответы будут получены. Только ты сам можешь попробовать яблоко... Не торопись.
Тот полусон изменил мою жизнь. В ней появилась загадка. Как часто хотелось вытащить исписанный лист моей судьбы – подсмотреть, попытаться упредить, изменить. Но каждый раз что-то глубоко внутреннее останавливало меня.
Здесь была одна особенность – я четко помнил, что заканчивалась запись днем моей смерти. не помнилась дата, обстоятельства – я так и не посмотрел ни разу. Но сам факт смерти наполнил жизнь новым содержанием. Я твердо решил ни одной минуты не проводить праздно, не поддаваться скуке, в каждый день максимально вкладывать свою душу. И жизнь наполнилась интересом. Даже самые обыденные дела превращались в возможность узнать себя.
Вокруг меня был двор. Он жил своей жизнью, состоящей по большей части из интриг и борьбы за влияние. Изменить что-либо было нереально – да я и не старался. Но теперь всю эту суету я не принимал как саму собой разумеющуюся – я не позволял себя втянуть в это, оставаясь наблюдателем.
Рвался человек к положению при дворе – и вдруг умер. Того отравили, еще один гордо пал на дуэли. Что они? Хотели властвовать, жили иллюзией жизни – но не властны были даже над собой.
А чуть дальше от двора начиналась жизнь людей разных сословий, и она была наполнена реальными страданиями. Чтобы обеспечить двору и приближенным возможность суетиться, интриговать – мучились тяжелым трудом миллионы. Женщины, дети проливали слезы. Изменить это не было никакой возможности.
Ни мои указы, ни увещевания не приносили должного результата. Слишком велика была власть тьмы – тьмы невежества, насилия, ненависти.
Иногда происходили просто необъяснимые явления. Нищих забивали до смерти, детей травили собаками за какие-то мелкие провинности, убивали, грабили, судебная машина, невзирая на мои многочисленные помилования, казнила тысячами.
И я все чаще задумывался – отчего люди не страшатся своих злых дел? Ведь человека с самого детства учат заповедям, внушают страх Божий. И достаточно религиозная страна, где каждый восходящий на эшафот преступник крестится в поиске прощения, продолжала жить жестокосердием.
Точно на этой мысли я почувствовал, что меня под руку взял Соломон, и мы уже не в зале, а на ниве. Причудливая картина открылась моему взору.
Огромное пространство было явно полем. С тысячами людей на нем. Постараюсь описать увиденное, хотя это будет непросто. Описание предполагает последовательность действия, а здесь все происходило одновременно. Каждый человек попадал к некоему подобию бункера, из которого набирал, не глядя и пребывая в совершенной беспечности, семена. Затем выходил на ниву, и так же беспечно начинал пригоршнями разбрасывать набранное.
Мне, уже видевшему результаты такого посева, неудержимо захотелось предупредить их, остановить, заставить внимательно относиться к семенам. Но они не знали и не задумывались о происходящем.
Каждый такой сеятель шел по кругу, и постепенно возвращался к началу своего пути. А там посеянное уже проросло, дало всходы. И они были поистине ужасны. Настоящие монстры преследовали людей, те в панике пытались убежать, при этом не переставая сеять.
Убежать было невозможно, ведь каждый получал именно то, что посеял. Были здесь и добрые семена, но в явном меньшинстве. Так, пытаясь убежать и продолжая сеять, каждый приближался к своему концу. А там ждали справедливые судьи, которые хотели видеть урожай. Человек всячески открещивался от окружающих его монстров, но ему резонно указывали на его же семена – и возвращали к началу. Вот только урожай никуда не девался, следуя за человеком. Многие в ужасе пытались покончить с собой – но тем только усугубляли ситуацию.
И постепенно для меня многое стало понятным. Началось неспешное обсуждение увиденного. Приблизились все спутники Соломона – тема была очень интересной.
Казалось бы – что проще? Перебери осознанно семена, признай уже существующих монстров своими – и продолжай сеять. Но не получалось так.
- Для людей это не так очевидно, - сказал Соломон, -  Они не всегда могут связать собственные поступки с отсроченными на некоторое время их последствиями. Если я ударю ногой по колонне, последствие в виде боли наступит мгновенно, и я постараюсь больше так не делать. Если же я ударю человека, или отдам в отношении него несправедливый приказ – последствия могут наступить гораздо позже, когда само это действие забудется.  Посмотри, как заканчивают жизнь те, кто оборвал Вашу.
Картины начали сменять одна другую – и каждая была страшной. Четыре человека.
Один умирал спокойно – но в полной заброшенности. Он плакал и звал неизвестно кого – но в ответ приходили только его собственные жуткие воспоминания. Все его жертвы – а их было немало – окружили одр и с немым упреком взирали на своего мучителя. 
Второго зарезали в пьяной драке – но ему не пришлось быстро умереть. Еще живое тело бросили в какой-то мрачный подвал, и там, в полном сознании, он истекал кровью, глядя на приближающихся крыс. Но страшнее крыс были наполнившие подвал образы.
Третий сам стал жертвой и ожидал своего конца в каком-то застенке. Он прошел через все мучения, которые приносил людям – и, странное дело, считал себя несправедливо обиженным, постоянно скулил и выпрашивал неизвестно у кого прощения. Хотя прекрасно знал жестокость и неумолимость машины, которая сейчас поглощала его жизнь.
Четвертый сошел с ума, превратившись в злобного монстра, изолированного от всех за семью замками. Там он в исступлении питался собственными испражнениями и жил жаждой убийства. Физически он был еще жив – но все человеческое в нем умерло.
Увиденное привело меня в состояние некоего сопереживания. Никакой радости или удовлетворения – здесь этому не было места. Только сожаление по поводу загубленных жизней. Но мои размышления вновь прервал Соломон.
- Не все так просто. Тебе еще предстоит осознать масштабы и правила игры. Грандиозный спектакль разворачивается там, на земле – и все мы задействованы в его постановке. Причем совершенно добровольно. Но только персонажи забыли о принятых на себя ролях, и возомнили происходящее настоящим. От того и страдания. Не будь этих четверых – и еще многих других – разве мог бы ты достойно сыграть свою роль? А ведь все это для многих людей имеет и будет иметь огромное значение.
Это меня несколько запутало.  Получается, мы не несем ответственности ни за какие поступки? Коль все предопределено.... И в этот момент из глубины души всплыли слова, много раз прочитанные в Евангелии и слышанные на проповеди: "невозможно не придти соблазнам, но горе тому, через кого они приходят". Это сказал Учитель. И только теперь я начал понимать истинное значение этих слов.
Действительно, то, что произошло, должно было произойти. Но вот те, кто попал на роль убийц, понесут заслуженное наказание, и часть его я уже увидел. Эти люди не боялись Бога.
И снова Соломон поправил меня. – Страх страху рознь. Вор тоже боится полицейского, но стоит тому отвернуться, как воровство свершается. Люди не видят Бога, не чувствуют непосредственно Его существования, а потому и ведут себя как тот вор.
Я прислушался к своему сердцу. Действительно, страха в нем не было. А ведь раньше я явственно ощущал его. Что-то изменилось.
- И не могло не измениться, - сказал мудрый царь. – Ты растешь, твое понимание постоянно трансформируется, и то, что раньше было страхом наказания, становится любовью и трепетом перед возможностью не оправдать  Его ожидания.
Я был безмерно благодарен этому человеку и его друзьям. Он очень точно формулировал то, что во мне только рождалось. Но при этом я каждой частицей себя чувствовал, что все еще предстоит испытать самому. Словно в подтверждение моих мыслей, слова вновь появились в воздухе, сопровождаемые прекрасными картинами узора на ковре.

                Есть и такая суета на земле: праведников постигает то, чего заслуживали бы дела нечестивых, а с нечестивыми бывает то, чего заслуживали бы дела праведников. И сказал я: и это — суета!
                И похвалил я веселье; потому что нет лучшего для человека под солнцем, как есть, пить и веселиться: это сопровождает его в трудах во дни жизни его, которые дал ему Бог под солнцем.
 
Свои послания Апостол Павел часто начинал словами "Радоваться!" Я не понимал этого – точнее, интеллектуально воспринимал, но не получал обратного отклика. И слишком часто бывал серьезен.
Внезапно я оказался среди тех моментов собственной жизни, которые были наполнены радостью – минуты детской близости с родителями, великие и малые восторги от разных открытий мира для себя, влюбленность, тщательно скрываемая за фасадом пышности и торжественности, рождение детей, очевидные результаты помощи подданным. И я практически – за исключением раннего детства – не сумел насытиться.
Оказывается, все наши действия – это и есть настоящая суета. Еще сто – двести лет (и это в лучшем случае) потомки будут помнить меня и какие-то мои дела. Потом поток неумолимого времени смоет все, как надпись на песке смывается набежавшей волной. И останется в этом мире навсегда только мое внутреннее состояние.
И что же я оставил после себя? Чувство собственной важности, гипертрофированную ответственность, серьезность... А вот истинной радости, любви маловато...
Очень захотелось вернуться и все исправить.  как бы я ценил каждый миг такой короткой, и вместе с тем удивительной, жизни. Как радовался бы обычному зеленому листочку, щебету птицы, каждой морщинке родителей, нежной улыбке жены, звонкому смеху детей – и еще миллиону мелочей, которые и составляют жизнь.
- Главное, запомни это состояние. А возможностей еще будет много. Но люди склонны забывать – слишком много страданий в их жизни. Детали здесь не важны – играет роль только твое намерение.
А буквы продолжали появляться...

                Когда я обратил сердце мое на то, чтобы постигнуть мудрость и обозреть дела, которые делаются на земле, и среди которых       человек ни днем, ни ночью не знает сна, —
                тогда я увидел все дела Божии и нашел, что человек не может постигнуть дел, которые делаются под солнцем. Сколько бы человек ни трудился в исследовании, он все-таки не постигнет этого; и если бы какой мудрец сказал, что он знает, он не может постигнуть этого.
 
- Дорогой друг! Это заключительные слова твоей главы. Они достойно завершают жизненный опыт. И я, прежде чем мы последуем дальше, предлагаю тебе еще раз охватить взором прошедшую жизнь.
Дальнейшее очень трудно передать словами. От самого моего появления на свет и до рокового выстрела в подвале жизнь предстала передо мной одномоментно, словно волна. Не было того разделения на мгновения, которое вносит ум – вместо этого пришла непрерывность. Но и застывшей картина не было – она подобно ковру Соломона, постоянно пульсировала жизнью. Для себя я употребил термин "кадр" – ведь уму так важно все называть.
Но этому кадру моей жизни предшествовала нескончаемая череда кадров – точно так же, как продолжались они после. Голова закружилась. Сколько пройдено! Сколько предстоит пройти!
Когда-то в юности, после случая в библиотеке, я пытался разобраться со смыслом жизни. Но Вы сами знаете, как это тяжело в молодые годы! Конечно, я пришел к выводу, что смысл заключен в тех делах, которые мне удастся осуществить на земном пути. А значит, необходимо трудиться не покладая рук, чтобы достойно подойти к финишу. Такой вывод казался сам собой разумеющимся и не вызывал сомнений до настоящего момента.
Теперь же я начал понимать, что дела важны – но куда важнее при этом мое состояние, настрой, способность быть наблюдателем себя самого.
Все внешнее – это впечатления. Они постоянно доставляются мне жизнью в самых разных формах. Это как пища. Только для души. Весь окружающий мир меня "потчует" – родители, дети, жена, природа, люди, искусство, вера.  Но, если это пища, кроме ее потребления мне необходимо ее переработать и усвоить, превратив в опыт. Способен ли я?
Очевидно – да, если только не превращаюсь в механизм, действующий по вложенной в него программе.
Теперь я понимал – ковер, узор которого завораживающе сопровождал появление слов Книги, никогда не будет соткан до конца. Это – вечный процесс. И если кто скажет, что уже видел рисунок или знает его наперед – он просто не понимает сути. А она – в постоянном становлении. Нет ничего постоянного, кроме самих перемен.
Стало очень легко – словно огромный груз, постоянно носимый мною с рождения и от того ставший как бы частью меня – просто растворился. Я – часть огромного, невообразимого Целого. От осознания этого во мне пробуждался мягкий, но очень яркий свет, источающий ощущение тепла и покоя.
И чтобы не упустить это новое состояние, я готов тысячи раз пройти тем смертным коридором. Ведь он, как и все коридоры, неизбежно вел к свету – и там был мой настоящий дом, ожидающий меня после всех волнений и тревог мира, дающий отдых и возможность все усвоить. Скорее всего, я снова, по собственной воле вновь пойду в мир... Но это – позже.
- Добро пожаловать, Иаков – такими словами завершил эту часть моего приключения Соломон. Остальные просто расступились, принимая меня в свой круг...