Счастье

                рассказ из книги "Вокализ"

Никто не помнил прежнего названия бульвара, широкий и просторный он был застроен двухэтажными, каменными домами прошлого века, одни из которых были желтоватые или слегка зеленоватые, другие белые, как кусок сахара или мела, но все они содержались в чистоте и порядке.
На тротуаре вдоль домов вы не смогли бы увидеть ни окурка, ни бумажки, хотя он был далеко не новый, и даже наоборот, весь в трещинах, больших и длинных, или коротких и запутанных, которые почему-то нравились жителям городка, особенно детям, все они норовили обязательно переступить через них, это была такая весёлая игра, забава.

Около домов росли огромные платаны с серой, отслаивающейся корой на мощных, как колонны, стволах, они уносили свою пышную крону в далёкую высь, и где-то там, в облаках их ветви переплетались так, что не разъединить, и получался зелёный туннель из ветвей и листьев, сквозь который пробивалось жаркое, южное солнце, и тени больших, резных листьев ложились на бульвар. Осенью листья красиво желтели, шуршали под ногами вместе с опавшими плодами, которые незнающие приезжие принимали за каштаны.
Плоды платанов мягко падали на землю, ударялись о крыши домов подобно удару теннисного мяча, к этим звукам привыкли, без них жизнь потускнела бы, будто исчезла яркая нота в песне городка.

Может быть, когда-то бульвар назывался Южный или Портовый, или именем славного революционера, жители забыли, и все называли его просто Счастье... и даже слова бульвар не добавляли.
Так и говорили:
- Мы идём к Счастью.
Или:
- Встречаемся на Счастье.
После этих слов люди тихо, незаметно улыбались... всё-таки слова обязывают.

Вдоль бульвара, отгороженного от проезжей части невысоким, металлическим забором, была проложена аллея, засаженная жасмином, и как же благоуханна, как волшебна была здесь цветущая весна.
Около забора стояли старые фонари с облезлой краской, но жители почему-то не торопились их подкрасить - один, другой подойдёт, постоит и вспомнит по зарубкам то, что знает только он и, может быть, она, и вздохнет тяжко - эх, жизнь... Некоторые фонари по вечерам частенько не горели, чему несказанно радовались влюблённые, допоздна сидящие здесь на скамейках.

По бульвару почти не ездили машины - он вёл в сквер, за которым начиналось море, но зато неспешно дребезжал трамвайчик, долго стоял на остановках и весело трезвонил. Он делал круг, останавливался около сквера, вожатая выходила передохнуть, выпить чашку чая или кофе, и снова... Счастье.
Днём на трамвайчике подъезжали жители близлежащих домов, которые очень торопились, потому что пройтись по бульвару, подышать запахом моря, платанов, смешанным с тонким, нежным ароматом жасмина... Ну разве это не счастье?

Сквер в конце бульвара причудливым образом был окружён высокими каштанами с обычными, белыми и с редкими, розовыми соцветиями, и когда они цвели на фоне южного неба, утреннего, лимонно-розового или вечернего, пылающего фиолетово-алым пожаром, невозможно было глаз отвести от этой неземной красоты, будто занесённой именно сюда пришельцами с далёкой Альфа Центавры.

Сквер был небольшой, посреди него стояла песочница, а вокруг шесть скамеек. Одну из скамеек заняли две бабушки, их малыши увлечённо копошились в песке, изготовляя куличики, а потом разрушая их и снова строя что-то важное.
Бабушки наблюдали за внуками и оживлённо переговаривались, потом спохватывались, доставали салфетки, отмывали своё чумазое чудо, давали попить водички или предлагали яблочко.
Отдохнув и отмывшись, оба чуда, один светленький, а другой ярко-рыжий, брали машинки на верёвочке и дружно ходили друг за другом вокруг песочницы, громко лопоча что-то и прекрасно понимая друг друга.

Слева от старушек расположились юные Ромео и Джульетта, они целовались, тесно прижавшись друг к другу, или сидели затихшие, задумчивые, молчаливые.

На скамейке справа сидел мужчина, закрытый развёрнутой газетой, из-под которой торчали вытянутые ноги без носок, в дырявых шлёпанцах и потрепанных джинсах. Газета плавно поднималась то вверх, то вниз, слышалось ровное дыхание.
 
Напротив уснувшего читателя села девушка в интересном положении, на вид ей было лет двадцать. Вначале она с любопытством разглядывала малышей, потом скрестила руки поверх животика, и вскоре её отрешённый взгляд опрокинулся куда-то далеко, вглубь себя.
- Господи, как икона "Умиление", - сказали почти одновременно бабушки.

Солнечные блики играли повсюду, тени листьев уносились ветром, гуляли на лицах прохожих, опускались и танцевали на асфальте, готовые вновь сорваться и улететь. С моря дул лёгкий ветерок, и где-то рядом тренькал трамвайный звонок...

Это был только сон...