Не пройти мимо. От заката до рассвета

Теплое медово-лиловое закатное небо. Свежий пробудившийся лес – в нем птицы неустанно щебечут, тонко, звонко, радостно от них...
Рассеянно читаю книгу, рисую, смотрю в окно и думаю о тебе. Жизнь оставила меня петь одну единственную песню о звездном мире, в котором существует любовь. Не могу не петь ее, потому что боюсь, что без нее буду Матери Жизни не нужна. Глупый, бессмысленный страх.
О чем я бы хотела говорить с тобой? Может, о том, что ты чувствуешь, когда смотришь на закат? Или о том, что испытываешь, обнимая любимого человека? Или о том, когда сил больше нет ни на что,  даже на жизнь, – что остается с тобой? Что?
«Что?» скользит горькой усмешкой на губах – я привыкла искать на него ответ. А если нет его, ответа? Все ответы, найденные раньше, потускнели, истерлись, рассыпались в прах. «Здесь и сейчас», увы, не подходит, потому что  не умею в нем жить, умею только быть: безмолвно, неподвижно, равнодушно. А  жить – значить двигаться, меняться, чувствовать, мыслить, делать, ошибаться. Уметь ошибаться – тоже талант, который не приобретаешь с годами. Это врожденное: либо умеешь, либо нет.
Вчера я влюбилась в проходившего по улице мужчину, который был очень похож на Депардье. В юности я  влюбилась в Депардье, а тот мужчина был на него бессовестно похож: такой же высокий сутулый здоровяк с длинными светло-русыми волосами, широкими скулами, огромным носом картошкой. И глаза такие же добрые, теплые, а голос... Услышать бы его голос! Может, он так же, как Депардье, говорит мягким баритоном и так душевно, что сразу хочется плакать от избытка чувств?Но он, увы, шел молча по тротуару, а когда мы поравнялись, он посмотрел на меня тепло, улыбнулся. И... пошел дальше. А я прошла несколько шагов, обернулась – «чтоб посмотреть, не обернулся ли он». Но он – не обернулся. И я зашагала вперед, горестно прощаясь с моим, так и не ставшим моим, Депардье.
Я люблю красивых стариков, в которых есть достоинство без высокомерия, доброта без сентиментальности, мудрость без пустословия и банальщины.  Особенно мне нравятся те, которые любят. Недавно в вагоне метро видела прекрасную пожилую пару: они вошли, женщина села, пытаясь взять у мужчины к себе на колени его большой портфель. Он мягко отказывался, улыбался и с такой нежностью смотрел на свою любимую, уже совсем некрасивую, старую женщину, что мне стало грустно и очень светло на душе. Никогда не видела в глазах тех, кто любил меня, такой запредельной нежности.  Женщина держала сморщенную, покрытую пигментными пятнами, ладонь такой же постаревшей, скукоженной, но такой живой, теплой ладонью. Сколько прожили они вместе, чтобы вот так любить теперь? А может, они долго-долго были одни, прожили в одиночестве и испытаниях каждый – свою жизнь и неслучайным «однажды» повстречали и узнали друг друга? Ведь очень важно не просто повстречать, но и узнать друг друга. Не пройти мимо...
А еще – кажется, это было осенью, – я видела стариков, выходивших из магазина. У женщины на ботинке развязался шнурок, мужчина присел на корточки и аккуратно завязал его, а потом ошеломляюще бережно поправил брюки, чтобы они красиво легли на обувь. Женщина с глубоким достоинством и нежностью смотрела на своего старика, улыбалась тихо. Он взял ее под руку и они пошли – медленно, осторожно спускаясь с лестницы, поддерживая друг друга. Как они были красивы в то мгновение! Хочется верить, что там, где проходит закат их жизней,  все так же, как было тогда: они ходят под руку, готовят друг другу кашу и кофе и никогда не ругаются, даже не ворчат друг на друга... Я написала  «закат их жизней», но думается, что на самом деле то – рассвет: когда есть любовь, жизнь цветет юношеским цветом, белоснежной вишней...
Страсть безлика, а любовь – глубоко личностна. В страсти по-настоящему другого человека нет, он скрыт за огнем и дымом слишком яростной силы. Любим мы часто не человека, а огонь, что он в нас вызывает, стихия эта для всех людей почти одинаково безжалостна и беспощадна. Когда же сгораем, остается пепел нашей обычной, ничем не примечательной судьбы. И вот тут остается нам маленький просвет-выбор: сложить ли новый костер и поддерживать его, не размениваясь на пустяки, либо залить пепел водой сожалений и усталости и оправиться  на новые поиски обжигающего огня. Всматриваться ли в человека в ровном, тихом  пламени, пытаясь понять, почувствовать, принять другого целиком, как есть, без прикрас, без обесценивания его личной истории, критики и зависти? Или сгорать в огне Великого Дракона, зная, что до конца все равно не сгоришь, а на утро обнаружить пепел двух чужих и по-прежнему одиноких людей?
Думалось мне раньше, что однозначно приветствую любовь, но выборы моей жизни  не подтверждают это. Иногда я думаю, что убегаю в  страсть, чтобы не испытывать любовь. Потому что любить – страшно. Любить означает жить не на одну, а на две жизни: свою и человека рядом. А это всегда душевный труд, и бывает он не сладок и не легок... Но почему-то в этой скромной, тихой осознанности служения друг другу вырастает нечто большее, чем ты сам, что наполняет душу светом, а жизнь – смыслом, цельностью, ладной силой.
За окном – свежий, звонко-птичий рассвет, в комнате лесной, немного сырой прохладный воздух. Кажется, прошла ночь, в которой почти не спалось. Я могу теперь сочинить какую угодно историю о любви, но не ее саму, увы. Иногда все же приходит мысль, что и любовь мы тоже придумать можем, но только вдвоем и на двоих – ради чего-то большего, чем мы сами...