Врачебная ошибка

               

    Врачебная ошибка, врачебная ошибка! Что это такое? На неё можно списать всё: и действительно случайную ошибку опытного, порядочного врача, и непорядочность, некомпетентность, грубость и невнимательность наглого врача. Как с этим бороться?

  Но, начну издалека. Мы – это наша семья, семья наших друзей и их друзей, работали в проектном институте ГПИ Таджикгипрострой. Это – ведущий институт в Таджикистане. Мы любили свой институт, гордились им. Жизнь там кипела во всех направлениях: вечера, поездки на маёвки, просто на природу, зимой в горы кататься на лыжах. В институте в каждый перерыв одни бежали в вестибюль играть в шахматы или в шашки, другие мчались в спортзал поиграть в бадминтон или в пинг-понг. Жили и работали, как показано в фильме Геральда Бежанова: «Самая обаятельная и привлекательная».

 Вот только мужчин у нас было на женскую душу меньше, чем показано в фильме: примерно один к двум. Из 800 человек инженерно-технического персонала мужчин было человек около 400, да и то большая часть - женатые. Итак, в институте найти мужа достаточно проблематично.

 Но – находили, уводили от жён и прочее. Поскольку институт ведущий, зарплата выше, чем в других подобных заведениях, коллектив хороший, то часто можно было встретить прежнюю жену и новую, работающих в одном институте.
  Так, к чему это я? К тому, что у женщин наступает детородный возраст: пусть нет мужа, зато будет хоть ребёнок. А как это сделать?

  Я подрабатывала, преподаванием в политехническом институте на вечернем отделении. Среди моих студентов была молодая пара – инвалиды, по-моему, с детства. У Ани была левая рука как бы усохшая. В народе говорят: «сухоручка». Она сильно хромала, приседая на одну ногу: какая-то проблема в тазовой зоне. Иван был без одного глаза и с проблемной правой рукой. То есть, у них комплект рук был один на двоих, но чертили они вполне прилично.

 Учились очень добросовестно, старательно, хотя звёзд с неба не хватали. Аня работала техником в нашем институте, Иван - в другом. Семья была образцово-показательная. У Ани была очень привлекательная внешность: миловидное лицо всегда озаряла лучезарная улыбка. Она было немного полновата для своего возраста, но это не мешало ей быть очень подвижной.

 Иван был всегда серьёзен, сосредоточен. Но, как улыбнётся, так вокруг всё осветится. Говорят, если улыбка украшает внешность человека, то, безошибочно можно сказать, что это очень хороший человек. Так вот это как раз про Ваню. Любил он Аню очень нежно. Смотрел на неё как на икону. Готов в любую минуту кинуться исполнять любое её желание.

 Аня, смеясь, говорила: «Сошлись две инвалидности». Они были уже не молоды. Очень хотели ребёнка, но что-то у них не заладилось, не получалось. Врачи установить причину не смогли: вроде оба полноценные, а детей нет и нет, а годы идут. Аня мне говорила: «Совместимость не та». За два года, что они у меня учились, у нас с Аней сложились доверительные отношения.

 Однажды, при встрече она мне говорит:
 - А у нас будет ребёнок!
 - Поздравляю, Анечка. Иван рад, небось?
 - Только ребёнок не от Вани. Мы думали, думали и решили родить от другого мужчины. Это лучше, чем брать из дома малютки, правда? Мать будет родная, кровная. Между прочим, это идея Ивана. Он уже не мог смотреть на мои страдания.

Я договорилась с нашим физкультурником … Только вы никому не говорите, ладно? – и, получив утвердительный кивок, продолжала, - Он симпатичный, здоровый, сильный. Нам же нужен здоровый ребёнок, правда? Ну, вот, теперь с нетерпением ждём своего часа. А я решила уволиться из института. Не хочу, чтоб наш ребёнок знал, что Ваня не родной отец.

У нас же всё тайное станет явным. А меня не будет: с глаз долой, из памяти вон. Так что, теперь будем редко видеться. Давайте, прощаться. Мы с Иваном вам очень благодарны…..Ну, это неинтересно.

  Прошло немного времени и об этом стало обществу известно. Как? Загадка! Но, «дурные примеры заразительны», говорит народная мудрость. И некоторые наши женщины последовали примеру Ани. В том числе Фая Джаирова. Она родила мальчика Рустама. Чуть мальчуган подрос, как всем стало ясно, кто отец. Малыш оказался потрясающе похож на нашего архитектора, назовём условно его Додиком.

 По мере подрастания сходство становилось всё более очевидным, но Додик категорически отрицал свою причастность к рождению этого ребёнка. Тем не менее, мальчик унаследовал от Додика и определённые таланты: а именно – талант к рисованию, причём, очень своеобразный. Так, например, когда Рустамчику было 5 или 6 лет, в институте проводился предновогодний конкурс детских рисунков. Такое мероприятие у нас ежегодно устраивалось. Так Рустаму по единогласному мнению жюри и всех сотрудников была присуждена первая премия.

 Рисунок был выполнен простым карандашом. Была нарисована балерина в динамике, выполненная из снежинок. Ну-ка, кто-нибудь, умеющий рисовать, попробуйте. Ни у меня, ни у мужа не получилось. Это был потрясающий рисунок по кажущейся простоте и выразительности. Одним словом – сын архитектора, причём талантливого.

 Но, повторяю, Додик не хотел в этом признаваться. Думается, что он был прав. Вскоре он женился на узбечке с двумя детьми, усыновил их и был счастлив. В институте потихоньку шептались: «Чужих детей воспитывает, усыновляет, а своего кровного не хочет признавать». Молодые мы были, не понимали Додика.
 А Рустамчик рос умненьким, послушным, добрым мальчиком, очень любящим свою маму.

 А мама воспитывала сына, радовалась жизни, вела активный образ жизни: ходила в походы не длительные, конечно. Зимой ездила со всеми в Ходжа-Оби Гарм осваивать горнолыжный спорт. Тут-то я и поняла, что мой муж очень симпатизирует Фае. Муж у меня в те поры был влюбчивым. Любил он платонической любовью, не угрожающей моему семейному счастью.

 Фая была женщиной, чуть моложе нас. Она вполне была достойна мужского внимания. Ладненькая фигурка. Приятное лицо, круглое как луна. Если поставить на кончик носа ножку от циркуля, то он опишет окружность точно по контуру её лица. Выдающиеся скулы говорили об её причастности к татарской национальности. В ней все было в меру.

 В меру серьёзная, в меру весёлая, добрая; когда надо кого-то отчитать, проделает это мастерски. Почти безкомпромиссная. Может постоять и за себя и за других, если надо. Я узнавала я об его следующей симпатии по фотографиям. Например, стала на фотографиях появляться Фая.

 Вот она спускается на лыжах. Только она. Других спускающихся он не запечатлевает. Вот мы у костра: в центре кадра Фая. Ну и т. д.. Я не ревновала: не было причины. Фая  - порядочная женщина. Она и не догадывалась о Серёжиных чувствах. А ко мне  он относился внимательно, как обычно. Однажды,   группа наших сотрудников отправилась в горы. В этот раз я не ходила, уж не помню по какой причине.

 В числе остальных была и Фая. Когда поднялись на вершину горы, а ходили под предводительством Гендлина Д.Д., который любил водить группы по странным местам, где нет ручейков или родников, а то и, вообще, зелени, у Фаи случился тепловой удар. Её рвало, она теряла сознание. Короче худо ей было. Так Сергей один спустился с ней на руках вниз. Было очень трудно и тяжело, но он её никому не доверил.

 Потом долго восторгались мужеством и самоотверженностью Серёжи и его отменным здоровьем. А у него сердчишко барахлило: стенокардия. Вообще-то он так поступил бы по отношению к любой другой женщине. Просто Фаю нести ему было легче, ибо «своя ноша не тянет».

  У нас в институте работала некая Ася Китаева. Кстати, моя подруга. Она была математиком в нашем расчётном отделе. У неё был талант: она могла разговорить кого угодно и потому всё про всех знала. Если я при встрече спрошу: «Как дела?» В ответ: «Нормально» То уже вроде бы и разговаривать не о чём. Всё у человека нормально, ну и хорошо. Но, Ася сумеет допытаться до всего. Между прочим, с ней охотно делились, видимо, чувствовали, что она интересуется от сердца, не из одного приличия.

  Как-то у самых дверей в нашу мастерскую она встретилась с Фаей.
   - Привет. Как дела, Фая? Нам работу несёшь? Отлично! А как у тебя дела?
   - Да, всё нормально.
   - Как Рустамчик? Он у тебя гениальный паренёк.
   - Спасибо! Начальство у себя?
   - У себя, у себя. А как ты себя чувствуешь? Что-то ты сегодня мне не нравишься.

   - Да, нормально я себя чувствую. Слушай, Ася, что ты ко мне пристала? – смеясь, спрашивает Фая.
   - Знаешь, сама не понимаю, - тоже смеясь, отвечает Ася. – Фая, ты не обижайся, но это не праздный интерес. Подумай и ответь на вопрос: «Ничего тебя не беспокоит?»

   - Честно? Ну, Ася, не ожидала. Беспокоит. У меня в груди уплотнение. И мне кажется, оно увеличивается.
   - Так. К врачу ходила?
   -Ходила. Но, только лучше б не ходила. Представляешь, она меня высмеяла. Говорит: « Ну, эти интеллигенты вечно паникуют. Всё придумывают раки – сраки разные».
   - Какая гадина! А для чего смотровой кабинет? Чтоб не упустить время – оно в данных ситуациях смерти подобно. Фаечка, а ты к завотделением ходила? Её надо на место поставить.
   - Да ну! Связываться с ней – себе дороже.

   - Фая, может это неприлично, но можно я пощупаю?
  Фая от неожиданности потеряла дар речи. Вообще, растерялась. Ничего себе –поворотик! Но Ася стояла и ждала, пока Фая решиться. А, сама, тем временем стала проявлять активность.

   - Давай к окошечку отойдём. Ну, никого нет, давай пощупаю.
 И, не дожидаясь разрешения, начала аккуратно прощупывать грудь.
  - Да, уплотнение есть. Это однозначно, и оно мне не нравится. Иди к врачу, добивайся направления в онкоцентр в Кара-Боло. И не спорь со мной. Ты у меня на контроле, - засмеялась Ася. - Будешь приходить и отчитываться каждые две недели. Ну, пошли. Будем принимать работу.

   Прошло время. Фае позвонили и сказали, чтоб она пришла за готовой работой.
   Фая взяла работу. Ася пошла на выход вместе с ней. Выйдя из комнаты, она задержала Фаю.
  - Ну, как? Ходила к врачу? Что она в этот раз сказала?
  - Она потребовала, чтоб я принесла ей направление от терапевта. Терапевт сказала, что, возможно гинеколог права, что это просто воспалившийся лимфоузел и выписала мне антибиотики.
 
   - Тебе антибиотики нельзя: ты всю картину испортишь. А ну, пошли к окну. Дай посмотрю, может, и правда ничего нет, и всё рассосалось?
   - Нет, Асенька. Растет опухоль. Только она опять заявила, что этим гнилым интеллигентам все раки-сраки мерещатся. Шибко грамотные теперь пошли больные. Я дала себе слово, больше к ней не ходить. У меня нервы сдали.
  Ася деловито прощупала грудь.

   - Фая, ты что говоришь? У тебя сын. Сиротой хочешь оставить? Нервы у неё сдали. Нервы должны у этой врачихи сдать. Я считала тебя сильной, умеющей кому хочешь отпор дать. А ты ради сына не можешь за себя постоять? Ты должна всю поликлинику, всю республику, а, если надо, то и всю страну на ноги поставить. Явное увеличение, причём, весьма значительное, если учесть за какой короткий срок. Так, пошли со мной.

   - Куда?
   - Назад, в нашу комнату. Мне надо позвонить сестре.
   - У тебя разве есть сестра?
   - Да, Фаина Рожковецкая. Мы с ней сводные сестры: у нас отцы разные. Фаина очень известный в городе кардиолог: у неё все врачи – друзья.
   - Видя возвратившуюся Фаю, начальник отдела заволновался:
   - Что-то не так?

   - Так, так, - говорит Ася. – Мне нужно срочно позвонить. Обращаясь к Фае, - Она работает до четырёх, но, может, на наше счастье задержалась. Алло! Фаина! Здравствуй, дорогая! У меня к тебе срочное дело. Очень большая просьба. У моей хорошей подруги в груди уплотнение. Я ставлю диагноз неутешительный. Да, я! Врач? Врач говорит, что это рак-срак…. Да, так и говорит. В этом всё и дело…. Не даёт. Требовала…. Не даёт. Слушай, дорогая. Не могла ли бы ты устроить ей консультацию у твоей любимой Фокиной? Без направления. Если мой диагноз подтвердится, то и направление добудем…. Отлично. Сейчас спрошу. Фая, завтра к половине восьмого сможешь подойти? Куда, объясню…. Да, конечно, сможет. Ну, всё, пока. Целую. Так, третья горбольница, рядом с Политехническим институтом. Ага, знаешь. Спросишь кабинет Фаины Самойловны. Она будет тебя ждать.

  Вот и закрутилось колесо. Оттуда Фая сразу отправилась в онкологическое отделение. Фокина ужаснулась поведению врача, а ещё больше тому, как катастрофически быстро пошёл процесс. Прогрессирующий рак. Операция немедленная. Ставят четвёртую, последнюю стадию. Если не сделать операцию, жить остаётся считанные дни.
 
  Фая звонит своим родственникам, что живут где-то под Казанью, чтоб они взяли Рустама на время операции, ну и в дальнейшем, если всё плохо кончится. Родственники ответили, что мальчик нагуленный, грязный с точки зрения морали. У него с ними никаких родственных отношений быть не может. Напрасно Фая плакала, объясняла, что ребёнок не виноват, в том, что мать не смогла выйти замуж.
 
   - Он же – ребёнок. Кровь ваша в нём течет. Сиротой бросаете, - рыдала Фая в трубку. Родственники были неумолимы.
   Очень близких друзей в институте у Фаи не было. У неё были со всеми ровные профессиональные отношения. С кем-то чуть ближе. К таким относилась семья Кучеровых. У них не было своих детей, и Надя предложила взять пока Рустамчика к себе.

Тут выясняется, что Фае срочно нужна кровь. Как раз кровь моего Сережи оказалась такой, как нужна. Теперь кровь моего мужа у Фаи. Мы почти родственники. Однако, знала ли об этом Фая, не знаю. Она никогда об этом речь не заводила, а серёжа это не афишировал, просто из скромности. Как только Фаю положили в больницу, мы с Асей рассказали, сотрудникам, почему «она довела себя до такого состояния».

 Возмущению коллег не было предела, и мы решили , что так оставлять нельзя.  Зло должно быть наказано. Врача должны судить и лишить права работать врачом.
  Я тогда была депутатом горсовета. Ходила я и в Горздрав, и в Минздрав и поняла, что один в поле не воин. Везде отвечают, что – «Врачебная ошибка. С кем не бывает?»

   Тогда сотрудники официально дали мне письмо, обязывающее добиться наказания врача. Я взяла в помощь Лиду – наш общественный заседатель, и мы пошли воевать. У нас было коллективное письмо за подписью нескольких сот человек. Ничто не помогало. «Дело рассмотрено в комиссии. Решение: имеет место врачебная ошибка. Врачу такому-то поставлено на вид».
 
  Мы доказывали, что это не врачебная ошибка, а непорядочное, недобросовестное отношение к исполнению своего профессионального долга. Это нарушение клятвы Гиппократа, и она не имеет права работать врачом. Такие «ошибки» дорого людям обходятся. Конечно, одной мне бы ничего не добиться.

 Но, когда я пытаюсь «сложить лапки», на меня наседает Лида, а когда она решает «кончать волынку», я на неё давлю. В конце концов, мы добились пересмотра дела и нам вручили решение комиссии: «На полгода отстранить от врачебной практики и направить на курсы повышения квалификации. По окончании курсов, дело будет повторно рассмотрено. А также, в случае летального исхода, дело подлежит пересмотру». Приблизительно так, это заключение звучало.

   Вот и операция проведена. Выяснилось, что у неё третья стадия. И ей отпущено гораздо более времени жить на этом свете. Накануне операции она была весёлая, несколько возбуждённая, чем удивляла Фокину.
  - Ну, и выдержка у вас, моя дорогая! Так держать!

На второй день после операции Фая уже привставала. Теперь её радости было и объяснение: третья стадия обещает при соблюдении всех условий проведения лечения долгую жизнь. Появилась надежда, что она успеет поставить сына на ноги.

  - Хотя бы успеть дожить, пока он кончит семилетку! – говорила она своим коллегам по палате.
  Я навещала её довольно часто, но о наших хлопотах не говорила. Просто, мне было с одной стороны не наплевать на нашу сотрудницу, теперь уже в какой-то степени, близкую. И хотелось сделать приятное мужу, сообщая о настроении Фаи, её оптимизме. Вообще, кроме меня, её только один раз навестила Надя. Успокоила относительно Рустамчика.
 
   Я пришла её навестить на третий день после операции.  Мне хотелось сообщить ей, что худо ли бедно, но эта врач-срач (Мы теперь её промеж себя так называли) будет наказана.Фая была в подавленном состоянии. Сухо поздоровалась и отвернулась, показывая всем своим видом, что она не склонна беседовать.

Я растерялась. Ехать далеко. У меня работа стоит: всё наверстывать придётся. Да и семья у меня: дети, муж. Как-то невежливо с её стороны. В глубине души стало очень обидно. Я ведь от всего сердца.
 
   - Тут вот я принесла витамины: фрукты, сок. Выздоравливай, я скоро приду.
И вдруг, зашумели все больные, заговорили в один голос. Подождите, не уходите. Послушайте. Фаечка, можно мы расскажем Ларисе? И, не дожидаясь её ответа, возбуждённо заговорили.

  - Ой! Что вчера было? При обходе Фая чувствовала себя великолепно. Настроение хорошее, аппетит хороший. Завтрак уже кушала сама, приподнявшись на подушке. Мы радовались за неё, удивлялись. Мы были на другой день после операции живые труппы. Фокина была очень довольна. Ставила нам её в пример.

 «Видите, человеку, матери, надо выздороветь, она и выздоравливает. Бороться надо и побеждать эту окаянную болезнь». А после обхода входит группа врачей под предводительством Фокиной. Она объясняет, что не всегда надо от больного скрывать его заболевание. Иногда он должен знать, чтоб бороться.

«Мы, врачи, должны быть хорошими психологами. Вот я хочу показать вам очень волевую больную….» Подводит их к кровати Фаи. А у Фаи лицо белее мела и какое-то неживое. Фокина кинулась к Фае.

«Джаирова, что с вами? Что с вами?» Фая, как бы очнулась, привстала, протянула руку и странным таким голосом ясно так сказала: «Вот – убийца! Она – убийца! Убийца! Раки-сраки? Да? Убийца!» Упала головой на подушку  и замерла. Ну, как будто умерла. Мы ужасно испугались. А больше нас Фокина. Быстро всех выпроводила, велела позвать медсестру.

 Сама все пытается расшевелить Фаю. «Я всё поняла, - говорит. – Но, может вы ошиблись? Джаирова! Фая! Очнитесь! Поплачьте!» Пришла медсестра, сделала укол успокаивающий. А Фаю, наоборот, как прорвало: началась истерика. Фокина вздохнула: «Ну, слава Богу. Ожила. Джаирова, дорогая, не хорошо нас так пугать. Теперь надо поспать, отдохнуть. Выздоравливайте» И ушла. Вечером навещала нас. Фая впала в депрессию, и никто не может её расшевелить. Не уходите, вы такая весёлая, может, у вас получится.

   Фая выслушала все безучастно.
  - Фая. Это, мы виноваты во всём. (Молчание) Мы добились, знаешь, чего?  Её на полгода лишили права работать врачом. За это время она должна пройти курсы повышения квалификации. Вот она уже и приступила к выполнению требований комиссии. Что-то она поторопилась. Ладно, разберёмся. А то, что ты так её испугала, а я думаю, ты её хорошо напугала, так это - здорово. Только пусть она в депрессию впадает, а не ты.

 И, вообще, не понятно, почему у тебя такое странное настроение. Радоваться надо, что судьба свела тебя с ней сейчас, и ты смогла высказать всё, что ты о ней думаешь в присутствии коллег. Пусть знают, какая она есть. Она ушла, а ты должна была посмеяться: «Ну, бабоньки! Как я её! А! Пусть запомнит надолго!» А, бабоньки! Правильно я рассуждаю?

  Все рассмеялись. Стали вспоминать её лицо. И как остальные на неё смотрели. И как она выскочила, как ошпаренная. Фая повернулась. Лицо в слезах. Это слезы от смеха, который она сдерживала. Тут начался всеобщий хохот. Прибежала медсестра. Следом – Фокина.
.
  - В чем дело? Ну и палата мне досталась. Что случилось.
  - Мы вспоминаем морду этой врачихи. Она была такая же бледная, как и Фая! Расскажите, как она там, когда все вышли. Оправдывалась?

  - Нет, она сначала пыталась доказать всем, что Джаирова обозналась, но у меня же есть лист с направлением как - бы на исправление. Я её самолюбие щадить не стала. Мы на занятиях подробно обсудили этот случай. Негодование коллег было ей хорошим уроком. Я даже думаю, что на прежнее место её не возьмут, и она помыкается ещё. Передайте своим сослуживцам, что они молодцы: добились своего. Правильно, таких надо учить.

  Тут Фая и представила меня, как основного борца за справедливость. Не скрою: мне было лестно. Я, в свою очередь упомянула Асю. Это, благодаря ей, и только ей всё так неожиданно неплохо кончилось. Забавная, но добрая и настырная женщина эта Ася.

P. S.
Фая под постоянным наблюдением врачей нашего онкологического отделения скрупулёзно выполняла все их указания. Она прожила долгую и счастливую жизнь Вырастила замечательного сына. Он успешно окончил школу, а потом и ВУЗ. И только перестройка оборвала её жизнь. Из Таджикистана пришлось уезжать, скорее убегать.

 Постоянного наблюдения, а соответственно и лечения уже не было. Денег на лекарства не было. Работы у Рустама не было. Волей случая, они: Фая и Надя Кучерова, оказались живущими неподалёку. Надя ухаживала за ней, помогала, как могла.

 Вот, что рассказывает Надя: Через какое-то время после смерти Фаи, ночью в дождь кто-то постучал в дверь. Надя открыла. На пороге стоял мокрый Рустам. Оказывается, он с первой зарплаты привез Наде телевизор (уезжая же многое оставляли). Фая могла бы гордиться таким сыном.