May Day in Russian Bay - 1 мая в Русской бухте

     Я болтался за кормой на подвеске и белой краской выводил название нашего лайнера. Боцман Варенников часто поручал мне работу, которая требует терпения, аккуратности и художественного вкуса. К тому же, у меня не кружилась голова и не было страха свалиться в воду. В корни моего генеалогического древа наверняка вплелись предки из племени ирокезов, которые строили Эмпайр-Билдинг в Штатах и генетически не боялись высоты. Конечно, в детстве, лазая за шишками на столетние кедры, я об этом еще не знал.

     ЯРОС – старательно рисовал я четвертую букву, когда на планшире повисла Маша Толоконникова, наша красивая повариха.

- Андрейка-а-а, - ласково запела она, - навагу забыла выписать по раскладке, сам вылезешь или ключ от артелки дашь?

     Еще чего! Первая заповедь лавочника – не доверяй ключи никому. Поэтому, я начал торговаться:

- Чем порадуешь за это?
- Будет тебе спасибо…
- Только-то? – куражился я, любуясь снизу ее стройными ножками, - пообещай чего-нибудь хорошего. Хотя бы для приличия.
- Ладно, - засмеялась покладистая Маша, - будет все, чего пожелаешь!
- Это другое дело, - самодовольно сказал я и начал карабкаться вверх по шторм-трапу.
     После шаткой подвески твердая палуба давила на подошвы ботинок. За бортом, в густом ультрамариновом небе, зеленели кудрявые сопки острова Шикотан.

     Навстречу шел боцман Варенников:

- Куды ты ее, такую молодую?
- В закрома, - говорю, - рыбу надо жарить.
- Это сейчас так называется? – пошутил боцман и добавил, - зайди потом к чифу. Срочное дело есть.
- Абинский нарасхват, - говорю, - там еще ЛАВЛЬ дописать надо. Так я до обеда не управлюсь.
- Интеллигента туда налажу, - сказал дракон, - принайтую покрепче, пусть обвыкает помалу…

    Интеллигентом боцман называл Сашу Будиша, совершенно случайного человека на флоте. Будиш мог свистнуть на палубе, сесть на кнехт или назвать гак крючком, а компАс  кОмпасом.
***
- Прогуляешься, Абинский, на берег, - сказал старший помощник, едва я переступил комингс его каюты, - держи сто двадцать тугриков. Возьмешь на все спирта – дюжину бутылок. Мешок прихвати, куда складывать.  В «Сельпо» спросишь Нетребу Ивана, без него не дадут. Обратно на плашкоуте. Подойдешь к «курятнику», тебя посадят. Смотри, чтобы наши ухари не перехватили по дороге, до праздника еще целая неделя.

     Я почувствовал себя разведчиком, которого засылают в стан врага. Правда, имя резидента я запомнил крепко – Нетреба Иван.

- Тяжеловесы будем выгружать? – спросил я.
- Пути военных неисповедимы, - развел руками старпом, - если и будем, то при свете звезд. Чтобы враг не заметил. Успеешь...

     Во втором трюме ждали выгрузки два средних танка. У бортов располагались ящики со снарядами, патронами и ручными гранатами. В третьем трюме, по обеим сторонам гребного туннеля, были уложены ракеты в круглых зеленых футлярах. С таким арсеналом мы запросто могли бы объявить войну Японии и захватить у нее пару северных островов.

     Перевозить военные грузы – дело неблагодарное. Самовыгрузка оплачивалась через бухгалтерию и контора забирала себе приличный кус за амортизацию лебедок. Еще хуже было то, что нами командовали военные. Они вдруг устраивали учения, десантировали технику на берег, потом снова грузились на судно и ехали покорять другой остров. Десантники менялись, а экипажу приходилось работать и днем, и ночью, выгружая танки и самоходки тяжеловесными стрелами.

- Прощай, турыст! – сказал чиф голосом Анатолия Папанова, смахнул воображаемую слезу и добавил, - ключи от артелки оставь. Мало ли что…

     В прошлом году мы потеряли на Шикотане старшину самоходной баржи. Парень уехал на берег к девушкам и пропал навсегда. С баржевиками нам не везло. Другого шкипера, Аркадия Веселова, зарезали в пьяной драке в тихом кафе «Оазис» в порту Корсаков.
***
     Через час катер ткнулся в железный пирс поселка Крабозаводское. Мир сузился полукругом зеленых сопок, поросших молодой травкой и зеленым стлаником. Пахло соленым морем, прелыми водорослями и свежей рыбой. Слева выгружался рыболовный сейнер. Над ним метались горластые чайки. Рядом из воды выступал ржавый остов затонувшего корабля. У его дырявых бортов толкались и всхлипывали мелкие волны.

- Где тут «Сельпо»? – спросил я у бородатого шкипера, когда он бросил чалку на швартовый кнехт.
- А вон, желтый лабаз на сопке, - махнул он рукавицей, - ступай по дороге, мимо не пройдешь.

     «Асфальт здесь не в моде», - подумал я и зашагал вверх по каменистой тропинке. Каждая досточка, каждый кирпич – все здесь привозное. Население, в основном, сезонное - люди приезжают со всех концов Союза на заработки, «шкерить» рыбу.

     Над окном магазина была прибита фанерная доска с надписью «СЕЛЬПО». На двери в кованых железных петлях висел солидный замок. Вокруг – ни души. Я присел на каменные ступеньки, закурил и стал ждать резидента. Из-за угла появилась большая лохматая собака. Рыжая линяющая шерсть висела на ней клочьями.

- Привет, Трезор, - сказал я, - как поживаешь?
- Терпимо, - дружелюбно взмахнул он хвостом и растянулся у моих ног.

     Я давно заметил, что рыжие собаки обладают веселым нравом и добрым характером.

     Следом подошел древний дедок в брезентовой штормовке и литых резиновых сапогах. Нечесаная борода висела у него сосульками.

- Добрый день вам, - сказал старик и присел рядом на ступеньку, - с какой лайбы  будете?
- С «Ярославля».
- Большой корабль, - уважительно сказал дед, - штурманишь или как?
- Или как… Я там матросом.
- Матросов уважаю… Революцию делал кто? Народ? Хрен в нюх - матросы! – сказал дедок и мелко захихикал.
- Я Нетребу жду, не знаете, скоро он будет?
- Тю, - присвистнул дедок, - магазин откроют аккурат вечером, в пересменок, а если трэба Нетребу, шукай его у веселой Таськи.
- Где это?
- Вон, аккурат, за фабрикой, - ответил дед, - в первом доме. Там еще береза стоит. Войдешь и сразу налево. Только от-тель выйти труднее, чем зайти.
- Почему так? – насторожился я.
- Так это…здесь бабье царство, - засмеялся опять старичок, - и все честные, и все девушки. За вечер пять раз тебя оженят. Вербота, она и есть вербота…

     Я поблагодарил деда и зашагал в сторону рыбозавода.

- Ивану не гри, что это я тебя спровадил, - сказал мне в спину абориген. Его Трезор промолчал.

     Возле двухэтажного барака росла одинокая манчжурская березка. Молодая листва еще не закрывала корявых веток.
     Я вошел в темный коридор и постучал в первую дверь.

- Не заперто! – послышался женский голос.
- Добрый день вам, - поздоровался я словами аборигена.

     Это была небольшая кухня с железной печью и столом у окна. За столом сидела фигуристая женщина лет тридцати в голубом прозрачном пеньюаре. Я стеснялся смотреть на ее грудь. Напротив, в глубоком кресле, раскинулся крепкий мужик купеческой внешности, с рыжей, аккуратно подстриженной бородкой. «Третий бородач за полчаса»,  - отметил я.

- Я с «Ярославля», - говорю, - мне бы Нетребу Ивана…
- Кому Иван, а для кого - Иван Силантьевич! – заявил купец густым басом, - Нетреба – это я. Ты как меня нашел?
- У меня хороший нюх, - пошутил я.
- А-ха, - произнес резидент, - Пить будешь?
- Да мне бы…
- С утра выпил – весь день свободный! – сказал Иван Силантьевич и плеснул в стакан из прозрачной бутылки, - держи, моряк, и оцени нашу рыбацкую закуску.

     На столе, в глубокой тарелке, высилась горка хлеба. Рядом стоял эмалированный таз. В этой посудине можно было легко искупать младенца. В густой коричневой  жидкости среди луковых колец плавали жирные куски красной рыбы.

- Пятиминутка, - пояснила женщина, протягивая мне кривую алюминиевую вилку, - горчица, лук, лаврушка и свежая гарбушка. 
- Под ее можно запросто литру принять, - сказал купец Нетреба. - За встречу, значит. Тебя как величать?
- Андрей.
- Вздрогнем, Андрюха.
- Буде здравы! – сказал я и мы выпили.

     В стакане оказался чистый спирт. Пока я хватал ртом воздух и судорожно ловил в тазике шмат рыбы, мои собутыльники радостно ржали.

- Ха-ха-ха! – трубил Нетреба.
- Хи-хи-хи, - вторила ему хозяйка.

     Ее пышная грудь взлетала до подбородка. Наконец, я справился с дыханием, вытер слезы и попытался сказать по-мужски, сиплым басом: «Ух ты! Крепкий, зараза!»

     Вышло не очень убедительно.

- Ха-ха-ха!
- Хи-хи-хи!
- Закусывай, зажуй скорее и не дыши пока, - сказал Нетреба, - спирт надо пить умеючи. По второй?
- Погоди, Ваня, не гони баркас, - сказала Таисья отсмеявшись, - дай парню покушать.

     Закуска и вправду оказалась сочной, вкусной и таяла во рту.

- Можно и по второй, - согласился я, - может, разбодяжить?
- Ни-ни! – возмутился Иван Силантьевич, - теплая будет и кураж не тот.
- Будем живы, здоровы и богу милы, - скороговоркой произнесла Таська, - а людЯм – сам черт не угодит!
- Истинно так, - сказал Нетреба и выпил.

     Спирт действовал быстро, мне стало хорошо.

- Вторая пошла веселее, - говорю.
- Первая колОм, вторая соколОм, остальные – мелкими пташечками, - засмеялся  Нетреба, - было бы что выпить, а повод мы всегда найдем! 

- Было дело, - продолжал он, - на «Баргузине» затралили мы вместе с селедкой железную бочку… литров на двести пятьдесят. Тара свежая, даже надпись еще осталась. Я запомнил -  эс два, эн пять, ОH. Открыли, значит, понюхали – вроде как спирт, только шибко соленый. Думали, гадали он или не он. Боцман говорит: «Видишь, русским языком написано – ОН!» А в команде грамотный человек был, Фазиль Сапожников. То ли химик, то ли фармацевт в прошлом. На химии много не заработаешь, вот он и подался в рыбаки.  Дразнили Фазиля по-французски – Де Финил. Наш химик и придумал эту шнягу перегонять в самогонном аппарате. Полезный продукт выпаривается, а соль – в остатке. Короче, три дня сейнер лежал в дрейфе и мы в лежку. Потом, правда, пофартило, косяк за косяком пошел, взяли втрое…

- У тебя этих баек – не переслушаешь, - сказала Таисья, - человек по делу пришел, иди уже…
- Успеем, до вечера далеко… а года три назад довелось мне работать под Якутском, на телестанции «Орбита». И была там…

- Бочка спирта, - вставил я.

- А-ха! Угадал! – кивнул Нетреба, - только вот закавыка – в эту бочку загодя добавили ацетона, чтобы пить нельзя было. До холодов мы сидели, как бакланы, тверезые. Потом применили научный метод. Наливаешь, значит, жидкость в обыкновенный чайник и струйкой цедишь на железный уголок. Морозы там под пятьдесят и вся гадость прилипает к железу, а чистое «шило» идет в бутыль. К весне приехало начальство:

- Куда спирт дели?
- Контакты протирали, - говорим.

     «Фух!», - Иван Силантьич дунул на вилку и потер ее ладонью.

- Хи-хи-хи!
- Ха-ха-ха!
-  «Шило», это спирт? – спросил я.
- Ну да, только технический, - ответил Нетреба, - водку, думаю, тоже из него делают. У вас на кораблях «шило» есть?
- Мне случалось пить из компаса, - говорю.

     Резидент уважительно поднял брови.

     За разговорами время летело незаметно. Наконец, Нетреба поднялся из-за стола и сказал женщине:

- Красивая, не убирай пока, вдруг мы вернемся…
- Шампанского захвати, - сказала веселая Таська на прощание.

      По знакомой дороге мы дошли до магазина. Нетреба двумя ключами отомкнул склад и выдал мне дюжину бутылок с голубыми этикетками.
     Он взболтал одну из них и пояснил: «Видишь, пузырей нет – чистый, значит. Как слеза младенца!»
     Я бережно уложил покупку в рюкзак, душевно попрощался с купчиной и двинулся к морю.

     У рыболовного сейнера летали голодные чайки. На сваях возвышался «курятник» - большой ящик с окнами, обшитый рваным кровельным железом. В нем располагался  диспетчерский пункт с радиостанцией и антенной на крыше.
      «Ярославля» на рейде не было! В синей вечерней дымке мой лайнер густо коптил небо и взбирался на размытую кромку горизонта.

- Ни фига себе! - сказал я себе, - с дуба сыплются листья ясеня! Прогулялся ты, Андрюха, на берег!

     По железному трапу я взобрался в диспетчерскую. За спиной, в туристическом рюкзаке, позвякивала хрустальная тара. В тесной будке, едва помещался узкий диван и стол с радиостанцией «Акация». У окна стоял лысый дядя в водолазном свитере и с морским биноклем на шее. В левой руке командир держал микрофон, правой отчаянно жестикулировал.

- «Селенга», - хрипло кричал он в трубку. - Тебе говорю! Пять минут на все, про все! Не заведешь свою керосинку, привяжу «Эгершельд», а ты будешь еще неделю здесь куковать!

     У рыбаков свои заботы – нужно быстрее скинуть улов и вперед, на промысел. Время – деньги.

- Моряки, что дети! – сказал диспетчер уже в мою сторону, - Абинский? Мухой грузись на «Топаз», он уже отходит. Пойдешь в Северо-Курильск. Еще и обгонишь свое корыто. Благодари своего чифа, он мне все уши провертел!

     Все понятно, пока я бражничал с Нетребой, «Ярославль» срочно направили к северному острову Курильской гряды. Пути военных неисповедимы…

- Бегом, бегом! – торопил меня диспетчер и тут же закричал в микрофон, - «Топаз»! Борис Васильевич, будь ласка, забрось хлопца в Северо-Курильск. Бедолага от парохода отстал.
- Да за ради бога, Макарыч, - догнал меня жестяной голос «Топаза», когда я  гремел ботинками по железному трапу.
***
     На пирсе сейнер уже отвязал нос и травил кормовые концы. За подзором вспенились буруны потревоженной воды.

- Эй! Моряк! Скинь чалку! – крикнули мне с мостика.

     Я отдал шпринг, потом продольный и перевалился через низкий фальшборт. Матросы койлали швартовы и скатывали палубу из пожарного шланга. «Топаз» медленно развернулся и взял курс в открытое море.

     На сейнере все было непривычно тесным и пропахло рыбой. Я поднялся на мостик, по пути здороваясь со всеми встречными. Капитан, маленький круглый человек, суетливо бегал по рулевой рубке и ругался со старшим механиком. Оба при этом не стеснялись в выражениях. Из разговора я понял, что вся машина на судне плохая,  а грузовая лебедка, подвергнутая насилию в извращенной форме, накрылась женским половым органом, а какие-то ферадо и прочие плохие  запчасти отсутствуют вовсе.

- Куда ты на хрен денешься с подводной лодки?! - закончил кэп свою гневную речь, - ты дед или хвостик поросячий? Чем новый трал грузить будем? Кровь с носу, чтобы к приходу все крутилось и вертелось!

     Расстроенный стармех промокнул ветошкой вспотевший лоб и загремел в «яму» налаживать свои плохие механизмы.

     Я ожидал чего-нибудь подобного и в свой адрес, однако ошибся.

- Пойдем ко мне, - сказал мастер будничным голосом и направился к себе в каюту.

     Капитанские апартаменты тоже были весьма скромными. Фанерные переборки окрашены под слоновую кость. Стол и потертый диван требовали ремонта. Над столом из-за вороха пришпиленных графиков и таблиц сиротливо глядела неподвижная  картушка гирокомпаса.

- ДокУмент какой есть? – спросил меня кэп и кивнул в сторону дивана.
- Нет ничего, - говорю.-  Не думал, что понадобится.
- Всегда так, - проворчал он, - дядя за вас думать должен. Как звать-величать?
- Андрей Степанович Абинский, матрос с парохода «Ярославль».

     Борис Васильевич записал мои данные в школьную тетрадку, в раздумье постучал карандашом по столу и спросил:

- Лет сколько?
- Девятнадцать. Почти.
- Рулить умеешь?
- Конечно. Могу.
- Пойдешь вахтенным к третьему. Насчет жилья – спроси чифа, он тебя определит.
- Понял, спасибо, Борис Васильевич.

     Свой рюкзак я сдал на хранение капитану. «У нас сухой закон», - коротко пояснил он.   
***
     Старший помощник снабдил меня подушкой и вытертым солдатским одеялом.

- Свободных коек нет, - сказал чиф, как бы оправдываясь, - перекантуешься на диване, в каюте матросов. Уж не обессудь…
- Нормально, - говорю, - однажды я ночевал в бассейне.
- Как это? – удивился старпом.
- Туда забыли налить воды…

     В крохотной каюте с единственным круглым иллюминатором жили два матроса. Одного звали Володя, другого – Слава. Володя был высоким, плечистым и медлительным. Квадратный боксерский подбородок и свернутый нос говорили о его спортивном прошлом. Бледный шрам светился под глазом. Его верхняя койка была аккуратно заправлена по белому, углы подушки фасонно подоткнуты внутрь. Володя из своих запасов выделил мне  зубную щетку.

- Новая, муха не сидела, - сказал он
- Спасибо, друг, я ее непременно верну.
- А как же, – серьезно ответил матрос.

     Славу звали Летчиком или Стрелком-радистом. Он был полным антиподом своего соседа - маленького роста, подвижный и суетливый. Вдобавок, Летчик отличался необычайной разговорчивостью. «Как радио, пока не выключишь», - сказал про него Володя.

- Это у тебя выключатель? – спросил я и ткнул пальцем в его огромный кулак.
- Не, я привык, - сказал Володя, - Летчик сам с собой до полуночи разговаривает, а если есть кому слушать, так до утра...
- За что его дразнят летчиком?
- Если не врет, он был стрелком-радистом на бомбере.
***
     Первая моя вахта прошла спокойно.  Я быстро понял характер сейнера и мы нашли общий язык. Судно было послушным и хорошо отыгрывало на волне. Непривычным оказался маленький тугой штурвал. К тому же рулить приходилось по магнитному компасу, а это, как вы знаете, занятие утомительное.

- Этот, подвергнутый половому акту гирокомпас, опять же накрылся (чем, см. выше), и к такой-то матери полетел на хрен вместе с этими плохими репитерами и долбанным «шпионом», - в сердцах сказал третий помощник в начале вахты.
- Пустяки, - невозмутимо сказал я, - мы, бывало, правили по звездам…

     «Шпионом» на кораблях называют самописец, который автоматически рисует на бумажной ленте реальный курс судна. Кораблями рыбаки обычно именуют все, что плавает, все лайбы, которые больше весельной шлюпки.

     Третий штурман поначалу часто поглядывал на увеличительную линзу компаса, потом, убедившись, что все идет как надо, перестал меня контролировать.

- Верной дорогой идете, товарищи! – произнес он ленинскую фразу.

     Я же мечтал о том, чтобы скорее запнуться за комингс, удариться головой об угол подушки и потерять сознание до утра.
***
     В каюте пахло рыбой и портянками. На верхней койке мирно похрапывал боксер. Летчик лежал поверх одеяла в черных семейных трусах и при свете ночника читал книжку. «Пятый океан» - прочел я на обложке.

- Зуб даю, - сказал Слава, - Покрышкин летал гораздо искусственнее, чем Кожедуб! Когда он взлетал, немцы в панике кричали: «Ахтунг, ахтунг! Покрышкин ун дер люфт!»
- Что это?
- Полундра! Спасайся, кто может! Покрышкин в воздухе! – сказал Летчик, - Александр Иванович лупил их и в хвост, и в гриву!
- Вы были знакомы? – спросил я, стягивая джинсы с усталых чресел.
- Не довелось, - легко ответил Слава, - параллакс времени. Покрышкин летал в войну и на истребителе, а я на стратегическом бомбере и теперь. ТУ-16, слыхал? Сила! Две едреные бомбы в фюзеляже! Мы только вылетали на задание, а у американцев уже штаны были мокрые!

     Я завернулся в жесткое одеяло и сквозь сон слушал, как американские генералы меняли подштанники во время боевого дежурства Славы-Летчика.

- Андрюха, ты спишь? – спрашивал он время от времени и потом продолжал, - набираем, значит, высоту – десять, пятнадцать, двадцать тысяч, альтиметр зашкалило, в ушах звенит, небо темнеет, звезды видно днем, как ночью и луна огромная, что твоя сковородка, земля стала похожа на глобус и под нами Калифорния, а дальше пустыня, кактусы цветут, мне из хвоста хорошо видно, уже и Пентагон промелькнул, вот, думаю, шарахнуть бы из всех пулеметов! впереди Атлантика и Европа маячит на горизонте, а наверху – мама родная, Марс, как на ладони, а Луна вообще рядом, сбоку, ору в «матюгальник»: «Полундра, командир! Мы уже в космосе, вырубай форсаж!»

     В этом месте я отключился окончательно. Вероятно, полет закончился удачной посадкой и, скорее всего, на Луну. Не зря же про таких летчиков говорят: «Как с Луны свалился!»
***
     Через три дня мы пришли в Северо-Курильск.

- Держи на створы, - сказал капитан, - лево не ходить!
- Лево не ходить! – повторил я команду.

     По курсу плавно качались Парамуширские сопки. Под ними беспорядочно рассыпались строения поселка, ниже - фабрика и рыбный порт. Я напрасно искал глазами свой лайнер. «Ярославля» на рейде не было. Мне стало грустно и на душе, как говорится, заскребли кошки.

     За обедом рыбаки успокаивали меня:

- Оставайся с нами, Андрюха, запишем на пай, будешь хорошую деньгу зашибать, - сказал Летчик, - у тебя в месяц сколько выходит?
- Где-то сто двадцать, - говорю, - плюс, иногда, за самовыгрузку…
- Это семечки…У нас – триста-четыреста, а то и пятьсот!
- За путину можно на «Жигуля» заработать, - добавил другой рыбак, - и если сразу не пропить…
- …то пиджак с блестками и в Ялту! – добавил Стрелок-радист.
- У меня на рыбу аллергия, - сказал я, уплетая за обе щеки жирный кусок палтуса.
- Оно и видно, - ехидно заметил Летчик, - аж уши шевОлятся и спина буграми ходит!
- С романтикой у вас напряженка, - говорю, - где ветер дальних странствий? Где пальмы, кокосы, бананы? Стройные креолки где? А у нас, представьте себе: теплые южные сумерки…корабль причаливает к стенке… шум голосов на незнакомом языке…  А впереди только одна ночь! Я романтик моря…

     Это были слова из популярного фильма «Танкер Дербент».

- Вся твоя романтика закончится, как только женишься, - сказал опытный тралмастер.

     В столовую зашел старший помощник:

-  Турист Абинский, - объявил чиф, - на выход с вещами!
***
     После обеда наш сейнер пришвартовался к БАТМ «Лазурный», чтобы перегрузить новый трал, а заодно пополнить запасы пресной воды.

     Капитан сказал мне:

- Твой «Ярославль» уже в Русской бухте. Берет воду под жвак. Тебе повезло, Абинский, поедешь туда на «Лазурном».
- Где это?  – спросил я.
- На Камчатке, всего сутки ходу, - ответил кэп и вынул из рундука мой туристический рюкзак.
- Спасибо за приют, Борис Васильевич, удачной вам рыбалки!
- И ты будь здоров, - сказал капитан.

     У него были добрые глаза.

     БАТМ «Лазурный» – это большой автономный траулер-морозильщик. Наш сейнер рядом с ним выглядел, как Моська под брюхом у слона. Траулер промышляет рыбу, морозит ее в брикеты и потом отдает готовую продукцию на риферы-перегрузчики.
     По шторм-трапу я забрался на судно. Черные пузатые кранцы висели по бортам корабля и были похожи на дирижабли.  Я помахал рукой матросам сейнера. Летчик раскинул руки и изобразил бомбер, качающий крыльями.

- Прощай, «Топаз», - сказал я, - одиссея Абинского продолжается.

     На мостике старший помощник швырнул в меня ключ от лоцманской каюты. Я ловко его поймал.

- Устраивайся, турист, ужин не проспи, - сказал чиф и побежал вниз на палубу.

     У старпома всегда много дел.

     Лоцманская каюта оказалась на одной палубе с ходовым мостиком. Сюда долетал писк морзянки из радиорубки. Бронзовый ключ легко повернулся в замочной скважине, звякнула изогнутая щеколда «штормовки» и дверь открылась. Каюта была маленькая, не больше вагонного плацкарта. Под  иллюминатором, на купейном столике, шевелил усами рыжий прусак. Я не стал осквернять убийством свое новое жилище и сказал:

- Кыш, паршивец! Теперь это моя каюта!

     Паршивец удивился, но спорить не стал. Он включил форсаж и быстро скрылся из вида.

     Ужин я проспал и завтрак – тоже. Проснулся с восхитительным ощущением сладкой лени во всех суставах. В иллюминатор ломилось весеннее солнце, за бортом бежали блестящие волны. «Лазурный» полным ходом шел на север.
     Нормальные люди по утрам делают зарядку. Мне это совершенно чуждо. Из всех спортивных упражнений я предпочитаю метание пончиков и спринт до камбуза.
     Опыт не пропьешь, как говорил наш токарь Лалетин - камбуз я быстро нашел по запаху. Вокруг длиной печи, заставленной котлами, кастрюлями и сковородками, суетились три женщины в белых одеждах. В углу, на низком табурете, сидел парень в тельняшке и чистил картошку. Его лоб был опоясан бинтом, как у раненого партизана.

- Доброе утро, - поздоровался я, - бог в помощь!
     Женщины повернули головы в мою сторону и самая полная, с добрым круглым лицом, ответила:
- Работать с нами!
- Рад бы помочь, да самим не в мочь, - сказал я деревенскую присказку.
- Кушать, однако, хочешь, соколик?
- Не, не откажусь – ответил я, - завтрак проспал, а до обеда не доживу…

     Добрая повариха одарила меня тарелкой вареной картошки с жирными кусками селедки. Я устроился за разделочным столом из мятой нержавейки.

- Сегодня понедельник? – спросил я, - у нас тоже на завтрак картошка по понедельникам.
 - Понедельник – день-бездельник, - сказал раненый боец, - хуже бывает только пятница. Как раз в пятницу и случилась эта история Гешей Шавриным…
- Давай, поливай, красноречивый! – засмеялась молодая девушка.
-  Дело было так. В Холмском порту провожали мы Гешу Шаврина на родину, – начал свой рассказ рыбак. - Лето в разгаре, сезон отпусков и билет на самолет купить было проблематично. Геша решил на перекладных добираться до Хабаровска. Оттуда самолеты летают в разные концы и есть реальный шанс подсесть до Москвы. Ясно море, собралась теплая компания и проводы устроили с помпой, музыкой и девочками с Ливадных. Улица такая есть, слышали?
- Знаю, она выше конторы пароходства, - сказал я.
- Во! После обеда, значит, подгребаем к морвокзалу, а там народу тьма, как на демонстрации. Куча отъезжающих и еще больше провожающих. И тут узнаем, что отход лайнера задерживается до шести вечера. Возвращаемся на Ливадных для допития и гужуем еще часа два. Кто-то вспомнил про Гешин чемодан. Посмотрели по сторонам – нет чемодана. Кто его нес туда, выяснили.  А кто обратно – никто  не помнит. Геша не очень расстроился и говорит: «Спешить некуда, если сперли сундук, то суетиться уже поздно, а если нет, то успеем. Наливай!» Короче, приходим мы вечером на площадь, а она пустая, народ еще не скучковался. А посередине стоит Гешин чемодан и сумка сверху. А в этой сумке у Геши все деньги и документы.
- Повезло парню, - говорю я, - в Холмске живут исключительно честные люди.
- Город хороший, - согласился боец, - и люди там хорошие.

     Я прикончил свой завтрак и поблагодарил работников камбуза:

- Спасибо, девушки, было очень вкусно. Лишнего ножика не найдется?

      Раненый боец протянул мне нож с узким лезвием. Я пожал его запястье:

- Андрей.
- Леонид, - представился он и подвинул мне ведро, - картофан жухлый, забирай шкурку потолще.
- Что было дальше, Ленчик? – спросила молодая остроглазая повариха.
- Дальше – больше…Отполировались еще пивком из бочки и Гешу натурально внесли на руках на «Оху». Лайнер такой, знаешь?
- Еще бы, это наш пароход.
- И сами чуть с ним не уехали, пришлось потом сигать через борт и вплавь добираться.
- Пьяному море по колено, - укоризненно сказала старшая женщина.
- Это цветочки, - продолжал Леня, - ягодки будут потом. Через неделю мы с Юркой Курзоватовым взяли транзитные билеты  через Хабаровск. А Хабаровск, скажу я вам, это дыра – не приведи господи! Транзитные кассы берут штурмом, народу набито, как селедок в бочке. Люди ночуют буквально на перилах. Юрке надо было лететь в Алма-Ату, а мне - в Челябинск. В Москву еще были свободные места, а в провинцию – все забито напрочь! Отметились мы в живой очереди, записали номера на ладонях химическим карандашом и начали соображать на предмет ночлега. Соображали, естественно, в местном ресторане. После третьей Юрка сказал: «Устроиться в гостиницу – дохлый номер, в аэровокзале приткнуться некуда, люди отдыхают на палубе, что твои негры. Давай, говорит, купим раскладушки с матрасами и переспим хоть на природе, но с комфортом.
- Сто рублей – не деньги, - говорю, - идея заманчивая.
 - Поймали мы, значит, частника на «Москвиче» и доехали до ближайшего  магазина. Но тут вышел полный облом – раскладушек в продаже не оказалось. Что было делать? Купили спальный гарнитур. «Ладога» называется. Две полированные кровати с бельем и тумбочка между ними. Тумбочка нам на фиг не нужна, но пришлось взять и ее. Привезли, значит, мебель в аэропорт, поставили в тенечке и загрузили тумбочку пивом. Лежим с Юркой голова к голове, отдыхаем, никого не трогаем. Подходит, однако, местный служитель в летной фуражке с крабом:
- Здесь не положено, - говорит.
- Почему не положено?! - возражаем мы, - на газетках можно кости ровнять, а по-человечески, на кроватях, не положено?!
- Закурите, а вдруг пожар?

     Какой вопрос, такой ответ. Я говорю:

- Мы флотские люди, папаша, в постели у нас курить строго запрещается.

     Ушел папаша.

     Потом на траверзе менты замаячили. Проверили паспорта, билеты, однако, криминала не усмотрели и тоже отстали.

     Люди у нас, надо сказать, очень любопытные. Особенно, когда им делать нечего. Целые экскурсии стали устраивать к нашему лагерю.
     Мамаши приводили деток, как в зоопарк.

- Смотри, Владик, полюбуйся! – сказала одна из них, - взрослые дяди, в тельняшках, а рожи-то, как у обезьян, наглые и небритые!
- Когда я вырасту, я буду подстреливать их из ружья, - отвечал маленький Владик, - можно, я обезьянкам хлебушка покрошу?
- Нет, сынок, пойдем лучше кормить голубей…
- Я бы эту мамочку с удовольствием уложил в постель, - сказал Курзоватов.
- Размечтался, Юрик, - говорю я, - сначала морду побрей, люди уже пугаются…
- Стой, смотри! – вдруг изумленно крикнул Юрка, - явление Христа народу!

     К нашему пирсу, шлепая домашними тапками,  швартовалась потрепанная личность в спортивных штанах и дырявой майке. И, что характерно, морда у этой личности сильно напоминало Гешу, которого мы провожали в отпуск неделю назад. Под глазом у Геши светился приличный фингал, голова забинтована, как у меня сейчас… Мы, конечно, сильно обрадовались, особенно, Геша.

- Пожрать есть чего? – первым делом спросил он, - я тут сбичевался напрочь.

     Потом Геша уминал бутерброды с колбасой, запивал «Жигулевским» и рассказывал историю своих похождений.

- До Владика добрался, как белый человек, с комфортом. Сюда – на паровозе, тоже приятно. В купе были веселые девчата, хохотали всю дорогу. Настроение безоблачное, деньги есть, впереди отпуск, красота! Красота меня и сгубила.
     Приехал сюда - камера хранения забита, приткнуться некуда, гуляю со своим баулом вокруг здания, смотрю на самолеты. Вижу, скучает рядом красивая чудачка. Слово за слово, разговорились, познакомились. Лена ее зовут. Оказалось, что Лена живет в квартале от аэропорта и ей очень нравятся летчики, а от моряков она вообще без ума. Кто откажется провести вечер с красивой женщиной? Вот мы и пошли вместе.

- Эк тебя развезло! Совсем нюх потерял, - сказал Юрка, - в заграничных шмотках и при деньгах, шлепать неизвестно куда и неизвестно с кем.
- Кто ж думал?! Короче, останавливаемся мы в темной подворотне, Лена и говорит:
- Камушек в туфельку попал, подожди, дорогой, вытрясу.

     Как истинный джентльмен, я поддерживаю даму под локоток и, пока она скачет на одной ножке и думаю, что пора бы ее поцеловать. А она развернулась и каблуком туфельки – бац!!! заехала мне прямо в лоб! Тут же по затылку сзади огрели. Короче, я потух… Очнулся в одних трусах. Даже бисерные носки японские стянули, сволочи. В милиции обрисовал ситуацию. Ихний майор сразу успокоил - дело тухлое, плакали мои вещички а, главное, деньги, без малого два куска. Вот и погулял…

     Мы посочувствовали бедолаге и купили ему билет обратно, на Сахалин. Геша собирался залечить раны и уйти опять на промысел, - закончил свой рассказ Леонид.

- Как с мебелью обошлись? – спросила полная повариха.
- Отдали служителю с кокардой, - ответил Леня, - за бесплатно. Он нас три дня   пивом снабжал и даже средство от комаров купил.
- Без кранцев-то где швартовался? – спросил я Леню, намекая на его перевязанный лоб.
- Наверное, к Ритке приставал, - ответила за него полная дама.
- Если бы, - рассмеялась Рита, - был бы Леня весь в гипсе и упакован, как египетский фараон!

- У меня девушка есть, Кристина - сказал Леня, - она меня любит.

     Леня отложил ножик и задрал тельник до подбородка: «Вот она!» На волосатой груди угадывалась синяя татуировка женского профиля.

- У Кристины на груди тоже есть мой портрет!»
- На левой или на правой? – серьезно спросила Рита.
- На левой, - не сразу ответил Леня, - чтобы ближе к сердцу.
- Ой, не могу! Ой, держите меня! – зашлась смехом толстая повариха и уронила  половник в борщ, - представь себе, Ленчик, как вытянется твоя рожа лет через двадцать!
- Ничего смешного, - сказал Леня, ничуть не смутившись, - любовь требует жертв!
- Тебя стукнуло в голову не в первый раз, - посочувствовала третья женщина и погладила рыбака по макушке.
- А это … концом меня задело, - сказал Леня, коснувшись забинтованной головы, - кранцы вирали, трос с рыма слетел и чиркнул по лбу. Добрый лоскут шкуры снял. Кровищи было! Теперь, вот, на легких работах пока…
***
     После обеда я прихватил в столовой книжку «Гиперболоид инженера Гарина» и до вечера зачитывался приключениями русского авантюриста.
 
     «Должно быть, и по нынешний день Гарин и Зоя собирают моллюсков и устриц на этом островке. Наевшись, Зоя садится перелистывать книгу с дивными проектами дворцов, где среди мраморных колоннад и цветов возвышается её прекрасная статуя из мрамора…» - прочел я окончание романа и вышел погулять на крыло.

     На фоне закатного неба я увидел стройную фигурку, облепленную легкой тканью воздушного платья. Оранжевое солнце контрастно подсвечивало ее рыжие волосы и они струились на ветру яркими брызгами.

     Вероятно, девушка почувствовала мой взгляд и обернулась. Это была Рита.

- Чудесный закат! – сказала она.
- Я любовался не им.
- Ой уж! – улыбнулась Рита, - смотри, какое солнце!

     Оранжевый диск плавно тонул за линией горизонта. Небо и море окрасились в пурпурный цвет и, когда последний краешек солнца скрылся из вида, ввысь взметнулся острый зеленый луч. Вокруг все замерло, время словно остановилось. Мы с восхищением смотрели на волшебную картину и ждали чуда. Наконец, изумрудный луч побледнел, медленно опустился вниз и угас в красном мареве заката.

- Нам здорово повезло, - сказал я Рите, - зеленый луч можно увидеть только раз в жизни!
- Откуда ты знаешь?
- Мой папа работал в планетарии.
- Звездочетом?
- Нет, художником. Он рисовал на стенах звезды, планеты и даже галактики. Ты бы видела его Венеру!
- Красивая планета?
- Красивая, в виде женщины, с идеальной фигурой. Директор, однако,  воспротивился: «Это не советский образ. Голая натура развращает экскурсантов и вселяет пошлые мысли».
- Ну да, там же и пионеры бывают...
- Зав. наукой тоже был против: «Планетарий, это вам не бордель!», В общем, Венеру пришлось отодрать. Папа чуть не плакал при этом. А однажды он изобразил взрыв сверхновой звезды. И настолько реально, что директор велел ее закрасить.
- Почему?
- Боялся, что от нее случится пожар.

     Рита рассмеялась:

- Ох и выдумщик ты, Андрюха!
- Нисколько. Я сам видел, как папа прикуривал от Сириуса.

     В вечернем небе зажглась Утренняя звезда.

- Как зовут эту звездочку? – спросила Рита
- Это и есть Венера…

     Быстро темнело. Рита наклонила голову и посмотрела мне в глаза сквозь пушистую завесу ресниц. Такой взгляд всегда волнует. Я услышал тонкий звон стрелы и почувствовал сладкую боль в сердце. Вверху, на сигнальной мачте, ухмылялся розовый голыш с крылышками. В руках он держал золоченый лук. Мне оставалось только обнять девушку и увести к себе в каюту.
***
     Утром меня разбудил стук в дверь.

- Андрюха, Ритка у тебя? – орал раненый в голову партизан Леня.
- Тссс! – зашипел я, приоткрыв дверь, - не было и нету!.
- Скажи ей, пусть поторопится, - не поверил мне Ленька, - опару ставить надо. Захаровна волнуется уже.
- Ладно, дуй отсюда! – сказал я и захлопнул дверь.

     На кровати в бесстыдной наготе сладко потягивалась сонная Рита. Любой художник отдал бы полжизни за такую модель. Поэт назвал бы красавицу своей музой. Матрос Абинский был далек от высоких материй. Он просто влюбился.
***
      Первого мая, в десять часов утра, БАТМ «Лазурный» входил в Русскую бухту. Я с восхищением смотрел на крутые дикие скалы. По серым камням струились многочисленные горные водопады. Над ними блестели сахарные головы далеких сопок.
     «Ярославль» стоял на двух якорях, кормой к берегу. У меня отлегло от сердца, наконец-то я дома.
     На середине бухты плескалась стая диких уток. К ней подкрадывалась весельная шлюпка. Чуткие птицы дружно взлетели и тут же раздались два выстрела. Раскатистое эхо долго металось между крутыми утесами. «Лазурный» дал длинный гудок и шлюпка повернула в нашу сторону. На веслах пыхтел и гремел уключинами могучий Шура Злобин. На носу и корме, обняв ружья, сидели два охотника – доктор и плотник Валера Шашкин. Спустили парадный трап и я оказался в дружеских объятиях братьев-матросов.

- Привез? – первым делом спросил Шашкин.
- В полной сохранности! - ответил я и перехватил румпель у доктора. – Курс на «Ярославль»! Полный вперед!
- И-раз! И-раз! – скомандовал Шашкин.

     Злобин налег на весла и шлюпка весело побежала к родному судну. БАТМ «Лазурный» развернулся и двинулся на выход из Русской бухты. На корме  траулера хрупкая девушка махала косынкой, как белым флагом.

- Крепость сдалась без боя? – съязвил доктор.
     Я вырвал у него дробовик и пальнул в небо. Прощай, Рита!
***
     Вечером на судне был летучий митинг и торжественный ужин. Главным блюдом на праздничном столе был жареный заяц, которого подстрелил у речки фронтовик Догонашев. Потом пели песни и смельчаки купались в ледяной воде. С Валерой Шашкиным мы стреляли по бутылкам, пока не кончились патроны.