Чужая судьба 28. Мама

28. Мама

Никита вдруг покачал головой и сказал:
- Я никак не мог поверить, что ты это сделала - крутых турецких братков в дураках оставила. По стене спустилась, мотоцикл угнала... Но после сегодняшней ночи я готов поверить.
- Интересно, чем эта ночь была такая особенная?
- Да уж, особенная, - рассмеялся Никита. - Я просто в восторге от тебя был! Во-первых, ты ругалась как босячка…

- Врешь ты все, - сказала я. - С чего бы мне ругаться.
- Ты требовала, чтоб я перестал к тебе приставать…
- Ну правильно. А зачем было ко мне приставать?
- Грозилась к утру назло помереть, и злорадствовала, что тогда мне придется самому танцевать. Кстати, ты подарила мне все свои костюмы.

Я хмыкнула:
- Перебьешься. И что, было еще во-вторых?
Он кивнул, молча смотрел на меня, а потом сказал:
- Ты просила, чтобы я отпустил тебя к маме.
Мне стало нехорошо. К горлу подкатился комок.

Мама - это для меня было запретным… Я не могла, я боялась представить, что испытывает она сейчас. Прошли все сроки, давно кончился мой отпуск… Я давно должна была вернуться и - не вернулась, исчезла, сгинула.
Сколько раз доводилось мне слышать о пропавших людях: мол, вышли из дому и… все. Всякий раз возникало тревожное чувство, с каким-то болезненным интересом я пристально всматривалась в лица… Но никогда, ни на мгновение не приходила мысль, что со мной может случиться подобное!

Стоило только подумать: "Мама… Ромка… Бедные вы мои…" - и я раскисала, и хотелось плакать. Но я не могла позволить себе быть слабой. Как будто из инстинкта самосохранения я избегала думать о доме, это было нестерпимо… И сейчас я отвернулась от Никиты, чтобы спрятать влажно заблестевшие глаза.

- Я только хотел увидеть, насколько это важно для тебя. А то, понимаешь, я оставлю тебя здесь, одну, но кто знает, что взбредет тебе в голову от одиночества и скуки. А так я вижу, что ты не прыгнешь из окна хотя бы из-за надежды снова увидеть свою бедную маму.
- Заткнись! - с ненавистью процедила я.
- До репертуара прошлой ночи тебе еще далеко.

Я закрыла глаза и постаралась успокоиться, понимая, что он почему-то нарочно злит меня.
- Разреши мне позвонить…
Еще мгновение назад я не думала, что скажу это.
Никита молчал.

Только три слова… но столько в них было тоски и боли, что злость не выдержала, отступила перед ними, и я потеряла опору. Я смотрела на Никиту, и он поплыл, задрожал, размытый слезами. Держась из последних сил, сейчас я не смогла бы и слова сказать.

- Телефон дома есть? - вдруг спросил он.
Я торопливо кивнула.
- Ты сейчас как? В состоянии говорить?
- Да! - я мгновенно вытерла слезы.
- Звони, - он взял телефон, стоящий на тумбочке, и поставил ко мне на кровать.

Еще боясь, что он просто дразнит меня, я быстро сняла трубку и начала торопливо набирать номер.
Никита вдруг подошел и нажал на рычажок. Ну вот… что и требовалось доказать… Я вскинула на него глаза - как же я его сейчас ненавидела!
- Ты подумала, что скажешь?

"Господи, да что же он такой… бесстрастный?! Меня будто крутит и бьет смерч противоречивых чувств: надежда и безнадега, обида и злость, и как будто робкая признательность… А он… вообще способен хоть что-то чувствовать с такими глазами… из голубого льда?.."
- Ты подумала? - снова спросил он, спокойно глядя на меня. - Или разревешься при первом слове?

Ах же ты!.. - во мне взвилась злость и стала моим "проводником".
- Ничего лишнего я не скажу, - твердо сказала я. - Не беспокойся!
Глаза его сделались насмешливыми. И я подумала, что "беспокойство" - это не про него. К тому же, если бы он хоть чуточку беспокоился, он не подпустил бы меня к телефону.

http://www.proza.ru/2015/05/24/75