Сказка про серого мышонка

 Давно это было. Шла суровая война. Мужики все были на войне. Дома бабы, ребятишки да старики. Бабы в поле и на ферме гнули спину, ребятишки помогали им, старики помогали советом да приглядом за всем. Так однажды в деревне Дубравка случилось вот что. Старик Трофим жил один: старуха померла еще до войны, а на троих сыновей похоронки пришли одна за другой. Даже кот, чуя скорую кончину хозяина, ушел из дому. Трофим уж так немощен был, что в этот год не садил огород, не ходил в поле, в лес. Тихо, мирно доживал свой век. Избенка, худая насквозь, доступная всем ветрам и всем дождям, стояла у самой дороги, в низинке, рядом с такими же, ни чем не лучше избушками.
 
 Как-то вечером, лежа на верхнем голбчике, Трофим учуял попискивание. Повернул голову к печной трубе и увидел серого мышонка, который внимательно разглядывал Трофима и, казалось, что-то от него требовал. Трофим, поглядывая на непрошенного гостя, сказал вдруг негромко, но резко: «Что, брат, и тебя приперло, ищешь пятый угол? Думаешь,  на нетопленой печке теплее, чем на улице, в норке? Э, брат, мал ты, видно, понимать, потому и прикатил в нежилое».
 
 Мышонок, выслушав сказанное, запищал сильнее; писк уж было начал раздражать Трофима, и он, вытянув худой валенок из-под головы, хотел запустить им в мышонка. Поискал его глазами и заметил перед ним кучку из нескольких зерен пшеницы. Трофим удивился: откуда такое добро? В доме зернышка не бывало с лонишного года, а тут кучка целая. Трофим хмыкнул, опустил валенок, веселее поглядел на добытчика: мышонок, обнаружив к себе пристальное внимание, замолк. «Ишь, грызун, назапасал кормёшки!» - проговорил Трофим, наблюдая за мышонком. Протянул к нему руку – тот и с места не сдвинулся. «Не трону, не трону! Живи, грызун», - проговорил Трофим.
 
 Вдруг мышонок пронзительно запищал, как будто снова хотел привлечь к себе внимание. «Ну что хочешь? Что распелся?» - Трофиму было уже интересно наблюдать за гостем, он даже привстал на локте, чего не делал уж несколько дней, считай, с самого того дня, когда принесла почтальонша последнюю похоронку. И вот это существо вдруг вызвало интерес, привлекло внимание.

 К вечеру Трофим поднялся, решил затопить печь, поставил варево нехитрое. И вдруг снова услышал попискивание. Он подставил табурет поближе к печке, забрался на него, кряхтя, искал глазами пискуна. Обратил внимание, что куча стала больше: «Вот, чертёнок, натаскал, назапасал кормёшки! Молодец! Инстинкт самосохранения у него! Охота ему жить! Видно, надо жить-то! Так вот, чертёнок! Трофим спустился с табурета, поставил его перед печью. Сел и стал смотреть на огонь.

 Вся жизнь пролетела перед ним, не заметил, как добрался до 75. Про себя говорил: «Зажился я на этом свете. Старуха моя ушла молодайкой, моложе меня на семь лет, да и ушла как, 12 годков минуло. Парни мои лежат в чужой земле. А я вот копчу небо, толку нет от меня никакого. Одно слово: зажился на этом свете». Вдруг Трофим снова услышал писк. Подумал, что показалось. От потрескивавших в печке дров не было тишины. Звуки разные наполнили избу, но писк  всё сильнее и сильнее выделялся среди всех звуков. Интерес к чужой жизни пробудил интерес к собственной.
 
 Старик время от времени наблюдал за мышонком, ставил табурет, заглядывал на кучу зёрнышек, она росла, в ней уже со стакан зёрен было. Молодец, мышонок, наверняка, зимовку обеспечит. Ну и Трофим, вроде пока будет жить.