Сон старого часовщика

Часть I.
Пусть нимфы воспылают факелами,
От жертвенников искры разнеся,
И тишиною с портиков глася,
Кариатиды небо ткут телами.

В кольцо сомкнётся Хроноса геном,
Кусающий за хвост себя с азартом,
И воспылает жаждой крови Спарта,
И Зевс с мечом ворвётся в отчий дом.

В игорный зал, хромая, войдут Мойры,
И глаз судьбы поставив на зеро,
Возьмут джек-пот и выпрыгнув в окно,
Сольются с красками в полотнах Гойи.

Размазал виденье холста ампир багета,
Смог исказил аморфностью тела,
И тень, усталым вектором легла -
Подобно дальней ножке табурета.

Любовь - соотносясь с кометой в небе,
Проходит лишь скользя по верху тел,
Чтоб фоном не сломать причинность дел,
И не поднять обмен гормонов в теле.

Как бабочка - Храни её шаги,
И поступь выбирай ей, как сапёр,
И наугад, как слепой ткач - ковёр,
И как немой аукает слоги.

Из всех фонем - фонема тишины,
Созвучна более всего Вселенной,
И кислород, живущий в сердце пены,
Хранят в истоке хобота слоны.

Вальяжно вбиты каменные сваи,
Гвоздём в ладонь морщинистой руки,
И на спор, на бутылку, моряки,
Швартуют в них багоры и крюки.

Медея, мать найдя в себе плача,
И в атмосфере кремнием растая,
Как шершень - жалом воздух рассекая,
Глотнёт воды из сладкого ручья.

Всё твёрдое уносит время вспять,
И в нём дыханье станет летаргией,
Из бестелесных - лишь один Вергилий,
Сквозь фибр бумаги, пробует дышать.

У волн, синоним только - постоянство,
И время поглотил давно песок,
Как поглотил он много слов и строк,
Как Бахуса, давно скосило пьянство.

Часть II.
Часовщики крутят спирали. Серпантин -
Нарушивший орбиты для молекул,
Был в юности один персидский лекарь,
Как зонтик, как на тонком стебле тмин.

Причина равновесья тел ясна,
Как только мы открыли двери в космос,
И на весах - три зёрнышка от просо,
Равны не будут, зёрнам от овса.

Играя мерно чётками судьба,
Накинет лишний круг на спил деревьев,
И сторонясь, примет и суеверьев,
Наполнит Стоунхендж опять весна.

И громы, словно продолженье рук,
Пускать в ионосферу будет Тесла,
И не попав уключинами в вёсла,
Колумб не там свернёт и сделав круг,

Откроет раньше Витуса Аляску,
Где мамонты за пригоршню травы,
И где шаман, камланием мосты,
Возводит в параллельный мир и в сказку.

Там цокотом бренчит в углу божок,
И морж, не пожалевший своих бивней,
Среди цветных сияний, снежных ливней,
Грохочущим свинцом сойдет в рожок.

Не чтут Аллаха там, не ходят к Будде,
Икон, впотьмах, не ставят у свечи,
И то, что остаётся от печи,
К порогу носят, в праздничной посуде.

Эвен, под утро, выйдет с острогой,
На утлом челноке, как часть от флота,
С закатом, вытащив на берег кашалота,
Споёт, мычаньем горловым, за упокой.

И плазма мирозданья с мертвой туши,
Замоет стойбище бурлящим водопадом,
Там, в чреве, семь светил встали парадом,
И три кита, и панцирь, и часть суши.

И бубном, гулко воспоёт земля,
Рыбак станцует ритуальный танец,
Орбитой - обод деревянный станет,
Из ветви эпохального стебля.

Рождая в свете постоянства звук,
Сухая кожа вручит тамбурину,
И нить судьбы, пройдя по серпантину,
Рукой умело, кто-то сомкнёт в круг.

Часть III.
Империи ломает чрезмерность.
И вовремя не приоткрыв очей,
Среди творцов иносказательных речей -
Вассал уносит в сумрак свою верность.

Как почва отторгает сорняки,
Дозор уже не служит вертикально,
И нашептавшись в кулуарах тайно,
Распустят по домам твои полки.

Печаль придёт и с нею будет вечер,
Неслышен бой часов - завод скрипит,
Под циферблатом, чуть дыша, кукушка спит,
Теплом ушедших дней мерцают свечи.

Смолою жгут в прибрежных водах.
Корабли - идут ко дну, на щепки распускаясь,
И вечностью зрачки застыли - каясь,
И с Родоса, пошёл колос на черепки.

Пространство света - поглощают дыры,
И шагом огибая тьму прорех,
Идя на ощупь, с верою в успех,
Мы путь откроем в новые миры.

В отсутствии волов на парных пашнях,
Там землю девы пашут, межи торят,
И если что - то плачут, или вздорят,
О том, кто гербы поменял на башнях.

Перебиваяся с воды на хлеб,
Пустопорожний воздух цедя ситом,
Как броненосец, телеса прикрывший щитом,
С лампадкой в поле, ночью выйдет Феб.

Впотьмах он зёрна в жмени соберёт,
Белковый плод от плевел отделив,
И мысленно, зерно перекрестив,
Пойдет встречать заоблачный восход.

Мистерия зовёт его - приди,
Струной тремоля, где-то ноет скрипка,
Мадонны Микеланджело улыбка,
Младенца призовёт к своей груди.

С рассветом закипает молоко,
У женщин, что всю ночь нагие спят,
И каждый чёрт над ними будет свят,
И детям рядом с ними так легко.

Проснувшись. Часовщик нащупав ключ,
Пружину скрипом соберёт в клубок,
И где-то, прям над ним - зевает Бог,
Из сердца к людям свой спуская луч.

---
И утро смелет зёрна ночной вехи,
На жёрдочке петух горланит скерцо,
Из всех часов - доверюсь лишь я сердцу,
Что пульсом тикает поверх руки.