П. Г. Вудхаус - Непонятый
Джеймс подкараулил мистера Келли в тёмном переулке Клеркенвелла и озаботился удовлетворением нужд оного при помощи куля с песком. Вот тут-то констебль Китинг и сыграл впервые важную роль в его жизни: когда Джеймс с приятным чувством выполненного долга собирался удалиться, Китинг, наблюдавший издалека за происходящим, подскочил и схватил его.
Конечно же, с его стороны было недопустимым вмешиваться в сугубо личные выяснения отношений между двумя джентльменами, но что можно было поделать? Полицейский весил почти 14 стоунов и мог запросто съесть мистера Баффина. Тому пришлось послушно последовать за ним (хотя внутри он кипел от возмущения), а впоследствии удалиться от мира на срок в 60 дней за счёт правительства.
Без сомнения, заключение весьма положительно сказалось на его физическом состоянии. Регулярный образ жизни и замена обычной диеты Джеймса на хлеб и воду привели к улучшению здоровья на 30 %. Но душа его претерпевала муки. Он был простой личностью, неспособной легко переключаться с одной мысли на другую, и все 60 дней спокойного уединения возмущение поведением констебля Китинга становилось всё сильнее и сильнее. Каждый день, занимаясь назначенными делами, он был мучим мыслями о причинённом ему зле. Каждая ночь была для него концом очередного дня, мешавшего серьёзно взяться за священное дело мести. Это надо же – бросить в тюрьму человека за то, что он увещевал личного врага с помощью куля с песком! В уединении своей камеры он непрестанно размышлял о необходимости отомстить, и эта необходимость стала казаться ему чем-то вроде священной миссии, крестового похода.
Дни шли, в Клеркенвелл вернулась зима, а с нею и мистер Баффин. Однажды в пятницу он, похудевший, но в прекрасном состоянии, вновь появился в привычных местах. Одним из первых, встреченных им, был полицейский Китинг. Обладая хорошей памятью на лица, тот узнал его и остановился.
- Тебя, значит, выпустили? – спросил он дружелюбным тоном. Не находясь при исполнении, полицейский был человеком мягким, и не таил обиды на мистера Баффина.
- Угу, – ответил мистер Баффин.
- Как самочувствие? Всё нормально?
- Угу.
- Идёшь навестить друзей и знакомых, наверное?
- Угу.
- Смотри, держись подальше от этих шаромыжников на Фрит стрит, парень. Нехорошие они люди. Будешь с ними водиться, оглянуться не успеешь, как снова вляпаешься во что-то, а тебе это сейчас ни к чему.
- Угу.
- Если не попадёшь в переделку, – настоятельно произнёс полицейский, – не придётся из неё выбираться.
- Угу, – сказал мистер Баффин. Был у него такой недостаток – некая монотонность в беседе, не удавалось ему вносить огонёк и разнообразие в бытовые разговоры.
Констебль Китинг зашагал дальше, махнув ему рукой, дружелюбно, но с достоинством, словно говоря: «Позволяем тебе удалиться.» А мистер Баффин, кипя от гнева, зашагал в противоположном направлении, пытаясь максимально напрячь свои ограниченные умственные способности.
Его размышления, поначалу обильные и спутанные, потихоньку стали приобретать некоторую упорядоченность. Вывод, к которому он пришёл, гласил, что, ежели хочется расквитаться по полной, это следует сделать, когда полицейский будет не на работе. До сих пор он представлял себе, как поймает Китинга врасплох во время обхода, но сейчас понял, что это невозможно. Во время обхода полицейского нельзя было застать врасплох. В его позе сквозила спокойная собранность, являвшаяся сигналом опасности.
Мистеру Баффину оставалось только одно: как бы вразрез с его характером это ни шло, ему следует общаться с полицейским, завоевать его доверие и таким образом разузнать, что тот делает в нерабочее время.
Он не встретил со стороны полицейского никакого сопротивления. Тот обладал изрядной дозой самоуверенности. Немногие лондонские полицейские отличаются скромностью, и мистер Китинг не был исключением. Ему не пришло в голову, что мистер Баффин движим скрытыми низменными мотивами. Он взирал на мистера Баффина как на пса, которого надо держать на поводке. При этом не предполагается, что пёс затаился и ждёт возможности укусить. Констебль Китинг не ожидал, что мистер Баффин затаился и ждёт возможности укусить.
Итак, каждый день, когда он совершал обход, к нему подстраивалась худощавая фигурка Паука Баффина. Каждый день он слышал от Паука «доброе утро, мистер Китинг», пока вид констебля Китинга, уверенно шагающего по тротуару с семенящим рядом Пауком Баффином, выслушивающим с жадным интересом его мнения о жизни и советы о том, как держать себя, не стал привычным для всех жителей Клеркенвелла.
Мистер Баффин прекрасно играл свою роль – даже слишком. На седьмой день, перемещаясь в направлении излюбленного места питания, он ощутил похлопывание по плечу. В тот же момент его подхватили под руку, заставив остановиться. Рядом с ним стояли два самых известных члена шайки с Фрит стрит – Отто Колбаса и Кролик Батлер. Батлер стучал ему пальцем по плечу, а Отто Колбаса держал его под руку.
- Привет, Паук, – произнёс мистер Батлер. – Сид хочет тебя видеть.
Ноги Паука обмякли. В самих словах не было ничего тревожащего, но его натренированное ухо уловило определённую неприятную сухость в голосе говорящего. Сид Маркс, молодой, но влиятельный главарь шайки с Фрит стрит, был из тех, чьего общества Паук тщательно избегал.
Великий Сид, обитавший на расположенном неподалёку постоялом дворе, пронзил посетителя холодным вопрошающим взором. Мистер Баффин занервничал и забеспокоился. Мистер Маркс заговорил.
- Твой дружок Китинг сегодня утром сцапал Порки Биннза, – сказал он.
Сердце Паука стало жидким.
- Ты и этот коп, – медленно проговорил Сид, – нынче большие дружбаны.
Мистер Баффин не стал притворяться, будто не понимает. Сид Маркс мрачно глядел на него. Отто Колбаса мрачно глядел на него. Кролик Батлер мрачно глядел на него. Наступил момент чисто мужской откровенности, ибо в обществе, где вращался мистер Баффин, быть непонятым грозило большим, нежели испытать недовольно-прохладное отношение других.
Он принялся объяснять с лихорадочной быстротой.
- Шоб меня, Сид, – пробормотал он, – всё не так. Всё путём. Хрен, ты же не думаешь, что я – стукач?
Мистер Маркс молча жевал соломинку.
- Я подкарауливаю его, Сид, – лепетал мистер Баффин. – Чистая правда, лопнуть мне на месте. Я хочу узнать, куда он ходит, когда кончает работать. Он зацапал меня, и я подкарауливаю его.
Мистер Маркс задумался. Кролик Батлер уважительно высказал мнение, что неплохо бы проучить мистера Баффина. Почему бы это не сделать на всякий случай? Проучив мистера Баффина, указал Кролик Батлер, они ничего не теряют. Если он сдал полицейскому Китингу Порки Биннза, он того заслуживает. Если же нет – в будущем хорошенько подумает, прежде чем сделать что-либо подобное. Так будет надёжней, заявил мистер Батлер, и Отто Колбаса высказался в поддержку. Мистер Баффин, белый как мел, думал, что ему редко приходилось встречать двух столь неприятных людей.
Великий Сид, молча пожевав соломинку ещё некоторое время, изрёк своё решение. На сей раз сомнения будут истолкованы в пользу пленника. Его рассказ, каким бы невероятным он ни казался, может быть правдивым – в конце концов, констебль Китинг таки его сцапал. Это склонило чашу весов в его пользу.
- Можешь топать, – сказал он. – Но если ты начнёшь стучать, Паук, ты знаешь, что случится.
Мистер Баффин, трясясь с головы до пят, удалился.
Это решило дело. Если он не докажет чистоту и благородство своих намерений в ближайшее время, жизнь может стать весьма небезопасной. Нужно действовать немедля. Мысль о том, что может произойти, если ещё кого-то из шайки схватят прежде, чем он докажет невинность своих отношений с констеблем Китингом, заставляло сердце уходить в пятки.
Судьба была благосклонна к нему. На следующее утро ничего не подозревающий мистер Китинг попросил его зайти к нему домой и передать сообщение для жены.
- Скажи ей, – велел мистер Китинг, – что один газетчик дал мне билеты на пьесу сегодня вечером, и я буду дома без четверти семь.
Мистер Баффин почувствовал то же, что чувствовал Кромуэлл в Данбере, когда шотландцы из крепости на холме спустились на равнину.
Зима выдалась довольно суровая в этом году, и, когда мистер Баффин стоял в тени возле виллы констебля Китинга, пальцы его ног быстро замёрзли. Он не осмеливался топать ногами, так как жертва могла появиться с минуты на минуту. А когда жертва весит 14 стоунов, по сравнению с 8 с половиной стоунами жреца, последнему следует быть осторожным, если он желает, чтобы жертвоприношение прошло более-менее успешно. Так что мистер Баффин тихо ждал и мёрз. Это было неприятно, и в чёрный список констебля Китинга добавился ещё один пункт. Никогда прежде страсть к мести не грызла воришку так яростно. Существуют сомнения, что судья логичный и непредвзятый счёл бы мистера Китинга виновным в том, что подозрения мистера Маркса – и всё, чем были чреваты эти подозрения – пали на мистера Баффина, но Паук не сомневался в этом. Он затаил злобу на полицейского за то, что из-за него попал в столь неприятное и опасное положение. Думая об этом, он покрепче ухватился за палку.
И тут на дороге послышался энергичный топот ног и бодрое насвистывание «Зелёных одежд». В обычном порядке дел песня эта – довольно мрачная, но в исполнении констебля Китинга, возвращающегося домой с билетами в театр в кармане, она звучала с маршеобразным энтузиазмом.
Мистер Баффин напряг каждый мускул своего тела и поудобнее ухватил палку. Улица была пустынна. Ещё минута, и…
И вдруг, словно материализовавшись ниоткуда, крысами посыпались чёрные, плохо различимые фигуры. Свист оборвался на середине фразы. Прозвучала ругань, исходящая из самого сердца, а затем множество звуков смешались воедино: шарканье ног, почти собачий рык, взвизги, пыхтенье, перекрывающиеся зычными угрозами констебля Китинга.
На мгновение мистер Баффин застыл в изумлении. Всё произошло слишком неожиданно. Но стоило ему понять, что происходит, как чувство всепоглощающей несправедливости охватило его. Нелегко описать эти эмоции; ну разве что представьте себе чувства изобретателя, чей патент грубо нарушили, или автора, чей замысел украли. Неделями – неделями, которые казались годами – он считал констебля Китинга своей добычей, неделями истязал свой мозг, не привыкший к мыслительным процессам, заставляя его придумать план осуществления своих желаний. Он насиловал свою природу, дружелюбно общаясь с полицейским. Он рисковал жизнью, навлекая на себя подозрения Сида Маркса. Он принёс палку и ждал на холоде, пока лицо не посинело, а ноги не превратились в ледяные столпы. И вот… вот… после всего этого, какая-то группа безответственных незнакомцев, скорее всего, если вникнуть в суть дела, не имеющих никаких прав на его жертву, влекомая низменным желанием заполучить горсть мелочи, осмелилась предъявить претензии на его объект, да ещё в его присутствии!..
Издав яростный рык, мистер Баффин, позабыв про замёрзшие ноги, поднял палку и понёсся по дороге в стремлении защитить свою собственность.
- Во-во, – произнёс голос. – Добавь ещё немного, Джерри.
Мистер Баффин открыл глаза. Знакомый вкус – кто-то щедрой рукой вливал виски ему в рот. Он попал в рай? Мистер Баффин поднял голову, и её тут же пронзила острая боль – а с болью пришла память. Смутно, как если бы это случилось в другой жизни, ему вспомнились рывок по улице, мгновенная пауза в схватке, а затем шумное возобновление военных действий с новым раскладом сил. Он помнил, как молотил палкой налево и направо, помнил крики потерпевших, боль в замёрзших ногах, и, наконец, сильный удар по голове.
Он сел и обнаружил, что находится в центре группы людей. Там был констебль Китинг, потрёпанный, но целый, трое других полицейских, один из которых стоял рядом с ним на коленях, держа в руке маленькую бутылку, и двое парней, которых держали двое других полицейских.
Одним из них был Отто Колбаса, другим – Кролик Батлер.
Полицейский протягивал ему бутылку. Мистер Баффин схватил её, чувствуя, что именно это ему сейчас нужнее всего.
Он сделал, что смог. Судья расспрашивал его, но он отвечал, что ему нечего сказать. По его мнению, произошла ошибка. Криво улыбнувшись в сторону обвиняемых, он сказал, что не помнит, принимали ли они участие в драке. Их там вообще не было, и вообще они вряд ли способны на такое. Если на свете и есть человек, который ещё меньше способен напасть на полицейского, чем Отто Колбаса, то это Кролик Батлер. Судья напомнил ему, что полиция застала этих двух невинных овечек в руках констебля Китинга. Мистер Баффин смущённо улыбнулся и вытер пот со лба.
Констебль Китинг же описал всю историю от начала до конца с вдохновением. Если бы не мистер Баффин, его могли убить, и убийц не удалось бы поймать. В мире много людей, чьё сердце в той или иной степени золотое, но таких, как мистер Баффин, больше нет. Он жаждет пожать руку мистеру Баффину.
Судья позволил ему это сделать, и сам пожал ему руку, подозвав к себе. Будь в Лондоне больше таких людей, как мистер Баффин, жизнь была бы куда лучше. Когда время от времени встречаешь таких эфемерных личностей, как мистер Баффин, начинаешь верить в светлое будущее человечества.
Еле передвигая ноги, достойная личность выбралась из зала суда. Стоял яркий и солнечный день, но в сердце мистера Баффина отнюдь не царила солнечная погода. Он не принадлежал к числу быстро думающих людей, но ясно, что в Лондоне ему больше делать нечего. Сид Маркс сидел в зале суда, пожёвывая соломинку, и с серьёзным видом выслушивал показания. В какой-то момент они с мистером Баффином встретились глазами, и это было куда выразительнее, чем любые научные свидетельства о вреде жизни в столице.
Завернув за угол, он бросился бежать. От бега у него заболела голова, но он знал, что, если задержится, голова будет болеть куда сильнее.
У входа в метро он остановился. Чтобы смыться, нужны деньги. Он полез в карманы и медленно, одна за другой, достал все свои ценные вещи. Нож, револьвер, золотые часы судьи… Он мрачно посмотрел на них. Придётся всё спустить.
Несколько минут спустя он вышел из ломбарда на углу улицы с деньгами в кармане и нырнул в метро.
Впервые опубликовано на конкурсе "Музыка перевода" по адресу http://mustran.ru/2012/work/90.
Свидетельство о публикации №215052501386