Воздушный шарик

Тёплым майским вечером на нагретом весенним солнцем камне набережной сидел парень лет двадцати с виду. Вокруг роились люди – это место стало центром притяжения с того самого момента, как появилось в городе – одни от души веселились, приплясывая под нехитрые мотивы уличных музыкантов, другие стояли у бортиков  или сидели на лавочках с умными несколько отстранёнными лицами. Дети носились с шариками и требовали от родителей мороженого, собаки на поводках, некоторые в глупых, но милых костюмчиках,  радостно виляли хвостами, с любопытством рассматривая уже привычный, но каждый день по-своему новый мир. И совершенно никто не замечал одиноко сидящего на каменном бортике парня. А ему это собственно было и не нужно. В руках раскрытая книга – сборник рассказов Чехова.  Он читает. Сначала немного полистал «Скучную историю», но после нескольких страниц  прекратил – уж слишком сегодня на улице и на душе хорошо и спокойно, чтобы примешивать в это спокойствие меланхолию и апатию этой повести.  Нужно что-то повеселее. И вот через некоторое время губы парня расходятся в улыбке – читает «Дачников». Смешные люди. И не только в книжке.  Тут тоже все смешные: ходят, улыбаются, разговаривают. Лёгкий ветерок, нёсший прохладу с реки, согнал облако и из-за него, как из-за раздвинувшегося занавеса, на сцену неба вышло солнце, даря публике свои жаркие поцелуи. Один такой горячо кольнул парня в глаз и тот довольно зажмурился. Первые майские дни были ясными и очень жарким – он уже успел загореть и довольно нелепо смотрелся бы сейчас без футболки. Дочитав рассказ, он закрыл книгу и осмотрелся. Солнечные блики причудливо играли не дрожащем теле реки, словно танцевавшем с жёлтыми и оранжевыми точками катамаранов. Там, за рекой, парк, откуда слышатся счастливые крики детворы на каруселях и радостные визги подростков на американских горках. От зелени парка взгляд скользит влево и натыкается на изогнутую спину моста, по которому снуют блестящие тела машин. Ночью, когда включается иллюминация, тут ещё красивее, но и сейчас глаз радовался, душа успокаивалась. Из-за спины раздались звуки саксофона – молодой музыкант часто приходил играть сюда, пытаясь продать свои диски. Сейчас играл «Есть только миг», кажется. В такие моменты маленького счастья голова освобождается ото всех мыслей, хочется просто раствориться в этой картине мира, стать её органичной частью и никогда из неё не выпадать. Душа освобождается, словно отвязывают её от камня, тянувшего вниз, и как воздушный шарик, выпущенный нерадивым мальчиком из рук, взмывает в небо. Красота. Спокойствие. Наверное, именно по этому он будет скучать больше всего. По такой вот суетливой безмятежности, пронизывавшей сейчас всю набережную.  За спиной послышалось быстрое шумное дыхание. Парень обернулся, и первое, что увидел – глаза. Один небесно-голубой, другой чёрный. Прямо напротив него стояла хаски и с любопытством разглядывала любителя русской литературы, вывалив язык и виляя хвостом.
-Милый пёсик, - улыбнулся ей парень.
-Гав!- ответила ему хаски.
-Джек! Что ты там  встал, пойдём!- раздался вдруг откуда-то из реки людей голос хозяина, и Джек, вильнув хвостом на прощанье, нырнул в эту реку.
Парень снова повернулся лицом к парку. Однако, который час? Рука полезла в карман за телефоном. Семь вечера. Очень жаль. Так не хочется уходить из этого места, так хочется остаться тут ещё на час, два, три, день.  Просто, чтобы это всё продолжалось, и суетливая безмятежность этого места поглотила его без остатка, размешала и растворила бы его в себе, как растворяет бариста  в кафе за его спиной сироп в чашечке латте.  Но пора уходить. Всем нам пора уходить рано или поздно. Вот сейчас это «рано или поздно» для него наступило.
-Я готов, - еле слышно промолвил он.
И в ту же секунду чья-то рука крепко-крепко схватила его за плечо и стрелой помчала ввысь. Словно воздушный шарик, вырвавшийся из рук нерадивого мальчика.


-Сестра, зафиксируйте время смерти, - произнёс  уставший и недовольный врач в этот самый момент в палате реанимации на другом конце города.