Блудный сын. Часть третья. Глава 3

                3
    
     Франс Баннинг Кок негодовал и в сердцах пенял ван Рейтенбюрха: Рембрандт задерживал заказ. Все остальные портреты уже повесили в новом зале Кловенирсдолена. Художники – авторы портретов ходили от полотна к полотну, гордые своими работами, и ревниво оценивали достоинства и промахи картин своих коллег-соперников. Стрелки и офицеры, изображённые на портретах Николаса Элиаса Пикеноя и Якоба Бакера радостно восклицали, узнавая себя в своих парадных костюмах. Художники принимали заслуженные поздравления. Бартоломеус ван дер Хелст ликовал. Ему досталось самое трудное место – над камином, и он блестяще справился с задачей. Его длинный, невысокий портрет становился явным фаворитом, молодому художнику предсказывали будущее великого мастера группового портрета. Стрелки и офицеры, написанные его кистью, чувствовали себя героями. Работу Говерта Флинка превознёс Йост ван ден Вондел, написавший поэму, прославлявшую его кисть.

     В Кловенирсдолене и особенно в новом его зале в эти дни было многолюдно. Стрелки приводили своих друзей взглянуть на себя, художники забегали каждый день, их взгляд окидывал картины и останавливался на пустом месте на стене. Все ждали групповой портрет Рембрандта ван Рейна. Капитан Баннинг Кок не знал что и думать: он уже видел законченную, досыхающую картину, её вскоре повесят на пустующее место, и выполненная ван Рейном работа ему нравилась,Рембрандта не зря называли Апеллесом. Но она была настолько другой! Виллем ван Рейтенбюрх тоже видел полотно и волновался, но его волнение было сладостным предвкушением торжества и гордости. Именно об их отряде будет вскоре говорить весь город.

     Недостающую картину повесили ближе к вечеру. На следущее утро публика Кловенирсдолена, привычно пришедшая в зал, останавливалась как вкопанная перед огромным полотном, на котором жил кипучей жизнью их великий город.Яркие лучи солнечного дня золотят шлемы, копья, сейчас отряд амстердамских гвардейцев сойдёт с картины в зал и лейтенант ван Рейтенбюрх начнёт построение по приказу капитана Баннинга Кока. Последующие дни в здании амстердамской стрелковой гвардии яблоку негде было упасть. Потолкавшись в Кловенирсдолене, Амстердам забурлил и разделися на два лагеря. Не было собрания, вечеринки или банкета, где во время светских бесед не упоминались бы Рембрандт ван Рейн и его новая работа. Имена стрелков отряда Франса Баннинга Кока – ван Рейтенбюрх оказался прав – склоняли и так и сяк вместе с именем ван Рейна.

   - Это ни в какие рамки не входит, – негодовал на одном из мейденских собраний Йост ван ден Вондел, – Ван Рейн нарушает все каноны и правила. Ему заказали парадный групповой портрет уважаемой всем городом стрелковой гвардии, а он изобразил какую-то беспорядочную толпу, бог знает чем занятую. Должен признать, картина притягивает своей яркостью, умным расположением света и, за счёт этого, силой и живостью, но это всё что угодно, но не парадный групповой портрет.
Мария Тессельшаде кивнула головой, безоговорочно согласная сван ден Вонделом:
  - Одному богу известно что он себе позволяет. Краска во многих местах положена небрежно: неровно, негладко и слишком густо, а ван Рейн известен своим блестящим исполнением. Он ввёл множество непонятно откуда и зачем взятых персонажей, а бедняг гвардейцев, некоторых из которых и родная мать не узнает, поместил где-то в тени и одел в разнородные костюмы. Хотя, - Мария Тессельшаде рассмеялась, – благодаря ван Рейну они стали своего рода знаменитостями, хоть какое-то утешение.

  - Капитан Баннинг Кок, кажется, вполне удовлетворён, во всяком случае нигде не слышали, чтобы он выражал неудовольствие, а лейтенант ван Рейтенбюрх просто сияет от счастья, – миролюбиво заметил архитектор ван Кампен.
  - Эта картина символична, – торжественно воскликнул профессор Барлеус, везде искавший символы и нередко их находивший, – она гораздо больше чем групповой портрет, она олицетворяет всю Голландию. Случайные посторонние персонажи вовсе не случайны. Вместе с отрядом капитана они символизируют всё население страны: военное и гражданское. А костюмы разного времени – это героическое прошлое и настоящее нашего народа.

  - Великолепие Голладии отображают Пикеной, Флинк и, конечно же, ван дер Хелст блестяще исполненными портретами стрелков в достойных, гордых позах и парадной одежде, – на одном дыхании произнесла Анна Вишер, – а вовсе не непотребная толпа ван Рейна. Абсолютная и полная безвкусица, – подытожила она.
Только один человек из этого кружка не сказал ещё ни слова о злосчастном портрете. Друг Барлеуса Рене Декарт стоял, положив одну руку на спинку кресла, и внимательно слушал. Взгляды обратились на француза. Он провёл рукой по чёрным с проседью волосам, разметавшимся по плечам.
  - Картина написана вразрез с принятыми условностями, но если господин ван Рейн представляет то, что он написал как групповой портрет, то, прежде чем обвинять в безвкусице, а я как раз слышал отзывы о великолепной композиции, нужно, на мой взгляд, попытаться понять что хотел сказать художник, – по обтекаемым речам философа невозможно было понять что он сам думает о картине.

     Константин Хейгенс последнее время редко вырывался в Мейден, занятый подготовкой скорого торжественного въезда в Амстердам юного сына Фредерика Хендрика – Виллема Оранского со своей девочкой-супругой, английской принцессой Марией Генриеттой Тюдор, на которой штатгальтернедавно женил своего единственного сына в Лондоне. Оба супруга были ещё детьми, поэтому штатгальтери супруга английского короля Карла, принцесса Генриетта Мария сопровождали детскую пару. Генриетта Мария планировала задержаться в Амстердаме, у неё были дела к амстердамским купцам. Константину нетрудно было догадаться, какого характера, если принять во внимание финансовые трудности короля Карла и осложнившиеся отношения с собственным парламентом.

     Забот секретарю прибавилось когда Фредерик Хендрик изьявил желание приехать в Амстердам и самолично проинспектировать как продвигается подготовка. Как часть инспекции, штатгальтерпредполагал посетить амстердамскую стрелковую гвардию. КонстантинХейгенс срочно отправил послание в Кловенирсдолен.

     Осматривая, в сопровождении своего секретаря Хейгенса, картины в новом зале Кловенирсдолена, Фредерик Хендрик нашёл слова похвалы для каждой. Он надолго остановился перед следующим огромным полотном.
 - Это отряд капитана Франса Баннинга Кока, написанный Рембрандтом ван Рейном, – пояснял член правления Кловенирсдолена. Он из осторожности не употребил слово «портрет».
«Опять ван Рейн, снова ван Рейн, ну почему он не напишет как все нормальные художники», - мысленно сетовал Константин Хейгенс. Фредерик Хендрик то отходил подальше от полотна, то подходил поближе. Наконец он кивнул головой, очевидно каким-то своим мыслям и произнёс, смотря на картину:
- Я горжусь тем, что я голландец.
Поблагодарив за приём и расправив плечи, он вышел из зала.

     Весть о коротком, но ёмком комментарии штатгальтера попала в Куранты*, газету до дыр зачитали ученики в рембрантовской мастерской.
 - Прямо в яблочко сказано, – ткнув в газету, высказал своё мнение Карел
Фабрициус, – по-моему, это главная похвала принца Оранского и досталась она вовсе не Бартоломеусу ван дер Хелсту, которого возносят до небес.
 - Ван дер Хелст написал первоклассный портрет, его не зря восхваляют, – парировал Фердинанд Бол, – заказчики просто счастливы.

 - А я сам слышал как и Бартоломеус ван дер Хелст и Говерт Флинк восхищались композицией картины учителя, фон Зандрарт же её осмеял и ван ден Вонделу она не нравится,- поделился своими наблюдениями Ламберт Домер.
 - Йосту ван ден Вонделу не нравиться ничего из написанного мастером, – махнул рукой Карел.
 - Портрет ван дер Хелста отличный, – согласился с Болом Самюэль ван Хогстратен, – как и все, что там висят, они заказывались лучшим художникам. Но если смотреть на них рядом с картиной учителя, то все они кажутся искусственными и игрушечными.
 - Поэтому такой комментарий от принца, – поддержал Самюэля Ламберт.
 - Но нашему мастеру сейчас, кажется, не до комментариев, – грустно подытожил Фердинанд.
    * Куранты – еженедельная газета в Амстердаме в 17 веке.