Сократ и интердевочка

Все события и персонажи в тексте являются вымышленными. Любое совпадение с реальностью носит исключительно случайный характер.

За окном моросит противный дождь. В просторном кабинете пьют кофе Давид Ионович Блювштейн и Влада Гунько. По стенам пляшут причудливые тени, рождаемые светом керосиновой лампы и каминного огня. Ноги гроссмейстера укутаны допотопным пледом, накрахмаленный ворот белой рубашки поднят, манжеты рукавов расстегнуты. Тонкое лицо кажется постаревшим в этой игре света и тени. Ни дать, ни взять — воистину князь.
- Продолжаем наши консультации, — говорит князь, и, как кажется Владе, он собирается добавить — седлайте лошадей. Но вместо этого он говорит: — расставьте фигуры…
Гунько, миниатюрная блондинка с вечной улыбкой на лице и родинкой под нижней губой, с готовностью расставляет шахматы.
- Тот кто в старое доброе время серьзно играл в шахматы, хорошо знает, что было самое трудное — время до игры, когда надо во всех деталях продумать дебют и любые возможные отклонения по ходу игры, постоянно помня о том, что партнер тоже готовится к партии, задумывает свой стратегический план. - мэтр развернул кулек с любимыми миндальными пирожными и начал их поглощать, запивая кофе.
- В этом плане мне легче — нет практически времени для раздумий, - пожала плечами Влада. - с утра подмыться, надеть свежие стринги, выполнить растяжку и вот уже нет времени, потому что от дома, где живу, двадцать минут до электрички. И обычно после завтрака я всегда растягиваю момент собирания на тренировку, поэтому до электрички мне потом приходится бежать. А вообще я делаю специальные пробежки и во время турниров.
Гроссмейстер поперхнулся кофе, на скатерти и рубашке появились темные пятна.
- Потому что у нас до сих пор гипертрофированное отношение к соревнованиям: считается, что они показывают ваш класс игры. - мэтр вытер носовым платком испачканный рукав. - А на самом деле в наши дни никто об этом не думает, все знают, что остальные тоже умеют играть, шахматы стали доступными, если хотите — народными. Они стали просто частью жизни,  люди хотят общаться, и встречаясь за доской, они получают радость от взаимной шахматной беседы. - он положил сахар в кофе.
- То есть чтобы в современных шахматах заявить о себе, я должна одеть майку на голое тело, намочить ее и порвать на себе перед возбужденными зрителями с возгласом ”Я-гроссмейстер! В первую очередь!” Так? — спросила Влада.
- Нет. Просто нужно освободить свое мышление от надуманной серьезности одной партии, лучше за то время, которое на нее отводится, сыграть между соперниками целый матч — скажем из восьми партий. Иначе вы не устраняете коренной недостаток классических шахмат — зажатость игроков из-за повышенной ответственности за каждый ход. Играя, допустим, восемь партий за вечер, каждый получит возможность действовать раскованно, сможет демонстрировать подлинную, а не мнимую, технику игры.
- Быстрые шахматы и блиц я очень люблю, потому что там много адреналина. Именно поэтому я очень люблю американские горки: когда всё быстро происходит, стремительно меняется картинка, то получаешь массу удовольствия! Но, естественно, в быстрой игре нервов тоже тратится очень много. В такие дни порой совсем ничего не соображаю после игры.
- Вся эта классика, это «игра на внимание", как я люблю говорить. Опасность, которая подстерегает в ходе долгой, скучной игры, аналогична той, что известна шоферам-дальнобойщикам: стоит во время длительного, монотонного рейса на секунду ослабить внимание, как можно попасть в страшнейшую катастрофу… зрители называют такие зевки невероятными. А как я в третьей партии матча с Михаилом Ботвинником подставил одним ходом коня? А как в знаменитом турнире в Ноттингеме 1936 года с участием трех экс-чемпионов мира и одного - будущего, действующий на тот момент чемпион мира доктор Макс Эйве в совершенно равном и даже более приятном для себя положении одним ходом подставил коня под пешечную "вилку". Между прочим, нанес этот решающий удар недремлющий Ласкер! Который всегда боролся до последнего и никогда не забывал, что шахматы - прежде всего! - игра на внимание.
- У меня был аналогичный случай. Когда мы с подругами приезжаем на матчи женской бундеслиги в Германию, то останавливаемся всегда у патрона нашей команды Юргена Мельца в его поместье. Как-то раз, после нашей очередной победы он арендовал для нашей команды бассейн, чтобы мы могли снять стресс. И вот поздним вечером мы туда заскочили после сауны, голые — а кого стесняться-то, посторонних нет. Я решила прыгнуть с пятиметровой вышки, надо все попробовать в этой жизни. Прыгнула — и плыву себе. Уже у бортика повернула голову и увидела, что меня стремительно догоняет чей-то тампекс. Что такое? Ну я проверила — оказалось, мой.
- Фе, - сделал жест пальцами мэтр. - за своим физическим состоянием надо следить.  Например, как я против Пильника во 2-м туре турнира претендентов в Амстердаме в 1956 году. В тот день я плохо себя чувствовал и откровенно играл на ничью. Ничего не поделаешь, случается.
- Да, со мной это тоже бывает. Порой, вдруг хлоп! Думаешь, сердце прихватило, а оказывается — месячные. - хихикнула Влада.
- Чем, в сущности, шахматы отличаются от жизни? - мэтр взглянул в окно на непрекращавшийся дождь. - В жизни вы можете принять решение, а можете отложить его на потом. Послали, допустим, мальчика купить мороженое: он стоит перед ларьком, в котором есть восемь сортов мороженного, но ему ни одно не нравится. А купить надо! Вот он стоит, наморщив носик, и принимает решение. В партии же сплошь и рядом случаются ситуации, когда есть сразу несколько вариантов, но вам… ни один из них не нравится. Этим-то шахматы и интересны. Я не буду удивлен, если сейчас в них придут люди, которые могут в голове переставлять фигуры гораздо быстрее, чем мы. Но, к сожалению, не могу сказать, что они будут играть сильнее нас. Я даже думаю, что пятьдесят-сто лет назад играли лучше, потому что тогда не было такого количества справочников, компьютеров и целой армии людей, которые ход за ходом скрупулезно изучают начальную позицию. Все шахматисты знают лучшие модели игры. И поэтому, когда кто-то говорит мне, что он не знает, какой ему делать ход – мне становится смешно. Шахматы себя практически уничтожили: если вы можете все подготовить дома и повторить то, что было сыграно задолго до вас другими людьми, то… где, собственно, игра? Как сказал бы львовский гросмейстер Олег Ромашкин, «публичное одиночество художника»
- Публичное одиночество? Мастурбация, что-ли? Ну, я люблю мастурбировать в ванной. Расслабиться и мечтать... иногда я думаю при этом о подготовке к следующей партии.
- Да не то... - досадливо отмахнулся гроссмейстер. -  в шахматах на высоком уровне, когда вы обладаете и техникой, и знаниями, вы обязаны создавать красивые партии. Даже план должен быть виден публике, зритель должен получать удовольствие! Мастера и гроссмейстеры должны не выяснять «кто кого», а вместе создавать зрелище. Спектакль. Если они вовремя не поймут этого, шахматы обречены. А так как шахматы это модель жизни, то может случиться самое страшное...
- А что может со мной случиться самое страшное? Стану лесбиянкой! Йоу! - Влада вскочила и выбежала вприпрыжку из кабинета.
Несмотря на толстые стены помещения, был хорошо слышен глухой звук падающего тела мэтра.