Серёжа

Серёжа
Серёжа поставил точку в конце предложения, закрыл тетрадь и положил её в стопку с остальными учебниками. Посидел ещё минут семь, просматривая страницы друзей вКонтакте. Перелистывал старые фотографии, которые знал наизусть. Ведь у него было не так много друзей. Да и виделся он с ними редко. Поэтому образ человека для него в большей степени формулировала его страница в социальной сети. Он знал, что у них всё хорошо. А может и нет. Это было ему не так уж и важно.
Наивные статусы, посты о каких-то давно прошедших встречах, признания в любви и гневно-отчаянные отчёты о расставаниях. С одной стороны, ему нравилась такая искренность. Но сам он никогда ничего подобного не публиковал. Ведь грань между искренностью и нелепостью он находил довольно тонкой. Даже слишком тонкой, порой даже призрачной. Поэтому себя он считал человеком неискренним. Или слишком искренним, но скрытным. А самое главное – эгоистичным. Иногда самые неподходящие, но в равной степени отвратительные качества и чувства переплетаются в одно уникальное. Такое, которое формирует всего человека. Его манеры, его характер. Такие люди как правило избегают контактов с большим количеством незнакомцев. А ещё где-то в глубине своего «другого, не такого как все, хуже» сознания они осознают, что на самом деле ими движет маленький ребенок, так и не повзрослевший в силу обстоятельств.
Обычно, очевидных обстоятельств. Настолько очевидных, что при попытке объяснить, почему сегодня ты такой хмурый, дальше слов «Просто…» дело не заходит. Почему? А как объяснить то, что сам не до конца понимаешь. Ведь кое-что не обязательно понимать, чтобы ощущать. Ощущать полно, всеми фибрами измученной души. Душно и пыльно. Хочется дышать. Чувствовать тепло нежного летнего солнышка, запах мазута, принесенный ветром с железной дороги. Зайти во двор, поиграть с собаками, которые точно тебя не тронут, не сделают больно. Ведь собаки – это самые преданные животные. Если один раз, то действительно навсегда. Почему-то даже не возникает сомнений в их преданности.
Он запутался, очень давно запутался. И он это прекрасно знал. Когда знакомые называли его по имени, он резко оборачивался, как будто думал, что его хотят ударить. Обычно такой его реакции не предавали значения, все давно привыкли, что он какой-то дёрганый. Списывали на недосып, ведь такой бледный цвет лица ни о чём другом свидетельствовать не может.
Или может. Вполне себе может. Об отсутствии воли к жизни, например. О потере интереса к существованию. «Банальный юношеский максимализм,» - скажет кто-то. Не думаю. Когда тебе, казалось бы, на роду написано быть нормальным, появляются черты подлой, отвратительной маргинальности. «А что они мне?» - думаешь. «А что я им?» - откликается где-то очень глубоко тревожным гулом, заглушая всё, о чём думал раньше. Как так можно? Какие эпитеты ты подберешь к своей жизни? Давай, пять штук. У таких людей, как Серёжа, это будет что-то вроде: бетонная, серая, бессмысленная, прогнившая, пыльная. Забавно, но даже в совокупности, мерзкой и пугающей, эти слова едва ли описывают то, что происходит в голове у этих маргиналов.
Серёжа! Стой, остановись! Не думай о плохом! Всё будет хорошо! У тебя ещё вся жизнь впереди.
Вся жизнь. Столько лет. Становится страшно.
Столько лет терпеть странную боль под рёбрами, как будто пробежал пять-шесть этажей по лестнице на одном дыхании. Нет. Совсем не так. Можно придумать какое угодно описание, но ни одно из них не будет точным хотя бы на тридцать процентов. Вот такая математика.
Столько лет быть нулём среди единиц, внутренне осознавая, какой огромный потенциал в тебе разложился.
Одиннадцать часов вечера. Пора спать. Серёжа лёг на диван, укрылся тёплым, тяжелым одеялом, повернулся на бок и обнял подушку. Он никого не представлял на месте подушки.  Так просто удобнее. Да, только и всего.
Всё самое значимое происходило у него в голове. Он жил одними и теми же фантазиями вот уже который год. Всё никак не мог насытиться. Вот его подруга прижимает его, дрожащего и скулящего, к себе и гладит. Говорит, что всё будет в порядке. А он только сильнее ударяется в слёзы. Нет, ему не стыдно. Чувство стыда то ли атрофировалось из-за безвылазной депрессии, то ли стало настолько привычным, что он его не замечал. Ведь человек не ощущает своих внутренних органов. Так же и здесь.
Опять прижимает. Опять гладит. И опять слёзы. А такая ли она ему и подруга? Может, она уже давно предала  его, а в его голове остался образ? Или она больше, чем подруга? Он запутался, очень давно запутался.
Утомившийся от мыслей, Серёжа уснул. Он ворочался и стонал, тихо, почти неслышно. Даже во сне его не покидало чувство страха. Фотографии, социальная сеть, друзья, предатели, любовь, страх, фотографии, друзья, социальная сеть. В этой цепочке явно чего-то не хватало. Только вот чего? Казалось, именно нехватка этого чего-то делает из перспективного индивида маргинального социального паразита. Только вот чего?
Кажется, чувство стыда всё-таки не исчезло.