Изобретатели. Иван Чичинов

 
         Дед Федот Егорыч казался иногда не таким уж и старым. Это тогда, когда он выкашивал свою голову и бороду наголо, под нулевку, а затем все подчищал безопасной бритвой. Это случалось примерно раз в три месяца, потому он выглядел человеком разновозрастным, но быстро старящимся.
         Вот он после бритья и бани вроде как сорокалетний, издалека если взглянуть на него. Через неделю – ему уже можно дать и пятьдесят, потому как имел щетину аля Гусман, а через две недели – и все шестьдесят. Ну а если разглядывать Федота Егорыча при полной бороде, да еще присовокупить к визуальному анализу все больничные, что в амбулаторной карте записаны – тогда, скрепя сердце, можно признать его даже и семидесятилетним.

         Конечно, такая периодическая смена его возраста или такая редкая потребность в гигиене волосяного покрова выработалась недавно, после выхода на пенсию. Доживали они со старухой свою, теперь полную пенсионных радостей, жизнь в небольшом городке, недалеко от окраин, и в то же время недалеко от центра, в пяти минутах ходьбы.

          До сорокалетнего возраста работали они с женой сельскими учителями, а этому состоянию надо было соответствовать, быть примером во всем, начиная с общественной работы и вплоть до домашних дел. Даже пропагандистской работой доводилось заниматься, доводя до родителей решения партии, вместе с которой они жили, радовались, ошибались, справляли праздники и поминки, боролись с алкашами, неблагополучными семьями.

         Затем они купили в городке домишко-пятистенок, выпуска где-то довоенных лет и после наспех сделанного ремонта поселились в нем, каждый год что-то подправляя по мере сил и возможностей. На строительство нового дома не было средств. При советской власти они стояли в очереди на квартиру, которая то приближалась, то отдалялась, а теперь и вовсе исчезла. В деревне почти всё зависит от самого себя, там все и всё знают друг о друге, но опять же после пенсии ехать туда одним, без поддержки – невозможно. Надо же корову держать, а как её кормить? По-молодости проблем со здоровьем не было, вот и казалась жизнь прекрасной.

         …Иногда долго ворочается с левого бока Федот Егорыч на правый, а мыслей добрых в голове как не было так и нет. Успокаивался философскими утешениями: «Будь что будет» или: «Всё в руках господних», после чего неспокойно засыпал.

         Снова проснулся Егорыч. Снова лезут в голову мыслишки. Ну зачем они пенсионеру? Так нет же… Какое нынче государство? Да, крепкое, наверное. Раньше все мордастые мужики в колхозах-совхозах вкалывали да на заводах, а теперь сидят или стоят и зыркают, как бы их начальника-депутата, часто бывшего уголовника, никто пальцем не тронул. Не только не тронул, но и на прием к тому попасть не мог. Как недавно говаривали в народе: "Полстраны ворует, а другая половина их охраняет." Раньше, увидев в деревне приезжего толстенького начальника, укоряюще шептались: «Ему только под вилами стоять, а он бумажки перетряхивает!» Ну, Армию сам бог велел содержать государству, а вот этих. Народ их кормит, а они готовы в любой момент приласкать его, да так, что и не вспомнишь потом чей ты и где живешь – на Марсе или на Луне. Пикнешь не так, как надо – и ты уже террорист, а не тракторист.

         Так и цепляются одна ниточка за другую, путаются в клубок. Плюнет Федот Егорыч: "Ну их на…, один хрен – скоро помирать! 
         А молодежь? А что молодежь! Большинство, наверное, одобряют курс партии, хорошо живут, особенно если их родители тоже из полненьких. Страна-то огромная. Когда это мужиков, особенно деревенских, защищало государство? Наоборот. Мужики его защищают, а их защитить некому. Нет, государство не забудет в случае чего, но и не вспомнит, когда надо бы. Сейчас все законы созданы только для защиты чиновников. От кого? Конечно от нас, таких вот как я, Федот. Я ведь молодым-то для них не был. В Армии тоже не служил, я туда добровольно ринулся, вместе со своим пороком сердца. Пошел вопреки диагнозу, а мог бы спокойно не трубить три года. Правда, в Чехословакию бы бесплатно не свозили в 1968 году. Говорят, мы выполняли интернациональный долг. Не повозили бы и в февральское распутье по Западной Белоруссии на частых учениях, да по Западной Украине осенью, когда в тамошних садах валялось яблок больше, чем картошки на всех совхозных полях Сибири.
         Пропасть между нами и чинушами все более расширяется. Скоро берега станут уже недосягаемы друг для друга. Получится: государство само по себе, народ сам по себе.

         Загородят сначала малые народы, чтоб ни ягодой и грибами, ни орехом, ни рыбой и мясом или пушниной они не баловались. Подумаешь, образ жизни у них такой! Вон, американцы давно всё решили с помощью резерваций. Правда, за ихние компенсации можно из индейца превратиться в миллионера, а у нас? Даже коровам своим негде будет сено ставить малым народам, да и другим. Московские аборигены почему-то не хотят жить в столице. Нет, они и сюда не собираются кочевать. Но ведь надо же и им иногда вдохнуть кедровый воздух, а для этого надо его огородить. Съездить, подышать в компании придворных девиц да улететь обратно, чтобы продолжить заботиться о жизни мешающего им жить малого народа, создавая для них  свои законы. Очень хорошая миссионерская деятельность. Что там Макарий Глухарев! Он и рядом не стоял."

         Лежит дед Федот, ворочаясь с боку на бок, словно на горячей сковородке, пытаясь успокоиться. Раньше, хоть и жили бедно, да все почти одинаково, не завидуя никому. Правда, в ихней с женой родне были и выдающиеся люди, вплоть до секретаря райкома и начальника милиции. Но в зарплате они не так уж и далеко были от всех, а теперь. Внучатый племянник мечтал строиться, хотел взять кредит в банке, прикинули. Проценты! Набегут побольше самого кредита. Без штанов останешься с такими. А если, не дай бог, заболеет да лишится работы? Всё! Приехали! «Россия – любимая наша держава…» - утверждает гимн. Когда она станет такой? А пока только удивляешься уму заграницы, да тому, что у нас делают то, чего не надо, игнорируя даже очевидные вещи.

         Федот Егорыч не выдержал, встал, вышел на улицу и закурил. Глядь через забор – а там сосед тоже дымит паровозом. Шофер, Гришей зовут. Таксует на своей старенькой «Волге».

- Что, не спится Егорыч? – приветствовал он соседа, подходя поближе к забору.

-  А тебе? Тебе же всегда хорошо спалось, Гриша. Ты-то чего?

-  Да вот, лег спокойно, вроде как уж засыпать начал, да вспомнил! – начал рассказ Гриша.

- Ну? Кого? – торопил Егорыч.

- Да по ящику показывали сегодня одного… типа. Мы же с ним сидели вместе.

- Ты же вроде несудимый? – удивился Егорыч.

- Да нет, не там. В школе. А теперь он там, – ткнул пальцем в небо Гриша, - а я – тут! – палец Гришин повернулся к земле.

- Ну и что? Чё тут такого? Я тоже мало ли с кем учился…

- Нет! – перебил его Гриша. – Он у меня всё время списывал. Ему математика вообще не давалась. Такой тупой в ней был, а я задачки как орехи… - объяснял Гриша. – А теперь он – в правительстве, за экономику чего-то там отвечает. Он же тупой вообще! Ему дважды два не сосчитать, а тут…

- Ну, поумнел, может, научился, – смягчал выводы Егорыч.

- Ты же знаешь, как раньше человек шел туда, наверх? – спросил Гриша. – Ах да, ты же сам был в обойме…

- Был, да не выстрелил, а почему? Надо было снова учиться, а у меня уже было высшее. Да и вообще. Надо же любить то, чем занимаешься, а если у меня не было такого желания, то и силой не заставишь!

- Да, это так! - согласился Гриша. Зато какие были выпускники! Все ступеньки власти человек проходил, чтоб попасть туда! – повторил Егорыч Гришин жест пальцем вверх. - Их учили и на артистов, и на психологов, и на благородных девиц, и…

- А знаешь, почему они так крепко за кресло держатся? – задал вопрос Егорыч. И сам же на него начал отвечать: - Да потому, что те, кто больше ничего не может делать, особенно руками, они же помрут без должности, вот и держатся. Вон, наш один из главных! Кем он был молодым? Секретарь обкома! Генерал по-тогдашнему. Политический. А почему не стал политическим ссыльным при новой власти?

- Дак кругом-то такие же. Были красные, а потом р-раз! – и белыми стали, – понятливо добавил Гриша.

- А почему?

- Дык! Платят же! Я вот заметил: начальство при любой власти остается начальством. Вот, сменилась власть, а кому руководить? Новых-то нет! Вот и получается, что будь он хоть трижды коммунист, а намекнут ему на какое-нибудь кресло, так он как пионер: «Всегда готов!», хоть оно и буржуйское теперь… Лишь бы платили. Да оно и правда, деньги-то всегда, каждый день нужны – выливал свои мысли Гриша.

- А вот тракторист или шофер не может так перекрашиваться быстро, да и все трудяги… Чтоб сегодня он – коммунист, а назавтра – едрос какой-нибудь. Его что те, что другие рабочей скотиной считают и всё! Как был мужик чумазый в мазуте, таким и останется. Что ему, как бабе какой, перекрашиваться? – добавил Федот Егорыч.

- Главное – чтоб цвет не перепутать! – хохотнул Гриша.

- Так, так… А сейчас, захотел ворюга в депутаты – прикинулся божественной овечкой, да подкупил кого надо – и всё! А старых своих дружков куда? Они же его тоже толкали, выбирали. Им тоже теплые местечки приготовлены…

Помолчали…

- Эх-ма! Гриша вздохнул, загасил окурок и тихо произнес: - Может, отбой пора? Баиньки?

- Смотри, как хочешь. Я тоже, пожалуй, пойду, покемарю… Хотя, вот еще хотел спросить:

- Ты газету «Корешок» читаешь?
- А как же! Кто её не читает! – утвердительно кивнула Гришина голова.
- Ты смотри! Какой молодец этот… хозяин-то её. Николаев Сергей! Такую газету создал! Про всё пишут в ней и всё интересно. А на вид и не подумаешь, что это он. Жаль, судить его собрались – вздохнул Федот Егорыч.

- Да и черт с ними! – махнул рукой Гриша безнадежно, и затем медленно повернулся к соседу:

- А ты знаешь, как с чиновниками бороться?

- Если б знал – давно бы Нобелевскую премию получил, – засмеялся Егорыч.

- И я нет, – вздохнул Гриша и, помолчав, вдруг встрепенулся снова и, словно речь шла о том, как завтра наколоть дров, выдохнул: - А давай, вместе придумаем!

- Что? – не понял Федот Егорыч.

- Давай, Егорыч, надумаем. Вдвоем-то легче. Способ изобретем, как заставить начальство. Короче. Как с чиновниками бороться. Чтоб не мешали, а помогали людям.

- У – у – у! – сник Егорыч. – Я же говорю, что на Нобелевскую премию этот вопрос тянет. Тут даже бессилен, сам президент, а ты… - помолчав, Егорыч вдруг расхохотался: - Ха – ха – ха! Ух ты! Вот это заявочки… что удумал ! – не мог он долго успокоиться.

- А в случае успеха разделим премию пополам! – тоже весело хохотнул Гриша.

- Лет 15 – 20 тюрьмы мы скорее разделим на двоих, чем ту премию. Ты знаешь, сколько та премия весит?

- Точно не знаю, наверное, тысяч сто… зеленых, или больше, - гадал Гриша.

- Полтора миллиона! – пауза. – Полтора! Чуешь? Долларов!!!

Возникла тишина. Гриша переваривал это сообщение. Его быстрый в прошлом математический ум выдал эту сумму в рублях. Примерно сорок пять миллионов! Ни фига себе… - Гриша крякнул:
 
- Да – а!

- А сама идея-то ничего, хорошая! – прорезался заново в темноте голос Федота Егорыча, – надо подумать!

- Вот и я говорю! Неужто мы такие же тупые, как мой одноклассник? Давай! – сунул Гриша руку в большую щель в заборе.

Федоту Егорычу ничего не оставалось, как пожать её:

- Через неделю вернемся к этому делу, – донес он до соседа окончательное решение.

У обоих соседей ввиду важности принятого решения чаще забились сердца, распрямились плечи, зачесались руки, а вместо крепкого сна раздавались редкие поскрипывания постелей да покряхтывание в соседских «особняках».

         ...Медленно тянулась неделя. Федот Егорыч, иногда выходя покурить на улицу, специально не замечал соседа Гришу.

- Что же он? Надумал что или нет? – гадал каждый про соседа.
Навряд ли. Ни хрена тут не придумаешь. Только как в Китае эту заразу надо. К стенке, пачками, на площадях. Или травить как жирных тараканов. Для начала урезать время чаепития во время работы. До пяти минут, нет, это слабоватая мера - рвались мысли в их беспокойных головах и, наконец, уплывали в туман сладкого сна…

       ...Подъехал Гриша к калитке родного домика, хлопнул дверкой своего авто, тронул калитку, а она заперта, ну никак не поддается. Забрался он тогда на крышу Волги, шагнул, чтоб оттолкнуться, подпрыгнуть, перемахнуть через забор. Оттолкнулся и полетел, но не в ограду, а в другую сторону. Невысоко от земли, а если надо препятствие где обогнуть, поднапрягается и - вверх. Хорошо-то как! Внизу люди стоят, машут ему руками, чего-то кричат. Вот и его самого не стало видно, растворился, зато виден домик соседа, Федот Егорыча. Захотелось Грише покурить с соседом, стал он снижаться и угодил… в большую комнату.

          Набита она битком людьми, но сами они не видят друг друга. Как будто в невидимом мешке каждый… Заходят они по очереди в соседнюю комнату, а там – сидит Федот Егорыч, тоже невидимый всеми, кроме Гриши. В правой руке его – пачка денег, а рядом – целая гора тоже невидимых денег. Он из нее берет, когда надо по пачке купюр. Пригляделся Гриша к толпе. Ба! Да это же все чиновники, местные депутаты, сподвижники – правители, министры и замы ихние, и прочие и прочие… По одному заходят в своем невидимом мешке, идут мимо Егорыча. Когда невидимый чиновник проходил мимо невидимого Егорыча, тот совал бюрократу пачку денег, а куча в тот момент ярко освещалась и на ней крупно возникали буквы: БЮДЖЕТ. Замер Гриша, что за кино? Дышать перестал… Вот один такой. На ходу хвать пачку, вырвал её из рук Егорыча и… провалился в подвал. Гриша за ним. А там на весь подвал голос громовой: «На чужой каравай – рот не разевай!», и невидимая гильотина отрубает чиновнику один мизинец, другая машина раздевает чиновника и крепким пинком выталкивает того наружу, прямо в толпу хохочущего народа. Гриша скорее туда. Видит – бежит чиновник в чем мать родила – в трусах и майке по людскому коридору, а на спине его и груди крупными красными буквами красуется слово «ВОР». А где надо вору сидеть? Вот он и спешит прямо туда… по улочке из народа.
         Да –а – а! Вот это кино! Вот нам бы так! А что? Надо подумать, а прежде надо бы понять, откуда взялась такая огромная армия толсто…х бюрократов? Раньше без них обходились. Надо, к примеру, оформить недвижимость – сходил в БТИ, да заверил бумаги у нотариуса. Ведь он действовал от имени государства. Один! Быстро, удобно, куда с добром! А сейчас? Да что там говорить! Конечно, и тогда много было всякого – и хорошего, и плохого, но такого как сейчас...
          Вернулся Гриша к домику соседа, а из большой светлой комнаты вываливает толпа чиновников, уже без невидимых мешков, но почему-то кто - в собачьих, а кто – и в волчьих шкурах… Ринулась эта толпа за Гришей, кричат: «Вот он! Это он народ баламутит! Все мы против народа, а он один, видите ли, самый умный!… За народ он!… - орет толпа бюрократов, размахивает кулаками, а один из них, громовым басом, как будто из мегафона, дает указания толпе: "Ловите его! Да быстрее в обезьянник! А то он всех нас погубит! Останется бюджет весь у народа! Останемся лохами мы – ы – ы!"

         Поднапрягся снова Гриша, поднялся над ними, сделал круг раздражения над орущей толпой и, словно истребитель, взмыл ввысь, под облака. Глядь, а на краю одного облачка пристроился его сосед, Федот Егорыч. Обрадовался Гриша, кричит: «Давай покурим, Егорыч!», на что тот отвечает: «А ты, Гриша, Мальборо курил когда-нибудь?»

- Да мне по хрену, что курить, хоть махорку!

- Тогда слетай в мою халупу да сними кисет с гвоздя, над дверью в доме, да и газету прихвати со спичками!

Принял Гриша горизонтальное положение, начал планирование вниз, а перед землей глядь – в речку Катунь падает, да так быстро… Вода повсюду, стал Гриша задыхаться… Открыл глаза… Сердце часто билось… В темноте нащупал спину жены. «Слава богу! Живой!» – отлегло на душе. «Чертова премия! Из-за нее с ума сойдешь!» – повспоминал увиденное во сне, усмехнулся: «Надо будет Егорычу рассказать! Что он скажет?»

         Пока Гриша летал во сне, его сосед сидел на ступени крылечка, сворачивал «козью ножку», раскуривал, пыхтел от усердия, думал, вспоминал, анализировал. Главное раньше – работа была, попробуй не работать. Вот ей и отдавали почти все время. Планы уроков, тетради, лекции, педсоветы, родительские собрания, совещания то у директора, то у завуча, и т.д. и т.п. Дыхнуть свободно некогда. А летом? Сначала заочная учеба по пол лета сессии, потом надо было заводить корову, жрать-то надо было что-то, все лето сено ставить… Так и мчались дни, годы, состарились Федот с женой Риммой, что ждет впереди? Начать бы сначала, вернуть молодость, вот тогда бы хотя бы жилье нормальное построил. Сейчас теоретически это можно сделать, да здоровья уже нет. Тюкнешь топором 5 раз по дровам – и все! Сердце больше не разрешает…

         …В конце прошлого столетия имела место эпоха перестройки. Она вызвала Великую детонацию Гласности, от недостатка которой задыхался самый грамотный в мире народ. Перестройка, как любое явление, тем более новое, не могла захватить всё и всех, потому и шумела где-то наверху, зеленой таежной верховкой, не задевая пока пожухлых, покорно ждущих природные катаклизмы, увядших от долгих экспериментов прежней власти, послушных ко всему, листьев.
Посмотрели друг на друга новые старые властелины и на своих подчиненных… Кто мы теперь? Однако вскоре поняли, что снова можно жить получше своих «винтиков» да «шпунтиков» и решили оставаться хотя бы флюгером, не мельтешащим впереди, а лишь констатирующим хвостовым указателем всех событий. СМИ тоже пришлось цепляться за столб флюгера и проводить параллели своих мыслей и поведения в соответствие с директрисой флюгера…
Как ни хранила молчание тайга, но вихри сверху все же разбудили упавшие листья, а когда капнули дождиком на офицерские погоны, проснулись их обладатели: «Едрена вошь! До каких пор ходить нам в капитанах да подполковниках? Кругом уже все генералы, во всех регионах!» Сам себя не похвалишь…, но, с другой стороны, генералы соседние командуют та – а – кими дивизиями! А у нас народу в горах – меньше, чем в соседнем городе. Пока держат они под своей лапой наших офицеров фактически. А если выскользнуть из их лап? Ничего, с них не убудет, не обеднеют… Не заметят, авось. А довольствие себе как-нибудь сами найдем. Картошка да колба всегда выручали. К тому же сам Верховный призвал: «Не спите, черти! Хватайте генеральские погоны, пока я трезвый, а то…» Хрен с ней, с экономикой, всякой там промышленностью, лишь бы в лампасах пощеголять, не каждый же день их бесплатно дарят. А чтоб шибко не волновать самые нижние пожухлые листочки, дали им крепкое, как у Кибальчиша, слово: «Не сумлевайтесь, ребяты! Мы только так, для вида, чтоб наверху на нас понежнее смотрели, отделяемся в суверенитет. Как станем генералами, так сразу нас и заметят... А вы спите спокойно! Мясо не подорожает и всё остальное…» А чего ему дорожать? Тогда его много было. Народ не учуял ничего дурного в действиях своих старших офицеров и не препятствовал их генеральской карьере.
         Запахло папахами, а у них, папах, свойство одно есть. Они не дают военному низко опускать голову, когда он пытается внимательно что-то разглядеть внизу. Тогда она ползет ещё ниже и нарушает хореографию фигуры. Получается излом. Линия спины под некрасивым углом ломается в линию папахи. Со стороны, сбоку, это уже не генерал, а пленный Паулюс. Выбирать снова рабочую форму одежды? Главный офицер бы и рад это сделать, да вот пока не наигрался ещё, даже подчиненных – уже полковников также успел заразить синдромом папахи.

         …А вскоре и забылись твердые слова Кибальчиша, разрослось войско особ, приближенных к императору, к губернаторам. На всех хватило и столов, и званий, и должностей. И вот что странно – почти все оно оказалось шибко голодное и жадное. Даже саранча может им позавидовать.
А вот в прежние времена увидеть в горах полковника было все равно, что снежного барса в Майме поймать.

         Докурил Федот Егорыч уже вторую «козью ножку», в голове затуманилось и расплескались свитые более-менее в веревочку его простые мысли об истории размножения чиновничьего войска в их регионе… Кряхтя, он распрямил спину и растворился в избе.
Утром, когда Гриша прогревал мотор своей «Волги», Федот Егорыч подошел к нему специально поздороваться:

- Ну, чо у тебя? – начал Егорыч.

- А ничо, всё нормалек! Счас чай попью, да на работу. А у тебя чо?

- Да я и сам ничо! Другие дак вон чо, да ничо, а я чо? – вспомнил Егорыч народное присловье.

- Сколь там дней осталось? – решил уточнить Гриша.

- Три! – ответил уверенно Федот Егорыч.

- Ну и ладненько, бывай здоровенький, Егорыч! – и Гриша, заглушив мотор, пошел чаевничать.

        Мониторинг по вопросу борьбы с чиновничьим беспределом проходил вяло, хотя у Гриши было видение во сне, однако у Федота Егорыча радикальных идей пока не возникло никаких. Вспоминал он и исторический опыт других стран в этом деле, но все как-то не вязалось с нашей действительностью. Раньше, при советской власти такого вопроса почти не стояло. Чиновник грабит государственный бюджет? А чьи деньги? Народные. Значит, грабит он свой же народ, свою родню, своих односельчан, своих друзей, в конце концов! Какую надо для этого иметь совесть? Да это не человек, таких часто расстреливали… А сейчас беспредел полнейший. Аж 30 процентов от выделенных средств доходит до использования. 30! А где остальные 70? А каким стало общество? Да какое общество? Оно начинается в селе, в деревне. А что сейчас там? Безземельная голытьба. Какая культура, какое самосознание, какой патриотизм? Это у тех, кто в телевизоре виляет голыми ляжками, зарабатывая сказочные для деревни деньги, он должен быть. А полезет такой добровольно в окопы при нужде? Опять за них отдуваться будет мужик, которого они даже к земле близко не подпускают сейчас. А какой мужик без земли?

         Слышал Федот Егорыч и про борьбу с ворами в средневековье, как в чане с дерьмом возили вора по городу, а сзади или спереди сидел палач и периодически, шутя, махал клинком. Опоздал нырнуть – и нету башки, а в те времена казну, или бюджет по-нашему, охраняли с большей степенью надежности, а по сравнению с нашими средневековые воры были просто детсадовцы…

- Что-то ты задумчивый стал? – заметила жена Римма. - Может заболел? Сердчишко снова что ли?

- Да нет! Просто одна задачка засела в голове, а решить не могу.

- Ну – ну! Лучше бы дрова в поленницу поскладывал!

«И то правда! Дрова надо летом сушить, зимой лучше горят и греют».

- Счас! Покумекаю еще пять минут и начну, – согласился он с доводами жены и логикой жизни.

Снова пришла пора делать вечерний отбой. Повоевав с дровами, Федот Егорыч высосал половинку таблетки валидола и улегся на диван в сенках. Лето пока позволяло иметь такую возможность. Собачий пригородный лай постепенно становился ленивее и реже… «Надо бы и своего Дозора свозить на прививку к врачу… Всякие эпидемии цепляются… Не дай бог…

- А ты слыхал про эпидемию? – откуда-то вдруг ни с того ни с сего возник сосед Гриша.

- Какую эпидемию? Свинку или корь?

- Нет, бюрократическую.

- ?!…

- Я вот вычитал, что людей одного типа, короче, одних взглядов на жизнь, можно заразить одной и той же эпидемией, болезнью – начал Гриша.

- Ой, грех это, нельзя этого делать! – остудил Егорыч Гришу.

- Да нет, не болезнь это, забыл как называется… - Хобби! Так называется, хобби! – обрадовался Гриша забытому слову.

- Ну!

- Что ну? Вот, предположим, человек не равнодушен к подаркам, ну – взяткам, или если любит воровать. Особенно государственные средства из бюджета. Деньги высылаются на одно дело, а их рассовывают по своим карманам…

- Да знаю, кто не знает… - отмахнулся Егорыч.

- Так вот, я создал гиперболоид. Нет, не инженера Гарина, а свой, Гриши Белкина.

- Да ну? – удивился Егорыч, - А как он работает?

Гриша собрался с духом, еще раз проверяя ход мыслей и, наконец, начал объяснять…

- Предположим, надо выяснить, кто из работников какого – то там министерства или еще чего-то, берет взятки, хобби такое…

- Уже интересно, главное – ново! – съязвил Егорыч.

- Я нахожу точку опоры, ну, место наблюдения, ставлю аппарат и облучаю всё здание…

- Как?

- Мой гиперболоид посылает волны, свойство которых – усиливать определенное свойство человека, в нашем случае – хобби: взятка или грубость там…, чванство, ну ты знаешь! Происходит резонанс и до такой степени усиливается это хобби у человека, что он не может сидеть, а бегает по зданию, даже на улицу выбегает и орет: «Я – вор! Арестуйте меня!» Или: «Я украл из бюджета 500 тысяч! Хочу в тюрьму!» И так далее…

- Ну ты даешь! – в восторге хлопал Егорыч по спине соседа. – Молодец, собака!

- Представляешь, мой гиперболоид - величиной со спичечный коробок. Устрою раза два – три такое представление-шоу в одном учреждении, потом – в другом… Что будет?
Егорыч задумался:

- А как техника безопасности? Ведь это – самое главное в любом деле!

- Какая техника безопасности?

- А как сам себя будешь вести при резонансе? – уточнил Егорыч.
Теперь задумался Гриша:
- Дык! Я… я… заэкранирую себя! Сетку медную сплету!
- А на лицо поверх сетки маску? – съязвил Егорыч.
- Фут-ты! Правда. Но что-нибудь придумаем. Не такие задачи большевики решали, а тут – тьфу! – не сдавался Гриша.
- Учти, что друзья и родные могут тоже загреметь, не жалко? – снова отрезвлял Егорыч.
- А у меня нету таких, а то бы они и меня заразили… А потом – после трех сеансов чиновник выздоравливает. Правда, будет ли он иметь прежнюю работу – неизвестно, кому как повезет, но к бюджету ближе десяти метров он уже не подойдет! – радовался Гриша.
- Гарантии? – требовал Егорыч.
- Я сам – гарантия! – сказал Гриша и исчез куда-то…
- Гриша! Гриша – а – а! – закричал Федот Егорыч и от своего же крика проснулся…

         Долго вспоминал в подробностях увиденное во сне, склеивая обрывки, мелочи в одну цепь и, наконец, восстановил почти всё! Что-ж, идея неплохая, но доработать надо. Особенно – техника безопасности при работе с прибором. Хотя… На самого Гришу навряд ли он подействует… Но надо испытать. А где сам-то аппарат? Его же еще сделать надо! – сник Федот Егорыч.