Глава крайняя. И, все-таки...

X: А в московских клиниках неврозов тоже нет психологов?
СП: На момент 2010-ого года в одной из самых известных московских больниц психологом называлась девушка-студентка, которая занималась метрикой состояния принимающих нейролептики. То есть тестированием их способностей соображать под лекарствами. Никакой помощи от такого специалиста не было. Человек в принципе не понимал, что такое страдания находящихся в пограничном состоянии. Однако люди верили, что если им дали психолога - с ними поговорят. И часами раскладывали кубики и складывали в уме семизначные числа, ожидая поддержки.
Судя по слухам, ситуация начала меняться только в этом году.

X: Одна из ваших мыслей, что карательность из психиатрии никуда не ушла?
СП: Не полностью ушла. Приняла скрытую форму. Один из известных мне психиатров прокомментировал тему хамства, лекарственных опытов и высокомерного отношения к пациентам примерно так: "Мне тоже приходилось сталкиваться с этой мерзостью. Но не все врачи такие. Есть нормальные коллеги, с которыми я и общаюсь". Это про ситуацию в Москве. Боюсь, в регионах все гораздо хуже.

X: В платных клиниках лучше?
СП: Там больше шансов на человеческое отношение. На деньги, правда, можно попасть. Вообще, известный довольно факт, что в нашей стране надо искать человека, а не место. Адекватных психиатров, уважительно относящихся к людям и обожающих свою работу, - есть. Развернутую информацию можно и в государственной столичной больнице получить.

X: Людям с нервными расстройствами нужен внешний враг. И пусть это лучше будет врач психбольницы и для страдающего, и для его родственников?
СП: Хорошо, что вы заговорили об этом. Сам поиск внешнего врага не поможет страдающему. Он будет бояться, причем обоснованно, что фокус снова сместится на него.

X: Что еще должны знать родственники пациента?
СП: Самое главное, что должны понимать родственники: в больницу просто так не попадают. И при этом, что с чувством личной вины перед страдающим нужно завязывать тут же. Не третировать его же за то, что ему плохо. Случилось так? - Да, но это уже случилось.
В доме должна быть абсолютно спокойная обстановка, никаких истерик. Чем можете помочь - помогаете. В остальное время занимаетесь личными делами.
О связи чувств вины и обиды необходимо прочитать как можно больше статей. Так как именно она делает пребывание страдающего в своей собственной семье невыносимым. Если его продолжают шантажировать этими чувствами, даже когда у него уже нет сил. Родственникам необходимо получить консультацию профессионального психолога, а лучше - психотерапевта.
Если бы все это делали, общество бы оздоровилось. Но, к сожалению, гордыня по-прежнему остается самым распространенным человеческим грехом.

X: А что можно посоветовать человеку, который не хочет обращаться к специалисту?
СП: То же самое, что и тем, кто обратился. Общий совет – полюбить и принять себя.
Психология сейчас очень агрессивна. Я имею в виду не только СМИ, затрагивающие эту тематику. Среди специалистов немало людей неуверенных, не простивших самих себя и потому срывающихся на людей. Но и это из предметной области, родившейся для того чтобы помогать, уйдет со временем. 
Мы все создаем ауру Земли - нам придется стать добрее, чтобы выжить.

X: Неготовность нести ответственность даже за свой участок работы, которую мы наблюдаем в офисе и на производстве, любого сделает агрессивным.
Я вам очень масштабную причину катализатора психозов могу привести.
Когда речь идет не о производстве товара, а об освоении бюджета, то образованный и обладающий системным мышлением сотрудник – не выгоден. Если он вовремя не стал "философом" во избежание психиатрического исхода. И ровно столько, сколько резонерство в месте, где уместны экономические и инженерные навыки, будет востребовано в большей степени – ровно столько мы будем получать попавших в клинику неврозов «нездорово» реагирующих. Но так как нездоровым просто необходимо обратиться к философии, то и движущей к прогрессу силы мы не получим. Другими словами, если ты еще «не успокоился» - тебя заставят.
СП: На разрыв описанного вами замкнутого круга надежда есть.
Из сферы, сам принцип функционирования которой нельзя назвать здоровым, выходит наибольшее количество желающих разобраться в себе. А так как разобраться в себе легче при помощи других людей – появляется и необходимость обращаться за помощью, и желание оказывать ее. Те, кто сбежал из системы – идут в психологи. Те, кто остался – идут к психологам. При этом не понятно пока, кто кому помогает. Скорее те, кто остались, реализовываться тем, кто ушел. Но рано или поздно мы все поможем друг другу.

X: Рост количества психологов будет продолжаться, пока не наладится экономическая ситуация?
СП: В первую очередь - семейная ситуация. Пока не оздоровятся семьи.
Родители начнут видеть в своих детях - новых людей, а не своих родителей.
Мужчины и женщины будут принимать других мужчин и женщин без болезненного переноса на них образов отцов и матерей.
Офис - лишь укрупненная модель семьи. Взрослые отношения в нем - большая редкость.

X: Как же нам пережить сложный период?
СП: Тем, кто нуждается в помощи – не зависеть от чужого мнения, в какой бы агрессивно-грамотно сформулированной форме оно не выражалось. И продолжать стремиться к счастью, согласно своему собственному представлению о нем. Тем, кому неприятно находится рядом с нуждающимися – задать себе вопрос, в чем их проблема восприятия. И перестать возводить безжалостность к себе и людям в ранг достоинства.

X: Не зависеть от чужого мнения сложно - мы это выяснили. Тем более, если ты нуждаешься в помощи. Как понять, где проходит граница между необходимостью прислушаться и руководствоваться интуицией?
СП: Всегда надо помнить, что специалист не имеет возможности оценить окружающую человека реальность. Она существует независимо и по своим законам.
Внутренние страхи и внешние обстоятельства совпадают не так уж редко.
Ситуации могут быть какими угодно – и один человек может быть прав, даже если его никто не поддерживает. Такое тоже может быть.

X: А если мнение принадлежит известному в своей области специалисту? Если и Фрейд, и Юнг, и все их последователи пришли к консенсусу по какому-то вопросу?
СП: Любой человек ориентируется на свой опыт проживания проблем и на опыт наблюдения за проживающими. Не будем упускать из внимания две важные вещи, которых мы уже касались.
Первая. К тому моменту, когда исследователь садится за написание литературного труда, его опыт систематизирован, пусть даже частично. Информация, которую он излагает, выстроена в логической последовательности, не всегда соответствующей хронологии ее «получения». Нерв читающего может быть не натренирован собственным опытом. Соответственно, выводы, к которым его подводят, могут не иметь для него смысла на данном этапе его жизни.
Вторая. Можно сказать, что при помощи пера писатель разговаривает сам с собой, излагая ответы на ранее заданные себе вопросы. И с прицелом на поиск сопричастных среди читателей. Соответственно, акцент на собственном опыте проживания или наблюдения неизбежен. При этом то, что не пережито пишущим или отброшено по причине незначительности влияния, для конкретного потребителя информации может оказаться как играющим большую роль, так и ключевым в его истории. А представляете, сколько всего может упустить посредник между трудами ученых и вашей реальной жизнью, извлекающий информацию в соответствии со своим опытом и всегда ограниченной способностью выйти за его рамки?
Любой может ошибиться. Даже гений. Мы же о нервной системе человека говорим, а не о законах математики. Не все тайны раскрыты институтами проблем мозга.
К консенсусу подавляющее большинство пришло по поводу закономерностей. Но даже к поддерживаемому практически всеми мнению о том, что «все проблемы из детства», некоторые добавляют «или из истории вашего рода».

X: А что можно посоветовать в общечеловеческом плане: ни клиентам, ни пациентам - просто людям?
СП: Прощать. Мы читаем классическую литературу и смотрим художественные фильмы. Про то, что человек – как перышко, которое несет по ветру. Про одиночество и боль. Про обстоятельства непреодолимой силы, про зависимость и неизбежность, про людей с тонкой кожей. Выходя из кинотеатра или перевернув последнюю страницу книги – мы восхищаемся, плачем и пишем восторженные отзывы. А потом с не меньшим энтузиазмом набрасываемся на соседа-неудачника.
И не желаем допускать мысль, что перед нами герой прочитанной книги или увиденного фильма. У которого не только свой срок получения личного опыта, но и, возможно, противоположная нашей цель его проживания.

X: Сложно думать о перышках при общении с начальством, склонным к психиатрическому террору. Уж извините.
СП: Жизнь не только поддерживают, но и делают полноценной всего две вещи: личное счастье и профессионализм, гарантирующий определенный уровень безопасности окружающим. Второе без первого - сложнее и более зыбко во многих случаях. Значит начинать, все-таки, нужно с Человека. Потом уже переходить к его Делу.
Для людей, которые подвергались или подвергаются террору аж в трех местах: дома, в офисе и в кабинете мозгоправа, - и написана эта книга.