Ответ Ассоли

(Продолжение. Начало - см. "Я вам пишу".)

Ответа пришлось ждать почти месяц… На этот раз никакого украшательства на листе не было, да и почерк  обычный.
                Здравствуйте, Сергей!
Вы знаете, я, наверное, совсем не умею разбираться в людях. Прошло уже десять дней с тех пор, как я получила Ваше письмо, я его очень ждала, а получив… Не могу сказать, что разочаровалась, нет, но не поняла – это правда. Несколько раз начинала Вам писать, и всякий раз откладывала, письмо получалось каким-то нарочито весёлым или иронично злым, а мне не хотелось бы так писать Вам. В конце концов решила не прикрываться вежливыми фразами, а написать всё откровенно, если в чём-то неправа – простите и не обижайтесь. Правда, одна мысль придаёт мне уверенность – я вспоминаю французскую поговорку: «Если женщина неправа – извинитесь перед ней». Очевидно, буду ждать Ваших извинений…
Получив Ваше письмо, я, честно говоря, вначале удивилась, потом – рассмеялась, потом – рассердилась, но в конце концов стала недоумевать, это Вы или не Вы?  В начале письма – Вы, в конце – снова Вы, а середина… Я понимаю, что Вы хотели этим сказать, отдаю должное Вашему литературному дару и остроумию, но зачем же так?! (к слову, очень хочу задать Вам один вопрос, но сейчас, наверное, не решусь, возможно, позднее).
Я вспоминаю то, совсем, совсем недавнее прошлое, когда мы сами были студентами, а студенты – Вы знаете – народ особый, а тем более студенты-музыканты. И жаргон свой, несколько отличный от «общепринятого» так называемого, естественно, есть. Но его «роскошь» мы позволяли себе только в очень узком кругу, в полной уверенности, что нас не поймут превратно. Вы понимаете? Ну зачем, зачем Вам нужно было передавать разговор этих девушек, которые и русского языка-то не знают? Вы бы доставили мне огромное удовольствие, если бы описали всё это, но только сами! Вы ведь так хорошо пишете! Даже если Вы и стали случайным свидетелем этого разговора, то подобную «рецензию» не стоило даже запоминать, а тем более воспроизводить её в письменном варианте, да ещё хранить её в памяти пять лет! Вы понимаете, дело ведь не просто в жаргоне, вспомните одну из интереснейших аксиом: убогость языка – убогость мысли – убогость души. Связь прямая. Вы должны понять, что я хочу этим сказать.
А на Ваши вопросы, простые и вместе с тем серьёзные – я отвечу, но отвечу в следующем письме. Почему-то испортилось настроение, не хочу больше писать*, просто могу быть уже не объективной. Хотя, вполне возможно, что мне просто стало
-------------
* - в этом вся её сущность, сущность красивой и – как следствие этого – избалованной женщины. Уверенной в том, что всё в этом мире происходит лишь ради неё, и меняется в зависимости от её «хочу» или «не хочу»…
изменять чувство юмора, наверное, осень сказывается… Всего хорошего, пишите
вернее, отстукивайте на своей машинке. Вы знаете, в моём представлении даже Ваша машинка неотрывно слилась с Вашим образом, как будто иначе и быть не могло.
                Ирина
               
                Здравствуйте, Ирина!
      Глядя на Вашу фотографию, вот о чём я подумал: красивые женщины познают жизнь или слишком рано, или слишком поздно. И то, и другое – не очень хорошо. В обоих случаях несовпадение. Выражаясь словами поэта – «Счастье – если что-то вовремя пришло!». Есть в Вашем лице желание отгородиться от всего плохого в этом мире. Судя по Вашим письмам, вам это неплохо удаётся… Моя же физиономия – вглядитесь ещё раз – свидетельствует как раз об обратном. Видимо, неспроста Вы назвали себя «Ассоль».
Может, надеетесь, что появится принц на «Мерседесе»… Зрелище, конечно, эффектное, подружки лопнут от зависти, но не зря повесть Грина обрывается как раз на этом месте. Зачем разочаровывать читателя? Да и Ваше прекрасное лицо не стоит омрачать мыслями о том, что после оглашения приговора «Мерседес» конфискуют вместе с остальным имуществом, а Вы будете выступать на процессе в качестве свидетеля, это в лучшем случае.. Всего этого, конечно, можно избежать, но тогда не будет и принца. Придёт обыкновенный человек, искалеченный одиночеством, со своими горестями и бедами, и Вы должны будете всё это с ним разделить.
 - Радость-то каждый с тобой разделит, - сказал мне приятель. – А вот горе…
Жаль, что не написали мне злое письмо, - ничто так не раскрывает сущность человека, как состояние гнева. Интересно, что это за вопрос, который Вы так и не решились задать? Можете задавать любые вопросы…
Какое бы впечатление ни произвело на Вас предыдущее письмо, благодаря ему, одна сторона моей личности Вам известна. Предлагаю оценить ещё одну
Из блокнота «раз и навсегда»:
Я отпираю дверь своей квартиры, из квартиры напротив появляется соседка.
 - Серёжа, знаешь ли чего.. – упавшим голосом произносит она.
 - Чего, тёть Нин?
 - Галин Витька умер..
 - Какой Витька? – не понимаю я.
 - Витька! Галин сын! – она указывает на потолок.
 - Да ты что!?
 - Вот так вот.. – разводит руками соседка.
 - Не может быть! – не верю я. – От чего умер-то?
 - Не знаю, Серёжа…
 - Да я его три дня назад видел!... Не может быть!...
Соседка шмыгает носом и разводит руками.
 - Он же вроде не болел ни чем…
 - Вот так… - вздыхает она, глядя в пол.
Я молчу. Нет больше вопросов. Захожу в квартиру и закрываю за собой дверь.
«Да вы что, ребята! Недели три назад, когда ещё тепло было, целый день провалялись мы на пляже. Купались, загорали… Я их с Тамаркой фотографировал. Вечером ко мне пошли. Шампанского взяли – помолвку их отмечать. Весело было!... Витька свою бас-гитару притащил. Я нарядился рок-музыкантом, парик нацепил и давай верещать, подражая своим кумирам.
 - Тебя можно на сцену выпускать, - сказал Витька (он музыкант по профессии). – Это ничего, что играть не умеешь. Гитару можно не подключать. Зато вести себя на сцене умеешь, а это очень важно.
Тамарка хлопала в ладоши и визжала от восторга… Соседи под окном качали головой «Гуляет, Серёга!...». А совсем недавно заходили они ко мне с Тамаркой за фотографиями.
 - Будешь на моей свадьбе фотографом, - сказал Витька. – Отличные фотографии у тебя получаются!...
 - Согласен, - сказал я. – А колбаса будет?
 - Сколько угодно, - ответила Тамарка, и мы рассмеялись…
А тут вдруг – умер!...
Взглянув в окно, я замечаю Витькиного брата Лёшку. Выскакиваю из квартиры. Лёшка уже на середины лестницы.
 - Леха, - каким-то пустым голосом спрашиваю я, - что случилось?
 - Брат повесился, - тихо говорит он, и идёт дальше.
Я пускаюсь было его догонять, чтобы спросить о чём-то, но останавливаюсь. Лёшка тяжело поднимается по следующему пролету. Он плачет. Слова застревают у меня в горле. Я растерянно стою посреди лестницы. Потом медленно возвращаюсь в квартиру.
Вечером брякает звонок входной двери. Робко как-то… На пороге Витькина мать.
 - Здравствуй, Серёжа, - еле слышно говорит она, взглянув куда-то сквозь меня.
 - Здравствуйте, Галина Николаевна.
Она медленно проходит в гостиную и опускается на диван.
 - Ты Витюшку когда последний раз видел? – она поднимает на меня ставшие бездонными от горя глаза.
 - Да.. на прошлой неделе, вроде, - бормочу я. Когда видишь человека по нескольку раз на дню, разве запомнишь?.. Кабы знать, что последний!..
 - Я вот… хотела тебя попросить, - она разворачивает платочек, который держит в руках, и протягивает мне маленькую фотографию. – Сможешь увеличить?… Витюшке на памятник..
 - Конечно-конечно, - я принимаю из её рук фотографию и кладу на письменный стол.
 - Витюшка-то… Они с Тамаркой пожениться хотели… - она опускает голову. На черной юбке появляются тёмные пятнышки – одно, второе, потом сразу несколько…
Я беспомощно смотрю на плачущую женщину… Как, должно быть, нелепо я выгляжу в эту минуту – двухметровый мужик, стоящий посреди комнаты, стены которой увешаны фотографиями рок-музыкантов и красивых женщин… Что-то нужно сказать, но ничего не приходит в голову… Да, наверное, и слов таких нет, которые помогли бы сейчас этой маленькой женщине…
Галина Николаевна поднимается и бредёт к двери. Я плетусь следом. Тихо щелкает английский замок…
Вернувшись в гостиную, я замечаю на полу платочек. Наклонившись, я осторожно подбираю его; на белом поле, разбившись на пары, сидят зайчата, один протягивает другому красную морковку.
Витька был моим соседом. Прожил он на свете 27 лет. Ничего ещё не успел сделать.
Как позднее выяснилось, вешаться он и не думал. Тело нашли в лесу привязанным к дереву проволокой. Смерть наступила в результате многочисленных телесных повреждений. Эх, Витька!...»
О том, какой народ студенты, я могу только догадываться. Сам я студентом никогда не был, я и десяти классов не закончил. Впрочем, Вам это, наверное, неинтересно…
Простите, если и этим письмом не доставил Вам радости. Писать о том, что меня не волнует, я не умею…
                Дай Вам Бог всего самого светлого. Пусть хватит у Вас сил сохранить свою душу незапятнанной.
Пусть жизнь – своей походкою убогой
       Минует Вас, подмяв лишь подлеца,
       И пусть не застилает ночь тревогой
       Рассветных бликов Вашего лица.                Искренне Ваш…
P.S. Я хоть и не столь утончённая натура, но на письма отвечаю сразу. А настроения я не признаю. По-моему, это просто неумение держать себя в руках...