Обет о научании

                Человек прозвал обетованием своё служение
                победителю в сражении духа с телом,
                а те двое всего лишь бьются за зрелость               
                своей самости, непрестанно заботясь о том.

Пребывая во сне, я свалился с повозки прямо под колёса, и какой-то прохожий
подхватил меня, и вытащил, и остановил коня, и брал моё лицо дланями, и
глядел в очи, и говорил с тревогой:
 - Если ты живой, живи далее, а если уже нет, то рождайся поскорее.
От таких дивных слов я поднял веки, и зрел в того человека, и звал его ехать
со мной, чтобы оказать уважение тем.
И вот, нам было по пути, и мы сидели в повозке, и я пытал его расспросами.

Я спрашивал:
 - Ты говоришь странные речи, и твои слова ходят вокруг моего ума. Скажи
мне, кто ты такой?
И тот спаситель моего тела отвечал:
 - Я был чудодеем, и показывал себя на площади, и мои трюки нравились всем,
и я не бедствовал, и мне всё было не так, и всё было мало.
И вот, заморские островитяне продали мне за большую плату секрет глотания
ядовитых змей, и я стал показывать то действо, и славиться тем.
Случилось так, что как-то вдруг змея отказалась выходить, и стала кусать
меня изнутри, и я стал хворать, и лежал погибшим три дня и три ночи, и среди
тех мучений тела и терзаний ума я почти не слышал стука сердца, и вот, дух
мой начал угасать, и я дал обет не научаться у людей, презрев советы тех, и
толкования, и мольбы.
Я спросил, пораженный тем рассказом:
 - А что ж твоя змея?
И он ответил, смеясь:
 - Змея ушла, и увела с собой змеёнышей, и я покончил с трюками.

Я продолжил расспросы:
 -  Я знаю, что можно научать и грамоте, и рубке мяса, и выгодной торговле,
и уборке урожая, и даже поцелуям должно учиться, и так делают люди. Что
такое научание для тебя?

И он ответил мне:
 - Научание есть умение одной части этого мира достигнуть другой его части,
и также искусство ведения разумной беседы с тем достигнутым, и ещё радость
от взаимного согласного вкушания, и ублажение жизней тех частей творением
равного обмена входящих даров и исходящей платы за них.
Никакая часть этого мира не проживёт более мига, если не будет научаться.
Даже своим выдохом ты научаешь мир своему присутствию в нём, входя в него,
заявляя о себе, и давая ему вкусить тебя, а мир научает тебя, побуждая ко
вдоху, которого тебе не избежать, и в том питает тебя собою, и поддерживает
собою в тебе и тобою в себе то, что вы, люди, называете между собой жизнью.

И та твоя жизнь есть каждодневное достижение цели, и без умения достигать ты
не выживешь среди других, властвующих таким мастерством, ведь даже стоять на
ногах, а не на голове тебя научали, и ты овладел тем, и умеешь то.
Ты научался говорить языком, и тоже овладел тем, и ещё научался видеть, и
вкушать, и жертвовать, и опасностям, и победам, и сладости, и боли, и
геройству.
Ты научался всему облику своему, и вот, говорю тебе, всё то ты вкусил
когда-то от людей, и сейчас они вкушают то от тебя.
Всему, что есть у людей, они научили сами себя, и нет среди того научений от
Бога, потому как жизнь Бога это жизнь целости, а люди живут жизнью частиц.
И те частицы научают другие частицы, и делают из них подобных себе, и не
сверх того.
Ведь как можно учить тому, чего в тебе нет?

И вот, как может сапожник учить воителя доблести, или как садовник сможет
научить верным расчётам строителя домов?
Скажи мне, любимец полуденного сна, как могут осколки разбитого кувшина
учить друг друга бережному хранению розового масла?
Так устроено, что все люди научают других так, как умеют сами, и тому, чем владеют.
А умеют они лишь так, как их научило то, подчинённое владением, а в
обладании у них то, что они вкушали, и вкушали они то, что было рядом с
ними, а рядом с ними оказывалось то, куда они стремились сами, или же то,
что их манило, и они сходились с тем.
И вот, сейчас они преисполнены лишь тем обожаемым, и более в них нет ничего.

Птица учит птенцов не бегать, но летать, и тем вырастать в птиц, и пчёлы
учат пчелят трудиться пчёлами, и строить соты для мёда, и не плести паутину
для ловли мух, и ослица научает ослят упираться, и не повиноваться, чтобы те
выросли ослами, и даже червяки учат своих червячат умению рыться в навозе, и
не плавать в рыбной стае, и никто из тех не преступает пределов своих
частей, и не осуждает Бога за узость тех, и не пугает детёнышей его небесным
гневом.
И лишь люди научают своих детей быть людьми, рассказывая им о том огромном,
чего нет в них самих, и скрывая то мелкое, чем преисполнены сами.
Я дал обет не вкушать такие сказки от людей, и вот, говорю тебе, я не пускаю
тех в сказочных платьях на порог своего ума, и те платья из небылиц остаются
за дверью, и люди входят нагие ко мне, и я вижу в тех людях всё, что мне
нужно знать про них.

Я спросил того мужа:
 - По-твоему, все люди - жалкие лгуны?
И он ответил:
 - Это ты сказал, - и продолжил, - Мне не важно, жестки они
сердцем или дружелюбны, лгуны они или правдивцы, и мне всё равно, какие они,
умные либо дураки, ведь я не вкушаю их научания.
Все люди есть такими, какие они есть, и глупцу позволительно бегать по
берегу моря и размахивать мечом над волнами, и тщиться уравнять всех тех в
высоте, в быстроте и в прозрачности.
Я есть такой, как есть, и ты есть взрослый муж, и мне от тебя ничего не
нужно, ты сам на меня свалился и позвал ехать, но не идти.

И он смеялся громко, и ударял меня по плечам, и болели те, пока тени
добегали горизонта.

Я не удержался и спросил:
 - И что же из тех сказок ты узрел во мне, о, смельчак перед змеями?
И он говорил, не задумываясь:
 - Прямо перед моими очами ты был снова рождён биением своей самости о
дорогу, и сейчас ты задаёшь вопросы младенца, и как в том малом, нет
человеческой преисполненности в тебе.

Мы молчали недолго, и я ещё спрашивал его:
 - Разве святые люди не преисполнены Богом?
И он отвечал:
 - Скажи мне, чем ещё, кроме сладости преисполнено единственное яблоко,
не тронутое червями, из сотен таких же сладких, надкушенных тобой, и
с отвращением отброшенных из-за червоточин и жирных червей в тех?
Вот так и святые получают свои имена лишь за то, чего в них нет, и
преисполнены они неимением человеческой гнили внутри себя.
Я набрался храбрости и спросил его:
 - Как же творить то неимение?
И он сказал так:
 - Когда тебе хочется есть, и ты не можешь быть спокойным без удовлетворения
того голода, ты идёшь и ешь. Так и здесь, лишь изголодавшись по чистоте
себя, ты решишься наконец изгнать ту черноту, и никакой другой человек не
сможет научить тебя тому избавлению, потому как число своих кровопиющих блох
известно лишь той обезьяне, которая для них и покровитель, и дом, и еда.

Я снова спросил того человека:
 - Если ты отказался от человеческого научания, где же в этой земле ты
научаешься у Бога?
И он ответил:
 - Я всюду научаюсь от целости его, и от единоприсутствия его, и от здравия
его во всём. И ещё я вкушаю от его всевластия, и наполняюсь тем, ведь
древесные листы рождены и питаются не от других листов, но от древа, и
облака в небе рождаются не облаками, но небом, и морские волны рождаются не
от волн, но морем.
Так и люди, рождаясь от Бога, убеждены, что рождают себя сами. Питаются им,
но помышляют, что сами кормятся. Живут в нём, но ищут для себя дом покрепче,
и ничего не вкушают от целости его, научаясь крохам друг у друга, частицы от
частей.
И ещё говорю тебе, лишь те научения будут в тебе от Бога, каких ты не сыщешь
среди людей. И потому скажи себе: - Вот эти, что исходят от языков тех частиц
в мои уши, есть научания людей, ведь что могут сказать части про целое? - и
не впускай таких, - А вот эти, что неизречимы словами, есть благотворение от
целости Бога, - и приглашай те научания, и внимай таким, и вкушай их, и давай
тем вкушать от тебя, и равно с ними наполняйся тем, что есть у вас, и твори
из того вместе с ними.

Научил так, и сошёл где хотел, и повернул, куда ему надо было, и шагал, не
озираясь, и дорожная пыль не вздымалась и не оседала по следам его.
И всё.

07.05.2015г.