Мансарда

     Все требует контрастов. Иначе трудно искать истину. Моя мансарда тот фон, на котором Исаакиевский собор с ушедшим к Неве Адмиралтейством кажутся пролетающим в небе яркими ориентирами. Ближе ко мне Исаакий. Но по духу… Течение воды, как и жизни рождает недоверие к постоянству. Соседствуя с двумя великанами, дом мой на голову выше своих коллег. Но голова эта - мансарда ...
Мне грустно от слякоти на апрельской улице, я прижимаюсь лбом к стеклу одного из трех окон. Окна вглядываются в Адмиралтейство.
Во главе их строя – Исаакий.
Располневший святой докладывает изящному Адмиралтейству. Начинается вечерняя поверка. Адмирал торопится. Ему некогда читать мысли по глазам подчиненных. Маленький кораблик бойко помчался по облакам-странникам. Но стихия не признает адмирала.
Я смотрю на близкий остров. Машины и люди суетятся там в разных направлениях. А тучи мчатся в одном. Из-за Адмиралтейства невидимая труба, пытаясь остановить нашествие, выстреливает облачко пара. Оно исчезает в небесной вакханалии.
’’Как слаб человек”.
Перестроившись, тучи воздают памяти нашего упрямства. Белое колечко вновь пытается пробиться к кораблику. Напрасно. Сигналы бедствия тонут в зловещей прогулке ветра по крышам. Вдали заводские трубы размечают небо непраздным узором. Но тучи слизывают гордые знаки разума. "Зачем живем? "
Мысль сводит вместе праздник труда и пасху. "С чего бы?” Боясь морского словца перебралась за две реки старушка-церковь. Правее, в наступающей темноте молодцевато заалело: ВЕЛИКАН. "Кино-хвастун".
Последним сеансом он ударит по православной в день ее праздника
Возвращаюсь из прогулки по городу. В окне дома напротив женщина укачивает малыша. Он, наверное, плачет. От непонимания. Пройдет.
Но есть слезы от понимания. Когда-то не было кораблика, не было великанов. Были только тучи. Пускай кольца, труба! Как заправский курильщик дразни тучи! Их ждет где-то иссохшая земля. А нас ждет небо с нашим, может быть,  богом. Только люди уходят к небу! Слышен цокот подков, рев невской воды, взбешенной петровским стартом. Ста¬рая мансарда шлепнула на радостях куском ржавой железяки. И пусть у меня протечет. И ты, туча, доберешься до моих ног, но чтобы лизать их. Мокрый и озябший, я с радостью наступлю на тебя, ибо я буду там, где не быть тебе!
И не только дозорный в небе видит грозные тучи плачущими…
Но свет в окнах исчезает. Ребенок затих. Обрывки туч сиротливо плывут на поклон великанам. Зазвонила церковь по усопшим. Корабельные склянки ответили несогласием. Освещенный золотом эполет, адмирал заспешил на бал.
Уставшие дома погружаются в дрему, и святой Исаакий благословляет их на сон.

1968 г.