Собачья голова

               
Телефонный звонок неожиданно ворвался в тишину пятничного сентябрьского вечера. Я лениво сползла с  уютного велюрового дивана и сняла трубку:
- Привет, - раздался с того конца провода жизнеутверждающий голос Алены, - Скучаешь? Не хочешь в выходные съездить куда-нибудь? – не давая вставить мне ни слова, на едином дыхании выпалила она.
- Не знаю. Дел в выходные много, да и просто хочу отдохнуть, - попыталась ретироваться я.
- Ладно, хватит ныть. Завтра в семь встречаемся около Нового моста. Возьми что-    нибудь поесть и теплые вещи.
-Да подожди ты. Куда едем?
-Не пожалеешь… - голос подруги оборвали короткие гудки в телефонной трубке.

Утро будило город прохладой. Заспанное солнце едва показалось над крышами домов, когда мы, оставив позади заботы, неслись на двух видавших виды “Жигулях” навстречу степному астраханскому ветру. Дорога убегала вдаль гладкой ровной лентой, оставляя за собой, своеобразное великолепие полупустынной дали. Ветер врывался в открытые окна машины и, игриво спутывая волосы, звал за собой. Мы беззаботно болтали ни о чем, отдавшись влекущим порывам ветра и наших неугомонных душ.
-Куда едем? - спросила я после часа езды.
-Хочешь приключений? Тогда сиди… - ответила мне Алена.
-Да какие приключения? Степь кругом, - возразила я.
-Хорошо, сдаюсь. Мы едем к бабушке.
-К бабушке? К какой бабушке? Какие у бабушки могут быть приключения?
-Мы едем к бабушке Игоря. Шашлык сделаем, а вечером в степь. Хочешь?
-Не знаю, - безразлично ответила я. Будь, что будет, раз уж поехали.
  По пути нас привлекали то сельские базарчики со своим разнообразием фруктов, то стоящие в отдалении церквушки, то грациозная Ахтуба, встретившая нас прямо у дороги, где-то в районе Михайловки. Мы не смогли отказать ей во внимании, и расположились в ясеневой рощице, чтобы окунуться в сентябрьское солнце и ещё зеленую, не тронутую осенью листву. Спустившись с невысокого обрыва к берегу, усыпанному мелким ракушечником, я опустила руки в  воду.  Глубоководная Ахтуба ласково гладила их своим течением.
 Совершенно забыв о времени в беззаботной болтовне, лишь к вечеру мы въехали в небольшое селение. Нас встречала единственная улица, через которую тянулось нечто, напоминавшее дорогу. Кое-где меж дорожных колдобин  виднелся асфальт. Я прочитала название:  “Верхний Баскунчак”. Сколько раз, проезжая на поезде по бескрайней степи мимо этих мест, я удивлялась одиноким деревьям и немногочисленным верблюдам, лениво жующим свою драгоценную жвачку. На улице нас догнал столб пыли. Через  несколько мгновений это местное торнадо превратилось в объезженную “девятку”, которая мчалась на нас с немыслимой скоростью. Мы невольно прижались к обочине.
-Местные лихачи, - пояснил Игорь, - здесь все так ездят, - для нас ралли, а им привычно. А вот и бабушкин дом.
Два наших  “Жигуленка”, свернув с дороги, въехали во двор и остановились около двухэтажного дома на восемь квартир, отдаленно придававшего селению городской колорит. Но многочисленные сарайчики, летние кухни, палисаднички и огородики  красноречиво свидетельствовали: мы в деревне.

Живя одинокой, состарившейся, но свободной птицей, баба Аня была рада каждому, кто заглядывал к ней на огонек. Мы выкатились из машин непрошеными горошинами, наполняя задорным разговором неприхотливый деревенский быт.
-Ой, Игорек, родной, да откуда же вас столько? Это кого же ты привез? Не скучно будет мне старой сегодня. Какие же вы молодцы, что приехали!
Знакомство оказалось искренне теплым. Баба Аня брала каждого из нас за руку и, окидывая добрым взглядом с ног до головы,  спрашивала:
-Игорек, а это кто?
-Друзья, баб, друзья. Это Алена, это Надюшка, а это Георгий Евгеньевич. Он у нас доктор. Так что не пропадешь.
-Доктор?! – уважительно удивилась баба Аня, и её глубокие морщинки на щеках заулыбались солнечными лучиками.
-Да, - смеясь, ответил Горик. Что надо, баба Аня, отрежем, что надо пришьем.
-Ой, не надо мне ничего резать, - забеспокоилась она, - у меня лишнего ничего нет. Вы лучше проходите в дом, располагайтесь, отдохните с дороги, а завтра пойдете гулять.
-Нет, нет, - возразил ей Игорь, - Мы сейчас вещи положим, а сами поедем, покатаемся. А вечером шашлык. Готовься.
Побросав вещи, которые превратили квартиру в привокзальную комнату отдыха, мы снова  попрыгали в машины, чтобы окунуться в объятия предзакатной степи.
Она не заставила себя долго ждать. Она раскинулась перед нами травотканным самобытным ковром: то соломенно-желтая, покрытая выжженной солнцем колючкой, то зеленовато-бурая, от растущих небольшими островками приземистых кустарников, то голубая от горьковатой полыни. И кругом дороги, дороги, дороги… Витиеватой сеткой капилляров избороздили они всю степь в этих местах. Мы выбрали одну. Я уже не роптала на судьбу. Во мне проснулся бродяжий дух, который неустанно звал за собой.
Вдоль дороги всё чаще и чаще стали встречаться щиты с надписями: “ Внимание! Государственный заказник”. Где-то  далеко, чуть левее от нас, всё яснее прорисовывалась какая-то возвышенность.
-Большое Богдо, - пояснил Игорь.
“Так вот куда мы так долго ехали, - наконец-то поняла я. Единственная гора в нашей равнинной местности. Как она образовалась? Откуда взялась? Ведь, судя по тому, что мы живем на платформе, это просто невозможно”. В голове кружились мысли, а между тем мы всё ближе и ближе подъезжали к горе. Дорога уже вела вверх, когда перед нами вырос очередной щит: “Въезд на гору запрещен. На дороге шипы”. Нам ничего не оставалось, как отправиться дальше пешком, поручив машины четырем перекрестным ветрам. Воздух дышал полынью, а земля… На ней, привычно серой и каменистой, виднелись проплешины красной глины, так несвойственной астраханской земле. Дорога петляла по краю пропасти, а у обочины одинокой сиротой рос шиповник. Я посмотрела вниз, вслед убегающим вдаль разломам. Всюду холмы, холмы, холмы… Среди привычной степной желто-серой земли, покрытой не очень щедрой растительностью, их макушки походили на красно-медные шлемы средневековых рыцарей.  Холмы будто кто-то собрал из разноцветных пластин. Их красное великолепие дополняли то серо-голубые, то почти белые кольца. Они казались  пирамидками, которые собирают дети – колечко красное, колечко серое, колечко голубое. Казалось, их плюшевую мантию кто-то смял руками, и она легла глубокими грациозными складками на их соленые тела.               
- Фундаментом, ядром горы является монолит каменной соли, образовавшийся еще в пермский период истории Земли, задолго до появления динозавров, - негромко сказал мне Игорь, словно угадав, что я думала о Вечности.
Ветер усиливался, но это не мешало нам подниматься к вершине по пологому склону горы. Она радушно подставила нам свою макушку. Отсюда  с высоты нам открыл свою душу безбрежный океан астраханской степи. Раскинувшись на сотни километров, он распахнул свои объятья закатному солнцу, одевшись в призрачно-розовый хитон.
-Посмотри туда, - указал мне Игорь в противоположную сторону.
Я повернулась и увидела прямо перед собой большую снежную равнину. Она, искрясь голубизной, сливалась с горизонтом.  То ли небо сошло на землю, то ли они слились воедино душой и красками? А, может, это лето и зима пришли друг к другу на свидание?
-Это Баскунчак, соленое озеро. Его протяженность более ста квадратных километров, - рассказывал мне Игорь.
-А это что, вон там, ниточкой тянется? – спросила я.
-Это не ниточка, - объяснил Игорь, - там ведется добыча соли. То, что тебе сейчас кажется ниточкой -  железная дорога. Сваи вбиты прямо в соль. По рельсам прямо по озеру к месту разработки подходят поезда. Видишь червячок на ниточке? Это состав с солью. Иди сюда.
Я подошла.
-Сядь. Закрой глаза.
Я послушалась.
-Что чувствуешь?
-Голова кружится. А ещё…
-Не открывай глаза, смотри…
-…ещё… вижу степь, вижу… бескрайнюю степь… Вдалеке показались люди… Их двое… Они такие большие, а я… я такая маленькая. Мне хочется спрятаться…. Да это же великаны! Похожи на монголов…  А что это за свечение у них над головами? Неужели святые?! Я впервые вижу святых! Они вдвоем несут что-то тяжелое. Я слышу их голоса:
-Как же далеко наша любимая Монголия! И почему именно мы должны нести эту гору в астраханские степи?
-Мы же полюбили астраханскую землю, переселились сюда, но и без монгольских гор жить не можем, поэтому и несем эту гору с собой.
-Почему Будда именно нам поручил это нелегкое дело? Мне надоело. Я устал.
-Не ропщи на Всевышнего.
-Мои руки слабеют.
На миг мне показалось, что земля задрожала, как будто что-то тяжелое упало на неё, но глаза я не открыла.
Я вижу монгола… Он один… Его руки свободны… Рядом с ним стоит гора. А где же второй?
-О, горе мне, горе, - слышу я причитания, - Почему я не уберег тебя, брат? Зачем ты возроптал на Всевышнего? Он покарал тебя за слабость. Ты не удержал гору, и она придавила тебя. Теперь я остался один. Твоя кровь проступила на глине, и она стала красной.
Я вижу, как монгол в слезах садится на гору и наливает чай. Его руки дрожат. Он берет соль, чтобы посолить его, но она нечаянно падает из его рук в пиалу:
- Пересолил, - сетует святой, и выплескивает пересоленный чай. Он разливается по степи большим соленым озером…
 Я очнулась от легкого прикосновения ко мне чьей-то руки:
- Ну, что, – спросил Игорь, - видела что-нибудь?
- Это правда? -  задала я встречный вопрос.
- Это легенда. А гора и озеро взаправдашние!
Солнце уже скрылось за горизонтом, когда мы возвратились в село к радушной бабе Ане. Она была вся в предвкушении “банкета”. На заднем дворике, который служил ей огородом, уже возвышалась солидная кучка дров. На вскопанной земле лежал ящик, накрытый клеёнкой. Он был призван служить нам столом. Мы сели вокруг ящика кружком, расположившись, кто на толстых чурбаках, кто на фанерке. Мне достался старый оцинкованный таз, списанный со счетов за прохудившееся дно. Шашлык томился на дымных углях, дымным ароматом сближая души в легкой ночной беседе под неустанное парение многочисленных ночных бабочек. Баба Аня была счастлива. Это был её вечер.
- Дорогие мои, как хорошо, что вы приехали! Завтра я буду всем  рассказывать, что с вами всю ночь гуляла и ела… это.. мясо, как его…
- Шашлык, баба Аня, - пояснили мы ей.
- Хорошо в реке купаться,
Когда уточка плывет.
Хорошо в милка влюбляться
Когда времечко идет, - неожиданно затянула она частушку.
– Я ведь раньше в Белоруссии жила.  В войну много мы настрадались. Немцы наш дом подожгли, а я в нем была. Чуть заживо не сгорела. Хорошо наши солдаты мимо ехали. Один не побоялся, вытащил меня из горящего дома, а потом вот увез сюда. Так полвека мы с ним здесь и прожили. На железной дороге работали. У нас все в селе на ней работают. А где  ж  еще работать? Кто в депо, кто на вокзале. Этим и живем.
- Баба Аня, а что означает слово “Баскунчак”? - спросила я.
- Баскунчак- то? Собачья голова. Говорят, если сверху на озеро посмотреть, оно похоже на собачью голову.
Беседа струилась неторопливым ручейком. Баба Аня сыпала анекдотами и байками.  Её голос, наш смех слышны были далеко за полночь, когда пышнотелая  луна устав напоминать нам, что завтра  нужно встать пораньше, скатилась за окоём.
Мы не смогли бы подняться с рассветом, уснув, кто на полу, кто на диванчике, если бы не наша бабушка. С утра к ней пришла соседка и она с упоением, пересказывала сценарий вчерашнего вечера. Разбуженные её звонким голосом, через полчаса мы уже сидели за утренним чаем, а через час прощались с гостеприимной хозяйкой, чтобы продолжить наши скитания по сельским и проселочным дорогам.

Озеро раскинуло перед нами свою слепящую гладь сразу после того, как мы выехали из Нижнего Баскунчака – небольшого селения посреди пустынной степи. “Собачья голова”, - вспомнила я. Гладкий,  безжизненный берег озера, где на добрую сотню метров вокруг не растет ни единая былинка, где только башмаки незадачливых туристов, красуясь покореженными подошвами, изъеденными солью, валяются то там, то здесь -  всего лишь небольшая прелюдия соленой белоснежной дали, тянущейся на многие километры искрящимся покрывалом. Кругом соль – белая, бугристая и необычайно твердая.  Правду говорят – каменная. А вот и вода. Голубая, прозрачная и удивительно теплая для сентябрьских дней, она тянулась длинной, но тонкой полосой. Её горьковато-соленый вкус еще долго останется на моих губах.
- Почему озеро такое большое, а воды так мало? – поинтересовалась я у Игоря.
- Здесь недавно закончили добычу соли. Где соль, там нет воды. Как только соль выбирают из озера на каком-то участке, там появляется вода. Она будет видна до тех пор, пока соль снова не нарастет.
Немного уставшие, мы стали собираться в обратный путь. По-осеннему нежаркое солнце тяготело к полудню, когда мы, попрощавшись с соленым озером, неслись по степи, поднимая за собой клубы пыли. Бесчисленные дороги, то пересекали друг друга, то сливались в одну, то разбегались в разные стороны, а мы, не посвященные в их тайны, сначала беззаботно сворачивали с одной на другую, наивно предполагая, что все они ведут на шоссе, потом озабоченно искали нужную, пока, наконец, поняв, что заблудились, не остановились.
Степь уже не казалась нам открытой книгой, где всё легко прочитать, всё видно, и всегда понятно, куда идти. Теперь она была для нас одной большой загадкой.
- Вон там какой-то щит,  - подсказал Игорь, - надо подъехать посмотреть.
Мы подъехали ближе. Это действительно оказался щит, а на нем - указание, что мы попали в ещё одно удивительное место – пещеры, куда вход тоже строго-настрого запрещен. Эх, была-не была. Заблудились и ладно, зато пещеры посмотрим. Все-таки удивительна природа! Кругом ровная, как тетрадный лист степь, ни единого бугорка, ни единой возвышенности, и вдруг эта самая степь являет нам таинственного происхождения пещеры.
Мы проехали мимо щита с надписью, и уже через десять метров дорога начала ухабиться, бугриться, то устремляясь вверх, то бросаясь вниз так резко, что путешествовать здесь на машинах было страшновато. Мы решили идти дальше пешком. Нас встретили желто-зеленые от глины и растительности холмы. Дороги шрамами густо избороздили их лица. Но это не убавило в них  благородства и какого-то скульптурного изящества. Похожие друг на друга, они все-таки не были близнецами.
Маленькая тропинка, свернув с дороги, повела нас к подножью холма. Она, устремляясь вниз всё глубже и глубже, споткнулась о порог крутого спуска и, петляя сквозь раскидистые кустарники, привела нас к отвесной каменистой стене. За большим валуном скрывался вход в пещеру.
Подземелье встретило нас сырым леденящим дыханием. Немного согнувшись, я вошла в пещеру, напомнившую мне келью монаха - карлика, низкую и маленькую. Я осветила фонариком её чрево и увидела, что пещера делится на узкие лабиринты ходов, по которым можно было только проползти.
Необъяснимый страх перед подземельем заставил нас послушаться надписи на щите и не пойти дальше. Смельчаки говорят, что ходы уходят вглубь очень далеко, петляя, извиваясь. Говорят, что тянутся они до самого соленого озера. Говорят, здесь есть и подземное озеро. Не знаю, не видела.
 Я сидела на валуне, перед входом в пещеру, очищая кроссовки от мелких колючек, под нависшим надо мной каменным исполином. Мыслей не было.. Я вся растворилась в этих местах – в этом воздухе, в этих холмах, в этих дорогах… Меня совсем не волновало, что мы заблудились,  меня не коснулось общее смятение, а на совещании по поводу того, какой дорогой ехать, я и вовсе молчала. На наше счастье  откуда-то из-за холма  появился небольшой автобус с волгоградскими номерами. Он привез сюда студентов, которых влекла неудержимая страсть к запретным тайнам недр. Они-то и показали нам дорогу, ведущую на шоссе. Пора ехать домой. Прощай, Баскунчак.
Обратный путь – дорога раздумий. Солнце давало понять, что вечер не за горами. Наши “Жигули” мчали нас в город. Беззаботный смех остался где-то там, во вчера. Притихшие, мы думали каждый о своем. Позади оставались селения, поля и бахчи. В мыслях я все время возвращалась то к соленым снегам озера, то к красной глине Богдо, то к холодному дыханию недр. Я думала о том, как удивительна моя астраханская земля, где  так тесно соседствуют цветущий лотос и выжженная от солнца пустыня, где маленькая гора, бросает вызов Прикаспийской низменности, рождая соль земли. Настоящую соль.