Промысел 1 16 2

Начало:
http://www.proza.ru/2014/04/28/602

Предыдущая страница:
http://www.proza.ru/2015/05/23/1895


Возразить охотнику с высокогорья не смог никто. Эйст понял, что всегда знал о существовании Сына, чувствовал присутствие, только не мог назвать имени. Хранитель с Излучины тоже нарушал закон продолжения рода, стремился быть первым любой ценой. Падение на лёд стало следствием. Значит Сын и ради Эйста воплотился в человека, был убит, распластал смерть, дал возможность, встав рядом, делать то же именем жизни!

С площади большого костра маленький хранитель унёс тихую радость, льющуюся через край, отнять которую нельзя, но отдавать необходимо. После странного события мир стал внятным, устойчивым.

Хорош закон, который велит хранить живущее рядом! Отец мироздания и Податель Жизни всегда тут. Только как, посредством чего связаться с истоком? Есть круг, совокупность обращений живых людей вместе с умершими и неродившимися, но тайнознатцы говорят, что в пустое пространство летит молитва. Подтачивают хитроумные люди сомнением устои закона, имеют все шансы оказаться услышанными, ведь от безмолвного духа нет отзыва, уверенности в доставке просьбы. Далеко не всегда состоится то, о чём просишь, и не по чему сверить правомочность прошений.

Эйст не знал человека, равно вхожего к Отцу и Подателю жизни, хотя по простом рассуждении таковой должен бы быть. Если жизнь во плоти – явление временное, существует некто, способный положить одну руку на плечо Творца, другую подать творению. Теперь вспомнилось: говорили про такого охотника и замолчали. Почему? Для Эйста ответ лёг на поверхности.

Если нет Воплощённого Слова, способного, пройдя сквозь страдания и смерть, поднять на сердце всё несовершенство мира, будучи праведным, понять и оказаться в положении каждого отступника , надеяться людям не на что. Самостью первородного порока не одолеть. Круг нелепиц замыкается сам на себе. Таким двуногим легко управлять, указывая на безысходность злой доли. Даже те, предположил Эйст, кому однозначно открыто имя и подвиг во имя жизни, сомневаются, вернее, мысленно веруют, а когда доходит до малого дела, предпочитают обратиться к мирской мудрости, услугам опыта, средствам достатка и удовольствий. Ими же поверяют благополучие, силу, мастерство и другие дары, составляющие красочное разнотравье человеческого существования, забывают покрыть маловерие именем Спасителя.

Но и такое принял Он в минуту страдальческой смерти, а значит ,дал шанс: отказавшись от блёсток, вырулить на свет. Очевидно триединство: разум Отца мироздания, сила Подателя жизни, но имя Воплощённого Слова – надёжная опора, признак уверенности.

Как-то, Эйст заметил: его мысль стала очевидна всем. Колдуны оказались рядом, глядели, точно братья. Взявшиеся обеспечивать охрану женщины выступили в круг света. Подтянулись охотники, не участвующие в смуте, дивились, проспавшись с новины, хлопали глазами, будто теперь родились. Обновлению подвергся каждый, находящийся в необычайную ночь на Священной Горе. Равнодушных не было.

Глейст подумал: пройдёт время, воспоминания о сегодняшнем вечере выкристаллизуются, точно соль на камне, обернутся праздником.

Невиден без светила свет, не слышан в безвоздушье звук.
Рассыпчат глиняный комок, ничтожна толщина луча.
Отроги горного хребта нельзя сместить усильем рук,
Бесцелен выплеск буйных вод, Дым кверху, вниз осядет чад.

С крыла упавшее перо на птицу не дано вернуть.
Из уст исторгнутую весть немыслимо отправить вспять.
Каменья лёжа не звучат, обратно дети не растут.
Однажды созданное вновь не суждено пересоздать.

 Нист стоял меж дровяными кладками, попирал ногой лезвия Чернобрюхих и обещал себе, во что бы то ни стало вызнать всё о Воплотившемся Слове, записать словами на глине. Имя Ниста с Красного Холма, так думал пронырливый охотник, останется в веках. Для достижения желаемого предстояло создать и освоить письменность, ни как не меньше.

Одноглазого Минта отнесли домой. На смерть перепуганная жена приготовила постель. Мейс отозвал женщину в сторону.

«Как твоё имя, хозяйка?»
«Малт, дочь Лейма с Тонкого Ручья».
«Я хочу сказать слово, Малт».
«Если муж позволит, скажи».

Женщина выказала недюжинный ум и выдержку, несмотря на опасность положения, правил не нарушила. Мейс затеял разговор, который не должен бы состояться, и охотник Эйи произнёс решившее судьбу многих слово.

« Позволения Минта спрашивать не обязательно. Я, Создатель свидетелем, с этой минуты беру на себя обязанности вождя племени Синих камней. Осенью, когда распутица усадит в кругах хозяев, «Имеющие слово» сделают выбор. До выбора нужно дожить. Я стану выполнять работу, чтобы доблестные мужи левобережья не перегрызли друг другу глотки».

Малт, глаза которой теперь напоминали пару нижних водоёмов, опустила руки в знак внимания.

«Говори, зачем звал, родственник?»

Только теперь Мейс догадался, что женщина как-то доводится его матери. Связь с людьми Тонкого Ручья давала право брата в круге, возможность сказать без обид:

«Твой муж сегодня натворил беды, но ты не бойся. Твоим детям и Минту ничего не грозит».

Что сделал мой муж?»
«Убил охотника, почти убил. Только утро сможет ответить, останется человек жить, или нет».

«Опять убил!»
Женщина вцепилась в опору круга, чтобы не упасть.

«Ты, Эйи, если предупредил, поможешь бежать?»
«Бежать не надо, Малт, я сказал! Хватит, набегались».

Мейсу показалось, соплеменница Кесс покрылась торчащими со всех сторон иглами.

«Тебе, охотник, легко говорить! Твоим детям не грозит опасность мести!»

«Твоим тоже, - назвавшийся вождём отмахнул слово отчаяния, точно неумело брошенный нож. - Бежать отсюда некуда. Разве только за грань? Твой муж не скоро сможет добывать пропитание. Сыновья слишком малы, дочери нуждаются в защите».

Женщина, заметил Мейс, не привыкла принимать на веру поспешно сказанное слово.
«Кто, охотник, защитит детей там, где навредил отец?»

Мейс почувствовал, как ледяная рука прошлась по спине, и выдохнул:
 «Закон продолжения рода.

«Зачем ты говоришь мне, охотник? Мужу скажи, чтобы не боялся».
« Минту, женщина, теперь больно и не до разговоров».

«Скажешь, когда поправится».
«Скажу, да. За время, пока Минт поправится, много воды утечёт в Великой реке. Мир твоего сердца может поднять мужа, а страх убить».

Оглушённый болью хозяин круга застонал, повернулся. Мейс вывел Малт за черту, задёрнул полог.

«Когда человек болен телом и душой, он бессилен, беззащитен. Минт будет бояться, говорить: кругом враги. Ты не верь».

«Почему, охотник?»
«Сломанная рука, - пол беды. Человеком повелевает вражда – болезнь, вроде перелома души. Окружающие вас люди здоровы. Свободные от гнева определяют: быть вражде или нет».

«Ты, Эйи, велишь не верить мужу?»
«За Минта говорит страх: плохой советчик и не муж тебе. Прошу, женщина, не верь страху. Гнев и страх заставляли Минта убивать тех, кто вставал на пути».

Малт понимала значение слова звезда, и помянула старое.

Ты стрелял в Глейста, не промахнулся. Что владело тобой, охотник?»

 «Да. Когда Глейст шнырял по нашим угодьям, точно хищный зверь, я стрелял. Теперь рыжий предводитель не задумается встать за меня и встал сегодня, потому что я знаю предел вражде».

 Женщина подняла руку, протёрла глаза. Стоящий у черты охотник вполне годился в сыновья.

«Кого Минт ударил?»
Вопрос холодным лезвием коснулся души.
«Намеревался убить Глейста. Волт, Порождение леса, заслонил и подставился под удар копья».

Хозяйка отшатнулась.
«За такое следует взять все наши жизни! Так велит закон, который, ты сказал, должен защитить нас!»

Казалось Мейсу, не покорный воле человека язык отвечает, но веление людям жить у Синих камней исполняется посредством слова.

«Ты, женщина, путаешь принятые в болотных племенах правила и закон Создателя мира. Брать жизни, как раз, не следует. Нужно вопреки смерти восстановить, сохранить, приумножить».

Время остановилось. Недавний осквернитель алтаря держал руками стержень мироздания и чувствовал: ноша по силам.

Минт привык убивать тех, кто не нравится, - продолжал Эйи, - страх и бессилие научили делать так. Охотник с Кручёной протоки, сколько я знаю, не помнит кровного отца. О Предвечном вспоминает ли, трудно сказать. Отец, Податель жизни, велит убивать вражду, Минт слышал слово в детстве и не поверил. Живёт, как животное, повинуется обманчивому для людей закону сохранения шкуры».

«Ты хочешь сказать, Эйи, - изумилась Малт, - мой муж, - не вполне человек?»

«Да, женщина. Минт утратил отнятую смертью любовь. Надо вернуть утрату. Если удастся сделать так, племени Синих камней жить. Иначе смерть перехватает нас поодиночке и купно. Опасность для племени понимают имеющие власть. Опасности для вас нет, я говорю, потому что знаю».

«Пока ты будешь ставить круг нашей защиты, охотник, найдётся друг Глейста, вроде Койла Смерти, восстановит справедливость».

Малт тоже знала, о чём говорит, выглядела совершенно потерянной.

«Для тех, кому придётся умереть, нет разницы, по каким правилам настигнет смерть».

Мейс глядел спокойно, не опасался недопонимания.
 «Для тех, кто хотел бы убить, и верит, что убийство свято, разница есть. Таковых, обещаю, не будет».
«Почему я должна верить тебе, охотник!»

«Дающая жизнь людям не судит, а родит. У тебя шестеро детей и муж, для которого убить человека не составляет труда. Ты в «кругу» выбрала сильного охотника, худого не ждала. Твоё дело: беречь детей, вернуть к жизни мужа. Наше: не позволить вражде родиться на новом месте. Так велит Сущий, податель жизни».
Ничего подобного Малт не слыхала. Выйдя за Минта, женщина с Тонкого ручья сменила восемь стойбищ по ту и по эту сторону хребта. Везде Минт убивал. Отовсюду бежали.

«Если ты будешь бояться и прятаться, - продолжал Мейс, - сыновья вырастут привыкшими бегать от любого тычка трусливыми слабаками. Твоя вера в жизнь сделает потомков Минта сильными».

Сын вождя Эйи видел: перед ним женщина, сумевшая держать целостность семьи. Для Малт сказанное Мейсом было надеждой, но не уверенностью.

«Ты слыхал, охотник: муж определяет порядок в круге!»
« Жена даёт силы и разумение определять, - выговорил Мейс слова, которые минуту назад не укладывались в повседневный мысленный поток. - Женщина у очага не служительница без слова и души, не украшение, но сокровенный сердцем человек в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа. такое драгоценно пред Создателем».

* [Первое послание Петра глава 3, стих 4]
Перехватив дыхание, Мейс подытожил:
 «Спорить с Минтом не следует. Рано или поздно охотник с Кручёной протоки почувствует твою уверенность, захочет понять, откуда силы, обратится к источнику».

 Мейс видел, почти убедил женщину. Сама хотела того же. Но нечто осталось недопонятым.


Продолжение:
http://www.proza.ru/2015/05/29/1583