Глава 4. Торг

      (Часть 3. Экипаж машины боевой).

    В одиночной тюремной камере кроме, как только лежать на нарах и тупо глядеть в потолок делать было больше не чего.
"Зачем только меня сюда перевели? - сокрушался заключенный. - Надо же еще несколько дней назад я мечтал о камере-одиночке. И вот на тебе! Сбылась мечта идиота!"
Заключенный был крайне нетипичной для здешних мест внешности, светловолосый, белокожий, невысокий, скромного телосложения. В таких как он, местные жители всегда видели признак неотступно надвигающихся перемен. Если приехали "белые" то либо жди огромного строительства, либо небольшой войны. Ни для чего больше правительство Уганды "белых" не нанимало – не привлекало. А так как погрязшее в бесконечных пограничных войнах государство ни о каком строительстве и не помышляло, то можно было однозначно предполагать, что в маленькой камере, за железной дверью с зарешетчатым окошком находится обычный наемник, воевавший на стороне бурундийской армии.

“А может, они перевели меня сюда, как приговоренного на казнь?! – погибая от скуки, жары и больших назойливых мух, размышлял европеец. - Да, нет! Не похоже! Стоило из-за этого беспокоиться… Приговоренных к смерти просто вытаскивают из общей камеры и прилюдно расстреливают. Значит что-то другое…”
Засов металлической двери с грохотом двинулся по кованым креплениям и в камеру вошел служащий руандийской тюрьмы, с большим наполненным до краев водою медным тазом в руках.
- Это чтоб вы умылись, - жутко коверкая английские слова, произнес тюремщик. – Весь умылись.
- Что? – не поняв, чего именно от него хотят, опасливо переспросил европеец, так же как и надзиратель, не лучшим образом владевший английским. – Умыться? Всему? Это как? А! Искупаться…
- Да.
Негр поставил таз на пол камеры, и тут же из нее вышел, для того чтобы через несколько секунд появиться вновь. Но на этот раз с каким-то свертком в руках.
- Одежда. Тебе. Новая.
- Новая одежда? Зачем?
Но негр, не проронив больше ни звука, удалился. Дверь с грохотом все того же несмазанного засова закрылась, и заключенный вновь остался наедине с самим собой.
“Что за черт? Чего это они удумали - обезьяны?!”
Впервые за последних два месяца, увидев столько воды в одной емкости, европеец не стал колебаться по поводу того, стоит ему мыться или стоит, выразив протест, отказаться от такого удовольствия и выплеснуть содержимое таза на пол. Изодранные от подошв до голенищ ботинки полетели под нары. За ними последовал засаленный, пропитанный потом, танковый комбинезон.
Струйки живительной прохлады потекли по голому телу, срываясь со сложенных коробочкой ладоней. Стекая с истосковавшегося по чистоте, прохладе и влаге тела, капли воды звонкой дробью забарабанили по дну ржавой жестяной раковины, черневшей в углу камеры.
Чистая одежда, принесенная тюремщиком, хоть и не напоминала собой комбинезон танкиста, но и штатским покроем отнюдь не отличалась. В комплекте с парадными офицерскими туфлями шли: рубаха с сорванными погонами и отпоротыми шевронами, да брюки со срезанными шлевками ремня.
“Юмористы! Мать вашу…! А как я эти брюки носить буду?! Они же без пуговиц.”
Но делать было нечего. Лезть в грязный и не по сезону теплый комбинезон не хотелось, тем более, что брюки из легкого х/б светлого цвета, как нельзя лучше подходили к изнуряющему зною здешней тюрьмы.
Не прошло и пятнадцать минут, (благо часы у заключенного никто и не подумал забрать), дверь в комнату вновь отворилась и служащий тюрьмы, приносивший воду и одежду, унес опустевший таз.
“Бог, ты мой! Прям отель какой-то, а не тюрьма!” - нарочито громко подивился “белокожий”, в расчете на ответную реакцию негра-тюремщика, но просчитался - негр остался каменно непроницаемым.
Дверь захлопнулась и в камере вновь воцарилась гнетущая тишина. Но, не смотря на это, оставшийся в одиночестве пленник, сейчас чувствовал себя почти счастливым. Освеженное прохладной водой, помытое тело, одетое в легкую, прозрачную для малейшего дуновения легкого ветерка одежду, вот все, что было нужно для полного счастья в африканской тюрьме. Правда, такое счастье было недолгим. Жара, пот и проклятые мухи быстро превратили его – счастье, в мираж. И это было закономерностью не только для угандийской тюрьмы, но и для всего мира - мира в котором всегда были такие нюансы, которые делали счастье почти достижимым, но только почти.
“Еще бы голову помыть. И хорошо было бы с мылом…”
До конца прочувствовать последние мгновения улетучивающегося комфорта, обеспеченного одним лишь тазиком воды, заключенному не удалось. Через минут десять после последнего посещения тюремным-щвейцаром, засов двери вновь подал голос, запев свою заунывную скрипучую песню.
- Се-на-вин Антрей Николаевич? – так же ломано, но уже говоря не по-английски, а по-русски произнес, давно забытые пленником фамилию имя отчество, высокопоставленный негр, первым вошедший в камеру.
- Джон О;Брайн?! – после нескольких, выдавших его, мгновений растерянности, по-английски ответил заключенный.
- Бросьте, Се-на-вин, - упрямо продолжал говорить по-русски негр. – Вы отлично поняли, что я назвал ваш, как там у вас гаварат на Родин, инициалы.
- Who? No undusted? (*)   ( * - Что? Не понимаю? – (англ.))
- От того признаете вы сэба русским или будитэ настаиват на ирланском праисхаждэнии, сэчас зависит ваш жизн.

- …? – хоть и боясь попасть на хитрую уловку, пленник больше не вспоминал свой ужасный английский, но по-русски правда ничего не сказал.
- Если вы согласитесь, что вы есть Сенавин Андрей Николавич, я отвезу вас на встреч с представитель генконсульства России… - негр на секунду замолк, для того чтобы дать заключенному переварить информацию и проследить за изменением его мимики, - … и возможн вы скоро сможете видеть свой родин…
- Да? – не сдержался О;Брайн, тот который на самом деле был Сенявиным Андреем Николаевичем.
- Ну, если дипломат договоратса, – тут же сделал “шаг назад” негр, но завидев, как лицо заключенного исказилось в гримасе отвращения к лжецам, поспешил обнадеживающе добавить. – Есле вы останитес здэс… - негр ухмыльнулся, не веря в подобный исход дела, - … то я вам не завидуй. Вас либо расстрелят, если дела на фронте пойдут плохо…
- А если хорошо? – решив больше не припираться, Сенявин вспомнил про свои врожденные способности в русском языке.
- Тогда, вас просто сгниет в этот или другой турма, та ваш иностранный принадлежность доказан, даже если и сагласица с утвирждением, што вы ирландец. Если вы Антрей Николавич рассчитывать, что вас обменять на наших пленных солдат, то может забыть об этом. У нас много простой бурундийский солдат. А вы  - иностранный наемник, так ище бальшой спецалист в ваенный бизнес. Вас точно не обменять, даже на роту наш пленных.
- Когда едем? – вместо ответа, твердым голосом произнес Сенявин, быстро решивший, возникшую было перед ним, дилемму.
- Сейчас же.

Допотопный “Виллис” катился по улочкам какого-то угандийского городка, на окраине которого, как оказалось, и находилась тюрьма, стены которой были, пожалуй, одним из самых высоких сооружений города.
- И что, в это захолустье находится наше посольство?! – не веря в возможность такого, вскликнул Сенявин, дивясь убогости проносившихся мимо строений и старости машины, дорожная пыль, на крыльях которой казалась налетом вековой древности.
- Нет.
- Правильно. Чего нашему представительству делать в такой глуши…? – больше для себя, чем для сидящего рядом негра, согласился Сенявин.
Эти слова были своего рода самоуспокоением и подтверждением близости освобождения. Раз уж сам посол приехал за ним - Сенявиным, значит, Родина вспомнила о своем заблудшем отпрыске.
- Памолчитэ Антрей! – грубо оборвал, не в меру разговорившегося пленника, негр.
- Почему?
- Пааму, што вы обижай и меня, и хранащих вас салдат, сидящих в кузаве. Этот глушь - мой столица…
Андрей чуть не задохнулся от услышанного, настолько сильно было очередное постигшее его удивление.
“О, боже! Кампала?! Столица Уганды?! И вот к этой дыре мы рвались?! Шли днем и ночью! Жгли и горели сами! И все для того чтобы над этим городишком взвилось знамя генерала Богбзы” - в одну секунду сонм мыслей промелькнул в голове Андрея.
- За вами приехал не консул, а его поверенный, - мстя за “глушь” продолжал говорить негр, каждым своим словом нанося Сенявину удар за ударом. – Так что успокойте свой тщеславий. Да не размахивайтэ руками. Говорите тише. Если наши мэстный узнают в вам пленный, да еще и наемник - конвой не станет защищать вам, а я один не смогу остановить разъяренный толпа.
После такого наставления, Сенявин и вовсе замолк, чему негр, скорее всего, был несказанно рад, так как больше и не пытался заговорить с пленным.

Двухэтажный особняк, больше походивший на уменьшенную копию американского “Белого дома” встретил подъехавший к нему джип открытыми воротами, у которых, словно окаменев, стояли два солдата с АК-47 “на плечо”. Но стоило “Виллису” проехать за ворота, как солдаты-истуканы, тут же ожили. Автоматы парадно лежавшие на их бугристых накаченный плечах, игрушками повисли за широкими спинами. Упершись в створки ворота сильными мускулистыми руками, солдаты поспешили закрыть въезд на охраняемую территорию.
Разбитый перед виллой, большей частью, уже пожелтевший и высохший сад, всем своим видом напоминал о чрезвычайном положении, который год действующем в стране. Особенно внушительно об этом говорили торчащие из зарослей высокого кустарника длинные стволы зениток и, скучившиеся у стоящего поодаль БТРа, солдаты.
Стекла больших окон виллы, при первом же взгляде Андрея, чуть не вызвали у него слезы ностальгического умиления. Так сильно резанули по его душе бумажные кресты, диагонально пересекшие черные глазницы окон. Они, как это ни странно, напомнили Сенявину детство, школу, уроки истории и фотографии улиц, осажденных Москвы и Ленинграда, в школьном учебнике. Причем ни осажденная Москва, ни блокадный Ленинград его не трогали, а вот воспоминания, пришедшие из детства, всколыхнули его зачерствелую душу.
“Хм-м. Кто бы мог подумать, что тихий троечник Сенявин, станет профессиональным военным, и будет воевать за чужую страну в чужих краях…?” – вздохнул Сенявин, на какой-то миг вспомнивший школьную пору. Но в этом его вздохе не было - ни ноток сожаления, ни ноток раскаяния.
- Приехали.
- Да, да. Вижу…
На ступеньках виллы, приехавших никто, конечно же, не встречал, но как и у ворот, двое солдат, замерших у раскрытых дверей, являли собой признак гостеприимства и радушия хозяина виллы.
Поднявшись по парадной лестнице, сложенной из мраморных плит, миновав коридор, представлявший собой галерею рогов, чучел, голов и прочих охотничьих трофеев, Сенявин, идя за шедшим впереди негром, попал в гостиную огромную, помпезно убранную залу, по углам которой стояли колонны с великолепной гипсовой лепниной романских капителей.
Даже не войдя в гостиную, из-за спины остановившегося на пороге негра, Сенявин услышал, грубый голос несущий тарабарщину, очевидно - хозяина особняка. За несколько лет службы в Африке Сенявин так и не освоил ни одного африканского языка, ни единого местного диалекта, но несмотря на это, он понял, что говорящий просто пригласил их в зал.
“Оба-на! – Сенявин, чуть не шагнул назад, за порог - в коридор, столь неожиданной стала для него встреча с владельцем виллы. – Генерал Богбза - командующий армии Уганды.”
Колоритного, широченного в районе необхватной талии мужчину в светло-коричневом генеральском мундире, трудно было с кем-либо спутать, даже после мимолетного знакомства с его рисованным изображением на агит. плакате “Смерть Жонаса-Нгессо Богбзе!”.
Никого, отдаленно напоминающего европейца, не говоря уже о русском в гостиной не было. За резным, играющим красными бликами на полированном дереве, столом сидели трое коренных африканцев в военной форме. Их плечи несли генеральские погоны, а груди были увешаны многоцветными гроздьями медалей и значков.
“Черт! Неуж-то я купился на басни этого черномазого?! – в первое мгновение, как только Сенявин увидел сидящих за столом африканцев, промелькнуло в его мозгу. – Что теперь?! Мне устроят военный трибунал…? Выведут в сад и расстреляют у ближайшего дерева? - но не потерянная в испуге способность логического мышления не дала Сенявину впасть в смятение или, что еще хуже в панику. – Нет, слишком уж сложно для какого-то Джона О'Брайана. И даже для Сенявина Андрея Николаевича слишком уж много чести…”
Все, сидящие за столом вмиг замолчали, стоило лишь Сенявину появиться из-за спины сопровождающего его офицера. Они, не стесняясь, рассматривали пленного, словно перед ними был ни человек, а какой-то манекен или рекламный проспект. От их изучающих взглядов Сенявин даже поежился. Их взгляды были настолько тяжелы и сосредоточенны, что Сенявину даже показалось, что его не осматривают, а ощупывают. Правда стоило одному из них заговорить, как это ощущение тут же улетучилось.
- Сенявин Андрей Николаевич? - по сравнению с “акцентам” привезшего его на виллу к Богбзе офицера, говоривший теперь генерал, практически чисто выговаривал русские слова. По крайней мере, так показалось Сенявину, который, и сам уже сомневался, в чистоте своего русского, поговорить на котором ему вот уже два года было не с кем. Единственным русский в этой чертовой Африке был его наводчик. Но два года назад шальная пуля срекашетив от крышки открытого люка снесла ему череп, и с тех пор вокруг Сенявина были лишь негры, французы, англичане да арабы.
- Сенявин Андрей Николаевич? - не дождавшись ответа от пленного, стоявшего в непонятной для него задумчивости, повторил свой вопрос “русскоговорящий” генерал.
- Так точно! - не понимая, зачем задавать вопрос, ответ на который и так ясен, несколько вызывающе ответил Сенявин. - Сенявин Андрей Николаевич!
- Что ж, Андрей Николаевич, - продолжил генерал, которому очевидно изначально было поручено вести допрос или, если хотите, беседу с пленным. - Присаживайтесь, коль пришли.
Сенявин, оставив своего сопровождающего стоять у порога, прошел в гостиную и сел на указанный ему стул. Стул из того же гарнитура, что и резной стол, стоял практически в центре гостиной и тот кто на него садился непременно оказывался в центре всеобщего внимания.
"Елки палки! - с нехорошим предчувствием садясь на указанное ему место, ругал себя Сенявин. - Точно допрос какой-то! Ни тебе посла, ни его поверенного... Зато куча генералов и охраны. Не уж-то и вправду они вздумали меня судить? Ну и влип ты дурачина-простофиля!"
Сидящий поодаль соратник "русскоговорящего" генерала, произнес что-то на своем доморощенном диалекте, а генерал продолжил, но на этот раз без “заходов издалека” - сразу перейдя к делу.
- До того как попасть в плен, вы, насколько нам известно, были неплохим командиром танка...
- Был бы не плохим - к вам бы не попал!
- Ну, ну, не прибедняйтесь. За плохого танкиста не предлагают два танка.
- Два танка? - удивлению Сенявина не было предела, он впервые слышал, чтобы кто-нибудь предлагал за военнопленного танки. Обычно одних военнопленных меняли на других. - И кто это меня во столько оценил?
- Ваши соотечественники...
- Вы шутите! – Сенявин, наверное, будь обстановка несколько иной, мог бы посмеяться над этим, но сейчас он готов был расплакаться, так как воспринимал все происходящее как издевательство над собой. - Мои соотечественники? То есть – моя страна? Точнее сказать правительство моей страны? Но, наше правительство, с его антивоенным настроем, за меня само от вас потребует сдачи оружия и прекращения войны!
- Не надо так много говорить, господин Сенявин, - процедил сквозь зубы угандийский генерал. - О вас заботится не правительство, а совершенно другие люди.
- Кто? – Сенявин, войдя в роль красноречивого оратора, никак не мог остановиться. - Мафия? Чеченцы? Армейские оппозиционеры? Или какие-нибудь прибалты и им подобные националисты?
- Нет. Господа из "Россвооружения". Хотя, вам, не все ли равно кто за вас просит - за кого воевать? Вы же наемник, - быстро и жестко отомстил оппонент Сенявина, за его длинные тирады. - Разве не так?
- У вас в Африке наверное так. Здесь мне все равно за кого воевать. Все вы здесь воюете за одно и то же. За власть, за деньги, за слоновью кость, в конце концов. А там на Родине все совсем по-другому. Там мне не все равно на кого наводить пушку. Там уж я выберу. И отнюдь не того, кто больше платит...
- Я не буду переводить этого моему патрону, - говорящий слегка скосил глаза в сторону Богбзы - А то вас прикажут расстрелять в подвале этой виллы, и тогда я не получу столь необходимые мне танки. Поэтому, пока патрон не заинтересовался темой нашей беседы, я прошу вас снизить эмоциональность и сбавить тон своей речи.
Сенявин ничего не ответил на просьбу угандца, но про себя счел ее вполне разумной и достойной выполнения.
"... глупо погибнуть из-за тривиального оскорбления чести генерала Жонас-Нгессо Богбзы, тем более за несколько часов до освобождения».
Высшие офицеры Уганды о чем-то перекинулись на своем тарабарском языке, и вновь, как и в первые мгновения встречи, уставились на "допрашиваемого", а "толмач" вернулся к разговору с ним.
- Прежде чем мы с вами расстанемся, господин Сенявин, я бы хотел у вас порасспросить о наших врагах - ваших недавних работодателях.
- Ух, ты, как вы их обозвали! Мы, меж собой - наемниками, называли их просто хозяевами, - необычайно быстро успокоившись за свое будущее, Андрей смог вернуться к непринужденному продолжению разговора. - Что именно вас интересует?
- Люди.
- Не понял? Имена? Фамилии? Но я их не знаю. Они все вымышленные, - говоря это, Андрей искренне радовался тому, что это действительно было так. В противном случае угандец мог почувствовать неискренность и дожать его. А Сенявину так не хотелось становиться предателем в глазах своих коллег, пусть даже и наемников.
- Нет, мне они не нужны. Меня интересует совсем другое, - словно поняв настрой Сенявина, поспешил успокоить его генерал. - Я хочу знать как много у Дени Леоне Санко в армии наемников, в частности в танковых частях.
- Хм-м... - печально ухмыльнулся Сенявин. - Как можно называть танковыми частями два десятка танков?
- И все же сколько?
- С недавних пор сто процентов. Санко набрал кучу иранцев, иракцев и турок.
- Как у них с опытом?
- Машины водить умеют...
- И все?
- Пока да. Но здесь в Африке опыт появляется быстро. До того как я попал сюда мой единственный боевой опыт заключался в обстреле "белого дома"...
- Что?! - не предполагая, что в России тоже есть свой “белый дом” угандец, аж подпрыгнул от удивления. - Белый Дом обстреливали?! Акция кэ-гэ-бэ?!
- Я говорю о московском доме правительства...
- А-а, понятно, - успокоился генерал. – Значит, у Санко, сейчас, нет стоящих танкистов?
- Нет.
- Но почему же, тогда, возросли наши потери? Только в прошлом месяце мы потеряли пять "скорпионов" и два "центуриона"...
- Дело не в кадрах, генерал. Дело в технике. Ваши "скорпионы" и "центурионы" вчерашний день, по сравнению с советскими Т-62 и даже с китайскими Т-79. Во-первых, танки Санко с большей дистанции могут поражать ваши машины; во-вторых, они имеют ночные прицелы, к тому же израильского производства, - вопрос заданный генералом разбудил в Сенявине дремавшего до поры-до времени знатока бронетанковой техники. - Ваши же "Центурионы" настолько стары, что им пора в музей. Таких как они, с восьмидесяти трехмиллиметровой пушкой, нигде в Африке уже не осталось – кроме как у вас. Я до сих не пойму - где вы для них снаряды берете… Про пушку "скорпиона" я вообще молчу - ею только антилоп пугать.
- Какие танки вы посоветуете мне запросить у ваших друзей?
- ...  - вопрос вновь поверг Сенявина в состояние абстракции. Он даже в самых смелых мечтах не предполагал, что за него может пойти подобный торг. Но через силу собравшись с мыслями, Сенявин все же ответил. - Просите тэ - шестьдесят два...
- Но у наших врагов точно такие же танки. Нам нужны более совершенные машины. Или вы боитесь, что ваши соотечественники посчитают запрошенные нами современные танки слишком высокой ценой за вашу свободу?!
- Нет! - твердо ответил Сенявин, хотя в душе и был полностью согласен с генералом, но чтобы не быть голословным, тут же придумал правдоподобное объяснение своему ответу. – У генерала Санко “шестьдесят вторые” первых моделей - со слабенькой бронезащитой. На поздних моделях ее усилили. К тому же, у вас всегда будет возможность достать запасные части, сняв их с подбитых или захваченных вражеских машин… Если они конечно будут.
- Возможно, вы и правы... - задумчиво произнес генерал и принялся переводить смысл беседы своему патрону.
Генерал Богбза слушал своего подчиненного - командующего бронетанковыми частями. Угандийский главнокомандующий кивал головой, и время от времени, что-то отвечал. Правда, что именно Сенявин и приблизительно не мог предположить.
- Вы господин Сенявин во многом правы, и генерал Жонас-Нгессо Богбза согласен с вами, - окончив разговор со своим патроном, заключил собеседник Сенявина. - Но я все же, в разговоре с вашими соотечественниками, буду просить "семьдесят вторые"...
- Хорошие машины. Можно сказать лучшие в мире... - уязвленный несогласием с его точкой зрения, Сенявин ,сам того не заметив, вступил в спор. - Но у вас генерал в будущем будут большие проблемы с их обслуживанием.
- Сколько может пройти новая машина без ремонта? Без малейшего?
- Если "семьдесят вторая" то километров восемьсот, максимум тысячу...
- Мне этого хватит, - не дав Сенявину договорить, обрезал угандец, тоном, дающим понять, что разговор окончен.
- Что?! - догадка вмиг осенила Сенявина. - Вы хотите начать наступление, имея превосходство над противником всего лишь в два современных танка?!
- Ну вы же сами говорили, что техника решает все... - противно ухмыльнувшись, напомнил Сенявину его же слова генерал и щелкнув пальцами, что-то бросил продолжавшему стоить у дверей офицеру.
Тот козырнув своему командиру быстро подскочил к Сенявину и, склонившись над его ухом, тихо произнес:
- Господин Сенявин, пришла машина поверенного. Вас ждут. Идемте.
От этих слов сердце бравого танкиста чуть не вылетело из груди. Второй месяц, находясь в плену, он настолько свыкся с мыслью, что его заключение продлится неописуемо долго, и когда ему утром только лишь пообещали возможность скорого освобождения, он в нее не очень-то и поверил, рассчитывая на долгие мытарства меж российским консульством и угандийским концлагерем. Наверное, поэтому, когда он услышал о приходе машины поверенного российского посла, сердце Сенявина бешено заколотилось.
“Неуж-то конец?! - продолжая всем своим нутром и рассудком противиться происходящему, ликовал Сенявин. - А еще говорят, сказок не существует! Домой! Домой!”
Сенявин вскочил со стула и, чуть ли не опережая сопровождающего его офицера, поспешил к дверям гостиной. На улице у самых дверей виллы действительно стоял черный угловатый джип с трехлучевой звездой на решетке радиатора. Едва увидев его, Сенявин окончательно распрощался с последними страхами.
“Это точно машина посла или его поверенного - дорогая машина. Такие - огромная редкость в Центральной Африке, - продолжая ликовать Сенявин меж тем оставался прожженным воякой и это в первую очередь отражалось на ходе его мыслей. – Помнится, в начале года, мы подловили такой же джип и долбанули его осколочным. После этого, каждый из экипажа получил по 500 баксов премиальных. Как донесла разведка в нем ехал министр финансов угандийского правительства.”
Дверь джипа распахнулась и навстречу Сенявину вышел рослый молодой человек в строгом черном костюме, совершенно не подходящем для местного климата.
- Сенявин Андрей Николаевич?
На этот раз уже неоднократно сегодня задаваемый вопрос, отнюдь не показался Сенявину глупым и неуместным.
-Да! - не затягивая с ответом, произнес он. - Я, Сенявин Андрей Николаевич, тысяча девятьсот семьдесят третьего года рождения. Города Ульяновска...
- Прошу садиться. Сейчас поедем, - широко улыбнувшись в ответ на искрящееся счастьем выражение лица Сенявина, полномочный представитель российского консула и жестом указал на сиденье рядом с водителем.
- Ага! Бегу!
Андрей поудобней уселся в комфортабельном кресле "Мерседеса" и с нетерпением стал ждать, когда уполномоченный займет свое место за рулем машины и они тронуться в путь. Но уполномоченный продолжал стоять в десяти шагах от автомобиля и чего-то упрямо ждал. Рядом с ним стоял офицер, который сегодня утром вытащил Сенявина из тюрьмы. Стояли они молча, за все время не обменявшись ни единым словом, ни единым жестом. Они даже не смотрели друг на друга. Взгляды обоих были устремлении на приоткрытые двери виллы.
“Чего они ждут? - нервно ерзая по сиденью, недоумевал Сенявин, в своей гипертрофированной мнительности начиная подозревать неладное. – Мотать отсюда нужно! И по быстрей!”
То чего ждали эти двое, точнее тот, кого ждали, появился в дверях виллы через минуты три. "Командующий бронетанковых войск Уганды", как его теперь про себя именовал Сенявин, вышел на ступени виллы, козырнул уполномоченному и, обменявшись с ним парой, другой фраз сунул  тому в руку какой-то клочок бумаги. После чего они спешно "раскланялись" и отправились свои делам. Лишь в последнее мгновение, уже перешагнув порог генеральского особняка, "главный танкист Уганды" обернулся в сторону машины и, в последний раз глянув на Сенявина, подмигнул ему и ехидно улыбнулся.
- Скотина! - передернувшись в приступе брезгливости, прорычал Сенявин, заметив подмигивание угандийского генерала.
- Что? Непримиримые враги? - обернувшись и увидев, кому предназначается ругательство, улыбнулся поверенный генерального посла России. - Враги танкисты?
- Угу...
- Вы в бою случайно не встречались? - без каких-либо опасений ведя машину меж нарядами охраны, продолжал шутливо расспрашивать дипломат своего пассажира.
- Вряд ли, - более серьезно относясь к теме разговора, с нотками с трудом сдерживаемой гордости, пафосно ответил Сенявин. - Еще не один танковый экипаж не пережил встречи с моим тэ-шестьдесят вторым!
- Я знаю... - никак не прореагировав на столь громкое заявление собеседника, коротко заметил уполномоченный.
- Даже так?
- Я так же знаю, как ваш танк встал посреди саванны, без капли топлива и единого снаряда.
- Да - вновь переживая ужас того момента, выдавил из себя Сенявин. - Мы были в глубоком рейде и в указанном месте должны били встретиться с заправщиком и подвозчиком боеприпасов. Но их там не оказалось! Танк в одночасье превратился в груду бесполезного железа!
- Караван обеспечения, который должен был вас встретить, разбомбили штурмовики.
- Вы знаете, и то чего не знаю я?
-Должность обязывает…
- ...? - Сенявин не произнес ни слова, но его взгляд был настолько пропитан любопытством, что лучше заменил собой любые слова.
Уполномоченный перехватил взгляд Сенявина и, снисходительно улыбнувшись, произнес: - Разведка...
- Ну конечно! Надо было с самого начала догадаться!
На этом беседа, так оживленно начавшись - прервалась. Интерес Сенявина к своему "спасителю" угас. По крайней мере, так казалось со стороны. На самом же деле Сенявина разбирало любопытство, но однажды обжегшись на "рабочих контактах с российской разведкой", он дал себе зарок больше никогда не иметь дело с ней, и ни при каких условиях не общаться с ее представителями. Но разведчик, если он профессионал, на то и называется разведчиком, что может “разговорить” любого молчуна, заинтересовать его и выведать нужную информацию. Так произошло и в этот раз. Продолжая непринужденно вести машину по улочкам Кампалы, уполномоченный в одну фразу смог вместить все то, что сломило барьер затворничества возведенный Сенявиным.
- Хотите взглянуть на свой ценник, и узнать послушался ли вашего совета генерал?
- Да.
Уполномоченный вынул из внутреннего кармана небрежно смятый листок и протянул его Сенявину. На белом гербовом листе перьевой ручкой были начертаны несколько строк английских слов, суть которых умещалась в три русских: "Нам нужны тэ-семьдесят два..».
- Ну что? Они прислушались к вашим словам? - с не меньшим интересом пытался заглянуть в развернутый листок разведчик.
- Если вам известно о чем со мной беседовали на вилле Богбзы, то должны знать и то о чем договорились ее хозяева после моего ухода, - в порыве детской вредности Сенявин сложил листок, не дав уполномоченному прочесть записанную в нем просьбу. - Вы должны знать все.
- Я и без вашей помощи смогу узнаю об их выборе, но для этого мне нужно будет перемотать запись и перевести ее. А это можно будет сделать не раньше чем через час по приезду в консульство, - и тут уполномоченный пустился еще на одну хитрость. - К тому же мне интересно, что на них больше подействовало:  ваши слова, сказанные на основе боевого опыта, ваш труд, который угандийские генералы изучали с большим вниманием, или знания, полученные одним из них, сначала в российской, а затем в американской, военных академиях.
- Они изучали мой труд? - с недоверием переспросил Сенявин. - Его кто-то издал?
- Да. Полковник Семенов, на свои деньги, напечатал около тысячи экземпляров... Ну, так что? Вы мне скажете, что они выбрали?
- Они выбрали тэ-семьдесят два, – быстро проваливаясь в свои думы, после упоминаний о своем труде и полковнике Семенове, пробормотал Сенявин.
- Это значит, они считают, что...?
- ... что техника решает все, - попытался докончить за полномочного представителя его мысль, Сенявин, но ошибся.
- Нет, Андрей Николаевич, это значит, что они положились на ваш труд. И скоро мы узнаем насколько вы, тогда, двенадцать лет назад, были правы...