Преодолевая забвение

«Подлинное краеведение – это всегда краелюбие. Любой российский край должен иметь своих художников-летописцев», - эти слова Алексея Ивановича Кондратенко из его статьи об исторической прозе Черноземья  («Роман-журнал XXI век»,2007, №3) в полной мере могут быть отнесены к нему самому. На протяжении последних двух десятилетий перед читателями-орловцами разворачивается процесс становления Алексея Кондратенко как исторического писателя. Отличительной стороной его художественного метода является чрезвычайно бережное отношение к правде факта, сведение до минимума роли вымысла и отрытых авторских субъективных оценок. Центральное место в его прозе занимает документ как реальное свидетельство прошлого, как подлинный голос ушедших эпох.

 Не навязывая своей позиции, Кондратенко вместе с тем побуждает читателя к сотворчеству, к самостоятельным сопоставлениям, обобщениям и выводам, возникающим под впечатлением представленного писателем материала. Меньше всего ему присущ синдром лягушки-путешественницы: «Это я, я, придумала». Приглушенность субъективного оценочного начала, стремление к максимально достоверному воссозданию реалий и деяний прошедшего сближает его с авторами древнерусских хроник. Так же, как и для древнерусского писателя, для Кондратенко главным является не выдумка, не личная творческая ангажированность, но объективное отражение действительности, события и факты которой, рассматриваемые сквозь историческую призму, приобретают символическое, исполненное глубинного смысла значение.

Все эти особенности писательского дискурса А.И.Кондратенко начинают оформляться уже в  книге очерков «Земное поле» (Орел: НПО «Экология села», 1994).  Поиск своей темы и собственных художественных подходов к ней особенно ярко проявляется в очерках «Ступени забытой лестницы», «Золотой век конопли», «Провинциальные парадоксы», «Орловский Ломоносов и его братья», «На графских развалинах». Вместе с тем первую книгу писателя отличает некоторая повышенная страстность и резкая оценочность. Весьма характерен в данном отношении очерк «Земля просит пощады», в котором находим такие броские пассажи: «Социалистическое государство могло делать все что угодно, ибо оно в самом начале избавилось от самого главного свидетеля обвинения – была ликвидирована цена на землю»; «Пришли демократы и говорят…»( подзаголовок в тексте очерка), «Демократы до того долго носились с идеей передачи земли в частную собственность, что, похоже, забыли о других, не менее серьезных проблемах». Приведенным примерам не откажешь в выразительности и большом воздействующем заряде, но здесь, прежде всего, проявляется влияние злобы дня, кипение политических страстей начала девяностых годов.

Очерк «Золотой век конопли» стал опорой для создания книги с одноименным названием (Орел: Типография «Труд», 1998).  Эта книга имеет рубежное значение в творчестве А.И. Кондратенко. Именно здесь вырабатывается взвешенная, исполненная достоинства манера изложения, умение «отойти в тень», выдвинув на первый план факты и документы, уступив право делать оценки и выводы читателю. Цитаты из деловых бумаг, свидетельств современников, научных трудов, художественных произведений создают впечатление многоголосья, стереоскопичности и, по большому счету, эпичности повествования. Дыхание времени слышится в униженном обращении богатого купца к местному чиновнику (земскому бурмистру, в функции которого при Петре Первом входил сбор всякого рода государственных доходов с торгово-промышленного населения): «В марте  месяце будучи я, холоп твой, за Свииским рубежом в Ругодеве, продал я, холоп твой, торговому иноземцу Андрею Бланту чистой пеньки на ругодеевский брак и вес пятьдесят берковец, а ценою взял я за берковец по одиннадцать ефимков, и за ту, государь, пеньку деньги взял наперед все сполна и письмо в отдаче своей руки ему, Бланту дал, чтобы отдать пеньку к вешним кораблям. И ту, государь пеньку работник мой Сенка ему, Андрею Бланту, отдал. И ту, государь, пеньку приняв, он, Андрей Блант, той росписки моей руки не отдал, не знаемо для чего. А  мой работник Сенка челобитье в Ругодеве без моего ведома записать не посмел, и я, холоп твой, ныне и впредь от него, Андрея Бланта, опасаюсь и опасен». Этот документ свидетельствует  не только о важной роли пеньковой торговли во времена Петра I. В обороте «холоп твой» и обращении «государь», в сквозящем между строк страхе наказания отражается отношение торгового люда к власти, олицетворением которой выступает для купца бурмистр.  Более трехсот лет прошло с тех пор, как были написаны эти строки. Многое  изменилось в России. Но изменились ли мы сами? Не сидит ли в глубине души это уничижительное «холоп твой», всплывающее всякий раз, когда мы обращаемся к власти? Все эти вопросы возникают у нас не без косвенного влияния позиции автора, присутствующей в подтексте книги «Золотой век конопли».

Значительное место в творчестве А.И. Кондратенко с конца 90-х годов занимают литературные очерки, посвященные жизни деятельности выдающихся орловцев. Приведем краткий и далеко не полный перечень названий этих очерков: «Фортуна графа Ростопчина», «Женщина  по имени Надежда (о редакторе «Орловского  вестника» Н.А.Семеновой)», «В начале всех начал (первые орловские журналисты братья Тарачковы», «Академик Григорий Теплов», «Предприниматели Мальцовы: попытка создать русскую Америку», «Государственный труженик (об орловском губернаторе А.В.Кочубее)» и др. Один из перечисленных очерков становится зерном для создания литературной биографии графа Фёдора Васильевича Ростопчина . Вокруг имени этого выдающегося государственного деятеля, военного губернатора Москвы, родоначальника консервативного направления в русской политической мысли в течение двух веков в отечественной словесности сложился своеобразный «заговор молчания» (если не считать карикатуры Л. Толстого в «Войне и мире», да отдельных язвительных реплик литературоведов-западников). Книга «Жизнь Ростопчина» представляет собой первую попытку преодоления этой прискорбной инерции. Повествование Кондратенко насыщено документальным материалом, приемы беллетризации здесь сведены к минимуму. Несмотря на это книга читается как увлекательный роман. Роман о неразделенной любви к российскому государству.  Строки самого Ростопчина, высказывания современников о нем вкупе с отдельными авторскими комментариями создают представление о подлинном масштабе и значении сей незаурядной фигуры исторической сцены конца XVIII-начала XIX века.

 «Я нашла лишь трех человек, которые делают честь людям: Фридриха Великого, Дидро и Ростопчина», - свидетельствует княгиня Екатерина Дашкова. А ведь в числе ее знакомых были едва ли не все наиболее выдающиеся люди того времени… Прусский дипломат и литератор Карл Варнгаген фон Эльзе, который познакомился с Ростопчиным в пору заката его государственной карьеры и  своеобразной «добровольной ссылки» в Европу, продолжавшейся 8 лет, писал о графе: «…я находил в нем некоторое сходство с Вильгельмом Гумбольдтом: та же видимая холодность, под которой плохо скрывалась теплота чувства, тот же поток своеобразных колких эпиграмм, которые устраняют скуку, присущую вульгарным разговорам». С большим уважением относился к Ростопчину Н.М.Карамзин. Высказывания самого графа Федора Васильевича, приводимые в книге, подтверждают высокое мнение современников о его уме. Приведем одно из них: «Россия – это бык, которого поедают и из которого для прочих стран делают бульонные кубики».

Возникает вопрос, не потому ли имя и труды Ростопчина до сих пор находятся под негласным запретом, что граф ясно осознавал и всеми средствами пытался довести до русского сознания то, что скрывается в течение веков – остающуюся неизменной с Петровских времен генеральную линию политики Запада по отношению к России. Воссоздавая впечатляющую картину деяний  Фёдора Васильевича Ростопчина на государственном поприще, являя его человеком изощренного и глубокого ума, раскрывая многообразные таланты графа – от хозяйственно-экономических до словесно-художественных, Алексей Кондратенко вместе с тем далек от панегирика. Он следует исторической правде, не умалчивая ни о роли Ростопчина в дворцовых интригах Павловской эпохи, ни о его болезненной склонности к комедиантству, ни о самосуде над злосчастным Верещагиным, организованном московским генерал-губернатором перед входом Наполеона в пределы столицы. Перед нами предстает образ человека, обуреваемого страстями, которые выступают источником его взлетов и падений. Характер героя книги «Жизнь Ростопчина» – типично русский характер. Вспомним слова мужика из «Окаянных дней» И.А. Бунина: «Мы – как дерево: из нас и икона, и дубина».

Необходимо заметить, что Орловщина никогда не была «колыбелью революции». Ведущей чертой мировидения и поведения орловцев является, приверженность традициям. Не случайно, что именно уроженцы Орловской земли внесли весьма значительный вклад в зарождение и развитие идей русского консерватизма. Если с именем графа Ростопчина связаны первые попытки формулировки сути государственных интересов России, ее самостояния на арене европейских народов, то в работах другого выдающегося орловца, Николая Яковлевича Данилевского, концепция русского консерватизма, основанная на приоритете национальных  культурных начал, получает наиболее полное обоснование. Учебное пособие Алексея Кондратенко «Н.Я. Данилевский и его книга «Россия и Европа», вышедшее  в серии «Библиотека историко-культурного наследия Орловского края» в 2005 году, выступает продолжением линии, намеченной в «Жизни Ростопчина». Шаг за шагом прослеживает Кондратенко путь духовного, нравственного и интеллектуального становления замечательного русского мыслителя. При этом мотивы предыдущих книг писателя естественно вплетаются в канву текста, помогая созданию целостного представления о культурной «почве», корнях мировоззрения Данилевского. Герой повествования Кондратенко, несмотря на, страстные увлечения молодости (он выступал в кружке Петрашевского пропагандистом социалистического учения Фурье), несмотря все перипетии судьбы, не порывает связь с родными истоками, становится в зрелом возрасте ведущим идеологом славянофилов, создателем теории культурно-исторических типов.

В доступной форме Александр Иванович Кондратенко излагает суть и смысл историософской концепции великого русского мыслителя, вооружая современного молодого читателя понятийным и образным аппаратом, с помощью которого он сможет определять приоритеты своего нравственного и интеллектуального развития, не давая сбить себя на путь бесплодной, разрушительной для личности и общества деятельности. Весьма актуально звучат сегодня слова Данилевского о том, что Европа не знает России, потому что «не хочет знать, или, лучше сказать, знает так, как знать хочет». Точно и резко расставляя акценты, А.Кондратенко подчеркивает актуальность предостережений Данилевского о недопустимости жертвовать  народными интересами во имя абстрактных целей ложно понимаемого «прогресса». При этом писатель указывает на то, что идеи создателя теории культурно-исторических типов могут способствовать созданию  в современной России «нового механизма общественно-государственного взаимодействия», а также «новой культуры геоэкономического наступления».

Основная часть жизни и деятельности Николая Яковлевича Данилевского прошла в русской провинции. Алексей Кондратенко приводит весьма  примечательную цитату из книги «Родной край» (Орел,1899), где в емкой форме передается суть и смысл подвижничества провинциальных интеллигентов на поприще отечественной культуры и науки:

«При скромной обстановке жизни, при полной невзыскательности в желаниях и стремлениях, у них сохраняется неослабеваемая любознательность ко всему, что может и должно интересовать образованного человека. …Сколько нового внесено этими тружениками в область научную, сколько новых и важных документов напечатано, сколько возбуждено стремлений по охране родной старины, сколько вызвано внимания к вопросам историческим, экономическим и т.д. Бескорыстные их работы заключают в себе то чарующее, что не только самих работников поднимают из области мелких матерьяльных интересов в высокие области мысли и анализа, но вместе с ними поднимается и общество, среди которого они работают и действуют, внимающие им, смотрящие на воздвигаемое ими дело, тем самым, незаметно для себя. Вместе с ними подымаются и движутся вперед…»

Эти слова могут быть отнесены не только к Н.Я.Данилевскому, но также к целому ряду героев очерков, статей и книг А.  Кондратенко последних лет. Центральное место среди этих изданий, безусловно, занимает вышедшая в 2008 году книга «Два века как один день: страницы истории орловской журналистики»). Именно здесь писатель предстает в роли летописца Орловского края, разворачивая перед нами картины из жизни прошлого, приводя многообразные документальные свидетельства, фрагменты, книг, статей, выступлений, описывая жизнь и деятельность провинциальных журналистов, проводя различные параллели и сопоставления, давая взвешенные и точные оценки рассматриваемым фактам. Алексею Кондратенко удалось в данном случае решить сложнейшую задачу – свести к минимуму центробежные тенденции, которые всегда возникают при попытках объединить  разнородный по происхождению, назначению, идейной значимости материал в одно целое. Что же здесь является стержнем, центростремительным началом, осевой линией? Что помогает объединить и скрепить столь объемный (44,2 п.л) и столь многоплановый текст? Это идея нравственного долга современников перед ушедшими, идея преодоления забвения.

В книге «Два века как один день» десять глав. Первые три посвящены дореволюционной журналистике Орловского края. В свойственной ему объективной манере автор уклоняется от «лобовых» оценок, предельно насыщая текст фактами, цитатами, высказываниями деятелей пера. Вместе с тем позиция писателя проявляется уже в этом самом отборе и расположении материала, подводящего читателя к самостоятельным и порою неутешительным выводам. При чтении этих глав время от времени возникает чувство плавания над затонувшей Атлантидой…

Несмотря на сравнительную малочисленность орловских изданий XIX века, их деятельность оставила глубокий культурный след в истории Орловщины. А.И.Кондратенко  показывает, насколько высока была просветительская роль провинциальной журналистики в этот период. Так он, например, замечает: «…Орловские губернские ведомости» стали первой настоящей школой местного краеведения, они объединили на своих страницах усилия по изучению родного края живших в губернии этнографов, ученых-естествоиспытателей, чиновников-энтузиастов, преподавателей учебных заведений». Примечательно, что самое активное, участие в научной,  культурной, общественной жизни губернии принимала церковная пресса. Так, журнал «Орловские епархиальные ведомости» (до 1918 года вышло около двух тысяч номеров), наряду с освещением событий жизни епархии, публикацией материалов нравственно-религиозного характера значительное внимание уделяет научному краеведению. Именно с этим журналом была в первую очередь связана деятельность основоположника орловского краеведения – Гавриила Михайловича Пясецкого, который опубликовал здесь в общей сложности более 50 исторических работ. А.Кондратенко указывает, что на страницах журнала «Орловские епархиальные ведомости» в начале ХХ века широко обсуждались темы просвещения, нравственных основ крестьянской жизни, улучшения социального положения населения. Блестящие страницы истории орловской журналистики связаны с газетой «Орловский вестник», первые годы издания которой были ознаменованы сотрудничеством с И.С.Тургеневым и Н.С.Лесковым.

 В книге Алексея Кондратенко раскрывается та выдающаяся роль, которую сыграл «Орловский вестник» в творческой судьбе И.А. Бунина: газета открыла широкие возможности для литературной деятельности «семнадцатилетнего мальчика» (выражение самого Ивана Алексеевича), недоучившегося гимназиста, стала  его своеобразным «университетом». С 1889 года он  активно сотрудничает с газетой, публикуя на ее страницах стихи, корреспонденции, передовые статьи, литературно-критические статьи, заметки, очерки, театральные рецензии.  А. Кондратенко глубоко анализирует тематику, содержание, состав авторов и сотрудников «Орловского вестника». Писатель воскрешает из тьмы забвения имена журналистов А.Т.Щегловитова, Ф.Э.Ромера, П.И.Якоби, А.А.Брянчанинова, П.А. Россиева, С.Д. Аблецова,  В.К Родзевича-Белевича и др. Однако наиболее близким по духу, родственным по методу описания и исследования жизни  автору книги «Два века как один день» выступает орловский пуплицист и историк  М.К. Лемке. С явным сочувствием приводится высказывание журналиста: «Моя обязанность быть вполне беспристрастным летописцем и настойчиво собирать материал, который дают почти 120 газет, предоставленных мне… Хотя это и большой труд – дать всю жизнь провинции за месяц, но, признаться, очень я его люблю.» Подобно своему предшественнику, А.И. Кондратенко не останавливается ни перед объемом материала, ни перед его крайней разнородностью, стремится к объективному, беспристрастному изображению жизни прессы провинциальной России на протяжении двух веков, и это стремление, этот напряженный и систематический труд приносит замечательные плоды.

Писатель  создает впечатляющую панораму орловской прессы начала XX века, «на несколько порядков» увеличившую свое разнообразие. При этом рост количества печатных изданий, улучшение их технической оснащенности сопровождается неуклонным  процессом культурного упрощения: цветущая сложность и личностное многообразие голосов шаг за шагом отступает перед напором поляризованных кипящих политических страстей. Появление и умножение леворадикальной печати, призывавшей к свержению власти и в конце концов его добившейся, происходит не на пустом  месте.  А. Кондратенко показывает, что сей  идеологической экспансии предшествовала не столь громкая и заметная, но от этого не менее разрушительная работа, которую проводили в Орле ссыльные революционеры, состоявшие под надзором полиции. Весьма красноречивым является упоминание об организации и проведении гражданской демонстрации под предлогом… панихиды по умершему писателю М.Е. Салтыкову-Щедрину. Сам по себе этот факт говорит о глубоком помрачении и извращении сознания, когда святое дело поминовения, объединения людей в плаче по усопшему становится поводом для революционной пропаганды.

В четвертой главе книги, где излагается история пореволюционной журналистики Орловщины,  мы находим упоминание еще об одной демонстрации, связанной с Церковью. Но насколько различны цели, смысл и дух этих двух демонстраций! Речь в данном случае идет о 18-тысячном крестном ходе, совершенном орловцами 2(15) февраля в день двунадесятого праздника Сретенья. Подобные крестные ходы в этот день были совершены по всей России по призыву Всероссийского Поместного Церковного собора, заседавшего в это время в Москве. Данная акция была направлена против принятия декрета об отделении церкви от государства, первоначально предусматривавшего полную национализацию всех церковных имуществ, в том числе храмов и священных предметов.

Люди готовились к этим крестным ходам причастием, считаясь с возможностью смерти, шли с пением «Святый Боже…» и «Кресту твоему поклоняемся…». Действительно, во многих городах России в этот день были пролиты потоки крови. Так, например, крестный ход в соседней Туле был полностью подавлен, расстрелян из пулеметов. Однако в Орле власть, испуганная размахом демонстрации, не решилась принять масштабных карательных мер: во время крестного хода погиб только один подросток, задавленный броневиком, проехавшим сквозь толпу. Как пишет князь Евгений Трубецкой в статье «Звериное царство и грядущее возрождение России» (Ростов на Дону, 1919), «эти массы, которые шли десятками и сотнями тысяч с решимостью постоять за святыню, вселили тревогу в ряды большевиков и заставили считаться с собой». Власть в тот раз отступила, храмы и священные предметы остались до времени за Церковью.

Страницы, посвященные печати 1917-1920 годов, – одни из самых интересных в книге А.Кондратенко.  Клокочущие яростью и ненавистью тексты революционной журналистики, их крайняя, «зашкаливающая» патетика резко контрастирует как с текстами дореволюционных публицистов-культрегеров, так и с подчеркнуто объективным, спокойным  авторским повествованием. Данный контраст является источником особого воздействующего эффекта, производит очень сильное впечатление. Так, газета «Красный Орел», вышедшая в свет, вскоре после оставления города Деникиным обращается к жителям губернского центра с воззванием, в котором есть такие строки: «…все воочию могли убедиться, что с собой несет Деникин и вся белогвардейская сволочь… Геройская Красная армия спасла вас, избавила от ига помещиков, фабрикантов, купцов спекулянтов и всякой мрази…За дни господства помещиков и капиталистов вы увидели друзей их, выползших из своих нор и обнаруживших свою подлую физиономию. Всех их нужно выловить». В другом номере газета возглашает: «За капли пролитой крови рабочих буржуазия будет утоплена в крови. Кровь за кровь!»  Комментируя литературные опыты, появлявшиеся в то время на страницах орловских газет, А. Кондратенко бесстрастно констатирует: «Смерть, как ни удивительно, была «вдохновителем» строителей новой жизни». Заметим, что отсюда один шаг до «Котлована» А.Платонова, где вдохновенные строители «общепролетарского дома» (=коммунизма) роют на самом деле могилу себе и другим.

Большим драматизмом отличается пятая глава книги Кондратенко, охватывающая историю орловской печати  20-х годов прошлого столетия. Здесь показывается, как меняется сама функция печати, превращающейся из средства социального воздействия и культурного строительства в средство директивного управления массами и репрессивного контроля над ними. О каком «гнете цезуры» в царское время мы можем говорить по сравнению с тем,  что начинают испытывать журналисты советского государства,  ни одной своей строки не выпускавшие в свет без грифа Главлита – созданного в начале 20-х годов специализированного государственного органа, в функции которого входило, в том числе, выявление и запрещение любых изданий, «возбуждающих общественное мнение». А. Кондратенко приводит пункт протокола одного из совещаний в Орловском губкоме, который гласит: «Гублит и ГПУ в отношении борьбы с распространением антисоветской литературы дополняют друг друга».

 Жесткая система запретов приводила к единообразию прессы, к исчезновению даже какого-то намека на оригинальность личностной позиции журналиста. Вместе с тем, несмотря на осуществлявшееся при помощи прессы давление на сознание провинциальных жителей, несмотря на увлечение экзальтированными формами массовой пропаганды (публичные «октябрины», кощунственные «похороны бога», еженедельное празднование дня смерти Ленина в понедельник с объявлением его выходным днем вместо воскресенья и пр.), по замечанию Алексея Кондратенко, «основная масса инертного населения провинции была абсолютна глуха к чуждым и радикальным явлениям». В подтверждение тезиса приводится фрагмент «Письма граждан Орловской губерниии, кустарей, рабочих и крестьян Сталину И.В», датированного 29 апреля 1926 года:  «Меньше надо водить ребят с барабанами, а учить их больше труду, порядку, бережливости, вежливости, человечности и наукам. Просим прекратить глумление над религией и поругание верующих (нас ведь 90%) и антирелигиозные выпады со стороны комсомольцев, пионеров… Просим агитации примером, жизнью, делом строительства, а не словами, красными флагами и плакатами».

Драма 20-х годов сменяется трагедией 30-х. Об этом – шестая глава книги Кондратенко, представляющую собой летопись орловской печати. Наряду с ужесточением идеологического диктата, разворачиваются массовые репрессии против журналистов. Язык ненависти, атмосфера шельмования разливаются на страницах газет тех лет. Красноречивы заголовки 30-х годов: «О контрреволюционной зиновьевской группе и ее подонках (к годовщине злодейского убиства товарища С.М.Кирова)», «Троцкист Милевский исключен из партии», «Покровитель троцкистов Лакеев наказан», «Враги народа в горторге», «В газетной школе орудует шайка фашистов», «Фашист Светозаров» (о преподавателе русского языка и литературы, который был вскоре репрессирован вместе с женой), «На заводе Медведева орудуют враги». Репрессии против журналистов носили систематический, организованный характер, осуществлялись в соответствии с партийной установкой.  «Очистить редакции газет нашей области от враждебных элементов» - это фраза из отчета о работе печати Оргбюро ЦК ВКП(б) по Орловской области (апрель 1938 года). В книге А. Кондратенко приводится полный список репрессированных орловских журналистов, впервые отдается дань памяти невинно пострадавшим. При этом показывается, что результатом репрессий становится крайнее падение уровня орловской прессы: место истребленных профессионалов занимают случайные, порою малообразованные люди.

Период Отечественной войны в книге «Два века как один день» предстает как время относительного расцвета орловской печати, становящейся в ряде случаев не столько формой партийной пропаганды, сколько  формой выражения воли русского народа к сохранению своей независимости, своего самостояния. Примечательна та роль, которую начинает играть поэзия в печати. Поэтическое слово, лишенное плакатной публицистичности, воздействовало на сердце, душу людей, помогало восстановлению забытого на какое-то время образа матери-России, ощущению родства  со всеми предками, от века бывшими и воинами, на поле брани живот свой положившими. Хорошо иллюстрируют это приводимые в тексте стихи Сергея Наровчатова, который служил в редакции газеты «Сын Родины», издававшейся  при политуправлении 13-й армии, освободившей город Ливны в декабре 1941 года:

«Я села, словно летопись,читал               
И в каждой бабе видел Ярославну
Во всех ручьях Непрядву узнавал.
Крови своей, своим святыням верный
Слова старинные я повторял, скорбя:
- Россия, мати!Свете мой безмерный.
Которой местью мстить  мне за тебя!»

В книге Кондратенко предстает самая разнообразная палитра изданий, выходивших на территории Орловщины в военные годы. Наряду с фронтовыми, армейскими, дивизионными, газетами, издавались партизанские газеты, отдельные номера которых могли быть напечатаны вместо традиционной бумаги … на бересте.

 Весьма любопытной представляется история местной оккупационной печати, которая до сих пор не получала достойного отражения в отечественной литературе. По наблюдениям писателя, язык, заголовки, структура газет, издававшихся при германском оккупационном режиме, очень напоминали советские издания. Так статьи, публиковавшиеся на страницах «Голоса народа», печатного органа Локотского округа, образованного оккупантами на части Орловской области, носили следующие заголовки: «Хозяйственный план», «Передовые старосты», «К новой жизни». Писатель отмечает: «Точно так же, как советские газеты писали о Сталине, германские изобиловали дифирамбами в адрес «освободителя» Адольфа Гитлера». Так же в качестве сильного воздействующего средства используется поэзия. В стихотворении «Историческая параллель», опубликованном в оккупационной орловской газете «Речь» приводится «монолог» Сталина, который сравнивает себя с Петром Великим:
Мы с ним сторонники реформ:
Он резал головы, я – шеи!
………………………………………….
Он учредил Святой Синод
И патриарха сбросил с плана.
Я сделал то же, в свой черед,
Дав православью   Губельмана!

     ……………………………………………
Как свидетельствуют материалы книги А. Кондратенко, возвращение к мирному времени для орловской журналистики стало возвращением к такому положению, при котором печать выступала, прежде всего, как рупор партии, как «передаточное звено для трансляции принятых наверху решений». Даже малейшие  намеки на самостоятельность, даже самые робкие попытки говорить без указки сверху, без согласования с вышестоящим начальством были чреваты суровыми санкциями. Так, за опубликование безобидной басни «Лучина» о несвоевременном завозе керосина на село, автор ее, сотрудник краснозоренской районной газете «Сталинец»  В.И. Поляков, получает строгий выговор по партийной линии. В результате конфликта с областным партийным начальством, редактор «Орловской правды Н.Ф. Патенков попадает с сердечным приступом в больницу и через несколько дней умирает от стенокардии.  В своих комментариях к словам советских вождей о том, что печать должна быть сильной, острой и боевой, о свободе прессы в социалистическом обществе автор не без иронии замечает: «Множество книг советской журналистики, опубликованных в последующие десятилетия, и были посвящены этой неразрешимой задаче скрещиванию партийности со свободой».

В главах, посвященных послевоенным десятилетиям развития орловской печати, А.И.Кондратенко большое внимание уделяет персоналиям, описанию жизни и деятельности тех, благодаря кому происходило возрождение орловской журналистики, превращающейся к началу 70-х годов прошлого века в ведущий фактор культурной и общественной жизни Орловщины. Среди этих имен – И.М. Патенков, Н.Е. Пашенцев, С.В.Коробков, А.И.Логутков, В.И.Фефелов  и другие.

  В недрах орловской журналистики зарождается Орловская писательская организация, формируются такие яркие самобытные таланты, как Дмитрий Блынский, Василий Катанов, Иван Рыжов, Виктор Дронников и многие, многие другие.
«Ходить бывает склизко / По камешкам иным. / Итак, о том, что близко, / Мы лучше умолчим» — гласит окончание знаменитой сатирической поэмы «История государства Российского от Гостомысла до Тимашева». В отличие от графа А.К. Толстого, автор летописи орловской журналистики дерзает ходить по «склизким» камешкам, посвящая печати 1990-х годов целую главу. В этой части книги мы наблюдаем частичное изменение образа автора, который выступает теперь уже не только в роли бесстрастного летописца, но и в роли вовлеченного в бурные события очевидца.

Весьма выразительно в книге описывается раскол редакции газеты «Орловская правда», сотрудником которой А.И. Кондратенко работал в те годы. Не давая открытых оценок, автор показывает всю бесплодность  и моральную несостоятельность популизма и политиканства в журналистской среде. При этом писатель раскрывает незаурядный творческий потенциал орловской журналистики, которая выдержала испытание на прочность в лихие девяностые, сохранила свои лучшие традиции, прежде всего традиции организации культурной жизни родного края.

Документальный материал, сконцентрированный в книге «Два века и один день», заключает в себе возможности для творческого развития и развёртывания. Об этом свидетельствуют, в частности, последние очерки А.Кондратенко и его замечательная книга «Свет далеких звезд». Очерк «Пройдут дожди, пройдут снега…»(«Подъем», 2010,№3) посвящен романтическим отношениям поэта-песенника Алексея Фатьянова и звезды киевских театров актрисы Анны Николаевой. Это история о том, как пересеклись перед войной в Орле линии судеб двух красивых и талантливых людей и о том, как время и обстоятельства не дали сложиться песне любви:

«Алексей провожал Анну в эвакуацию. Рано утром пришел на вокзал прямо к вагону. И принес фиалочку: «Это тебе» (его фиалку, желтую с синими краешками, засушенную, Анна хранила в записной книжке много лет) Они не плакали и почти ничего не говорили, они думали, что война долго не продлится («еще пару недель, не больше»). Поэтому, прощаясь, не расставались навсегда, надеясь, что когда-нибудь, после войны, будут вместе…». Увы, этим мечтам не суждено было сбыться. Беспощадный реализм войны внес свои коррективы в сию романтическую историю: Анна Николаева  зимой 1944 года, живя в Орле, лежащем в развалинах, голодном и холодном, принимает предложение редактора «Орловской правды», Ивана Батова. В своем интервью журналистке киевской газеты Анна Николаева через много лет скажет: «Наверное, то, что предложил мне Иван Георгиевич после страшной войны, было для меня важнее всего. Он защитил меня, спас от нищеты,..».

В романе Юрия Домбровского «Факультет ненужных вещей» приводится любопытный монолог следователя Романа Львовича Штерна (прототипом его был известный писатель и юрист Лев Романович Шейнин, один из ведущих участников политических процессов 30-х годов прошлого века): «Я теперь случаи из практики описываю, "Записки следователя",  и  все  охают. Такой гуманный! Такой человечный! Такой тонкий! И монета кругленькая идет! Еще бы - "Записки следователя"! Это же все равно что мемуары бабы-яги. Все хотят знать, как там у нас кипят котлы чугунные…»


Герой очерка Кондратенко «Петрищев, сын Петрищева» («Литературный Брянск». 2010, №1(8))   также пишет рассказы о жизни следователей НКВД, но, в отличие от Льва Романовича Шейнина, писательская деятельность заканчивается для него трагически. 17 сентября 1941 года, за 16 дней до вступления немцев в Орел, военный трибунал Орловского военного округа по статье 58 пункт «а» УК РСФСР  приговорил В.А. Петрищева к 10 годам исправительно-трудовых лагерей, с поражением в правах на 5 лет, «без конфискации имущества, за отсутствием такового» . Однако, как показывает в своем очерке А. Кондратенко, писательская деятельность была не главной причиной репрессий по отношению к Василию Афанасьевичу Пертищеву, автору ряда книг, изданных в Орле в предвоенное время. С коммунистической пропагандистской точки зрения эти книги были безупречны. Так, в частности, писатель клеймит дореволюционных предпринимателей-орловцев как пауков-кровососов, опутывавших рабочих паутиной «произвола и угнетения, пишет «ура-патриотические» стихи.

Корни трагедии В.А. Петрищева уходят в его родословную. Этот советский орловский писатель был сыном Афанасия Борисовича Петрищева, одного из видных революционно-демократических  деятелей начала века, принимавшего активное участие в борьбе против самодержавной власти, являвшегося одним из основателей партии народных социалистов («энесов»). В июле 1922 года В.И.Ленин в письме к ЦК партии потребовал решительно искоренить всех                «энесов» и в числе первых четырех назвал А.Б. Петрищева. Основателя партии народных социалистов вскоре арестовывают, а затем высылают из страны на знаменитом «философском пароходе» за границу, где он мирно заканчивает свои дни  на восьмидесятом году жизни (1952). Указание вождя было буквально исполнено по отношению к  Петрищеву-сыну . Не спасли никакие способы выражения лояльности по отношению к власти, ни активная пропагандистская деятельность, ни стихи-агитки, ни рассказы о гуманистах-следователях…

Название последней книги Алексея Кондратенко – «Свет далеких звезд» исполнено грустного символического значения.  Интеллигенты-просветители второй половины XIX- начала XX века сравниваются с далекими угасшими звездами, свет которых идет до земли десятками, сотнями лет. Так сложилось, что мы долгое время не знали  имен этих людей, которым столь многим обязана культура Орловского края, а ряде случаев и культура всей России. Благодаря книге Кондратенко свет этих людей дошел до нас, преодолев тьму забвения.

Литература критического реализма и отечественная историография прошлого века немало сделала для «разбрасывания камней»,  изображая «небокоптителей», разоблачая угнетателей,  показывая «свинцовые мерзости жизни» в русской провинциальной среде. Но мы до сих пор очень мало знаем о созидательной деятельности провинциальных интеллигентов,  благодаря которым Орел стал в конце XIX века одним из самых значимых культурных центров России.  Книга «Свет далеких звезд» – это шаг на пути «собирания камней», на пути восстановления исторической справедливости и очищения от греха неблагодарности и забвения предков.

Воссоздавая картину подлинного цветения культурной жизни Орловской губернии, показывая масштабные и разнообразные дела своих героев в области науки, культуры, экономики, предпринимательства, автор заставляет нас сопоставлять прошлое с настоящим, побуждает задаться вопросом: а насколько мы, ныне живущие, соответствуем тем высоким меркам требовательности  к  себе, какими жила дореволюционная орловская интеллигенция,  сможем ли сами стать источником света для потомков…

В книге «Свет далеких звезд» оживают картины далекого прошлого, вновь звучат умолкнувшие голоса. «Вот, голубушка, Христовым именем побираюсь! Не стыдно мне это, старику, а хорошо… Господь сподобил принять подвиг, в людях Христа бужу!». Это слова бывшего директора Орловской гимназии Ивана Михайловича Белоруссова, последние дни которого  описаны Иваном Шмелевым в его книге-реквиеме «Солнце мертвых». Алексей Кондратенко рассказывает о жизни этого подвижника отечественного просвещения и ревнителя русского слова в очерке «Учитель словесности». В советской историографии его называли карьеристом и реакционером, обвиняя в стремлении поднять в гимназии «религиозный дух». Но сказано: судите о дереве по плодам его. Орловскую гимназию в годы директорства Белоруссова окончили многие выдающиеся деятели отечественной культуры и науки, среди них – Леонид Андреев, известные специалисты в области архивного и музейного дела братья Лукомские и др. Из-под пера Ивана Михайловича Белоруссова выходит «Словарь Ломоносовского языка», удостоенный премии Академии наук, он является автором ряда учебников, книг и статей по русской словесности, получивших популярность в России и многократно переиздававшийся. В последние дни своей жизни, умирая от голода в Крыму, старый учитель словесности работает над новой книгой, при крайней телесной немощи являя пример силы и бодрости духа.

Воскрешая память об ушедших,  давая возможность услышать их голоса, Алексей Иванович Кондратенко делает нас участниками важнейшего дела – восстановления исторической справедливости, отдания дани тем, благодаря кому была создана великая русская культура, наука и искусство.

«Вещи и дела, аще не написании бывают, тмою покрываются и гробу беспамятства предаются, написаннии же яко одушевлении» – эти слова, с которых начинается роман И.А.Бунина «Жизнь Арсеньева», можно поставить эпиграфом как к главной книге А.И. Кондратенко «Два века как один день», так и ко всему его творчеству, представляющему собой заметную страницу в современной литературе Орловского края.