Откуда есть-пошла Великая Европа. Часть 6

Откуда есть-пошла Великая Европа. Часть 6. Некоторые общепринятые факты истории средневекового Китая. Минский Китай

Начало империи
Итак, в 1368 г. в Китае объявился новый император – Чжу Юаньчжан, – бывший служка в буддийском монастыре. Основалась и новая династия – Мин. Монголов загнали в степи и пески Внутренней Монголии, откуда чуть позже отогнали во Внешнюю. Как говорится, монгольское иго благополучно завершилось. Китай был собран весь под единой властью, императором тоже был китаец, нация смотрит с вожделением расцвета в будущее.
Оно расцвело. По всем канонам культурного государя, первый Мин сначала расправился с крупными феодалами. «Значительную часть знати он уничтожил. Другая часть феодалов была отстранена от непосредственного управления своими землями». То есть, фактически конфисковал в госсобственность без выплаты компенсации. Очень полезный опыт.
Все титулованные лица, в том числе и сыновья императора, получали жалованье из казны в соответсвии с приписанными им земельными наделами (которыми распоряжаться эти лица не имели права). Росту государственного земельного фонда очень помогло сокращение знати на голову – обычно действенное лекарство против прошлых бед. Все политические мэтры рекомендуют такую процедуру устраивать регулярно. Им виднее…
Любопытно изобретение Чжу Юаньчжана по управлению деревней. «Система лицзя состояла в том, что каждые 110 дворов составляли отдельную единицу – ли. 10 дворов из этого числа принадлежали группе наследственных старост из числа мелких феодалов, поочерёдно управлявших всей общиной. Остальные 100 крестьянских дворов делились на меньшие общины – цзя, по 10 дворов в каждой. У них были свои старосты. Главная обязанность старост состояла в собирании налогов. Все члены цзя были в этом отношении связаны круговой порукой».
Десятидворки – понятно, но вот поочерёдность управления общиной… Это ж сколько споров разгорится в деревне, сколько обид затаёнными взрывпакетами будут ждать своего времени! И с кого спрашивать за прошлые года, когда общиной управлял другой староста?
10 мелких феодалов на 110 дворов? Действительно, мелкие. Впрочем, учтём, что это было время на ещё горячем пепле гражданской войны, а она всегда является «социальным лифтом», стремительно возносящем «из грязи в князи», когда любой полевой командир претендовал на титул, соответствующий числу активных дубинок своего отряда, а императоры вынуждены вешаться на деревьях своего сада. Возможно, хитрый Чжу Юаньчжан своей системой стравил между собой бывших командиров, чтобы они перегрызли доуг друга.
После, правда, в том же томе под тем же термином «лицзя» описывается классическая китайская «десятидворка» - 10 десятков дворов под управлением одного старейшины. Либо вышеприведённая система «лицзя» является невольной ошибкой академика, либо на селе резко поубалось число «настоящих буйных», «уважаемые» рода определились окончательно и можно было упразднить начальственную чехарду в деревне.
«Укреплению власти императора служила и введённая система управления. Формально было возвещено о «возвращении к порядкам Танской империи», т.е. восстановление государственных учреждений того времени. Но Чжу Юаньчжан провёл существенной изменение этих порядков: была упразднена «Верховная палата» (Шаншушен), т.е. высший правительственный орган, глава которого в качестве первого министра империи держал в руках все нити управления. Отныне верховная власть оказывалась в руках императора и все назначения еа должности могли исходить только от него».
Иначе говоря, бывший нищий крестьянин, бывший буддийский служка с конфуцианскими симпатиями ввёл то, что наши либералы и демократы называют красивым термином – «ручное управление». В режиме «ручного управления» неизбежно резкое ограничение свободы чиновников и всего населения. Возникает необходимость в мощном пропагандистском аппарате, государственном контроле за школами и прочее, и прочее, и прочее.
«Армия в Китае с давних времён большей частью формировалась путём созыва всенародного оплчения. С середины VIII в. В Китае перешли к системе наёмничества. Чжу Юаньчжан ввёл новый порядок. Он разделил население на «народ» (минь) и «армию» (цзюнь). Это означало, что какая-то часть населения Китая включалась в постоянные территориальные войска, организованные в виде «военных поселений» (туньтянь). Лица, входившие в эти войска, имели приписанные к ним участки, которые ими же и обрабатывались».
Примерно так предполагал реформировать армия Ван Аньши почти за 300 лет до того. Казаки в России имели определённые льготы, а главное – наработанные традиции и навык полувоенной жизни. Создать «с нуля» казачьи поселения практически невозможно. Кроме того, такие вот военные поселения, в основном, должны располагаться в приграничных районах, однако там проживает некитайское население. И тогда – либо переселять необходимую массу лояльного населения из внутренних областей страны, либо… организовывать поселения из представителей местных народностей, привычных к тревожной жизни на границе. Какова их лояльность (и – прежде всего – лояльность их командиров) показала история мятежа Ань Лушаня в VIII в.
После смерти Чжу Юаньчжана произошла небольшая замятня и в 1403 году сын первого Мина – Чжу Ди – сверг императора (своего племянника) и захватил престол. Началась знаменитая «Юнлэ» - «Вечная радость».
Радость эта была связана с заграничными походами и масштабными экспедициями по давно известным и оживлённым морским торговым путям.
В очередной раз гигантская китайская армия под началом самого императора наказала монголов вторжением. После этого подвига Мины войной присоединили Маньчжурию и нижнее течение Амура (в силу чего захват Китая маньчжурами через 2 века можно рассматривать, как запоздалый ответ на агрессию или гражданскую войну). На юге Китай продвинулся до нынешней своей границы и даже лет на 20 присоединил Вьетнам. Бирму принудили к вассалитету.
Но самое знаменитое в минской экспансии – плавания Чжэн Хэ.
«В период с 1405 по 1431 г. Чжэн Хэ, приближённый императора, совершил семь мрских экспедиций – в Индию, в порты Персидского залива и в Африку. Это были первые крупные заморские экспедиции китайцев в район, уже давно хорошо освоенный арабскими, индийскими и персидскими мореплавателями».
Всегда полезно показать военно-морской флаг ближним и дальним соседям, дабы немного потрепетали.
Это ж надо – 62 корабля, 27 800 человек на борту, не считая адмирала – сила! «А ну отдай нам море!»
Познавательная ценность этого первого похода, как и последующих – нулевая. Всё давным-давно обследовано, исплавано и картировано вышеперечисленными «арабскими, индийскими и персидскими мореплавателями». Цель экспедиций была хозяйственно-захватническая. Там, где было возможно, удобно и выгодно, обустраивались военно-торговые «морские базы», а где сопротивление было слишком велико – торговали. Так на 100 лет китайцы укрепились в Малакке, откуда были выбиты позже португальскими пушками.
В XV в. обрабатываемые земли в Китае были разделены на «казённые» (1/6 фонда) и «гражданские». Казённые земли – поместья императора, членов его фамилии, титулованнй знати, должностных лиц и военных поселений. То есть, крупные феодалы жили на земле, которая им не принадлежала. Всегда есть удобная возможность превратить неугодного князя в бомжа. Земля в городах – тоже казённая.
Но при этом налога с казённых земель не брали.
Брожения в деревне и постоянная угроза масштабной крестьянской войны при постоянно вспыхивавших восстаниях привели «к укреплению крестьянского держания земли в форме так называемой системы «одно поле – два хозяина». Это означало, что участок считался принадлежащим феодалу, но тот не имел права отнять его у постоянного арендатора – крестьянина».
Вот и говорите мне о дикой Азии и беспредельном произволе феодалов – китайский крестьянин был с очень крепкими зубами и всегда был готов огрызнуться, когда уж слишком доставали.
Тем не менее, не мытьём, так катаньем в XV – XVII вв. в Минской империи происходило обезземеливание крестьян – росла площадь и государственных и феодальных земель. Свободный крестьянин всё чаще и чаще терял право на свою землю и становился на ней же арендатором. Уменьшалась площадь даже военных поселений из-за феодального захвата.

Вечная беда человечества – ростовщичество. Нынче это именуют банковской системой, но суть та же. Безусловная необходимость в условиях товарно-денежного обращения, в руках частных банкиров быстро и почти всегда превращается в раковую опухоль общества, доводящую общество до гибели и не всегда гибнущую вместе с ним. Безумная погоня за чудовищными прибылями уничтожает всякую возможность разумного хозяйствования, кроме выхода с кистенём на большую дорогу. В XVII в. в провинции Шэньси процент доходил до 400... Высокий банковский процент не просто предвещает катастрофические события в государстве – провоцирует их.

Мир внутри страны с начала XV века позволил развернуться товарному производству во всю китайскую  ширь. «Ремесленное и мануфактурное производство  в XVI – XVII вв. разделялось на 4 вида: 1) сельское домашнее ремесло; оно обслуживало не только внутренний, но и внешний рынок; занимались им главным образом женщины; наибольшее распространение оно имело в юго-восточных районах; 2) городское мелкое ремесло; мелкие мастерские имели в своём составе, как правило, главу семьи – мастера, членов семьи и иногда небольшое число учеников; 3) казённые, или государственные предприятия и 4) частная мануфактура.
Государственное производство охватывало главные отрасли хозяйства, в частности фарфоровое производство, судостроение, соляной, горнорудный и литейный промыслы, добычу угля и др.»
Работа на государственных предприятиях являлась феодальной повинностью с соответственными отношениями внутри «производственного коллектива» и отношением работника к работе. Жёсткая и продуманная китайская система провинностей и наказаний обеспечивала трудовую добросовестность, но не безопасность труда.
Частная мануфактура в минском Китае не преследовалась, но и не приветствовалась. Государство хмуро смотрело на частную инициативу, закрывая для неё ряд прибыльных отраслей – прежде всего, производство фарфора.
Несмотря на наличие внутренней таможни на различных внутренних границах (провинций, отдельных районов и т.п.), внутрикитайская торговля процветала, купцы звонко пахли серебром (в Китае вседа был серебряный стандарт, а не золотой), судоходные реки и каналы были забиты гружёными судами.
Как в любой восточной стране базар умирает последним.
Среди китайского экспорта особое место занимали хуацяо. Китайская колонизация соседних стран была значительной, кое-где этнические китайцы приходили к власти. Через колонистов минское правительство вмешивалось во внутренние дела стран с очень сомнительной для себя выгодой.

В минское время Китай столкнулся с Европой. Не с той Европой, которая и ранее приходила в страну с католическими миссионерами, вежливыми, образованными людьми, делившимися с местными учёными некоторыми сливками европейский знаний (любопытно, что католическая церковь в Европе только в XIX век официально отказалась от Птоломеевской модели мира, а в Китае её миссионеры уже в XVI – XVII вв. объясняют китайским астрономам гелиоцентрическую систему Коперника). Другая Европа приплыла на европейских кораблях – с пушками, с алчными торговцами, с беспощадными духовниками. Португальцы, испанцы, голландцы, позже и англичане показали Китаю грубую силу корабельной артиллерии, варварское презрение к иерархиям и традициям, неприкрытое преклонение перед властью золота. И вместе с тем – пугающую мощь непонятных технических знаний, сверхъестественное мастерство в изготовлении странных машин, точное, математическое искусство морского пушечного боя. Китай со всей древностью своих трёх религий и тщательно расписанными церемониями оказался хрупким перед этой Европой – как фарфорофая башня перед пушечным ядром.
И Китай закрылся, захлопнув створки своих портов.
Вернее, насколько смог захлопуть.

По китайской традиции, сгнившая династия кончается крестьянской войной. Мины не отклонились от традиции, успешно вызвав всенародное возмущение и восстания. Последнее, роковое, началось в 1627 г., быстро обернувшись настоящей войной. 25 апреля 1644 г. крестьянская армия вошла в Пекин. Император традиционно повесился.
Так же традиционно китайские генралы на севере не просто открыли границу маньчжурам, а пригласили тех в «освободительный» поход. 6 июня 1644 г. маньчжуро-китайские войска вступили в столицу.
Началась Цинская – маньчжурская – династия, тоже по-своему интересная, но не дающая ключа к разгадке нашей задачи, а именно – что в Европе пошло не так, что она соскользнула с торного азиатского пути и стала той Европой, о которой мы ещё помним. И можно ли считать нынешнюю Европу естественной продолжательницей Европы XV – ХХ вв.?

Наука минского периода.
«В XVI – XVII вв. интерес в Китае к технике, естественным наукам заметно повысился. В конце минского периода появляется усовершенствованное водоподъёмное колесо для орошения полей, более широко, чем раньше, применяются кузнечные мехи при плавке металла. Развивается кораблестроение…»
Далее идут ссылки на Чжэн Хэ, труды по фармакологии, медицине, сельскому хозяйству, филолгии и истории… Спору нет, все эти исследования капитальны, книги содержательны, но китайской медицине столько же, сколько самому Китаю. Описания диалектов вечны, поскольку языки меняются постоянно. Для сельского хозяйства на то время нужнее всего была ликвидация феодального безобразия, самые мудрые выводы и советы учёного внедрять некому – крестьянин бессилен, феодал безволен.
А из техники… Водоподъёмное колесо и кузнечные мехи – само перечисление выдаёт мёртвый застой китайской техники. Цивилизация остановилась.
Почему?
Вышеприведённый материал скомпилирован из ветхосоветского издания. Ниже идёт обработка википедического (читай – нанешнего, буржуазного) изложения минской истории. Оставлены указатели  ссылок на источники в нумерации на 1.05.2015 г.

«В империи Мин был построен флот и создана постоянная армия, общая численность которой достигала миллиона человек[1]. Частный сектор земельных владений в результате продолжительных войн сократился до одной трети всей обрабатываемой площади, в противовес чему возрос государственный сектор. По сути, в империи победила надельная система, хотя её установление формально и не было объявлено. Была проведена жёсткая централизация управления, предпринимались попытки регламентировать все сферы жизни граждан. Несмотря на успешное правление первых двух императоров — Чжу Юаньчжана и его сына Чжу Ди — со временем в государственном аппарате империи появились признаки разложения, и к началу XVII века он уже был насквозь пропитан коррупцией, императоры мало интересовались политикой, и вся высшая власть была сосредоточена в руках их многочисленного окружения (родственников, евнухов и придворных). Кризис затронул также аграрные отношения: после тотальной приватизации земли приближёнными императоров государственный сектор практически исчез. Минский Китай начал проводить политику самоизоляции.»
«Китай был неотъемлемой частью монгольской империи Юань (1271—1368) до прихода к власти будущих императоров Мин. Недовольство монгольским владычеством объяснялось, среди прочего, дискриминационной политикой государства, направленной против китайцев (хань). Кроме того, падение династии обусловили жёсткий налоговый гнёт и катастрофический разлив реки Хуанхэ, вызванный тем, что прежние ирригационные сооружения пришли в негодность[2]. В результате всего вышеперечисленного промышленность и сельское хозяйство в равной степени пришли в упадок, и сотни тысяч крестьян, насильно согнанных для ремонта речных дамб, восстали[2].»
Выше уже отмечались странности этого восстания – дамбы разрушились в нижнем течении Хуанхе, а бунт начался по течению Янцзы.
«Войска восставших формировали члены Белого лотоса — тайного буддийского братства.»
Разумеется, восстание никто не готовил, стихия колыхнулась, а тут и рояль в кустах – готовые боевые и командные кадры «Белого лотоса». Случайно совпало, ведь любая церковь – необузданно человеколюбива и послушна властям.
Интересен тезис о древности пекинских правительственных дворцов после такой фразы: «Последний юаньский император бежал на север, в Шанду, а Чжу, разрушив до основания дворцы прежней династии в их столице Ханбалык (Пекин), объявил во всеуслышание о приходе к власти новой династии Мин[5].»
Чжу – Чжу Юаньчжан. Есть ли в Пекине дворцы старше 1368 г.? И, кроме того, крупнейшие библиотеки империи – государственные, по идее, должны были располагаться во «дворцах прежней династии». Как быть с источниками-то?
Оригинальны отношения нового императора с церковью: «…он предпочёл забыть о том, что был обязан своим возвышением Белому Лотосу и, едва придя к власти, стал отрицать свое членство в этой организации, а став императором, жестоко подавлял религиозную оппозицию своему правлению[4][6]»
В почти двадцатилетней гражданской войне боевая сила буддийской церкви, очевидно, была выбита и она не смогла противопоставить императорской армии свои отряды. С этого времени буддизм в Китае занимает как бы подчинённое положение, государственная религия страны – конфуцианство, вернее, своеобразный синтез конфуцианской государственности, буддийской восторженности и даосской мистики.
Как «бывший крестьянин», Чжу Юаньчжан передал земли тем, кто их обрабатывает – во время войны земля присваивалась явочным порядком восставшим крестьянством. Отнять её – напроситься на новую войну.
«В 1380 году по подозрению в участии в заговоре против особы императора был казнён первый министр Ху Вэйюн (;;;), после чего посты канцлеров и весь подчинявшийся им дворцовый секретариат были окончательно упразднены, а вся полнота исполнительной власти перешла к императору[9][10]. Постоянно ожидая заговоров против себя со стороны министров и подданных, император учредил Цзиньи-вэй — службу тайной полиции, состоявшую из воинов его дворцовой охраны. В течение 30 лет правления проводились чистки среди чиновников и населения страны, в результате чего погибли 100 тыс. человек; вина за это не в последнюю очередь лежит на тайной полиции императора[9][11]».
Сразу виден культурный размах.
А вот ещё момент, говорящий о крестьянском уме императора: «В 1377 году он отменил конфуцианские экзамены на соискание чиновничьего звания после того, как 120 чиновников, ранее получивших степень цзиньши (высшая учёная степень, получаемая при сдаче столичных экзаменов), оказались бездарными министрами[13][14]».
Как он определял бездарность министров – его дело, но подход…
И опять же: «Император попытался постепенно ввести жёсткую регламентацию всей жизни подданных, включая ношение единых для всей империи чиновничьих и военных халатов с определёнными буфанами, соответствующими рангу владельца, стандарты для устной речи и письма, которые не позволяли бы образованному классу проявлять свое превосходство над необразованным [19]».
Умиляют «стандарты для устной речи и письма»… Хотя, а может до первого Мина в письме и речи тоже был хаос? Или он просто запретил мат?
Тяжкое бремя Конфуция: «Сфера внешней торговли была исключительной прерогативой государства. Однако, поскольку в конфуцианском обществе торговля не поощрялась в целом как недостойное занятие, правительство Чжу Юаньчжана стремилось свести внешнюю торговлю к обмену дарами с послами государств.[8]»
Это, что называется, хочешь жить – умей вертеться. Не может императорская власть унизить себя торговлей, потому и шлёт соседям «подарки», а ответный эквивалент называет «данью». Все довольны…
Вот только с точки зрения власти ЛЮБАЯ частная торговля с заграницей есть контрабанда. А поскольку торговля не утихала, значит, чиновники на местах разумно смотрели на неё сквозь пальцы (торговать-то действительно необходимо!), естественно не «за просто так». В итоге, на побережье сложились семейные  синдикаты, промышлявшие заморской торговлей, по иере расширения бизнеса осваивавшие всё более «теневые» области и к ХХ веку превратившиеся в хорошо организованные, глубоко укоренившиеся, со своими понятиями добра и зла тайные сообщества, называемые чиновниками «преступными». Это знаменитые «триады», органично вросшие в систему минского, а затем цинского государственного феодализма и неплохо устроившиеся в капиталистической среде.

Очень примечательный момент, обойдённый вниманием во «Всемирной истории», но так или иначе описанный в других источниках. Речь идёт об окраинных провинциях с некитайским населением. «В 1464 году племена мяо и яо подняли восстание против китайского владычества, но минский двор направил против них из центра страны 30-тысячную армию (среди прочих народов, в ней была тысяча монголов), к которым присоединилось 160 тысяч солдат, мобилизованных на месте (в провинции Гуанси), и два года спустя восстание было подавлено[26]. Позднее новое восстание было подавлено армией под руководством чиновника и философа Ван Янмина (1472—1529), по его настоянию было учреждено совместное правление для китайцев и местных племён для того, чтобы местные обычаи также учитывались в каждом принимаемом решении[26]». Очень адекватный подход, распространённый почти на все приграничные районы. Например, при общей нелюбви минского (а позднее и цинского) двора к буддизму, особенно к ламаистской его ветви, в Тибете ламаистское духовенство рассматривалось Пекином в качестве государственных чиновников и ламаизм среди тибетцев поддерживался всем авторитетом государства. В глубинных районах, населённых китайцами такое отношение к ламаизму было немыслимым.

Ван Яньмин, «чиновник и философ минского времени, чьи оппоненты обвиняли его в чрезмерном увлечении дзэн-буддизмом, который он якобы смешал с исконным учением Конфуция[143]. Подвергнув осмыслению концепцию «увеличения знания», восходящую к Чжу Си — что означало углубление личного понимания событий и вещей с помощью их тщательного рационального изучения, Ван пришёл к выводу, что так называемые «универсальные принципы» были всего лишь догмами, вложенными в разум обучением, на которых строились дальнейшие выводы[144]. В противовес им Ван объявил, что любой человек, к какому бы классу общества он ни принадлежал, мог развить свой разум до такой степени, чтобы соперничать с великими мудрецами древности Конфуцием и Мэн-цзы, и что сочинения их обоих не суть источники вечных и незыблемых истин, но всего лишь предположения и выводы, порой ошибочные[145]. С точки зрения Вана, крестьянин, умудренный практическим опытом, превосходил мудростью чиновника, отдавшего все свои силы на изучение конфуцианской классики, но не сделавший ничего, чтобы подвергнуть прочитанное испытанию опытом[145].
Чиновничество, принадлежавшее к консервативному крылу последователей Конфуция, отнеслась к идеям Вана весьма настороженно, особенно им не нравилось, что количество его сторонников стабильно росло, а провозглашаемые им идеи по сути своей представляли собой критику официальной власти[143]. Пытаясь ослабить его влияние, под разными предлогами — военной необходимостью или возникшими волнениями, его постоянно старались держать подальше от столицы[143]. Но несмотря на все препятствия, идеи Ван Янмина проникали всё глубже в сознание образованного класса, пробуждая новый интерес к даосскому и буддистскому учениям[143]. Более того, появились первые вопросы о справедливости социального устройства общества, в частности, почему чиновнический класс почитался выше крестьян[143]».

И опять – чуть в сторону (а иначе зачем нужна история? – только как ответы на сегодняшние вопросы). Стоило бы Киеву в 1991-92 годах признать два государственных языка с реальной автономией регионов в вопросах культуры – нынешнего ада на востоке государства не было бы. Бандеровские нацисты и великорусские шовинисты перебесились бы в своих анклавах и без государственной поддержки и одобрения сникли бы. Нацизм прошелестел бы злобным ветром по Украине и исчез, практически бесследно. Однако, с самого начала украинской «самостоятельности» в официальной национальной политике произошёл перекос, со временем достигший такого градуса, что лодка украинской государственности переворачивается. Если бы Китай в национальной политике руководствовался бы бандеровскими установками, сегодняшней проблемы могучего Китая не было бы – на его месте кишело бы разновеликих, разномастных, разноязыких и равновраждебных друг к другу «государственных образований». Так же и в России – если что и сможет погубить нашу страну, так это безудержный великорусский национализм.
Однако, вернёмся к Китаю.

Как внук первого Мина Чжу Юньвэнь (в императорстве Цзяньвэнь) обошёл своих дядей в книжках как-то умалчивается, но, судя по последовавшим событиям, такова была воля основателя династии. Ибо молодой император первым делом попробовал приструнить свою сиятельную родню, отняв розданные предыдущим правителем уделы. Юность обычно не кровожадна, поэтому вместо макиавеллевского «убей всех» Цзяньвэнь просто назначил дядьёв командующими в пограничные районы – беречь страну от варваров.
После ряда неосторожных шагов юного монарха, Чжу Ди, принц Янь, возложил на себя обязанность защищать императора от «коррумпированного чиновничества», объявил себя верховным главнокомандующим и  оккупировал столицу Нанкин. В результате такой трогательной дядиной защиты император сгорел в своём дворце в Нанкине вместе со всей семьёй и придворными (1403 год).
Пришлось Чжу Дэ взбираться на опустевший трон.

В том же году столицей был объявлен Пекин. «Строительство нового города, на котором было занято одновременно сотни тысяч человек, продолжалось с 1407 по 1420 гг. В центре новой столицы находился её властный центр — Императорский город, центр которого в свою очередь составлял Запретный город, жилой дворец императора и его семьи.»
Пекину и до Чжу Дэ случалось быть столицей, его капитально обустраивали при юаньской династии… И – «новый город»? Выходит, первый Мин не просто сжёг дворцы прежней династии, а практически уничтожил город.
Чжу Ди приказал восстановить Великий канал, который «в течение нескольких столетий… был заброшен и наполовину разрушен». Это для снабжения Пекина хлебом. Однако, мы помним, что Хубилай также был озабочен снабжением Ханбалыка, а по серьёзности отношения к делу это был самый выдающийся правитель Китая. То есть, частичное разрушение ирригационной системы на Хуанхэ в конце монгольской эпохи и последующее небрежение к Великому каналу Чжу Юаньчжана были виной его жалкого состояния. Это не «несколько столетий», а даже менее одного – с 1350-х по 1411 (год начала реконструкции).

Поскольку Чжу Ди не был нищим крестьянином, а прожил жизнь сыном военачальника и императора, впоследствие ставший сам императором, то у него не было органического неприятия чиновничества – оно для него было всего лишь инструментом управления государством. Однако при императорском дворе было два вида чиновничества – обычные, «вышедшие из народа» и евнухи, часто занимавшие высшие посты в администрации. Видимо, считалось, что отсутствие естественных семейных привязанностей евнухов делает их некорыстными и преданными лично владыке людьми. Это общее для всех культур заблуждение – евнухи так же уверенно запускают руки в госкарман и так же любят вертеть своими правителями, как и любой другой – неискалеченный – чиновник. Единственный плюс для монарха – евнухи и «здоровые» составляют две касты чиновников, ненавидящих друг друга. То есть это средство создать при дворе две враждующие партии, чтобы одной сдерживать другую.
К сожалению, для государственных дел это не панацея. Адмирал Чжэн Хэ был евнухом. Морские экспедиции прекратились сразу после его смерти. «Впрочем, смерть командующего была всего лишь одной из многих причин, способствовавших прекращению дальних плаваний. В глазах чиновничества, огромные суммы, потраченные на реорганизацию флота, означали чрезмерное возвышение евнухов и, соответственно, сокращение ассигнований на подобные экспедиции рассматривалось как средство держать их в узде[36]».
Кстати, а как там результаты реформы армии? «В начале XVI в. низкая боеспособность китайской армии не позволяла ей предотвращать участившиеся набеги монголов. Особенно значительные монгольские вторжения происходили в 1532 и 1546 гг. Попытки китайских войск отвоевать у монголов Ордос не принесли успеха. В 1550 году монгольские войска овладели Датуном и подошли к стенам Пекина. Чтобы вытеснить их, потребовались наборы новых солдат и переброска войск из глубинных районов империи. Лишь в конце 60-гг. имперским армиям удалось потеснить монголов, вслед за чем был заключён мирный договор 1570 года. Но отдельные набеги с северо-запада продолжались и позже[54]». Китайцы разучились воевать? Что-то не верится…
«В 1479 году помощник военного министра сжёг документы из дворцовой канцелярии, описывавшие путешествия Чжэн Хэ. Это стало одним из множества свидетельств того, что Китай взял курс на изоляционистскую политику[37]. Были приняты законы о кораблестроении, ограничивавшие размер судов, но ослабление минского флота привело, в свою очередь, к активизации пиратства у побережья страны[52]. Японские пираты, вокоу, и местные китайские морские разбойники грабили суда и прибрежные города и селения[52]».
Европейцы ещё не приплыли в Китай, они ещё только-только добрались до Индии. Значит, политика самоизоляции – результат культурного развития Китая. Так сказать, внутренне побуждение. А вот насчёт пиратских набегов…
«Вместо того, чтобы провести вооружённую операцию против пиратов, китайские власти предпочли разорить прибрежные города и таким образом лишить пиратов добычи; вся внешняя торговля сосредоточилась в руках государства под предлогом формального обмена подношениями, осуществлявшегося с зарубежными партнёрами[52]».
Это похоже на Великую китайскую стену – отгородимся на побережье безжизненной зоной и врагам станет неинтересно приходить к нам. Шутки шутками, но в Европе от норманнов спасались примерно так же – уходили вглубь суши, подальше от берегов судоходных рек.
В конце XVI в. китайскую казну разорила война с японскими интервентами в Корее. При всём неравенстве экономик тогдашних Китая и Японии и формальной мощи вооружённых сил, армии, выставленные на полуострове оказались равноценными – ни Китай, ни Япония не смогли добиться перелома войны в свою пользу. Только смерть сёгуна Тоётомо Хидэёси закончила эту войну – войска потребовались в самой Японии для передела власти.

Следующий эпизод даёт представление об отношении китайского чиновничества к иностранцам (европейцам): «…в 1517 году из Португалии в Китай отправилась большая эскадра Фернана д’Андраде и первого португальского посла Фернана Пиреша, ставившая своей целью высадиться в порту Гуанчжоу и завязать официальные торговые отношения с Китаем. Во время этого похода португальцы отправили делегацию во главе с Томе Пиресом ко двору минского императора Чжу Хоучжао с письмом от короля Мануэля I Португальского. Однако император не принял португальских посланцев, а вскоре и вовсе умер; португальцы были отправлены в тюрьму, где и погибли[57]. После смерти Чжу Хоучжао в апреле 1521 года консервативная партия противилась становлению торговых отношений с Португалией и обмену посольствами с этой страной, ссылаясь на то, что португальцы захватили Малакку, бывшую ранее вассалом Минского Китая[60]».
Тем не менее, европейцы смогли добиться от китайского правительства возможности легальной ограниченной торговли (прикрывающей неограниченную нелегальную – контрабанду) и даже получить в своё распоряжение кусочки китайской территории (для начала Макао).

Закаты династий и империй чаще всего очень красочны. Во многих деспотиях античности и Востока монарх, желая разделить бремя власти, выбирал в помощники (советники, министры) евнухов с надеждой, что евнух не создаст новой династии. Однако же и евнухи – люди, и подвержены они всем человеческим порокам, даже разврату… Но самые чувствительные для государственных дел их слабости – властолюбие и жадность к богатству. Везде со временем евнухи прибирали к рукам и власть и правителей, везде трудолюбиво – денежку за денежкой – таскали в свою кубышку ценности. А когда их в госаппарате не один, не два, а много, тогда они разыгрывают финальные сцены минской династии.
«Император Чжу Юцзяо (1620—1627) практически полностью попал под влияние евнуха Вэй Чжунсяня (zh:;;;) (1568—1627). Последний практически бесконтрольно правил его двором, приказывая пытать и казнить своих противников, принадлежавших к так называемому «обществу Дунлинь» (;;)[75]. Дунлиньцы выступали за проведение реформ по воле «мудрого и справедливого» императора. Таковым, по их мнению, должен был стать князь Чанло. Согласно разработанным оппозиционерами реформам, император сам управлял государством, запрещалось создание придворных клик, пресекалась коррупция в госаппарате, аннулировалась монополия казны на разработку недр и т. д. Дунлиньцам удалось возвести на престол князя Чанло (он стал императором Чжу Чанло), однако тот вскоре был отравлен евнухами, после чего и разыгралась реакция Вэй Чжунсяня.
Постоянные перестановки в чиновничьем аппарате дезорганизовали двор, страну терзали эпидемии, восстания и вражеские набеги. Император Чжу Юцзянь (1627—1644) отправил Вэя в отставку и принудил к самоубийству, но евнухи не утратили завоеванных позиций до тех пор, пока сама династия Мин окончательно не лишилась власти двумя десятилетиями позже».
С 20-х годов XVII в. по разным причинам в Восточной Азии резко стало дорожать серебро, бывшее денежной осью Китая. Все официальные платежи, в том числе и налоги, исполнялись серебром. В то же время в быту, особенно в деревне, ходила преимущественно медная монета. Последовало разорение множества крестьянских хозяйств, города переполнили голодные толпы сорванных с земли вчерашних крестьян, ставших люмпенами.
На крестьянской беде пышно расцвели города – никогда ещё в Китае рабочая сила не ценилась так дёшево.
Помните картины старинных голланских мастеров? Катание на коньках по льду замёрзшего пруда? Это время, названное «малым ледниковым периодом» пришлось аккурат на конец XVI и почти весь XVII век. Помните – в России перед Смутным временем два лета подряд стояли холода и хлеба – там, где их удалось посеять – не взошли? Это время не обошло и Китай – в северных провинциях голод стал постоянным явлением.
Правительство, разодранное межчиновничьими склоками и борьбой группировок просто не было в состоянии как-либо смягчить ситуацию. Плюс к тому экзамены на чиновную должность не предусматривали ни технических знаний, ни даже математики. Содержанием в порядке и починкой ирригационных сооружений заниматься стало некому – можно на память с выражением декламировать великую классику, но что такое книжка стихов против Хуанхэ?
В довершение всех бед на страну обрушилась эпидемия на самый густонаселённый район – нижнее течение Янцзы.
Все детали заката выписаны, осталось последнее – крестьянская война и неминуемое затем  вторжение иноземцев – старых добрых чжурчженей, переименовавшихся маньчжурами.
«Засухи, неурожаи, экономический кризис, произвол чиновников и тяготы войны с маньчжурами (1618—1644) вынудили крестьян взяться за оружие. В 1628 году в провинции Шэньси разрозненные полуразбойные ватаги стали создавать повстанческие отряды и избирать вождей. С этого момента в северо-восточном Китае началась крестьянская война, которая без малого продолжалась 19 лет (1628—1647). Изначально повстанческие войска были сплочены, но после захвата Фэнъяна произошёл раскол между лидерами повстанцев — Гао Инсяном и Чжан Сяньчжуном (1606—1647), после чего последний повёл своё войско в долину Янцзы. Гао Инсян и другие вожди повели свои войска на запад — в Шэньси, где они после окончательного разрыва с армией Чжан Сяньчжуна были разбиты. После казни Гао Инсяна лидером «чуанских войск» был избран Ли Цзычэн[73].
Тем временем бандитско-повстанческие армии Чжан Сяньчжуна господствовали в Хугуане (нынешние Хунань и Хубэй) и Сычуани, а сам он в 1643 г. в Чэнду провозгласил себя «Царем Великого Запада» (Даси-Ван)[83].
В 1640-х годах крестьян больше не пугала ослабевшая армия, терпевшая поражение за поражением. Регулярные войска попали в клещи между маньчжурскими войсками на севере и восставшими провинциями, в них усилилось брожение и дезертирство. Армия, лишённая денег и продовольствия, потерпела поражение от Ли Цзычэна, который к этому времени присвоил себе титул «князь Шунь». Столица была оставлена практически без борьбы (осада длилась всего два дня). Предатели открыли ворота перед войсками Ли, и те беспрепятственно смогли войти внутрь[84]. В апреле 1644 года Пекин покорился восставшим; последний минский император Чунчжэнь (Чжу Юцзянь) наложил на себя руки, повесившись на дереве в императорском саду у подножия горы Цзиншань. Рядом с императором повесился и последний верный ему евнух[73].
Со своей стороны, маньчжуры воспользовались тем, что генерал У Саньгуй (1612—1678) позволил им беспрепятственно пройти через шанхайгуаньские заставы. Согласно китайским хроникам, военачальник собирался пойти на компромисс с Ли Цзычэном, однако известие, полученное от отца, о том, что новый правитель присмотрел в доме Саньгуя его любимую наложницу, заставило полководца поменять своё решение — взвесив все «за» и «против», он решил встать на сторону завоевателей[82]».


Научно-технические достижения минской эпохи.
«Когда Хунъу, основатель империи Мин, обнаружил в Юаньском императорском дворце в Ханбалыке всевозможные механические устройства — фонтаны, играющие шариками, механического тигра, автоматы с драконьими головами, разбрызгивавшие благовония, механические часы, построенные по разработкам И Сина (683—727) и Су Суна (1020—1101) — он объявил их воплощением монгольской развращённости и упадка и приказал уничтожить[158]. Краткие упоминания о выполненных китайскими ремесленниками часовых механизмов с использованием зубчатых колес имеются в работах Маттео Риччи и Николя Триго[159]. В то же время, оба единодушно указывают, что в XVI веке европейские часы намного превосходили китайские аналоги, среди которых перечислены были водяные часы, огненные часы, и «иные инструменты, в которых… колёса вместо воды вращались песком»[160]».
Хунъу («Разлив воинственности») – девиз правления Чжу Юаньчжана, часто используют как личное имя императора и как имя его власти. Маттео Риччи и Николя Триго – католические миссионеры в Китае.
Приведённая цитата полностью отражает отношение минской администрации к техническим наукам и технике и состояние китайской техники в империи Мин (а также и Цин).
Всё, что можно было увидеть невооружённым глазом на небе, китайскими астрономами было изучено и описано ещё до династии Мин, появление европейской оптической техники, казалось бы могло стать потрясением для китайских учёных, но… «законы минской империи запрещали частное занятие астрономией[156]». Почему? Должности «астрономических чиновников» были наследственными, а компетентность по наследству не передаётся.
Дошло до парадоксов – иезуитские миссионеры проповедовали в Китае гелиоцентрическую систему Коперника (!), в своих сочинениях придерживаясь ортодоксальной птолемеевской, принятой католической церковью.
«Начало тригонометрии в Китае положили своими работами Шэнь Ко (1031—1095) и Го Шоуцзин (1231—1316), но дальнейшее её развитие пришлось лишь на 1607 год, когда появились работы Сюй Гуанци и Маттео Риччи[153]».
Вообще же, говоря словами Википедии «По сути своей, научно-технический прогресс во времена поздней Мин был обусловлен наладившимися контактами с Европой».
Здесь на рассмотрении самого творческого периода средневекового Китая и его «крышки», которой явилась династия Мин можно поставить точку на изложении устоявшихся «исторических фактов».
Техническая мысль в Китае замирала уже до воцарения минов, минская администрация своими законами только добила её. Правительственный террор был и при Танах, Сунах и Юанях. Минский террор был всего лищь более масштабным, но он не идёт ни в какое сравнение с бедствиями гражданской войны VIII в. или непрерывной войной в Северном Китае в XI – XIII вв.
Само по себе правительство не в состоянии остановить цивилизацию, оборвать процесс накопления культуры, убить творческую мысль. Прямым насилием это недостижимо. Китайские учёные трёх предыдущих династий творили в любых обстоятельствах.
Тем не менее, факт остановки китайской цивилизации при минской династии налицо. Его не приписать маньчжурам – они пришли позже. Не виноваты и монголы – их династия замыкает время творческого подъёма в Китае.
Значит, есть другая сила, способная остановить цивилизацию, но мы её пока «не нашли».
Будем искать дальше.