Музыка 2001

Музыка 2001.


         Колёса велосипеда запрыгали по концам шпал – слева шла железная дорога авиаремонтного завода. Теперь я уже жалел, что поехал сюда. Ну да, конечно, я и раньше ездил по этому пути, но ведь не один, а с Сеней, а то и ещё с кем-нибудь, да и дни тогда были длиннее. А теперь: ещё и девяти-то нет, а Солнце – вон как низко.

         Вдруг из-за домов раздался свист. Я вздрогнул… Сейчас «местные» выйдут откуда-нибудь и всё. Тропинка узкая – ни повернуть, ни развернуться. Слева – железная дорога, за ней – забор завода, справа – участки, гаражи и тоже заборы, заборы, заборы… Ну, ничего, скоро проходная, а там и поворот.

         И сразу же спокойный голос разума: «Ну что ты боишься? Ведь тебя все здесь знают. Вместе с тобой учатся или учились.» А может, кто и не знает. Тихий я… Можно, конечно, остановиться, развернуть велосипед, и назад, домой. Но упрямство мешает. Тупое, глупое упрямство.

         Поехал посмотреть на Мику, а если честно, то только на её дом (вероятность того, что ты увидишь человека, раз в день проехав мимо его дома, невелика). Тоже ведь глупо: люблю её уже два с лишним года, с тех пор, как седьмой класс кончил. И все два года вот так езжу, да анонимные письма пишу.

         Ну, хорошо, и в этот раз поехал, но что мешало, развернувшись на площади у Коровинской станции, направиться обратно. И к ней во двор ещё раз заглянул бы. Так нет, пить захотел, поехал к колонке в сторону аэропорта. А там – чёрт дёрнул – дай, думаю, в Крайнюю поеду. А потом вокруг воинской части и аэродрома – к бензоколонке и домой. Кольцо такое, как всегда с Сеней ездили.

         И повернул, а про то, что сейчас конец августа, а не июнь, забыл. И зачем мне это нужно? Назад вернуться – упрямство мешает, может, и за проходной не сверну. Поеду по «намеченному маршруту»…

         О, господи, что же это?! Ведь всегда не так было! Ну да, стрелка налево, и уходящую туда ветку перегораживали ворота в заборе, а сама дорога шла дальше. Но ведь я ехал справа от неё. А сейчас чуть не вклепался в эти ворота. Да, и вот они, рельсы, справа, как и должны быть. Как это я через них перескочил?

         И опять – заборы, заборы и никого навстречу… Пора бы уже и проходной быть. Ну, или хотя бы асфальту. Около проходной начинается асфальтовый тротуар. Может, еду медленно? Но всё равно – пора. Да и местность вроде не та. Или я забыл? А, впрочем, что за чушь, как это я мог забыть? Ну, ничего, сейчас заверну вот за этот угол…

         Ну вот, завернул. За углом короткий переулок и тупик. Ещё не хватало и заблудиться. Да уж,.. заблудиться там, где я знаю каждую пять земли. Правда, я ещё и не то могу.

         Руль дёрнуло, и мотор чуть не заглох. Ох, что за чёртова машина. У меня она, может, и тянула бы, но у Стёпки всё ржавеет. За три месяца я, наверное, первый, кто на неё сел, и то потому, что был бензин. Ну и мопед!

         Спросить бы у кого-нибудь дорогу, что ли? Да не видно не души. Часа два сейчас, все на работе или дома сидят в такую жару. Впереди, над забором, мелькнула чья-то голова. Ну, наконец-то. Господи, ну и кляча… Он идёт, а я еду, и хоть бы на миллиметр ближе! Ну ладно, прибавим газу.

         Человек, шедший впереди выглядел довольно странно. Шарф и вьетнамская соломенная шляпа, настолько огромная, что казалось её должен носить пятиметровый великан. Майка и унты из беличьего меха шестидесятого размера. Вот и догнал.

         – Извините, пожалуйста,..

         Да уж, а как спросить-то? Не выяснять же куда я заехал. Ещё подумает, что я с ума сошёл. Он повернулся.

         – Вы не скажете, как проехать к ближайшему шоссе?

         То, что последовало вслед за этим, трудно объяснить. Во всяком случае, я такого никогда не видел. Незнакомец посмотрел на меня, подумал и бросился объяснять дорогу (именно бросился, иначе не скажешь). Он не смолкал минут пять. Пулемётной дробью слова вылетали у него изо рта и, кажется, он сам их не понимал. Но уже через минуту я запутался во всяких поворотах направо и налево, улицах и переулках. Единственное, что я понял тогда – это хвост самолёта, который должен виднеться слева за забором в конце пути. Да, ещё никогда я не видел, чтобы так рьяно человек объяснял дорогу.

         – Но можно проехать и иначе. – услышал я, поспешно поблагодарил и, извинившись, быстро удалился от слишком ретивого знатока своего посёлка.

         Мотор вдруг заглох. «Приехали» – подумал я. И уже засунул руку в сумку, что болталась за седлом. Снова придётся копаться в этой колымаге. Но неожиданно мопед завёлся сам, с первого раза. И снова начались петляния по незнакомым кварталам, дорогам и пустырям. Удивительно, как это местные жители находят свои дома.

         Но вот, наконец, я всё-таки увидел слева тот самый самолётный хвост. Там, за забором, были уже не дома, не огороды, а завод или даже сам аэродром. Господи, сколько здесь луж! Руки устали крутить руль.

         Когда забор слева закончился, я выехал в поле. Оно лежало слева, а справа – всё те же участки. Всё было правильно, но что-то меня смущало. Дорога шла прямо метров сто. А потом поворачивала налево под прямым углом, как и забор, выстроенный вдоль неё. Но там, после поворота, за забором, уже ничего не было, только поле и, через пятьдесят метров шоссе. Зачем это, интересно, забор посреди поля.

         Свернул и я. Дорога была очень плохая: или лужи, или грязь, и я с трудом находил твёрдую землю, чтобы не буксовать. Забор кончился, дорога снова поворачивала, теперь уже к шоссе, и на повороте разлилась огромная лужа.

         И тут я понял, что меня смущало при выезде на поле. За этим забором, который ничего не загораживал, тоже стоял самолётный хвост. Какой же из них? Стоп, а где ж сам самолёт-то? Довольно глупая картина – к забору прикреплён хвост самолёта. Только хвост…

         Я оглянулся, чтобы убедиться в этом, а когда повернул голову обратно, обнаружил, что лужа уже у самых колёс и лихорадочно дёрнул руль влево. Лишь только тогда я увидел людей, работавших в поле: старика и старуху у дороги, девчонку моего возраста и мальчишку года на два младше.

         Но было поздно: мопед упал и поехал на боку, вместе со мной, по посадкам, сметая на пути странные растения – что-то среднее между капустой и арбузом. Реакция людей удивила меня. Чем занимались старик со старухой я не знал – они были за спиной. Но я их не слышал, и уже одно это было не понятно, ведь я испортил их работу. Парень что-то делал на соседней грядке. Он заворчал себе под нос, но ругаться не стал и скоро замолчал, снова склонившись над землёй.

         Девушка стояла рядом и смотрела на меня. Она молчала… И улыбнулась… Или это только казалось мне? Она была похожа на Мику. Только повыше чуть-чуть. (Мика как я, а она повыше. И что это за привычка моментально, при любой встрече, мерить рост человека?!) И очень стройная. Только волосы совсем чёрные и очень густые, и все черты лица правильные, прямые, гладкие. Красавица? Да, только, чтобы понять это, надо долго вглядываться в неё. Но я это понял с первого взгляда. Я всматривался в Мику уже два года.

         Конечно, надо было извиниться, но я не мог почему-то открыть рта. То есть, рот я мог открыть, а вот слов извинения не находил. Встал, поднял мопед, пошёл к шоссе. Но всё-таки вернулся. Никак не пойму, почему? Подошёл к старухе. И опять не могу попросить прощения.

         Но что-то надо было сказать, и я спросил куда ведёт шоссе. Объяснений слушать не стал – и так знал: поедешь налево – там развилка, свернёшь на ней направо – попадёшь в Болоховку, налево – в Оконское; поедешь сейчас направо – тоже развилка: направо – Муховской, налево – Коровино. Шоссе короткое – в обе стороны не больше, чем по километру. Я не слушал долгих объяснений.

         Я смотрел, как девушка, осторожно ступая, идет к нам по грязной, раскисшей дороге. Старуха замолчала, и она, как раз в это время, подошла. Я поблагодарил за объяснение и вскочил в седло. Но девушка остановила меня словами:

         – Вы в Коровино?

         – Да, – ответил я, и меня охватило непонятное волнение. Было такое впечатление, что она пытается загладить мою вину. Но в чьих глазах? Ведь никто не сердится на меня, по крайней мере, внешне. Может быть, в моих или в своих собственных?

         – Довезёте?

         – А куда?

         – К станции.

         – Хорошо, садитесь.

         Она села. Её руки обняли меня, девушка крепко держалась, чтобы не упасть. И мне вдруг стало приятно и тепло, как не было никогда. Я подумал, что она и действительно может свалиться на таких ухабах, но мы уже тронулись. Ещё ни разу в жизни, до этого, руки сверстницы, красавицы не обнимали меня.

         Но голову я не потерял и, несмотря на, в общем-то, беспричинную радость, всю дорогу молчал, следя за проносившимися мимо машинами. И всё же, я давно не испытывал таких чувств. Это было похоже на детское ощущение ожидания Нового Года или каникул, когда сердце наполняет безудержная радость, и дух захватывает от дум о близком празднике.

         Молчала и она. Лишь изредка, когда, уже около станции, я начинал притормаживать, как бы спрашивая: «Ни здесь ли?», она говорила: «Дальше.», и я снова набирал скорость.

         И вдруг уже за поворотом к аэродрому, у самой Микиной калитки, я услышал:

         – Здесь!

         И тут у меня в мыслях всё резко и неожиданно перевернулось. Все чувства смешались в единый клубок, и я не мог разобраться в них. Все смутные, мелкие подозрения, догадки, родившееся до этого в моём мозгу и отброшенные мною, как глупости, слились воедино. Но даже это ничего не объяснило мне.

         – А-а-а… т-т-ты кто? – заикаясь и дрожа (чего со мной никогда не бывало), спросил я.

         Она слезла, улыбнулась… и вдруг, наклонившись, поцеловала меня в лоб… и убежала в Микин двор, неслышно и мягко, хотя и была в тяжёлых резиновых сапогах. Плотно облегающая её тело красная кофта ещё два раза мелькнула среди веток и исчезла.

         Я, совершенно беспомощный и ошарашенный, долго сидел без движения. А очнувшись, понял, что уже ничего не узнаю (и откуда такая уверенность?) и спокойно поехал домой…

         Педали велосипеда привычно скрипели. Сколько не подтягивай гайки, не подбивай клинья, всё равно будут скрипеть: слишком изношенные. Ну, ничего, сменю когда-нибудь.

         Солнце почти совсем зашло и начинало темнеть.

         И только через несколько минут до меня начал доходить смысл ПРОИЗОШЕДШЕГО. Нельзя сказать, чтобы я сразу понял странность своего положения, однако, что-то уже тогда казалось мне непонятным.

         Но я уже был дома. Хлопнув калиткой и закрыв её на засов, проехал по двору к дому, поставил велосипед в сарай и зашёл в кухню. ПРИЗОШЕДШЕЕ не вылетало у меня из головы, хотя я ещё не мог понять, что именно меня пугает.

         Однако, мама налила тёплой воды в таз и заставила меня мыть ноги. После этого я, уютно устроившись на кровати, смотрел футбол. Показывали второй тайм игры чемпионата СССР в первой лиге «Металлист» (Харьков) – СКА (Хабаровск). Матч был неожиданно интересным и закончился поражением лидеров – харьковчан. Футбол отвлёк меня от других мыслей.

         И только отправившись спать в свою комнату и включив свет, я начал размышлять.

         И испугался.

         Так не бывает. Ну, не мог же я перелететь через рельсы?! Не мог. А перелетел как-то. И нет там такого места, где я побывал. Завод, Коровино, Крайняя – вот всё, что там есть. И я прекрасно знаю этот район.

         Но не это самое странное, и не два самолётных хвоста, так нелепо торчавших из-за забора. И не ужасный лабиринт улочек и переулков, и не отсутствие людей на них. И не странная одежда человека, объяснявшего дорогу. Нет! Не это.

         У Стёпки никогда не было и сейчас нет мопеда! У нас на улице вообще ни у кого нет мопедов. Я ни разу не катался на них и не умею ими управлять. Это во-первых.

         Когда я выезжал из дома, было полдевятого вечера. Вернулся я через час. А в этом странном месте Солнце стояло в зените. Это второе.

         И самое главное – там, где всё произошло, меня это не удивляло. Я даже рассуждал о той «чёртовой машине» совершенно спокойно.

         Но и это не всё! На Земле нет такого места, откуда можно было бы проехать в Оконское, Болоховку, Муховской и Коровино по ТОМУ маршруту. Для того, чтобы в этом убедиться, достаточно посмотреть на карту. Все эти города и посёлки лежат на одной прямой. Но ведь я знал о маршруте не из рассказа, я помнил его и был уверен в нём. Да и доехали мы с НЕЙ до Коровино по ТОМУ пути.

         С ней? А кто это – она?.. Почему остановила у Викиного дома, пошла к нему? Почему так похожа на неё? Почему поцеловала меня? Почему… А почему я вёз её на мопеде? Ведь выехал из дома-то на велосипеде! И приехал на нём. А, собственно говоря, ГДЕ это я был? Холод страха сковал мои мысли, и я долго лежал неподвижно. Это не могло произойти на Земле.

         Первое, что пришло в голову – версия из фантастики – параллельное пространство. Фантасты считают, что есть и такие. Материя существует в пространстве и времени. Так вот, время там то же, а пространство другое. И материя другая. Всякие контакты с нашим миром исключены. Но иногда происходит что-то такое, что позволяет перенестись туда. Это трудно объяснить. Надо понять, догадаться самому. Я понял.

         Однако, что-то этот мир больно смахивает на наш, но изменённый совсем немного, почти в соответствии с моими мечтаниями о Мике и о себе. Ведь девушка была так похожа на неё. И пошла к ней во двор. Конечно, в её доме живут и другие люди, а со двора можно попасть и в другие дома, но зачем, тогда, она поцеловала меня?

         Может, это действительно так, и я попал в мир, созданный по моим мечтам КЕМ-ТО? Вряд ли, ведь тогда такой мир должен существовать у каждого, так как я ничуть не лучше других. Хотя, что мы знаем о путях перехода в такие миры? А свидетельства о них мне не известны. Правда, и вообще нет никаких сведений о параллельных мирах.

         Кроме того, в моменты исчезновения и появления меня в НАШЕМ мире, происходящие события должны были бы вызывать удивление окружающих. Как это так: человек исчез в одном месте, а появился в другом? Но никто не тыкал в меня пальцем и не кричал, когда я «появился» у Микиного двора, а ведь там было много народу. Да и сам я не заметил этих моментов. Не чувствовал я перехода.

         Галлюцинациями это тоже не может быть. Не бывает таких сложных галлюцинаций. Да и как я доехал от аэродрома до станции, если не видел ничего, кроме галлюцинаций? По этой же причине отпадают и гипноз, и радиовнушения, и бред, и сон. Я был почти у завода, а оказался у станции. Это километр по прямой. Для того, чтобы проехать где-то, надо видеть путь. Я его видел, но такого пути не существует, значит, я ехал где-то ещё.

         Но этого, другого, пути я не видел. Значит, и ехать по нему не мог. Поэтому все такие версии не могут объяснить произошедшего.

         Но что же тогда остаётся? На моём уровне знаний – ничего. Кроме… Страшно подумать: а если это изменялся НАШ, ЭТОТ мир? Но опять-таки – почему так схоже с моими мечтами?

         А вдруг… в это время я имел возможность изменить мир силой своей мысли. Был всемогущ. Но не знал об этом. Поэтому и получилось так нескладно. Действовало лишь подсознание. А потом всемогущество исчезло, и мир снова стал таким, каким он был. От подобных мыслей замирает сердце, но избавиться от них я не мог.

         Ну ладно, хватит версий. Надо решать, что делать. Может, я сошёл с ума? Хотя, вряд ли, все сумасшедшие уверенны в своей нормальности и постоянно стремятся доказать её, а я нет. И всё же, надо сходить к психиатру. Интересно, есть у нас в поликлинике психиатр? А то придётся ехать куда-нибудь. Но вот, что я ему скажу? «Доктор, я сумасшедший или нет?» – так, что ли? И всё же, надо. Для уверенности. Ну, а если он ответит «Здоров»? Не станешь же выкладывать ему всё, ещё усомнится или обидится. Подумает, что я его дурачу.

         Но кому-то сказать надо. Мой ум – это, конечно, неплохо. Но ещё один – гораздо лучше. Только, вот, чей? Мика? Ну нет, она ничего ещё не знает, а я вдруг столько всего ей наговорю. Не поверит, скажет: это предлог для признания.

         Правда, признаться тоже неплохо, но вряд ли я решусь, да и не главное это сейчас. Хотя, может, она, всё-таки, что-нибудь знает. Ведь лишь она связана со всем ЭТИМ из известных мне людей.

         Или к Витьке Кучерову пойти? Он – единственный, кому я смогу спокойно довериться, зная, что мне поверят и не станут смеяться в глаза и за спиной. Мой лучший друг, мой друг бесценный. Почти, как у Пушкина. Только мы с этим бесценным не виделись уже больше года, хотя и живём где-то в двух километрах друг от друга. Не знаю я, где он живёт теперь. Слышал, что где-то у КЭЗа, но где? Да и дома ли он сейчас? А больше некому даже рассказать-то, будучи уверенным, что не разболтает, и что не стыдно будет говорить. Или я недооцениваю своих друзей и близких? Они хорошие люди, но не поверят или не поймут важности происходящего.

         Я лежу на кровати у себя в комнате. Светает. Тонкий лучик зари, найдя щель в занавесках, несмело щекочет кончики пальцев на ногах. Лишь второй раз в жизни я не спал всю ночь. Ну, что, вот, делать-то? Может, надо встать и написать обо всём, и писать каждый день, не упуская ни одной мелочи. Вдруг, это важно?

         А вообще-то, у меня всё хорошо. Да и, может, спал я всю ночь, и мне это только приснилось? Но почему, тогда, я так отчётливо вижу глаза ТОЙ девушки и ощущаю её руки, крепко держащиеся за мою рубашку? И почему с тех пор, как я снова почувствовал под собой крутящиеся педали велосипеда, в моей голове периодически, неотступно и не ослабевая появляются эти слова, которые я не слышал даже ТАМ, но которые буду помнить всегда: «Знание. Вечность. МУЗЫКА 2001.»?

         Ну, вот и Солнце взошло…

         Часы на стене показывали лишь половину третьего, но мне так хотелось, чтобы эта тревожная ночь закончилась как можно скорее.

1983 г.