Ах, время, ты палач неумолимый

Вот такая книга была написана мною аж в 1982 году. Стране СССР оставалось жить ровно 10 лет. Потом была Криминальная революция, которую мы поначалу спутали с революцией демократической.

Но какая «демократия» в феодальной стране! Вместо капитализма мы, обслушавшиеся «радиоголосов», и думавшие, что он вот придет, и за нашими изобретениями выстроится очередь как в Англии, - получили пинка сапогом в рыло.

Первым делом «новая» власть отрезала институт наш от отопления. А была суровая зима, морозы под 30. Но мы продолжали работать, работать бесплатно, потому что от финансирования нас тоже отрезали.

Пришедших к власти уголовников интересовало только то, что можно было украсть и продать за доллары, с которыми смыться в Лондон.  Наука для этой недавно номенклатурной шоблы была чересчур сложна и непонятна, хотя все они до единого были с учеными степенями, но степени эти они купили за бабло, и потому честные служители науки вызывали у них блевотное чувство.

Науку они быстренько удушили, немного погодя под воровской нож пошла и промышленность. От того, что написано в прочитанной вами книге, не осталось НИЧЕГО.

Теплится только плазмохимия, и то благодаря тому, что ее прибрал к рукам бывший Химико-технологический институт, ныне то ли академия, то ли университет, да бог с ним, дело не в корявом названии. На зеркало неча пенять…

Ребята под руководством Бориса Львовича Горберга развили и продолжают развивать успех, золотые и серебряные ткани они точно научились делать, и Нина Ричи точно шьёт из них анцуг для кинозвезд. Это сбылось.

Остальное погибло. Вакуумные машины, красившие за доли секунд тяжелый брезент на льнокомбинате «Красный Октябрь» в Горьком нынче Н.Новгороде разворовали на металлолом вместе со всем комбинатом. Теперь на том месте что-то паскудное, я так и не запомнил. То ли ларьки, то ли свалка.

На шерстяном комбинате в Краснодаре стояли линии для заварки под давлением, те, с затворами Анохина-Щеголева. Не нужно ехать в Краснодар, чтобы сказать, что и этот комбинат постигла та же судьба.

Аммиак и орграстворители и за границей применения не нашли, да и текстильная промышленность нынче в передовых странах, бывших наших конкурентах, отсутствует. Всё ушло в Азию, а азиатам не до экзотики.

Почти все те прекрасные люди, которые создали всё, о чем написано в книге, умерли, а еще живые пристроились где попало. Я вот тружусь дизайнером в газете. Деньги смешные, но постоянно сложные, почти невыполнимые задачи, и за это мне моя убогая работа нравится.

Был бы помоложе, плюнул бы на оглушительно милую родину, которую ее народ, пьющий по 48 литров водяры в год на рыло населения, и потому находящийся в состоянии перманентной белой горячки, народ, которым правит то пропойца, то сумасшедший, - этот милый, в общем-то, народ превратил свою страну в воровской притон, в котором наука с промышленностью если и появятся, то уж точно не в этом тысячелетии.

Но старики нигде не нужны, и всё, что я могу, это опубликовать вот эту книжку, чтобы она стала памятником всем моим друзьям, с которыми я имел несказанное счастье работать тогда, когда у нас еще был шанс стать самой передовой научно-технической страной в мире.

Даже не верится, что мы когда-то парили на таких поистине орлиных высотах. Прошлое и будущее в России поменялись местами. Умрет последний из нас, и никто из потомков, занимающих самую популярную ныне должность продавца-консультанта в овощном ларьке, не поймет ни одного слова в этой книге, кроме, разве что, союза «и».

Валентин Спицин.