Про Розарио

Мой коллега Розарио любит рассказывать истории. Розарио – и сам история, причём необычная и весёлая. Наполовину немец, наполовину сицилианец, удивительный гибрид  дисциплины и темперамента, Розарио на самом деле артист пантомимы и танцор.  Да, да, что ни на есть настоящий, с высшим театральным образованием, с большим опытом работы на сцене и, несомненно, с талантом.  Да вот беда: лет Розарио уже немало, и стало у него спину прихватывать. Ладно бы в быту, дома – ан нет, на работе, на самих подмостках! Да так, что не выпрямиться. Уносили, в общем, со сцены, под бурные аплодисменты любящей публики.

Короче, вылетел наш артист из труппы и приземлился нежданно-негаданно прямо в нашей начальной школе, в группе продлённого дня, в качестве помощника педагогов. Не то чтобы ему пенсию и страховое пособие не платили, платили! Но не сиделось человеку дома, хотелось общества, кипения жизни и новых впечатлений. Всё это он у нас получил сполна, не будем скромничать. Но и мы обогатились, не станем прибедняться.  Часть детей, находящихся под опекой новоиспечённой педагогической поддержки, развила необычайную пластику и чрезвычайно говорящую мимику, что регулярно демонстрируется на школьной сцене перед восторженными почитателями Терпсихоры, Мельпомены и Талии. А педагогический коллектив заполучил возможность слушать замечательные истории, сопровождающиеся живыми картинками в исполнении рассказчика, ибо Розарио не в состоянии рассказывать, сидя при этом спокойно.
 
Да, чуть не забыла, у Розарио есть ещё одна особенность: он лунатик.  С ранней юности, стойкий и качественный. Остро реагирует на полнолуние, в такие ночи чудит особенно. Однажды подростком  напугал родителей, войдя в полночь в комнату, где взрослые смотрели телевизор. Вошёл-то не просто так, а с вполне спиритуальной целью: помолиться на лампу под большим оранжевым абажуром. Перед этим сдвинул в сторону тяжёлый стол, стоявший под лампой, и шесть стульев. На коленях отбил под  лампой двенадцать поклонов, потом поднялся, поставил стол и стулья на место и удалился. Спя. В другой раз, проснувшись утром, не мог понять, почему у него так болят все мышцы и суставы. Решил, что перестарался на вечерней репетиции. А выйдя из спальни, испугался, потому что не узнал квартиру. Оказывается, ночью  передвинул всю мебель в жилой комнате, расставив её рациональнее и лучше, чем раньше, при этом ничего не разбив и не сломав.

Но лучшей оказалась история, случившаяся с ним лет двадцать назад, когда Розарио только-только был принят в театральную труппу, немножко бедствовал  из-за маленькой зарплаты, полагающейся молодым и незначительный артистам , и проживал в доме при евангелической церкви, соседствуя с пожилым пастором и его женой. Так вот, однажды поздним вечером у Розарио случился неожиданный гость, кузен из Сицилии, оказавшийся в наших краях проездом.  Радость встречи была большой, так как двоюродных братьев связывало не только родство, но и многолетняяя дружба, скреплённая множеством бандитских поступков, до сих пор гордо вспоминаемых многочисленной сицилийской роднёй. Если порыться в их прошлом, несомненно, обнаружится, что сюжет для  телесериала «Спрут» поставили именно эти двое.
У кузена было мало времени, через несколько часов ему нужно было лететь дальше, и потому Розарио быстро и талантливо организовал скромное итальянское  застолье, пообещав ближе к полуночи  отвезти гостя в аэропорт. Поели-попили, поговорили, собрались к выходу. Розарио выпустил кузена из квартиры, выключил в прихожей свет, закрыл за собой дверь. Дверь сделала «бум»... И Розарио проснулся. На лестничной площадке. Без кузена. Без ключей. И абсолютно голый. Лето в том году выдалось жарким, и спать в пижамах могли только самые высоконравственные люди.
(В этом месте рассказа Розарио вскакивает  с места, медленно, словно со сна, оглядывает себя всего, сверху вниз, потом осторожно проводит по своему телу руками – и замирает! На лице – маска недоверия, неподдельного ужаса и страшного отчаянья! Публика стонет от смешанных чувств: очень хочется смеяться, да что там, громко ржать хочется, но волна сочувствия к бедолаге уже накрыла всех с головой, и потому одновременно хочется плакать. Ну что поделать, у нас в коллективе по большей части женщины, а женщины – народ чувствительный).

«Ферфлюхт (проклятие)!»- ругнулся Розарио по-немецки. И тут же заскулил, заголосил громким шёпотом  по-итальянски: «Санта Мария, что же делать, что делать?!»  Вопрос, конечно, был чисто риторический. В сложившейся ситуации имелась только одна возможность к действию: позвонить к соседям и попроситься с их балкона перелезть на собственный, чтобы потом уже войти в квартиру. Но вот как попроситься? Ладно-ночью в дверь им ломануться, неудобно, конечно, но бывает. Но – голым?! На одной площадке с ним жили две пары, одна молодая и хипповатая, другая же религиозная, пожилая и серьёзная- сам пастор с женой. Розарио представил себе, как расхохочутся  бесшабашные хиппи, как ехидно будут после при встречах с ним отпускать замечания по поводу этой ночи, что расскажут своим друзьям... И решил в пользу пожилых.  И в самом деле, кто как не священнослужитель и его домочадцы должны проявлять христианскую любовь к ближнему, кто, кроме пастора, сможет понять и принять человека в костюме нашего прародителя Адама? В общем, Розарио зажмурился и позвонил.
 
Шажки в пасторской квартире зашаркали на удивление быстро. Женский голос, пожелавший узнать, кто это там ночью не спит, а шатается по соседям, звучал бодро. «Ну, невезуха, пасторша подхватилась! А лучше бы встал её муж!»-подумал Розарио про себя. Но вслух он сказал иное:  «Фрау Майер, прошу прощения! Это я, Ваш сосед Розарио! Видите ли, у меня захлопнулась дверь, и мне нужно пробраться через Ваш балкон...»  «Ах, Розарио, мой мальчик, я сейчас открою...» Старушка завозилась было с замком, но Розарио перебил её:  «Фрау Майер! Понимаете, тут такое дело... Видите ли, я не совсем одет. То есть, совсем не одет! Вы на меня не смотрите, пожалуйста, откройте дверь и отвернитесь к стене...» «Ну конечно, конечно, никаких проблем... Даже не переживайте...»
Дверь радушно распахнулась, и Розарио вошёл в квартиру. 
(На этом месте рассказчик снова вскакивает со стула и вдруг становится маленьким, съёжившимся человечком, отчаянно прикрывающим руками всё то, что у человека в нормальной ситуации бывает прикрыто. Мелкими семенящими шажками он торопливо «рысит» по длинному коридору, не глядя по сторонами, не оглядываясь. Вот он уже почти достиг цели, уже взялся за ручку балконной двери. Тут Розарио делает гигантский бесшумный прыжок назад, к исходной точке пробега по коридору – и там, встав на цыпочки, весь вытягивается вслед тому, ушедшему в сторону балкона. Удлиняется всё, спина, шея, удлиняется лицо, на котором вожделённое безграничное любопытство смешивается с ехиднейшей, хитрющей ухмылкой! Публика возмущённо ахает, сообразив, что эта негодница пасторша и не думает придерживаться условий договора, а безбожно подглядывает! Далее следует перелезание через высокие перила балкона, судорожное старание не оцарапать себе...ничего себе не оцарапать, в общем. Публика  плачет, смеясь. Актёр ощущает себя на самой главной сцене своей жизни).

Забравшись, как вор, в собственную квартиру через балкон, Розарио изумился размаху, с которым он «встречал кузена». Стол был накрыт  белой скатерью.  На тарелках – шикарная закуска в виде пармской ветчины, моцареллы под соусом «бальзамико», чёрных и зелёных оливок. Бутылка хорошего «Кьянти» пуста на три четверти, и это при том, что кузен, видимо, не пил; по крайней мере, его бокал был полным. Застонав, гостеприимный хозяин кое-как убрал продукты в холодильник и рухнул в постель.

Стоит ли говорить, что первым, кого Розарио встретил на следующий день, выходя из дому, был пастор? «Ну, сын мой, что это Вы вытворяли минувшей ночью?»-не скупясь на суровость в голосе и во взгляде, спросил слуга Божий. И со строгим лицом выслушал промямленные несчастным ответы про дверь, про жару, про ключи и балкон... «Иди, сын мой, и больше не греши!» -напутствовал пастор беспутного грешника. И только после того, как Розарио исчез из виду, позволил себе тихо рассмеяться. А спешащий на репетицию, невыспавшийся и пристыженный герой наш мечтал только об одном: чтобы евангелических священников уравняли в правах с католическими и запретили им жениться! Чтоб не было больше в их квартирах этих любопытных женщин!

Вот и всё. Самое неожиданное, пожалуй: у этой истории есть мораль! Не следует ложиться спать совсем неодетым, ибо никогда не предугадаешь, в какой ситуации придётся проснуться.