Письмо

          Меня зовут Том Локер.  Я родился в 1919 году в Бруклине. И это письмо предназначено моей жене и дочке.
          Мои родители были обычными рабочими.  Отец работал в порту Бруклина, а мать воспитывала меня и моего брата. Когда мне было семь - отца убили. Он задолжал крупную сумму одному человеку и не смог ее отдать. А после смерти отца,  мама пошла в разнос. Оно начала пить, постоянно бросалась на меня и Карла, кричала, почти не работала. Она нас обвиняла, что это из-за нас Папа умер. Еды не было, приходилось самим добывать пропитание.  Мой брат Карл Локер, убежал из дома в пятнадцать лет. Видимо ему надоела такая жизнь, и он подумал, что лучше на улице чем вот так вот жить. И связался, с какой-то мелкой бандой, и с тех пор я о нем ничего не слышал. Мне казалось, что у нас была самая убогая конура во всем городе, и я мечтал выбраться как можно скорее оттуда. Когда я окончил школу, пошел учиться на врача. Спустя некоторое время начал работать в городской больнице. Я неплохо зарабатывал. По крайней мере, на выпивку и наркоту хватало. Поэтому я съехал, точнее, вылетел пулей из этой дыры. Я оставил там мать. Мне не хотелось ее навещать и, но все, же я иногда заходил к ней ненадолго. Она не разговаривала почти со мной. Она не хотела говорить и не могла. Она сидела в кресле и пила. Когда я заходил к ней, и она была в дурном настроении, она кидала в меня пустые бутылки.  Я поворачивался и уходил.
         В моей жизни было так много алкоголя и драк. Не знаю, что меня толкало на все эти безрассудные поступки. Возможно, мне просто было скучно жить, и я пытался выжать все соки из этого мира. Или же просто страх. Страх неизвестности, бесцельного существования. Я не видел смысла заводить семью, друзей. Я просто жил, точнее существовал, в свое удовольствие и мне это нравилось. А может, казалось, что нравиться.
         В моем доме всегда играла музыка, всегда были девушки и веселье. Он был своеобразным борделем.  И однажды в мою берлогу заглянула ты с подругой. Вы постучались ко мне в дверь. Не уверенно и сказали, что хотите повеселиться.  Сначала, я не увидел в тебе чего-то особенного. Ты не растопила мое сердце, просто обычная девушка с подружкой, которая хотела по-веселиться и  выпить. Соответственно, я все это тебе устроил. Мы веселились. Где-то под утро мы с тобой вышли из дома и поехали на пляж. Я пом-ню, мы лежали на песке, смотрели на небо, говорили о разной ерунде, которой был забит наш мозг. Говорили о музыке, литературе, фильмах. Я из всех сил пытался заставить тебя засмеяться или просто улыбнуться. К великой ра-дости у меня это получалось, и я видел твою улыбку, слышал твой смех. Карен, у тебя самая замечательная улыбка, которую я только видел, самый милый смех и очень мягкие и приятные губы. После того случая, мы виделись почти что каждый день. Я бежал  к тебе окрыленный любовью или как это называется….  Я так хотел увидеть тебя еще раз, обнять, почувствовать запах твоей кожи. И, кажется, сейчас я бы за это отдал свою жизнь.
         Я пишу тебе из военного госпиталя. Здесь полно умирающих людей, без рук и ног и это совсем не поднимает настроение.
         Ладно. Спустя полтора года мы поженились. И родилась наша дочка по имени Сьюзи.  Все пошло под откос. Я изменял тебе, напивался и дрался после бара с незнакомыми мне людьми. Мне казалось, что я - эдакий брутальный персонаж и мне было интересно, как долго ты меня будешь терпеть. Мне больно это вспоминать, простите меня. Как бы я хотел все исправить. Но это не возможно и, от того разрывает мое сердце.
       Я помню тот день.  Я как обычно после работы напивался в баре.  Когда я возвращался домой, увидел, как какие-то парни разбили витрину ювелирно-го магазина, и среди осколков стекла, они в панике, торопливо собирали украшения, кольца, жемчужные бусы. Среди них я заметил моего брата. Он выделялся из этой шайки. Когда Карл увидел меня, сразу же побледнел и уже собирался бежать, но тут подъехала полицейская машина. Я позволил им скрыться в переулке, и доблестная полиция арестовала меня. Они дали выбор: либо в тюрьму, либо на войну. Я выбрал второе. Не знаю почему. На-верное, так должно быть, не важно.
Бывает  так, когда принимаешь правильное решение, то  жизнь идет гораздо быстрее и проскальзывает через тебя. Как песок сквозь пальцы. То же самое произошло со мной. Сборы, подготовка к войне, тренировки, а  дальше я не успел сообразить, как оказался в Марокко, в 9-ой пехотной дивизии.
По прибытию я познакомился с одним парнем. Его звали Тони. Отличный был парень, кстати! Всегда улыбался и постоянно рассказывал о своей жене, чем займется, когда придет с фронта домой. Хотел открыть небольшой ресторанчик. Тони обожал готовить, но ел сам на удивление мало. Он был худощав, с темными волосами, карими глазами и длинным носом. Он был полная противоположность мне по характеру. Тони мне обо всем рассказывал. Где здесь можно достать сигарет хороших или выпивку. Сам он не пил, так как после одного стакана скотча он был уже почти никакой. А когда он пьяный, то всегда нарывался на неприятности и, как правило, проводил от двух суток до недели в наряде. Хорошо, что такое было всего пару или тройку раз.  С первого дня моего знакомства с Тони он пытался подружиться со мной. Он даже уговорил нашего командира, что бы ему дали койку рядом со мной. Две недели ходил за ним и упрашивал его, подарил ему бутылку виски и вишневый пирог, который он сам приготовил. В конце концов, он сломался под натиском худого Тони и поселил его рядом со мной. У него на тумбочке стояла фотография жены, стакан с водой, так как он не мог уснуть, пока не выпьет свой «ночной стакан». Тони - забавный парень, но боец из него был никакой. Я очень переживал, что его убьют, он мне стал почти как брат. Он мне стал лучшим другом, которого у меня никогда не было. 
Мои опасения сбылись. В самом начале боя, как мне доложили позже, он погиб. Когда я об этом узнал то в моей груди, что-то заболело, сердце, наверное. Но не так как болит сердце, а как будто ножом в душу, понимаешь? Все стены рухнули и гул в ушах, нескончаемый гул. Это невозможно забыть.
Наша 9-ая пехотная дивизия была нацелена на Касабланку. Мы начали на-ступать. Я знал, что мы победим, потому что наши войска превосходили по численности и у нас был отличный командир - генерал-майор Джордж Пат-тон, но я струсил. При наступлении  я испугался за свою жизнь, я не видел ничего подобного! Свистели пули, умирали люди, крики, взрывались бомбы. Я впал в ступор. Меня буквально переклинило, и я перестал бежать. Рядом со мной разорвалась бомба, кажется. Все что я помню, это как меня отбросило, было больно и холодно. Я не мог подняться, в ушах звенело и, казалась, что у меня сейчас взорвется голова. Я потерял сознание. Когда пришел в себя, меня погрузили в грузовик и отвезли в госпиталь. Оказалось, что у меня множественное осколочное ранение в живот и грудь. Осколки задели легкие и поджелудочную железу. У врачей времени на меня не хватает, ведь есть люди и с более тяжелыми ранениями. И вот я лежу на койке и понимаю,  что причинил вам много боли. Наверное, все так и должно было случиться. Сейчас я лежу в госпитале и пытаюсь как можно точнее передать  то, что видел за последнее время, о чем думал, что чувствовал, но это не возможно. Мне жаль. Мне очень жаль, что я понял смысл своей в жизни, только когда смерть подошла вплотную. И уже заглядывает мне через плечо.
      И когда уже осознаешь, что умрешь, то ты не боишься за себя, мне только страшно расставаться с вами. Я не хочу этого. Ведь я, так мало провел времени с вами, я так мало целовал тебя и говорил о своих чувствах. Боже мой, я только сейчас осознал, что потерял. У меня в голове стоит твой запах волос. Ты пахнешь теплотой, нежностью, домом.
       Я все чаще вспоминаю тот момент, когда мы еще встречались. Я остался ночевать у тебя, и на утро ты варила кофе. Черт возьми, это было самое вкусное кофе, которое я когда-либо пробовал. Я подошел сзади и обнял тебя. Мне стало настолько спокойно и радостно. Это воспоминание греет мою душу. Уверен, их было бы больше, если бы я не был таким идиотом, но я таков, и только сейчас я понял свою вину. Я бы сейчас отдал все что угодно за один твой поцелуй и объятье.
       Милая, если ты это читаешь то, скорее всего меня уже нет в живых. Но ты знай, что я умер думая о тебе и нашей дочери. Я прошу прощения за все свои действия и слова, которые причинили вам боль. Вы самые родные и любимые люди для меня на этой земле и что бы дальше не случилось, я буду рядом. Я не жалею, что пошел на фронт ведь здесь я понял, ради чего стоит жить и умереть. Ради любви и тех, кто любит тебя. Ведь в мире, не так много людей, найдется которым, ты по-настоящему не безразличен, которые не отрекутся от тебя в важный, трудный и судьбоносный момент твоей жизни. Которые не предадут и простят несмотря не на что. Кому-то предстоит найти такого человека, а кто-то уже нашел, но так и не заметил его, а может и заметил. В таком случае, он самый счастливый человек на земле.
       Я не знаю, как закончить это письмо. Мне это совсем не хочется. Ведь когда я его пишу, то чувствую, что, как будто общаюсь с вами. Я представляю, что ты откроешь конверт и прочтешь мою унылую и несвязную писанину. Ты уронишь одну или две слезы, но все-таки сдержишься и запомнишь каждое слово написанное мной.
       Темнота сгущается. Дышать тяжелее. Она становиться более вязкой лип-кой. Она забирает остатки моей души. Это страшно. Я всегда думал, что семья тянет меня на дно, но на самом деле, вы были ступенью к чему-то большему. На самом деле, тянул на дно вас я.  Надеюсь, когда я закрою глаза, буду помнить о вас. Страх неизвестности всегда колебал человеческие умы.  И скоро я узнаю, что на той стороне. Я буду скучать.  Я ребенок в теле взрослого. Я беспокоюсь обо всем и одновременно не о чем. Я упустил вас, и это моя вина.
      Наверное, стоит закончить письмо так: Милая Карен и Сьюзи, я вас люблю всем сердцем и душой. Вы моя семья, моя крепость, убежище, и спасение. Вы те люди, ради которых я бы умирал снова и снова. Прошу прощения за все. За то, что сделал не так, и чего не сделал вовсе. 
                Вечно ваш,
                Том.
                11.11.1942