Бройлер

     Совершенная красота обречена на стремительное увядание.
Думаю,  уже стоит смериться с тем, что в конечном итоге ты останешься один. Тебе повезет, если с тобой будет кот или пес, черепашка.  Настала новая эра человеческих отношений.  И в ней уже нет поддержки, теплых слов, объятий.  Только холодный расчет, натянутые улыбки и страх.  Страх за себя.
На столе осталась стоять пустая бутылка вина, грязная пепельница, две зажигалки, яблоко и моя голова. Я лежал лицом вниз, мой нос согнулся под тяжестью головы, и не одна слеза не вытекла наружу, из моих глаз.  Она стояла в дверном проеме с двумя чемоданами и наспех одетым красным пальто. Ее русые волосы окутывали плечи, до которых я уже никогда не дотронусь, ее глаза смотрели на меня с жалости и отвращением. Мне казалось, что она ждала, когда я скажу хоть что-то. Но я не произнесу, ни слова. Пусть подавится своим состраданием. Она стояла в дверном проеме, держала в руках свои старые чемоданы, а на кухне воцарилась полная, непоколебимая, давящая тишина.
Я поднял голову, опрокинул стакан вина, поднялся со стула и посмотрел ей в глаза. Она все так же смотрела на меня. Словно я был дворовым щенком, калекой или старухой в автобусе.
- Значит, ты уходишь? – сказал я. – Уходишь, как последний трус.
- Мне совсем этого не хочется, дорогой. - начала она, - Но ты только посмотри на себя! Ты постоянно пьешь, губишь себя всякой отравой. Тебе нужна помощь, нянька, а я тебе не помогу. Просто не смогу.
Она на секунду отвела взгляд от моих глаз, и я почувствовал, насколько мы одиноки и заменимы. Я почувствовал всеми клеточками своего тела, своего разума, насколько мы далеки друг от друга. Два часа назад мы еще трахались как сумасшедшие, а сейчас наши души разлетелись по континентам. Два часа назад ее стоны раздавались на весь этаж, а сейчас нас ничего не связывает. Я не верил в это. Просто отказываюсь в это верить. Как люди могут так легко обращаться с себе подобными.
Она стояла в дверном проеме, чемоданы, губы в помаде, длинные волосы, голубые глаза, холодный и отстраненный взгляд.
Она медленно выходила из квартиры, всем своим видом извинялась за неудобства и спешила в лифт. Вся ее совершенная красота, за которую я ее любил, растворилась за двойными дверями лифта. Все мое отчаяние прилипло к подошве ее сапог.

На ее место придет новая женщина, а на мое – новый мужчина. Живем и заменяем друг друга. И эта планета не что иное, как инкубатор бройлерной курятины.

     Красота растрачивается и гаснет, а людской аппетит никогда не сбавит оборотов.