Сел на мель

Измученный проблемой  выживания, народ, похоже, смирился  с парадоксом: мелкий воришка, похитивший шпалу или, как тот безграмотный  персонаж из чеховского  рассказа «Злоумышленник» несколько  гаек на грузила, получает в суде  «под завязку» и отправляется на нары, к параше, а ушлый  делец-аферист,  укравший железную дорогу, завод и прочую крупную собственность, получает... орден за  заслуги и другие почести и блага.
Реф-машинист Петр Кряч, конечно, траулер прихватить не мог, но оставлять родную посудину и уходить с пустыми руками тоже обидно. Тем более,  что измочаленное штормами и изъеденное коррозией судно с мешками цемента в трюмах в местах пробоин, давно отслужившее свой срок,  предназначалось на металлолом.  А вот за рыбу, добытую в Атлантике и проданную по демпинговым ценам, судовладелец и крюинговая компания заплатили жалкие гроши. Поэтому Петра угрызения совести не мучили, а, напротив, точил червь вопиющей несправедливости. На свое детище — морозильную установку с аммиаком — он не претендовал. Зачем она, если домашний холодильник пуст, а вот на якорь глаз положил. Прежде,  чем сойти по трапу на причал, каждый из обозленных членов экипажа по бартеру прихватил какую-нибудь полезную вещь. Один взял спасательные шлюпке и плоты, второй — кухонную  утварь для будущего кафе  «С  Большого Бодуна», третий — якорную цепь и фрагмент трала,  последний стащил трап. Ну,  а Кряч довольствовался якорем.
Нанял автокран, грузовик  и доставил «сувенир» к месту проживания на второй этаж одного из двухэтажных, барачного типа, строений с деревянными перекрытиями. Оставлять во дворе не рискнул, опасаясь, что охотники за металлом в один миг умыкнут. В городе даже был случай, когда чекистам лишь в Джанкое удалось  перехватить  похищенный с судостроительного завода «Залив»  гребной вал из сплава цветных металлов. Выставил Петр в  квартире оконную раму, да и втиснул комнату якорь. Не возиться же с ним во дворе, на холоде и под дождем.
— Петро, ты що, с глузду  зъихав? — всплеснула пухлыми ручками его супруга Кира. — Не потребна нам ця  зализяка.
— Цыц, баба с куриными  мозгами. Эта железяка кормить нас будет! — крикнул бывалый рыбак на свою супругу. — Валюты у нас нынче  — кот наплакал.  Лавочка закрылась, больше рейсов не видать. Одни траулеры разбазарили, другие сгнили, не на чем ходить в моря и океаны, потускнела-захирела слава рыбацкой столицы. Вот  и прихватил с собой якорек на память.  По частям буду сдавать его в пункт приема металла, на те гроши  жить будем.
— Що ж ты, дурень, його  сразу в пункт не здыбав?
— Эх, пиявка, горбатую могила исправит, у тебя не мозги, а полова. Там меня менты сразу бы взяли под белы ручки в камеру клопам и вшам на корм. А по частям оно незаметно, — покачал Кряч головой и упрекнул. — Вместо того, чтобы после долгой  разлуки обнять и согреть мужа, ты лезешь с глупыми претензиями. А может, пока я там, борясь со штормами, рыбу добывал, ты здесь хахаля завела? Отвечай, стерлядь  этакая!
Кира, словно уличенная в блуде гимназистка, скромно потупила взор.
— Узнаю, убью и тебя, и любовника, — пригрозил Петро, сверкнув  шальными  от голода глазами и  с досадой заметил. — Никому не позволю наставлять мне рога! Бревно ты, а не женщина.
— Сам ты чурбан, — парировала она его «комплемент»
Но все же с  аргументом по разделке якоря в домашних условиях  Кира вынуждена была согласиться. Петро, вооружившись пилами, зубилом кувалдой, натирая мозоли,  тщетно принялся разделать  обросший ракушками, пропахший солью и водорослями, упрямый металл. Ночью просыпался  от душераздирающих  криков и плача. Это  благоверная в очередной раз, натыкаясь на якорь,  получала ссадины и синяки на нежном теле.
— Петро, краще бы ты шматок парусины взяв, або висло, чем цей бисов  якорь, — стонала она, размазывая на щеках слезы с тушью.
— Ну, ты и даешь, совсем баба спятила! — возмутился он, протирая сонные глаза. — Я ведь не на  паруснике «Херсонес» рыбачил, а на СРТМ. Очнишь, вспомни, в каком веке мы живем?
— В сумном, и нэ жывымо, а выживаемо, — хмуро заметила она. Неизвестно, сколь долго бы Кряч пытался расчленить непокорный якорь, но однажды ночью послышался страшный грохот. Петра и Киру, словно катапультой, сорвало с постели. Перед их  изумленными глазами в комнате вместо якоря  зиял провал, над которым  вился столб  пыли. Через три минуты  в дверям  появился анемичный пенсионер Ерофей Кляузин  с желчной  усмешкой на перекошенном запыленном лице.
— Ну, Петрусь, держись у меня!  Я с тебя, обормота, теперь  не слезу, — заявил старикан,  резво стукнув каблуком о порог. — Мало того, что днями  и  ночами гремел, как в паровозном депо, житья не давал, так еще якорь бросил. Восполнишь  мне и моральный, и материальный ущерб. Поди, много валюты с промысла привез  вот и поделишься с нищим ветераном.
Мореман, понурив голову, с  горечью осознал, что теперь якорного металла не хватит,  чтобы рассчитаться: «Слава тебе, Господи, что он ветерану на голову не свалился. Однако занудный дед, жалобы во все инстанции строчит, как из пулемета Максим. Не зря у него фамилия Кляузин. Задолбает  своей писаниной».
 
г. Керчь