Время убийц

Понятно, что сигаретного дыма никогда не хватит надолго.
В школьном туалете опять лучилась потасовка, окровавленные зубы забили челюстями скатов унитазы.
Шепот соленой воды в раковине - знамение времени убийц.
По улицам текут учителя, на ноздри флаги, в петли - жесты резиновой дубинки грязевых и рабочих классов.
Завшивость за одну порцию домашнего абсента. О, это великая одежда.
В ресторанах - ласка любвеобильной тоски, на клубничках верности замершая; утопленники в банных - Карфаген, стерильное оглаживание нового, лампадный абажур совокупления за партой и больницей (они так похожи).
Скальпелем прорезь озарений для глаз, лифт ланой куда-то в морг, сдвинулся.
Это не проходит и проходит, невероятно важно, влажно и в-пустынно, и так приятно.
Отпустили из соседней камеры "гомерический". Он только чуть успел поесть в столовой их жареную школьную кашу. Нрав.
За трубами плеч кресты, факелы голов - свет воплощенного мавзолея, арфы губ - погребальная участь Геракла-города,  невероятная драма, божественная утроба, оплодотвореная пустотой..
Болото отползает полевым хвощом. Она лечит от всего, чем можно только заразиться.
А заражает всегда приятная прихоть Венеры.
Пальцы жиле соединяет тонко; этот приторный вкус - рождение абсолютного, украшенное под неуступное желание.
Лошадь завтра не выйдет в поле. Паханная загорелость бледных тел. Опять жест и
стон - вот девушка на дороге, два стона - язык на облаках, начертавший некое абразивное, чуждое.
То еще заботливое слово.
Хорошо лишь, что "вяжется" и раскрывает книгу рассказа всегда только как "расплетение",
потому и катится спокойно, ровно, тихо, минуя проклятое время убийц.
Скоро годовые экзамены горьких листьев встанут главным памятником на площадях. Оратор шумный, сколь угодно.
Но важна любая цена: этот запах свободы будет порохом оргАнов половых, пищащей подвальной мышью, с угрюмым шизо-евреем, за ручкой с теми же словами. Никто не спит в порту.
Здесь в постелях сказали стрикам "нет", замариновав консервный возраст (3-5 лет) в спиртовых баночках душ,
липкие глаза за решетками воспитальных камер, давно застиранное белье.
Трости превратились в бумажки, любовь ко всему святому очень спешно должна вырастить архитектурный куст.
Заветная мечта наркомана.
Но не штормом же по шторе бежать, не драться в страшной дуэли (плевки зубов): этот прокуренный школьный туалет - форма с неба, молоко Ее грудей под распахнутой сзади юбкой. Точка реакционного равноденствия. Риф уплывающий.
А в доме утешения нам не отдохнуть.