Интерлюдия, перед частью 3 - продолжение

***
Хаген стоял возле собора. На нём был плащ с капюшоном, скрывающим поллица, и держался он в стороне, так что никто не обращал внимания на него. Решившись прийти сюда, он снова и снова думал, есть ли такая необходимость, или же вполне можно обойтись без того, чтобы входить внутрь.
Накануне он обсуждал с Гунтером ситуацию в Вормсе. Разговор получился тяжёлым, и Хаген не раз готов был потерять терпение, чувствуя, что легче сражаться с врагом, чем  пробиться через повисший в воздухе мутный морок.
- Вижу, господа, на этот раз у нас очень своеобразное бедствие, - начал он, ещё готовый к спокойному обсуждению.
- Ты ещё не знаешь всего, - Гунтер указал ему на стопку бумаг, лежащую на столе.
- Что это? «Зигфрид с нами». «За нами Зигфрид»…, - Хаген взялся перебирать листы. - «О солнце и правде народов - о Зигфриде песню споём»… «Мы к победам на светлом просторе имя Зигфрида в сердце несём»… «На богатырские дела нас воля Зигфрида вела».., - Хаген обвёл своих господ удивлённым взглядом; бумаги выскользнули у него из рук, но он поймал одну: - «Наш Зигфрид, как солнце, вставал над землёй, наш путь осенял солнцеликий герой, но подлая тьма погасила наш свет, да сгинет земля, если Зигфрида нет…» Что это за торжественная чепуха?
- Они нас этим завалили, - произнёс Гунтер с задёрганным видом.
- Кто?
- Эти письма - из Ксантена, - пояснил Гернот. - Нам постоянно посылают их от имени Зигхера…
- Позвольте, кто такой Зигхер?
- Малолетний наследник. Его окрестили заново, и теперь он не Гунтер, а Зигхер.
Хаген усилием не позволил себе засмеяться.
- Да, как же можно носить имя без «победы»… Я смотрю, почерк на всех бумагах одинаков. Вероятно, и автор один?
- Прежде были шпильманы, - горестно поведал Гунтер. - Ходили двое по улицам и пели - «Зигфрид и теперь живее всех живых» и всё в таком духе, вдобавок проклинали нас и особенно тебя. Мне предлагали их выгнать, но я не знал что делать, пока Фолькер не предложил устроить состязание певцов, обещая, что он их перепоёт.
Глаз Хагена заблестел.
- Хорошая идея! И чем всё закончилось?
- Фолькер испортил всю торжественность, спев сначала песнь о таракане, которого все боялись непонятно почему, потом песнь о деяниях Зойфрица…
- Как? - Хаген расхохотался.
- Теперь про неуязвимого Свиного Фрица поёт весь Вормс, - сказал Гунтер так, будто был этим недоволен. - Ксантенские шпильманы пытались взять свой возвышенный тон, но их перестали воспринимать всерьёз. Фолькер исполнил ещё несколько непочтительных песен, а под конец - песню всего из двух слов, но этого оказалось достаточно, чтобы ни один певец из Ксантена больше у нас не появлялся.
- Ай да Фолькер! Молодчина! - довольно смеялся Хаген. - Хотел бы я послушать целиком, что он тогда спел…
- Про то, как опасно бывает лезть со своим уставом в чужой монастырь, даже мне понравилось, - сказал Гернот. - Да и остальное, хоть и грубовато…
- Но потом к нам пошли эти письма, - хмуро прервал его Гунтер.
- Мой король, - произнёс Хаген, подавив наконец весёлость, - если кто-то в Ксантене решил задаром послужить нам шутом, посылая нелепую писанину, то в чём причина для беспокойства? Бросайте в печь либо сохраняйте для того, чтоб посмеяться, но…
- Не всё так смешно, - Гернот указал на бумагу, слетевшую на пол к его ногам.
Хаген не стал её поднимать, немного склонился и прочитал:
- «О светлоликом блаженном Зигфриде, невинно убиенном, приявшем кончину мученическую от…», - Хаген выпрямился с помрачневшим лицом. - Это точно в печь.
- Там ещё найдётся немало такого добра.
Хаген взял лист со стола.
- О, проклятья в мой адрес, - усмехнулся он. - И никакой изобретательности: «неверный» да «неверный»…
- Имеется в виду предательство, - приглушённо сказал Гунтер.
- А что они этим называют? - насмешливо произнёс Хаген.
- То, что ты сделал.
Хаген вздохнул и снисходительно улыбнулся.
- Мой король, я стал бы предателем, если бы перешёл на сторону Зигфрида. И вы все, господа, совершили бы предательство, если бы сдали страну ему. Неужели об этом необходимо напоминать?
- Я тоже так думаю, - протянул Гернот не вполне твёрдым тоном, - но знаешь, когда прочитаешь такое столько раз…
- Так эти смехотворные бумажки настолько на вас действуют? - удивился Хаген.
Гунтер молчал. Гернот вздохнул:
- Господи, ну какая из Зигфрида невинная жертва… Какое ещё предательство… Мрак и туман какой-то, Хаген! Гунтер, что я тебе говорил?
- Неужели вы забыли, почему и зачем Зигфрид был убит, и не нашлось никого, кто напомнил бы об этом? - Хаген был поражён ещё больше.
Гунтер чуть тряхнул головой.
- Я ещё помню, Хаген..., - сказал он тусклым голосом. - Но когда у меня перед глазами моя несчастная, страдающая сестра…
- Её страдания что-то меняют в том, что сделал нам он и что мы должны были сделать?
- Нет, но мы принесли ей такое горе…
- Что уже готовы поверить в невинно убиенную жертву? - жёстко произнёс Хаген.
- Но она так сильно страдает! - вмешался до сих пор помалкивавший Гизельхер. - Кто мог подумать, что её горе окажется настолько велико? Своей скорбью по мужу она посрамляет святых…
- Да она из своего страдания оружие сделала! - рявкнул Хаген. - Уму непостижимо, как легко она мутит вам разум! Для того ли мы избавлялись от произвола сильного, чтобы теперь терпеть произвол слабого?
- Хаген, опомнись. Она несчастная женщина, о каком произволе ты говоришь?
- О том, что этот балаган со страстями и обвинениями давно прекратился бы, не найдись у него благодарных и восприимчивых зрителей.
- Ты жестокий человек, Хаген, - сказал Гунтер. - У тебя нет сердца, если тебя не трогает её горе.
Хаген отвернулся, выдержал паузу и устало произнёс:
- Мой король, зачем вы вызвали меня в Вормс? Вижу, как советник я вам больше не нужен. Мне нечем помочь вам и Бургундии, если вы принимаете сторону врага.
- Мы, в отличие от тебя, не видим врага в своей сестре, - заявил Гизельхер. - Она достаточно натерпелась от тебя. Если бы ты хотя бы не отнимал у неё сокровища….
- То королевства бургундского уже не существовало бы, - отрезал Хаген. - Я надеялся, что за время моего отсутствия по крайней мере хуже не станет, а здесь мало того что всё запущено, так ещё и свернуло на очень опасную дорогу.
- Хаген, ты забыл, с кем разговариваешь?
- Прошу прощения, но я вынужден сказать всё как есть. Объясните мне ещё, что делает у нас ксантенский поп? Кто-то организует здесь ксантенскую колонию?
Властный тон Хагена задел Гунтера и заставил приободриться.
- Я лишь пошёл навстречу своей бедной сестре.
- Результат мы видим, - взгляд Хагена горел гневом. - Разве не было понятно с самого начала, что к нам приедет наш враг, который будет работать против нас?
- Церковные дела тебя не касаются, Хаген.
Глаз Хагена потускнел, лицо приобрело утомлённое выражение.
- Зачем вы вызвали меня? - повторил он.
- Чтобы получить твою поддержку, - ответил Гунтер, укоризненно глядя на него.
- Прошу прощения, но я не поддержу желание перестрадать Кримхильду.
- Хаген!!! - в один голос вскричали Гунтер и Гизельхер, но тут Гернот поднялся со своего места:
- Послушайте, Хаген прав. Мы всё запустили так, что терпеть невозможно. Почему мы позволяем себе ставить под сомнение наше право защищать себя и нашу честь?
- Потому что из-за этого Кримхильда страдает, - вяло произнёс Гунтер.
- Брат, давай не будем забывать, почему именно она страдает. Если так дальше пойдёт, то мы докатимся до того, что в самом деле станем предателями. С нами повели словесную войну, а мы едва ли не сдаёмся… Зигфрид и посмертно заползает сюда как змей! Что нам делать?
- С Кримхильдой, боюсь, всё уже безнадёжно, - сказал Хаген. - Но нельзя допустить, чтобы безумие заражало других. Мы должны пресечь этот жертвенный культ. Если ещё не поздно.
- Что ты предлагаешь?
- Вам самим - не забывать, как всё случилось, не путаться в причинах и следствиях и держать себя достойно. Ксантенского же попа отправить назад.
- Этого я сделать не могу, - твёрдо заявил Гунтер. - Не расспрашивай, почему: церковные дела в любом случае не твоё дело.
- Но можете вы хотя бы поставить его на место? Кто он здесь такой вообще?
- Но нам не в чем его обвинить.
- Так он не называл королеву ведьмой?
- Архиепископ ему уже запретил.
- Пусть бы церковное начальство пошевелилось активнее.
- Повторяю, это тебя не касается, Хаген.
- Да, я не должен заниматься церковными делами, - Хаген едва скрывал раздражение.-  Но кто-нибудь может заняться этим попом? Судя по словам Кримхильды, он насаждает здесь очень опасные мысли.
- Он всего лишь излагает основы вероучения, как можно понять.
Хаген чуть склонил голову, во взгляде промелькнула безнадёжность.
- Вы не представляете, куда нас затягивает. Это бесконечное смакование страданий и сострадания может обернуться большой кровью, мой король.
Гунтер посмотрел на него со страхом и недоумением.
- Поверьте мне, - Хаген поднял на него тяжёлый взгляд. - Мне это слишком хорошо известно.
… Перебирая в памяти тот разговор, который длился ещё долго, несколько раз заходя по новому кругу, Хаген глядел на собор и ощущал, что ему легче было бы отправиться сейчас в бой. Решив наконец, что переступить через себя всё-таки придётся, он стиснул зубы и быстро направился к входу.
Служка заметил, что кто-то вошёл не перекрестившись, и шагнул навстречу, но слова застряли у него в горле, как только Хаген снял капюшон.
- Где погребён Зигфрид? - властно спросил Хаген.
Его спешно проводили к надгробию. Хаген не оглядывался вокруг, его шаги гулко отзывались под сводами - он намеренно выбирал время, когда церковь должна была быть почти пустой. Остановившись у изваяния, он задумался, сощурив глаз и сжав рукой подбородок.
До него доносилось невнятное полуиспуганное бормотание  - его появление в церкви, должно быть, смутило всех, кто мог его заметить; потом всё перекрыл чей-то голос, резко бросивший: «Кто его впустил?» Хаген не шелохнулся, дожидаясь, что спросивший подойдёт сам. Он не сомневался, что это тот, кто ему нужен.
- Что могло привести господина Хагена в храм Божий? - раздалось у него прямо за спиной.
- Вы капеллан из Ксантена? - отозвался Хаген, не развернувшись.
Священник подошёл ближе. Хаген бросил на него быстрый взгляд и заметил очень светлые колючие глаза на костлявом лице.
- Если вы явились затем, чтобы принять наконец благодать крещения, то мы с радостью готовы свершить таинство, - произнёс святой отец с недоброй елейностью.
- Я вижу, вы покровительствуете идолопоклонству, - будто не заметил его слов Хаген. - Что за истукан? - указал он на изваяние.
- Смею заметить, что церковные дела не касаются нехристиан.
- Вас же, смею напомнить, не касаются внутренние дела Бургундии.
Они развернулись лицом друг к другу, скрестившиеся взгляды были полны плохо скрываемой враждебности.
- Вы не должны появляться в христианском соборе, если только.., - начал было отец Викториан, но Хаген перебил его:
- В наших законах записано: любой иноземец, поселяющийся в Бургундии, должен уважать её порядки. А не пытаться переделать её под себя, - последние слова Хаген произнёс с нажимом. - Что вы вбиваете в голову Кримхильде?
- Я лишь излагаю ей основы нашего вероучения, - так же елейно и одновременно ядовито ответил капеллан.
Хаген распахнул плащ, и стало видно, что он вооружён. Священник опешил:
- С оружием в церковь?!
- Я неверный, мне можно, - надменно усмехнулся Хаген и шагнул ближе к капеллану. Тот отступил и оказался почти прижат к надгробию.
 - Слушайте внимательно, - заговорил Хаген тише и мрачнее. - Я стою на защите Бургундии и не потерплю, чтобы кто-то, прибывший из недружественного королевства, подрывал её изнутри. Знайте своё кадило, святой отец, да бубните свою латынь, но не смейте распускать дурных слухов про королеву, морочить голову Кримхильде и строить здесь идолов из наших врагов.
Капеллан побледнел, но тут же глаза его сделались ещё колючее.
- Вы не вправе указывать мне, что я должен и чего не должен делать. И находиться здесь - тоже.
Хаген положил руку на рукоять меча, заставив святого отца вздрогнуть.
- Запомни, фофудья: ты не с запуганным ксантенским купцом разговариваешь. Если ты намерен жить у нас, то не лезь, как это говорится, со своим уставом в чужой монастырь. А то уже приезжал один из Ксантена, - Хаген качнул головой в сторону надгробия, - который думал, что везде его земля. У нашей терпимости есть предел.
- Это угроза? - пробормотал святой отец.
- Это совет поехать лучше домой. Там можете возводить ему истуканы хоть на каждом углу, хоть пляшите вокруг него с песнями. Если же хотите остаться здесь, то придётся кое-что изменить в своём поведении, от греха подальше, - Хаген резко развернулся и двинулся прочь, но на мгновение остановился и добавил: - Странно попрекать меня неверностью, в то же время возводя поганые идолы. Куда только архиепископ смотрит, - он ухмыльнулся и быстро направился к выходу.
Капеллан несколько раз открывал рот, будто желая что-то крикнуть ему вслед, но не решился и только злобно позыркал глазами. Хаген почти выбежал из церкви, выдохнул и, что-то пробормотав на неизвестном языке, свернул к замку.

Вскоре пошли слухи, что Хаген осквернил церковь, сотворив там какое-то колдовство одним своим присутствием, и должен поплатиться за это. Почти одновременно возникли и другие - что Хаген, наоборот, смог опознать поселившуюся там скверну, как человек сведущий и разбирающийся в подобных делах, скверна же состоит в грехе идолопоклонства, а идол-то, страшно сказать, Свиного Фрица. Гунтер понимал, откуда появились обе версии, но не принимал открыто ничью сторону, лишь намекнув отцу Викториану, что он может занять место вормсского придворного капеллана в ближайшем будущем, но на определённых условиях. Потом в дело вмешался архиепископ, и было решено, что Хаген ничего не наколдовал, а статую Зигфрида необходимо убрать.
Изваяние было снято со своего места и вынесено из церкви на площадь. Здесь, при стечении большого числа людей, под каждение и молитвы, оно было объявлено идолом и разрублено на куски, от чего всем открылось, что золотое оно лишь снаружи, а внутри дерево, местами уже трухлявое.
Кримхильда наблюдала происходящее, стоя в стороне. Она уже заранее была в слезах, думая, что Зигфрида вторично убивают, срочно вызвала к себе отца Викториана, но он вдруг сурово заявил, что не будет перечить воле высших иерархов, и Кримхильда ещё пуще заплакала уже от злости на него. Однако вид деревянного нутра статуи под позолотой так неприятно поразил её, что слёзы иссякли. Сам архиепископ прочитал какую-то проповедь на подходящую тему, но Кримхильда его уже не слышала, удалившись к себе в странно рассеянном состоянии. Обломки изваяния повезли прочь,  Гунтер, присутствующий на его ликвидации, ощутил, как что-то липкое и скользкое свалилось у него с души, и с недоумением подумал, как он вообще позволил устроить в Вормсе место поклонения Зигфриду.
Хагена на площади не было - он навещал Брюнхильду. Он застал королеву вместе с Ортруной, которая тут же молча удалилась, оставив дверь не до конца закрытой. Брюнхильда слегка улыбнулась, заметив настороженный взгляд, которым Хаген проводил Ортруну.
- Она сейчас живёт отдельно, но мы часто проводим время вместе, как привыкли, - она лёгким жестом велела Хагену сесть.
- Вижу, вы с ней хорошо ладите, госпожа.
- Нам нечего делить. Я благодарна ей за то, что она избавила меня от любви Гунтера, а она не рвётся к трону. Если у неё и есть честолюбие, то оно будет удовлетворено тем, что на трон сядет её сын.
- Я рад вашей взаимной верности, - сказал Хаген. - Но нельзя не сожалеть о столь странном положении.
- Что странного? Так живёт полмира... Хорошо ещё, что Гунтер не старается избавиться от меня, - произнесла Брюнхильда жёстко, но не без горечи. - Не будь я королевой, всё было бы проще. Есть уловки, способные отменить даже церковный брак, но у меня был бы только один путь, и отнюдь не к свободе.
Хаген опустил голову.
- Ты что-то загрустил, мой Хаген.
- Простите, госпожа.
Он всмотрелся в её лицо. Её карие глаза стали мягче, бархатнее, с лица исчезло что-то мучительное, но едва заметные морщинки и глубокий взгляд выдавали, что ей не так легко, как могло бы показаться на первый взгляд.
- Король Гунтер уважает вас и не посмеет больше вам навредить.
- Я теперь для него вроде ещё одного придворного, - сказала Брюнхильда с  заметной снисходительностью. - Жаль только, что некоторые вопросы обсуждать с ним совершенно безнадёжно.
- То, что касается Кримхильды.
- Тяжело было без тебя, Хаген.
Он подавил вздох.
- Вас объявляли ведьмой?
- Пытались. Точнее, известно кто пытался, говоря, что я слишком хорошо выгляжу для своих лет, - Брюнхильда недобро усмехнулась. - Моя ли это вина? За эту красоту я так заплатила… Но всё это чепуха, клевета не укоренилась. Есть вещи более опасные. Я говорила с архиепископом и по поводу статуи, и по поводу ксантенского священника и его речей, но бесполезно.
Она презрительно хмыкнула.
- Есть такая грубая поговорка: не подмажешь - не поедешь. Кажется, её придумали как раз про наше церковное начальство.
- Вы проявили немалую щедрость, как я понимаю?
- Я дам средства на перестраивание собора.
Хаген довольно кивнул.
- Прекрасная идея, моя королева. Они наконец зашевелились, а вы лишний раз отведёте от себя дурные подозрения. Скажите только, - его глаз тревожно блеснул, - ваш пояс не пойдёт на пожертвование церкви?
- Никогда, - твёрдо сказала Брюнхильда. - Я лучше брошу его в Рейн, чем отдам им.
Хаген наградил её взглядом, в котором читалось почти восхищение.
- Вы не пошли на площадь, моя королева.
- Мне неинтересно, что будет с тем истуканом.
- Вы всё-таки не можете забыть прошлого.
Брюнхильда вздрогнула.
- Боль уходит, но рубцы от ран остаются, - сказала она приглушённо. - Особенно когда они необратимо меняют жизнь.
Во взгляде Хагена мелькнула тоска, и Брюнхильда быстро отвернулась.
- Не думай об этом, Хаген. Я скажу тебе кое-что более приятное, - её глаза блеснули. - Гунтер предоставляет мне сейчас много свободы. Зиму я провожу в Майнце, там у меня есть свой дом. Здесь же я часто выезжаю на прогулки, порой довольно долгие. Я попрошу Гунтера, чтобы он позволил тебе сопровождать меня.
Хаген встрепенулся.
- Избавьте меня от этого, моя королева.
- Почему же?
- Я говорил вам, что не гожусь в мальчишки.
Она надменно улыбнулась.
- Именно потому я и хочу, чтобы меня сопровождал ты, а не эти юнцы, от одного прикосновения моего плаща начинающие капать слюной. Кому-то могло бы льстить подобное внимание, - она чуть скривилась, - но меня от него тошнит. Я буду рада, если рядом со мной будет человек зрелый, выдержанный и умеющий управлять собой.
- Я всё же не соглашусь, госпожа.
- У тебя есть время подумать.
Хаген поднялся.
- Мне пора, моя королева.
Она понимающе кивнула.
- Ступай.
Когда Хаген вышел, Брюнхильда некоторое время ещё смотрела ему вслед, и на её губах играла довольная полуулыбка.

Продолжение: http://www.proza.ru/2015/05/28/855