Первая любовь. Гл 55

Гл. 55
Ей снился зал, в котором проходили служения, до отказа заполненный верующими. Ее отец читал проповедь, по своему обыкновению сопровождая ее говорящими жестами и проникновенными взглядами. И вдруг за его спиной на огромном экране, куда транслировали во время прославления слова песен, появилось изображение двух сплетающихся тел, и Вирсавия с ужасом узнала себя и Влада. Это было настолько неестественно, настолько стыдно, даже грязно здесь, в этом помещении, где люди молились  и славили Бога, что зал мгновенно взорвался негодованием, заревел, кто-то в голос молился, кто-то бежал к сцене, стараясь закрыть своим телом от остальных хотя бы фрагмент того воплощения греха, который метался по экрану.

А где же она сама? А, вот, сидит в первом ряду, поэтому ей так хорошо все видно – без помех. Отец подходит, подбегает, хватает ее за руку и тащит на сцену. И теперь все крики обличения неслись не в экран, они были направлены на нее, и отец орал ей почти в ухо: «Молись, кайся!» И ей хотелось умереть. Но страшнее всего, жутче было то, что вместо раскаяния и стыда, точнее – вместе с ними, она вдруг стала чувствовать все то, что должна была ощущать девушка на экране – возбуждение, жгучее наслаждение от его прикосновений, и просто звенящую цветную радость от того, что он рядом, что не разделяют их тысячи километров по суше и океану. И эти ее эмоции, эти мысли тоже были видны всем, знаемы всеми в зале, и ей хотелось только одного: раствориться, умереть, перестать существовать, никогда не быть.
Она проснулась, села в кровати. Дрожала. Дышала тяжело и неровно, словно вынырнула из омута. Сзади на плечо легла рука Мэта.
- Тебе что-то приснилось?
- Да, кошмар какой-то.
- Иди ко мне.
Он привлек ее, и она с готовностью прижалась к его груди, пытаясь унять дрожь. Сначала его поглаживание по плечу, скрытому тканью ночной рубашки, было приятно, успокаивало, но как только в нем появилась требовательность, нажим, Вирсавия, внутренне сжалась. Совсем не хотелось ей сейчас этого. С Мэтом. Она попыталась мягко отстраниться.
- У тебя что-то болит? – спросил муж.
- Нет, просто устала. Эта бесконечная дорога, перелеты, да еще и кошмар приснился. Давай спать.

Он обиженно засопел, но ничего не сказал. Вирсавия отвернулась, сделала вид, что засыпает, и Мэт вскоре тоже ровно задышал за спиной. Она лежала и вспоминала Лидины слова о биохимическом составе организма, и спрашивала себя – почему так? Почему один взгляд Влада дарил ей эмоций в тысячу раз больше, чем самые откровенные ласки Мэта. Хотя откровенные ласки – и Мэт, это из разных областей. Ну и что? Мэт очень хороший человек, добрый, внимательный. Верующий. Он никогда не предаст ее. Не будет играть ее чувствами. Не будет использовать ее ради сиюминутной прихоти. Неужели на чаше ее внутренних весов он не сможет пересилить Влада? Неужели для нее плотское наслаждение и эмоциональный мир значат больше, чем настоящая любовь и понимание, поддержка и верность? Сколько она плакала из-за Влада: когда сказал, что не любит, когда вскрылся обман, когда не приехал? А Мэт дарит ей ощущение спокойствия и надежности. Может, отец прав, и им нужен ребенок, чтобы все встало на свои места?

Она не брала свои таблетки в Россию, так как перед отъездом они как раз закончились, но в доме ее родителей Мэт и не настаивал на близости. Его смущал тот факт, что за стеной жили Далила и Соломея. Поняв это, Вирсавия не стала пополнять «секретный запас», собиралась сделать это сразу по приезду, завтра. Но сейчас раздумала. Рано или поздно это должно произойти. Может с появлением ребенка они с Мэтом, наконец, станут настоящей семьей?
Через несколько недель Вирсавия узнала, что беременна, к радости многочисленных родственников и, в особенности, родителей Мэта, которые с нетерпением ждали первого внука.

http://www.proza.ru/2015/05/29/1425