Просьба

Евгений Токаев
Просьба
Шел к концу июль 1943 года. После тяжелых боев, в ходе которых от немецких войск был освобожден плацдарм у реки,  мы с товарищами в составе 3-й армии успешно форсировали и выдвинулись в сторону Мценска через небольшие поселения.  Старики, женщины и дети выходили на улицы, с удивлением и восторгом глядя на солдат, измотанных боями, но все так же идущих вперед. К исходу дня было решено сделать привал в небольшой деревушке. Я вызвался сходить за водой, так как запасы во флягах уже походили к концу. Не найдя сразу колодец, я решил спросить дорогу у местных жителей, сидящих на лавочке возле деревянной избы.
-Вечер добрый, рядовой Илья Чаплыгин, - представился я, - Не подскажите, где здесь воды раздобыть?
-Отчего же не подсказать, сынок, - ответила бабушка, - по этой улице вперед прямо держись, перед самой рощей от дороги тропинка направо заворачивает. Она и ведет к колодцу.
-Спасибо, - кивнул я, - а не будет ли у вас посудины, какой?
- А как же, есть ведра у нас, - ответила старушка, а старик, насупившись, молча, сидел на лавочке, - Сейчас до сарая дойдем, я тебе их отдам, заодно и нам водички наберешь.
Я последовал за ней во двор.
-Что-то неразговорчивый у вас супруг, - заметил я.
-Дед-то мой? Да глухой он. Нашего старшего сына немцы убили, под Минском, похоронка пришла.  Поэтому когда фашист в наш двор вломился, муж-то мой не выдержал и на них с топором выбежал.  Избили его так, что барабанная перепонка лопнула, долго потом выхаживала мужа, думала что помрет, оставит меня одну, - поджала губы старуха.
Вот, держи, - с этими словами она, отперев дощатую дверцу сарая, достала два  слегка тронутых ржавчиной ведра.
-Спасибо, - с чувством произнес я.
-Тебе, родной спасибо. Я бы сходила за водой, если бы ноги так не болели. Сегодня днем в лес за крапивой в лес пошла, чтобы было из чего суп сварить, так еле теперь кости старые передвигаю.
Дорога до колодца не заняла много времени. Уже через полчаса я вернулся с одним заполненным ведром и одним пустым.
-Все, бабушка, свои запасы мы пополнили, примите одно ведро пустое, а другое - с водой.
-Ох, спасибо тебе, сынок, выручил. Скажи-ка вот еще что. Армия-то ваша, как зовется?
-Третья, - ответил я. Губы у бабушки задрожали от волнения, - Да неужто третья? А не знаешь ли ты такого – рядового Павла Ильина? Это сын наш, младшенький. Может, что слышно о нем? Он в письмах писал, что в третьей армии служит. Я хоть и старуха, но на такие вещи память верная…
Я похолодел. Неужели это тот о ком я думаю. Ильин. Павел Ильин. Уже не рядовой, а лейтенант. Командир другого взвода. В голове всплыла картина недавнего боя. Наша армия прорывает оборону немцев у реки. Те отступают, отстреливаясь. Воодушевленные их отходом, я и еще группа солдат из других взводов вырываемся вперед. И тут кто-то слева хриплым голосом кричит, - Граната! Инстинктивно я падаю в воронку от снаряда. Взрыв и на меня тяжелым градом обрушиваются комья земли. Отплевываясь и расчищая лицо, я привстаю и смотрю налево. Там, недалеко от места взрыва, стиснув зубы, лежит человек. Я подползаю к нему и вижу, как он зажимает огромную рану в животе.
-Что же ты… Всех предупредил, а сам не успел…
-Не успел… ох, не успел, - постанывая от боли, ответил старший лейтенант, - Павел я. Паша Ильин.
-Чаплыгин Илья, рядовой.
-Илья, ты это, санитарку кликни. Может, если перебинтует, протяну еще чуток.
- Сейчас, держись, - кивнул я.
После боя, когда мы захватили плацдарм у реки, я зашел в сельскую школу, где разместили часть раненых. Меня волновала судьба лейтенанта, который ценой спасительного мгновения предупредил остальных.
Тот выглядел неважно, но увидев меня, улыбнулся уголком рта,
-А, рядовой... Рад тебя видеть.
-Ну как ты?
-Врачи говорят рана нехорошая. Осколки вытащили – Паша поморщился при этих словах, - но внутри меня порядком покромсало. Бинты часто приходится менять.  Слушай, как тебя… - наморщил лоб лейтенант.
-Илья, - ответил я.
-Илья,  Куда вы сейчас отправитесь, что слышно?
-Говорят, в сторону Мценска выдвинемся.
-Мценска…  - мечтательно произнес Павел, - помню, ездил туда на танцы. У меня ведь дом неподалеку. Родители. Эх, знать бы, как они там. Живы ли. Все бы отдал, чтобы узнать… - лейтенант умолк. Я тревожно посмотрел на него, но он дышал. Уснул.
-Лена, что скажешь, - шепотом спросил я у невысокой черноглазой медсестры, той самой, которая перевязывала Пашу на поле боя.
-Плохо, совсем плохо, - зашептала она, - рана страшная. Делаем все, что в наших силах, но надежды мало. Если только выиграть у смерти день или два…
Я закусил губу, и, кинув последний взгляд на Павла Ильина, вышел из школы.
-Ну что, сынок знаешь такого? Рядовой Ильин… - с надеждой спросила старуха. Я вернулся к реальности и посмотрел на нее, думаю что ответить,
-Он со своим взводом сейчас под Александровкой, - сказал я. – Завтра с утра продолжат наступление немного в другом направлении.
-Жив, жив наш Пашенька. Ну что ты сидишь, насупившись, сын наш живой!
И хотя старик не расслышал, но по выражению лица своей жены, по ее суетливым движением и одному Богу известно, почему еще, внезапно он понял и зарыдал от счастья. Так и сели они вдвоем, одновременно и плача и радуясь. А я стоял и не мог сказать, что их сын, скорее всего, умрет, если уже не мертв.
-Сынок, - успокоившись, произнесла старуха, - Всякое бывает, может, еще свидитесь с сыном моим. Я щас, мигом… Старуха ушла в избу и спустя несколько минут вернулась, держа в руках часы на цепочке.
-Вот, передай Паше, от старшего брата его осталось.
Сглотнув появившийся в горле комок, я кивнул, - Да, я обязательно передам.
-Спасибо. Эх, будь я моложе, добралась бы до этой Александровки и все равно, что далеко. Дошла бы, успела бы к рассвету, чтобы хоть одним взглядом его увидеть.
В подавленных чувствах, я зашагал в расположение нашей части, сжимая в руках часы. По дороге я неожиданно встретил свое знакомого из соседнего взвода – Сашу,  который правил повозкой. На телеге полулежал незнакомый мне солдат.
-Саня, ты куда? – спросил я.
-Да вот, героя везу в тыл, в Александровку. Прикинь, в плечо его ранили, еще днем, а он молчал. Тряпкой какой-то замотался и шел с остальными, как ни в чем не бывало. А давеча чуть сознание не потерял, гимнастерка вся кровью пропитана. Медсестра ему рану перебинтовала, а начальство распорядилось в тыл его отвезти, в госпиталь. Потому что с утра мы черт знает, где будем, и медсестер за собой придется тащить…
-Подожди-подожди, - перебил я Сашу, - в Александровку, в госпиталь говоришь? Вот возьми это, - я протянул ему часы. Найди в сельской школе Павла Ильина, скажи, что это ему от родителей, что в порядке они.
-Сделаю, - кивнул Саня, забирая часы, - Бывай. До рассвета непременно вернусь. Но! Пошла! – цыкнул он на лошадь.
Я растерянно остался стоять посреди дороги, глядя на удаляющуюся повозку. За войну я видел немало горя и страданий. Но не мог так просто и хладнокровно сказать старикам, что их последний сын при смерти. Возможно, что это было слабостью. Но я просто не мог. Мы гнали немцев с нашей земли, но смерть прогнать не могли. Так пусть, лейтенант Ильин побудет еще живым. Хотя бы в представлении своих родителей.
От Саши я позже узнал, что он успел передать часы. Пусть и ненамного успел, но еще минут двадцать старший лейтенант Ильин сжимал в руках память о брате и думал о родителях. А затем его не стало. Но где-то там, в мыслях своего отца и матери, он жил. Освобождал Орел, Брянск, Белгород, Гомель… И где-то там в далекой Германии он брал со всем Берлин. А затем, широко улыбаясь, праздновал с остальными победу. Все это было и всего этого не было…