Ценная бандероль стоимостью в один доллар 8. 2

История восьмая. Гильотина на площади Революции
Ч.3. Под чернью туч – всё черно

«Счастлив тот народ, чьи анналы отсутствуют в исторических книгах».
 Томас Карлейль

Под чернью туч – черным черно!
Средь роскоши и блеска
Мелькнёт багровый, красный луч
В бриллиантовой подвеске.
И пробуждая хаос душ,
Завистливость и злобу,
Грозу над Францией, прошу,
Ты оттолкнуть попробуй!

     Над Парижем сгущались тучи, надвигалась гроза.   А в королевских покоях гулял лишь лёгкий  и такой фривольный (1) ветерок, хотя и  чувствовалось некоторое похолодание.
    Банкир Жак Неккер, добившийся кредитов для страны вынужден был опубликовать  государственный бюджет - compte-rendu(2).  Потребовали кредиторы.  Будучи честным человеком, он не думал о последствиях, прежде всего для самого себя. Он не умел плести интриги, иначе подумал, прежде чем идти на этот шаг. 
   Подобного история Франции ещё не знала!  С помощью цифр доказать можно все что угодно.
Сопоставлением цифр было искусно прикрыто настоящее положение дел, но,  тем не менее,  расходы превышали доходы. Все увидели, на что королевская семья тратит деньги: на роскошные наряды, драгоценности, изысканные заморские  деликатесы, балы и  развлечения. 
   Финансовый отчёт Неккера,  сообщавший  об огромных суммах, полученных придворными из казны, произвёл большое впечатление, особенно в рядах 3-го сословия. Неккер приобрёл ещё большую популярность среди народа, но навлёк на себя   нападки со стороны знати, приближённой к королевской семье.  Поползли разговоры:
– Это   нововведение противоречит  всем традициям о самостоятельности короля!
– Да! Только король, никто другой –  безусловный собственник государства и общественного имущества!
      Желая быть выше своих противников, Неккер написал докладную  записку Людовику XVI, в которой потребовал для себя более широких полномочий –  должности генерального контролера, которой  ему, как протестанту, дано не было.  Вот что он написал:
«Сир! Прошу вашего  разрешения утвердить  меня в звании министра, предоставить  место  в совете и  право делать доклады Вам  с глазу на глаз».
При дворе об этом стало  известно. Марии Антуанетте тотчас доложили:
– Это неслыханно,  невероятно, чтобы разночинец, гугенот, мог предъявлять столько требований!
Королева не выдержала подобной наглости:
– Кто бы мог подумать! Неккер, такой тихий и скромный человек,  к тому же мой протеже,  решил действовать за моей спиной?   Людовик  добродушен и редко может  сказать «нет».
Возмущению  Марии Антуанетты  не было  предела:
– Как он посмел, несчастный банкиришка!  Кем он себя возомнил! Луи!  Мы это вынуждены терпеть?
   Королева была  умнее короля и, наследуй она серьезный, терпеливый ум своей матери,  могла бы встать у руля и влиять на положение дел в стране, если бы действовала более решительно. Но она занималась всем поверхностно и только эпизодически вмешивалась в  государственные дела и политику. Но пройти мимо подобного нахальства, каким она посчитала    обращение Неккера к Людовику, минуя её, не могла.
– Mon cher!  Я прошу Вас, отстранить этого банкиришку  с  поста генерального контролёра финансов, неизвестно, что он ещё выдумает, – выпалила она в сердцах Людовику, –  какие сюрпризы ещё нам преподнесёт?
     И все-таки Неккер, подобно Атласу, поддерживал  здание французских финансов в течение пяти лет, отказываясь от полагающегося ему жалованья и во всем получая поддержку своей жены, благородной Сьюзи, как он её называл. 
    Мария Антуанетта не унималась:
–А  добропорядочная жёнушка  Неккера Сюзанна(3)? Тоже мне писательница!  Хозяйка салона!  Именно она активно агитировала   за  мужа  как  кандидата на значимые должности.
    Действительно, в салоне, где собирались по пятницам,  мадам Неккер  давала  торжественные обеды в честь философов, пытаясь таким образом развлечь утомившегося на службе супруга.  Неккер разговаривал мало, был человеком немногословным, не привлекал к себе внимание. Но нежно и с трепетом относился  к  жене.  Светское общество удивлялось их взаимоотношениям: супруги  Неккер искренне любили друг друга. Последнее особенно возмущало Марию Антуанетту, таких чувств она не испытывала, и это  вызывало у королевы  тайную зависть.
– А что она  удумала! Вы только послушайте:  «Недостатки даны женщине природой, чтобы упражнять достоинства мужчин. Величайшая беда женщин — и это сказывается во всём -  недостаток настойчивости». Ну,  уж нет! – рассуждала Мария Антуанетта.  – Настойчивости мне всегда хватало.  А ещё Сюзанна занимается  упорядочением тюрем и госпиталей. Не женское это  занятие!  Не семейка, а  союз благодетелей! Неугоден нам  такой  распорядитель финансов.
    И Людовик по настоянию супруги тут же  подписывает приказ об отставке Неккера. На что Сюзанна Неккер отозвалась афоризмами: 
• Высшие должности походят на крутые скалы: взбираются на них только орлы и пресмыкающиеся.
• Люди знатного происхождения расходуют свои деньги на потерю времени.
  Семейные добродетели этой  благочестивой и высокогуманной женщины  нашли положительный отклик у простых французов и  разошлись в мгновение ока:
• У кого тысяча фантазий, у того нет ни одного желания.
• Любви необходимы глаза, так же как мысли необходима память.
• Чувство можно заставить замолчать, но нельзя указать ему границ.
• Скромные дарования и его тонкие оттенки могут оценить только в кругу близких знакомых.
    Последний афоризм ни в коей мере не относился к Людовику XVI. Он привык во всём прислушиваться к  мнению властной супруги. Жизнерадостная, красивая, энергичная Мария Антуанета имела огромное влияние на короля.  Теперь, особенно, когда  на её груди красовался  голубой бриллиант, подаренный Людовиком. Глаза, когда она сердилась,  метали искры и молнии, что несказанно радовало Око Бхайравы.   
   Глаза – зеркало души. Как бы ни красива была женщина, глаза будут или притягательным озером, или глубоким омутом, отражать радость или тянуть в чёрную бездну. Мария Антуанетта пока ещё не знала, что  их с Людовиком ожидает не только гроза и буря, но и стремительный ураган, который сметёт всё на своем пути,  прежде всего  их обоих и  многих приближённых в смертельную пропасть. Они попадут в настоящий ад. Око Бхайравы лишь усмехнулся, блеснув багровым лучом.
  А Мария Антуанетта просто обожала голубой бриллиант.   Он завладел душой и сердцем королевы, её охватило бурное веселье. С ещё большей энергией Мария Антуанетта  организовывала в Трианоне балы, маскарады, куда допускалось только избранное общество.    Вот бы эту энергию да в государственное русло! Тогда, возможно было, и предотвратить надвигавшийся грозовой ураган революции. Хотя, королева оттолкнула всех реформаторов, и все попытки свернуть  Францию  к скатыванию в пропасть под мощным потоком народного гнева сошли на нет.      
    Грозное Око наблюдало  с усмешкой за событиями. После того, как время на проведение реформ было упущено,  Франция оказалась в тупике. Дворцовые развлечения выглядели,  как пир во время чумы.   Действительно, когда дворяне стали восстанавливать старые повинности и увеличивать налоги,  крестьяне бедствовали и страдали, а по вечерам во дворце до поздней ночи звучала  музыка, слышался весёлый смех.  Народ голодал, а столы в Трианоне и Версале ломились от всевозможных яств.   
     К тому же в условиях бесправия народных масс  и государственного хаоса допускались невероятные злоупотребления. Особенно ярким проявлением чудовищного произвола были lettres de cachet «летр де каше» — приказы в запечатанных конвертах, так называемые   негласные королевские указы. Они применялись для арестов. При помощи  «летр де каше» министры,  придворные фавориты и фаворитки  по своему произволу избавлялись  от политических и личных врагов. Для этого достаточно было вписать в такой приказ, снабжённый королевской подписью и печатью, желательное имя, и этого человека без суда и следствия заключали в тюрьму на неопределенный срок. Он просто исчезал для окружающих, и вернуться  назад было проблематично.  Десятки тысяч узников томились в Бастилии и Венсенской тюрьме   по королевским  "летр-де-каше".
  Так графа Оноре Мирабо(4), пользовавшегося огромной популярностью среди сторонников конституционной монархии, по «летр де каше»  его отца отправляли в тюрьму  22 (!) раза.    
   Но были люди, которые сели в тюрьму, как говорится, за дело. Было достаточно одной лишь  просьбы с приложением  «летр де каше»  мадам де Монтрей,  тещи не без известного всем маркиза де Сада(5), чтобы  убедить  короля  издать  указ  о  бессрочном его заключении в Бастилию –  его сочли действительно  опасным.
   Око Бхайравы проследил за судьбой  человека, имя которого в будущем станет синонимом крайней жестокости и насилия над личностью.
    Впервые  в Венсенскую государственную тюрьму(6), в подвалы которой ведут  ходы из подземелий Бастилии, де Сад   угодил  еще  в 1763  году, в 23-летнем возрасте  за  то, что заставлял юную Жанну Тестар  топтать распятие. Инцидент   в   селении   Аркей, вызвал  особенное негодование властей тем, что  для своих забав  маркиз  намеренно избрал день Святой Пасхи. 
     В списке многочисленных  преступлений маркиза – глумление  над  таинством причастия, мессой, Библией. Уголовные обвинения  в  колдовстве, хотя он для сексуальных утех использовал шпанскую  мушку,  известный  как вредный для здоровья афродизиак,   были с де Сада сняты, но, тем не менее, он провел в заточении в общей сложности почти тридцать  лет. В тюрьме с маркизом  обходились жестоко, и он часто писал своей жене письма с просьбами помочь ему с едой, одеждой и особенно с книгами. Тогда же де Сад начал писать  пьесы, рассказы и новеллы.
В Венсенском замке  де Сад закончил работу над своим первым сборником литературных произведений. Самое известное произведение этого сборника — «Диалог между священником и умирающим» — будет неоднократно переиздан и станет первым знаменитым творением маркиза.
    29 февраля (!) 1782 года де Сада переводят в Бастилию, где де Сад  на рулоне туалетной бумаги длиной около двадцати метров всего за 37 дней  написал следующий роман «120 дней Содома». Маркиз попытался спрятать его у себя в камере, но в 1789 году, когда де Сада уже не было в Бастилии, охранник нашёл эту рукопись и вынес её ещё до штурма крепости.
   Названия говорят сами за себя.  В тюрьме появился один из шедевров французской новеллистики — «Евгения де Франваль» и роман   «Жюстина, или Несчастья  добродетели».
«Люди, неис¬ку¬шенные в подвиге добро¬де¬тели, могут посчи¬тать для себя выиг¬рышным предаться пороку, вместо того,  чтобы оказы¬вать ему сопро¬тив¬ление» — вот главная мысль, высказанная  де Садом в романе.
— «Жюстина» де Сада — самая  отвратительная  из книг.
 Так в последствие  выскажется о романе консул Наполеон Бонапарт и отправит автора пожизненно  в сумасшедший дом. Твердая власть умеет оберегать нравственность подданных. В философии  де Сада  красной нитью проходила идея  о том, что убийство является благом для общества.
—Убийство и ещё раз убийство – иначе народы погибнут целиком и полностью от перенаселения и нехватки ресурсов, — был убеждён де Сад.
  Хотя  Око Бхайравы с этим был не совсем согласен. Не убийство, а жестокое  наказание виновных в преступлениях против человечества, будь то простая кража или лишение человека жизни. Наказание не тюрьмой, лишь смертная  казнь, а именно гильотины достоин человек, преступивший  человеческие и божьи законы. Как тут не вспомнить  древнегреческого  архонта Дракона(7), который даже за кражу горсти винограда приговаривал человека к смерти. Когда Дракона спросили:
— Почему такая  суровая мера за кражу кисти винограда? А как же убийство человека?
Древнегреческий законодатель ответил:
—За кражу  чужой собственности вор должен быть предан смерти, а  другого, более сурового наказания, я не придумал...
Жестокий век – жестокие законы!
Око Бхайравы заинтересовали основы философии безнравственного маркиза. Де Сад отрицал  традиционное  для XVIII века  деление  общества на дворянство, духовенство и третье сословие.
—Существуют лишь сословие властителей и сословие рабов,  — утверждал он. — Люди или владеют имуществом и держат в руках власть, а другие, не имея ничего – должны работать, чтобы прокормиться.
Ну, с этим Око Бхайравы мог согласиться, хотя это было приемлемо в средние века, а  наступали времена иные, грозовые. Уж это  Грозное Око чувствовал.
   Против чего Око Бхайравы не мог согласиться, так это отрицание Бога, хотя де Сад отрицает «своего» Бога. Но вот отказ от  всех моральных норм и правил, как предписанных церковными канонами, так и общечеловеческих принципов поведения в семье и обществе – это для рокового голубого бриллианта было непреложной истиной все века его существования.
   В качестве доказательства, как в драматургических произведениях де Сада, так и в его жизни можно привести многочисленные описания сцен инцеста, сопровождающегося особой жестокостью и заканчивающихся убийством жертвы, подвергаемой насилию. Это интерес к поведению человека, с которого сняты все ограничения, начиная от социальных, и заканчивая религиозными. Именно де Сад заложил основы нигилистической философии, отрицающей общепринятые в обществе нормы (прежде всего моральные) —  Либертинаж  (фр. libertinisme, libertinage).
   Но что символично, так это завещание де Сада, в котором он, казалось, отказывается от всего того, что сотворил и натворил:
 «Когда меня засыплют землей, пусть сверху разбросают желуди, чтобы молодая поросль скрыла место моего захоронения, и след моей могилы исчез бы навсегда, как и я сам надеюсь исчезнуть из памяти людей».
   Но предсмертная воля его была нарушена: тело  вскрыто. Священник Ленорман в  Шарантоне, где умер  Донасьен де Сад  от астматического приступа 2 декабря 1814 года, не дожив полгода до  75 лет, не был предупреждён. Просто некому было сказать последнюю волю маркиза: жена его давно покинула и не присутствовала на похоронах. Несмотря на аморальность  всей жизни и его творений, похоронили  де Сада по христианскому обычаю на кладбище в Сен-Морис.
Как сказал британский публицист Томас Карлейль:
  «Правильно во всех отношениях сказано: всякого человека судят по вере его. И по неверию» (8). 
  Имя маркиза де Сада осталось в истории, как и сказка  о Синей бороде(9). 
   Существуют две традиционные версии происхождения персонажа Синей бороды, и обе они восходят к печально известным личностям из Бретани.  Согласно первой, прототипом легенды послужил Жиль де Рэ(10), живший в XV веке и казнённый по обвинению в убийстве нескольких своих жён и ритуальных убийствах от 80 до 200 мальчиков с целью вызова демонов. Согласно второй версии, легенда связана с правителем Бретани Кономором Проклятым(11) , чья жена Трифина обнаружила секретную комнату в его замке, где находились трупы всех трёх его бывших жён. Духи сообщили ей, что они были убиты во время беременности. Забеременев, Трифина сбегает, но Кономор ловит её и обезглавливает.
    К творчеству де Сада, в чём-то видя схожесть его с Синей бородой,  обращался Бодлер(12) , который знал, что жизнь представляет собою мрак и боль, что она сложна, полна бездн и нет,  не только выхода, но и луча света в жизни.   Но он от этого не отчаялся,  напротив,  словно сжал руками свое сердце и,  переступая в  себе человека, возвёл в культ всё извращённое, порочное, аморальное. В "Интимных дневниках" Бодлер напишет:
"Чтобы  объяснить зло, нужно всегда возвращаться к де Саду –  то есть к естественному человеку".
 Уже  к  Бодлеру обращается немецкий поэт Бертольт Брехт(13):
«Он живет не только за счет аморальности, но и за счет морали. Он торгует шоками».
      Русские символисты –   Мережковский, Минский,  Брюсов, Бальмонт, Сологуб, Анненский,  найдут  оправдание своим настроениям и презрению   к жизни и природе  в  бодлеровских стихах  из сборника «Цветы зла».  Русское декадентство  примет  индивидуализм Бодлера— культ гордого, возвышающегося над миром «Я», все познавшего и всем пресытившегося, не признавшего над собой никаких нравственных норм, властно и своевольно смешивающего добро и зло. Так что влияние маркиза де Сада и Синей Бороды будет живо и в будущем мире.
Неудивительно, под чернью туч и мысли черны. Людовик рассказывал Марии Антуанетт о злодее де Саде. Узнав о нём, королева вспомнила и сказку о Синей  Бороде. Удивительно, но она рассказывала её без страха, не упрекая его.
– Не нужно быть такой любопытной, – говорила она, осуждая жену Синей Бороды. – А де Саду так и нужно! Не стоит выступать против католической церкви.
    Официально во Франции признана была лишь католическая церковь. Протестанты подвергались преследованиям, Крещение и браки признавались только в тех случаях, когда они совершались католическим духовенством. Члены семьи протестанта, не подчинявшиеся этому требованию, лишались по закону всех гражданских прав и попадали в Бастилию.
    Армия рассматривалась наряду с церковью и судом как важнейшая опора трона. Она формировалась путем вербовки, срок службы устанавливался договором. При Людовике XVI в армии были проведены реформы, имевшие немаловажное военное значение. В 70—80-х годах главный инспектор артиллерии Грибоваль (14)создал по тем временам превосходную  артиллерию.
    Но в то же время командный состав армии приобрел более отчетливо выраженный сословный характер. По военному регламенту 1781 года  лица, желавшие получить офицерский чин в пехоте или кавалерии, обязаны были документально доказать свою принадлежность к дворянству в четырех (!) предшествующих поколениях. Исключались, следовательно, не только выходцы из третьего сословия, но и лица, дворянская родословная которых насчитывала менее 100 лет.
    Был усилен флот — гордость Франции со времени Американской войны(15). Вспомним, что говорил Людовик XV:
"У Франции никогда не будет флота".
   Но Людовик  XVI  считает это утверждение деда не верным.  Доблестный морской офицер Жан Франсуа  Лаперуз(16)  по приказу Людовика снимается с якоря и отплывает в дальние моря  для блага людей и своего короля, который интересуется географией. Увы, его путешествие  кончается неудачей. Храбрый мореплаватель бесследно теряется в голубых просторах морей, и все попытки найти его  тщетны. Долго еще в умах многих людей будет жить его печальный и таинственный образ.
    В честь Лаперу;за  назван пролив  между северной оконечностью острова Хоккайдо (Япония) и южной оконечностью острова Сахалин мысом Крильон (Российская Федерация), соединяющий Японское и Охотское моря.
      В октябре 1783 года, в тот же год, когда отправилась  в кругосветное путешествие команда моряков во главе с Лаперузом,  бывший интендант города Лилля, Карл Калонн(17), по указанию королевы Марии Антуанетты был призван принять участие в управлении финансовой политикой государства, и привел дела к окончательному перелому. Он пытался пополнить истощённую государственную казну с помощью займов  под высокие проценты, перечеканкой золотой монеты и  повышением налогов. 
      Калонн  часто спасало то, что он был  остроумен.
–С помощью цифр доказать можно все что угодно,  –  утверждал  Калонн. – Если мы выдаем много, то должны получить еще больше.  Надо казаться богатым, чтобы занимать.
    Калонна хвалили за его деловую хватку:
– Теперь не прежняя ограниченная, бережливая система Неккера, можно получить деньги,  нужно только обосновать свою просьбу.
– Если желание вашего величества возможно, – говорил Калонн королеве, просившей  деньги на драгоценности для себя и для своих приближённых,  – то оно уже исполнено, если желание невозможно, то я его постараюсь  исполнить.  Разве можно отказать вашему Величеству?
   Во время этого разговора  голубой бриллиант был на груди Марии Антуанетты.  Удивительно, но  остроумный   Калонн понравился  Оку Бхайравы. Он мерцал таинственным светом. 
Каждая фраза, произнесённая Калонном,  была афоризмом.  Это было  достойно уважения Грозного  Бхайравы, поэтому дальнейшие действия Калонна оказались действенными.
   Объявленный в декабре 1783 года  заём в 100 миллионов  имел большой успех, и Калонн  обещал королю восстановить равновесие бюджета, а парламенту — сократить налоги. За первым займом в 1784 году  последовал новый кредит, на сумму 125 миллионов. Парламент не без сопротивления зарегистрировал эдикт об этом займе.
Тем не менее, тревожное настроение в обществе усиливалось, особенно под впечатлением  траты значительных сумм на покупку для королевы — Сен-Клу, для короля — Рамбулье, на увеличение пенсий, на  дорогие государственные постройки. Только 28 миллионов пошли на уплату долгов братьев короля, графа Людовика Прованского и графа Карла д'Артуа. Первый оправдывался следующим образом:
–Все брали и берут, потому и я протянул свою шляпу.
    Неурожай 1785 года  вызвал большие трудности с  налогами, так что опять ппришлось прибегнуть к новому займу в 80 миллионов.  Предвидя усиление кризиса, Калонн  заявил королю:
– Сир!  Годовой дефицит может составить  114 миллионов.  Для покрытия дефицита  необходимо  реформирование всего, что есть неудовлетворительного в государственном строе.
– Шарль! Что вы предлагаете? – обратился к Калонну Людовик.
– Сир! На днях я предоставлю вам  проект реформ, – нашёлся,  что ответить королю находчивый Калонн.
   Вскоре он представил проект. В  него были  включены  большая  часть реформ, ранее  выдвигаемых Тюрго и Неккером.  C целью привлечь симпатии общественного мнения Калонн, несмотря на противодействие королевы, убедил короля в необходимости созвать парламент.   
        В парламенте долго обсуждали проект Каллона, не решаясь сразу же от него отказаться. Время обсуждения затянулось.  На страну обрушились сильные морозы, пурга и метели, каких Франция не знала лет 100. Люди замерзали на дорогах, в сугробах, в не отапливаемых сельских домишках.
     Всё-таки расчёты  Калонна не оправдались: он не встретил ожидаемого полного согласия. Несмотря на свою ловкость  не смог устоять перед оппозицией, в которой объединились и страна, и двор. 20 апреля  1787 года Калонн   был отстранён с поста генерального контролёра финансов(18).    Око Бхайравы  был недоволен и замерцал багровым цветом. Последствия  отставки были непредсказуемы.
  Долг Франции  к этому времени достиг астрономических цифр.  Необходимость коренных и быстрых преобразований делалась все настойчивее. По представлению парламента новым  министром финансов стал  архиепископ тулузский,  Ломени де Бриенн, который   попытался  провести эти реформы. В июне 1787 года были обнародованы три либеральных указа  короля: 
1. Хлебная торговля была освобождена от ограничений.
2. Введены особые права представителям третьего сословия.
3. Введение нового  налога на землю.
Парламент  принял первые два  предложения, но воспротивился новому налогу на землю. В ответ на отказ Парламент был выслан в Труа, потом опять возвращен. 
  Когда понадобился новый заем в 420 миллионов и парламент отказался внести его в роспись, Бриенну  пришла в голову  мысль заменить членов парламента  аристократами.
   Это вызвало негодование в народных массах, многие рассчитывали войти в состав парламента. На всех дорогах встречались толпы бродячих людей, направлявшихся в Париж.
   На окраинах росло недовольство. Неурожай 1788 года довел народ до  обнищания, усилил и обострил брожение. Доверие королю и власти было подорвано, усиливались  финансовые затруднения государства. Правительство всё больше убеждалось, что с недовольными и мятежниками иначе справиться нельзя, как предоставить им законным образом право голоса и тем самым — путь к отступлению.
    В этот трагический момент королева Мария Антуанетта, не понимая последствия своего поступка, даёт  поносить голубой бриллиант  своей подруге принцессе Ламбаль,  Ламбалы, как её называли  самые близкие. Око Бхайравы и здесь решил сыграть на  женском самолюбии.  Графиня Жюли де Полиньяк, которая считала себя ближайшей подругой королевы,  позавидовала  Ламбале.
—Ну почему ей, а не  мне  дала   Антуанетта  драгоценный камень? — подумала молодая женщина  с ангельским взглядом, но  с чертёнком в душе. — Я сделаю всё возможное, чтобы голубой бриллиант  достался мне!
   Око Бхайравы  даже не предполагал, что произойдёт дальше. Тут в историю вмешался  злой рок.
—Ламбала, Жюли!  Я приглашаю вас на бал, который состоится сегодня в Трианоне, — обратилась Мария Антуанетта к своим подругам.
Принцесса Ламбаль  и графиня Полиньяк  одновременно вышли  от королевы. Ламбаль ждал  конный  экипаж.
—Моn cheri!  Моя дорогая! Вы не подвезёте меня до дома? — сросила графиня у принцессы.
Ламбаль и Полиньяк не любили друг друга, но не показывали виду.
—Cheri!  Дорогая! Конечно, подвезу,  — вынуждена была согласиться Ламбаль.
Полиньяк  не просто завидовала  принцессе. Красавица  Жюли  была из знатной, но обедневшей семьи. Она привыкла жить в роскоши, любила драгоценности и красивые наряды. Когда на неё обратила внимание Мария Антуанетта, она воспользовалась расположением королевы, вытягивая из неё не только большие суммы на свои удовольствия, но и добилась того, что выпросила для своих близких «тёплые» местечки  на государственной  службе.  Мысли  Полиньяк всегда были только о деньгах. Она  была не только красива, но и умна, и часто повторяла:
—Главный орган человеческого тела, незыблемая основа, на которой держится душа, — это кошелек.
Женщины сели в экипаж.  Лошади пустились вскачь.  Жюли была взволнована.
— Как  выманить  голубой бриллиант у  этой выскочки  Ламбалы? Придумала!
— Cheri!  Дорогая Ламбала! Можно мне посмотреть на голубой бриллиант королевы?  Так хочется увидеть его блеск.
    Принцесса протянула голубой бриллиант. Полиньяк буквально  выхватила его из  её рук. И  произошло неожиданное:  камень показался  женщине таким горячим, что  она не удержала его,  бриллиант упал и оказался прямо под ногами принцессы. В  это время  экипаж  резко качнуло на повороте.  Дверь чуть приоткрылась,  и   камень  выпал на тротуар, закатившись в щель между двумя  булыжниками.
—Что  ты наделала? — воскликнула принцесса Ламбаль.
Самая большая вина — не сознавать свою вину. Полиньяк, усмехнувшись  злорадно, ответила:
— Это ты виновата! Ты  вытолкнула камень  из кареты. 
—Кучер! Остановись! — громко закричала Ламбаль.
Экипаж остановился. Женщины бросились назад, но  найти бриллиант не смогли.
Око Бхайравы   спокойно остался лежать на холодной мостовой.

    На Францию надвигалась гроза. Где-то вдалеке раздавались первые раскаты грома.
Прозвучат раскаты грома
И вызовут народный гнев.
Бастилия падёт
        и полетит корона,
Бхайравы Ока
         приглушая блеск.

 (1) Фривольный - легкомысленный
(2) сompte-rendu (фр.) – отчёт
(3) Сюзанна Неккер (1739-1794) французская писательница, жена финансиста Жака Неккера, мать Жермены де Сталь, писательницы.
(4) Оноре Габриель Рикети  де Мирабо (1749-1791) -  депутат и  лидер Генеральных штатов и Учредительного собрания от третьего сословия, сторонник конституционной монархии, незадолго до смерти тайно перешел на сторону короля; в представительных собраниях времен Революции пользовался огромной популярностью,  стяжал себе славу превосходного оратора.
(5) Донасье;н Альфо;нс Франсу;а де Са;д (1740—1814), вошедший в историю как марки;з де Са;д — французский аристократ, писатель и философ. Он был проповедником абсолютной свободы, которая не была бы ограничена ни нравственностью, ни религией, ни правом. Основной ценностью жизни считал утоление стремлений личности. По его имени сексуальное удовлетворение, получаемое путём причинения другому человеку боли и  унижений, получило (в работах сексолога Рихарда фон Крафт-Эбинга) название «садизм» (впоследствии слова «садизм», «садист» стали употребляться и в более широком смысле).
(6) Венсенский замок построен в XIV веке,  находится в окрестностях  Парижа, в  настоящее время— в черте города; первоначально был одной из королевских резиденций,  в XVII в. стал государственной тюрьмой.
(7) Архонт – самое высшее должностное лицо в древнегреческих полисах (городах-государствах).
 Дракон – афинский архонт, он обобщил и записал в 621 г. до н.э. действующее право, восходящее к древним временам. За посягательство на частную собственность вводилась смертная казнь.  Афинский оратор IV в. до н.э. Демад назвал законы Дракона «написанными кровью». Эти законы, за исключением закона об убийстве, отменил Солон,  а "драконовы законы" стали синонимом жестокости.
(8) То;мас Ка;рлейль  (1795—1881) – британский писатель, публицист, историк и философ шотландского происхождения, автор многотомных сочинений «Французская революция» (1837).
 (9) Синяя борода (фр. La Barbe bleue) — французская народная сказка, легенда о коварном муже — убийце многих женщин, литературно обработана и записана Шарлем Перро.
 (10) Жиль де Монморанси;-Лава;ль, баро;н де Рэ, граф де Брие;н( 1404 —1440), известен как Жиль де Рэ или Жиль де Рец — французский барон из рода Монморанси-Лавалей, маршал Франции и алхимик, участник Столетней войны, сподвижник Жанны д’Арк. Был арестован и казнён по обвинению в серийных убийствах. Послужил прототипом для фольклорного персонажа «Синяя борода».
Стоит отметить, что данные обвинения были сфальсифицированы. Возможно, барона оговорили по заказу короля Карла VII, бывшего другом де Рэ, а впоследствии — его врагом. В 1992 году французские учёные добились исторической справедливости — организовали новый «посмертный суд» в сенате Французской Республики. Тщательно изучив документы из архивов инквизиции, трибунал из нескольких парламентариев, политиков и историков-экспертов полностью оправдал маршала де Рэ.
 (11)  Марк Кономор  король Бретани, правивший в VI веке.
 (12) Шарль Пьер Бодле;р (1821 — 1867) — поэт и критик, классик французской и мировой литературы. Бодлеру принадлежит одно из наиболее внятных описаний воздействия гашиша на человеческий организм, которое на долгие годы стало эталоном для всех, кто писал о психотропных продуктах из конопли.
 (13) Бертольд Брехт (1898-1956), один из самых популярных немецких драматургов, поэт, теоретик искусства, режиссер. Восхищается Наполеоном, сочиняет музыку на слова Вийона и читает друзьям стихи Бодлера, Верлена, Рембо.
 (14) Жан Бати;ст Ваке;т де Грибова;ль  (1715 – 1789) — французский артиллерийский офицер, который разработал многочисленные усовершенствования различных отраслей артиллерийского дела..
 Система Грибоваля была в то время самой эффективной в Европе. Просуществовала она, с некоторыми изменениями, до 1830 года и имела огромное влияние на развитие артиллерии в большинстве стран мира.
 (15) С начала XVI века в Северной Америке стали селиться колонисты из разных европейских стран, Во время Семилетней войны(1756-1763) британцы и французы воевали за американские территории. Победила Британия, и под её управление перешли огромные территории континента. В последние годы британское правительство обложило колонистов множеством налогов, что вызвало резкие протесты. Первые вооружённые столкновения между британскими войсками и колонистами  произошли  19 апреля 1773 года в Лексингтоне (штат Массачусетс), затем была принята Декларация Независимости, что явилось созданием Соединённых Штатов Америки(США). Война закончилась подписанием Парижского договора в 1783 году, когда британские войска сдались в Йорктауне (штат Виргиния).
 (16) Лаперуз Жан Франсуа де Гало (1741— 1788?),  французский  мореплаватель,  морской офицер. В 1785—1788 возглавлял исследовательскую тихоокеанскую кругосветную  экспедицию на фрегатах "Буссоль" и "Астролябия"— погиб со всем составом морской экспедиции у острова Ваникоро группы Санта-Крус.
 (17)Калонн  Шарль Александр (1734—1802), французский государственный деятель. В 1783—87 генеральный контролёр финансов. Пытался пополнить истощённую государственную казну с помощью займов и повышением налогов.
(18)Во время революции Калонн жил в Англии, поддерживал и деньгами, и пером врагов республиканской Франции. В эпоху консульства он вернулся во Францию, где вскоре умер.

Ч.4. Дух равенства

«Настоящее - это суммарно взятое прошлое».
(Томас Карлейль (1795—1881)

«Опыт давно уже приучил народ быть благодарным своим правителям за то, что они ему не причинили всего того зла, какое они могли ему причинить, и обожать своих правителей, когда народ им не ненавистен».
(Жан Жак Руссо)

Дух равенства витает над Парижем,
Мятежный и неутомимый дух!
Он видит всех, кто ему нужен
И каждому твердит: «Решайся, друг!
Чтоб обрести свою свободу
И своё право  воскресить –
Пройди со мной  грозу, огонь и воду!
Решайся: быть или не быть!»
 (стихи автора)

    Голубой бриллиант Око Бхайравы лежал среди булыжников на парижской мостовой. Холод ему был не страшен. Он обрёл покой. Пахло сыростью и ещё чем-то неприятным. Камни шептали ему о своих трудностях и нелёгкой доле. Как им тяжело приходится: бьют копытами лошади, колёса экипажей и повозок давят на них. Тысячи людей  проходят, вдавливая на них сапогами, каблуками. Только дождь доставляет камням радость, очищая их от грязи и помоев, которые льются на них постоянно.
   Око Бхайравы  перестал воспринимать жалобы камней и на время  вошёл в состояние внутреннего созерцания. Он знал, что пройдёт немного времени и его найдут. Именно этот человек будет им возвышен, но также падёт, как и другие, кому он принадлежал. 
Но мы пока оставим Око Бхайравы.
   Мария Антуанетта в тот же вечер на балу узнала о пропаже камня. Казалось, что она встретила это известие спокойно, но сердце королевы сжалось от нехорошего предчувствия.
 – Ламбала, дорогая! Как же так произошло, что ты потеряла    «голубой бриллиант французской короны?» Последствия могут быть трагическими, – тяжело вздохнув, произнесла Мария Антуанетта.
   Ламбала не стала оправдываться и обвинять Полиньяк, рассказав, как всё произошло,  не упуская ни одной детали.  Королева посмотрела на Ламбалу и Жюли с укоризной. Ей предстояло объяснение с  Людовиком. Но королю было уже не до бриллианта. 
Чёрные тучи над Парижем  принесли грозу. С первыми раскатами  грома  Людовику доложили:
– Ваше величество! В казне больше денег нет!
Людовик задумался:
– Есть только один человек, который сможет изменить финансовое положение – Жак Неккер.
 Ничего не оставалось, как удалить архиепископа тулузского  с поста генерального контролёра финансов и  опять призвать Неккера. 
Этот добрейший души человек,  принял приглашение короля, даже  не задумываясь.
Общество торжествовало. Имя опального министра стало символом либеральной политики и сразу же произвело повышение ренты на 30 процентов. 
     Неккер рьяно взялся за дело, надеясь ослабить остроту финансового кризиса. Прежде всего, под жёстким контролем оказалось расходование государственных средств. Но это ни к чему не привело, лишь вызвало глухое недовольство среди представителей  привилегированных сословий.  Тогда Неккер обратился к королю:
– Сир! Чтобы упорядочить финансы страны, остаётся последнее – созыв Генеральных Штатов.
На посту министра финансов  Неккер бился как рыба о лёд, изыскивая средства, но  расходы королевского двора не могли покрыть поступлений в казну.
– Генеральные Штаты не собирались 175 лет! Как я – король Франции  пойду на этот решительный шаг? – недоумевал Людовик.
– Ваше Величие! Это  поможет решить вопросы с финансами и  утвердить новые налоги, – убеждал Людовика Неккер.
Королю пришлось согласиться.
– Придётся пойти на уступки. Я  ничего не теряю, нужно будет только  убедить  Генеральные Штаты подписать законы. А там посмотрим, – Людовик даже и не подозревал, к каким последствиям приведёт это его решение. А вслух произнёс:
– Что ж, я вынужден подписать  указ  о выборах в Версале государственных сословий.  Милый Жак, этот вопрос полностью ложится на вас,  – Людовик сделал вид, что не было прежней отставки. –  Когда мы сможем провести собрание Генеральных штатов?
– Самый подходящий срок – май месяц, – предлагает  Неккер.
– В таком случае это будет начало  мая 1789 года, – соглашается  Людовик.
Королевский указ о созыве Генеральных Штатов  вызвал ликование в народе. Особенно то, что подготовкой занялся Неккер. Он развернул большую работу по предоставлению двойного представительства в них третьему сословию. 
   «Что такое третье сословие?» (Qu'est-ce que le tiers etat?)
Это был один  из главных  вопросов, волновавших  общество перед выборами.
По всей Франции распространилась брошюра аббата Сиэйса, которая стала предшественницей «Декларации прав человека». Сиэйс разделял взгляды низшего духовенства, но не знал  его жизни, полной лишений. Он, обладая логическим мышлением,  произвёл вычисления:
  – Духовенства во Франции насчитывается 80 000, дворянства 120 000 человек, а третьего сословия 25 миллионов!
 Поэтому на вопрос:  «Что такое третье сословие, каково его значение?»  Давал решительный ответ:
— Все.
Сам  задавал  вопросы:
– Чем оно было до сих пор?
И сам отвечал:
— Ничем. Чего добивается оно в будущем? — Признания себя за нечто.
Правда, что такое нечто, Сиэйс  так и не расшифровал.  Но, выступая  против привилегий дворянства, он определил, что их права (дворян) относятся ко времени завоеваний  Галлии – будущей Франции – вождём франков Хлодвигом:
–Нынешние дворяне – это  потомки одетых в броню франков, завладевших страной.
 Ядовитые стрелы слов Сиэйса были направлены против аристократов,  но еще не против королевской власти:
– Нельзя ли вернуть их в леса, из которых они вышли? Нельзя ли нашим бедным согражданам открыть правду, что их происхождение от галлов и римлян, равносильно происхождению дворян  от сигамбров, велхов(1) и других дикарей, пришедших некогда из лесов и болот Германии?
   Вот так! Сиэйс сравнивал дворян с дикарями! И все понимали, что нет никаких различий между привилегированными сословиями и простым народом.
       Дух равенства   витал над Парижем и разносился, словно тучи ветром,  во все уголки Франции.  Не помогали даже войска, так как и они были неблагонадёжны и не могли  усмирить ширившееся недовольство. В этой обстановке Людовик XVI по предложению  Неккера  даёт согласие  не только на созыв, но и на составление   наказов  для Генеральных Штатов.
    Впервые горожане и крестьяне получили право выразить письменно свои жалобы.  Прежде всего, они попадали королю, (как же иначе?) а потом записывались  в тетради жалоб (cahiers de doleance) третьего сословия для сведения депутатов.
    Крестьяне жаловались на увеличение испольщины и натуральных налогов, на захват дворянами крестьянских земель. В одной из жалоб крестьяне провинции  Овернь писали:
«Мы, крестьяне провинции Овернь просим разобраться: синьор дю Буа захватил земли, принадлежащие нашей крестьянской общине, и сдал её в аренду иностранцу для расширения завода по производству фарфора. Мы не имеем ничего против данного производства,  но не хотим отдавать свои земли. Мы обратились в суд, но процесс затянулся. Помогите!»
   Подобных  жалоб было множество.
За участие в Генеральных Штатах развернулась нешуточная борьба.
     Особенно оживленно выборы  происходили в Провансе, где своим красноречием и оригинальностью блистал известный нам  граф Оноре Мирабо(2) . Первоначально он попытался принять  участие в собрании дворян,  но   как  младший сын, не имеющий поместий, его отстраняют от  участия в выборах. Кроме того, всем известно тюремное прошлое графа. Он побывал  на острове Иль – де – Ре, в замке  Иф,  слушал   рокот Атлантики у города Ла-Рошель   и Средиземного моря  около Марселя.  Сорок два   месяца,  почти без одежды   провёл  в Венсенской   башне.  Оноре Мирабо  выступал в судах  Экса и  публика собиралась на крышах, чтобы  только увидеть его.
 –  Что может вызывать восхищение в  защитительных  речах Пустомели (Claguedents), – как прозвал  сына старый чудак  Мирабо. – Я вижу только хлопанье челюстями  и  пустую,  звонкую,  как барабан, голову.
  Что тут можно сказать? Если сын провёл в тюрьмах   благодаря  указам  об изгнании своего отца?!
 Но  странствия и годы, проведённые в  заточении,  только закалили Мирабо.
– Я сын  дворянского рода, насчитывавшего за собой тысячу лет, не могу быть депутатом от дворян?  Тот, кто к этому стремится, может обойти все преграды! – решает он и обращается  к третьему сословию.
   И оказалось, что Мирабо нашёл своё достойное место.  Резкие нападки на привилегированное сословие доставили ему в Провансе огромную популярность: народ боготворил своего графа и беспрекословно ему повиновался. Обладая громовым голосом и страстностью прирожденного оратора, он умел поразить словами, очаровать толпу, которая слепо  пошла  за своим предводителем, не думая о том,  верный ли это  путь или  путь заблуждений. 
    Особенно прославило Оноре Мирабо изречение: «Привилегии не вечны, а народ вечен». Эти слова  передавались из уст в уста. Повеяло духом  равенства, взрастившего зёрна будущей свободы.
      Депутатом от третьего сословия в провинции Аррас был избран Максимильен Робеспьер(3)  потомственный адвокат.  На личности Робеспьера остановимся чуть подробнее, потом вы поймёте почему.
   Брат его деда по отцу — сборщик налогов Ив де Робеспьер — получил личное дворянство, а мать  Жаклин Маргарита Карроль была дочерью  пивовара. Отец Робеспьера Бартелеми Франсуа и дед часто подписывались De Robespierre, добавляя тем самым к своей фамилии «дворянскую» частицу «де». Максимильен в молодости также подписывался «де Робеспьер». Но в последствие он от этого отказался и никогда не кичился своим дворянским происхождением. Становясь старше, Максимильен  стал понимать, что человека ценят за его заслуги, а не за происхождение.
     Семилетним мальчиком Максимильен  остался сиротой.   Его опекуном  и воспитателем стал дед по матери. С его помощью и по протекции   епископа Арраса  Робеспьер поступил в парижский лицей  Людовика Великого. Учился хорошо, среди лицеистов отличался трудолюбием и примерным поведением, увлекался  историей, особенно античной. Его  привлекли понятия «демократия» и «республика» (4). Одним из  товарищей Максимильена был Камилль Демулен –  будущий  адвокат и журналист.   
    Одним из кумиров Робеспьера был Жан Жак Руссо(5),  в преданности его идеям он потом всегда клялся.
    В  1762 году, когда Максимильену было всего 4 года,   Руссо написал педагогический роман «Эмиль, или о воспитании», где изложил новую для того времени демократическую систему воспитания, способную формировать в молодых людях трудолюбивых и добродетельных граждан своей страны, хорошо знающих цену передовым общественным интересам. Эта книга стала на долгие годы для Максимильена  настольной.
 В возрасте 20 лет Робеспьер побывал в Эрменонвиле, где доживал в уединении  свои последние дни покинутый всеми, с больным сердцем,  Руссо. Воспоминания от той встречи у Максимильена сохранились на всю жизнь.
    Когда Робеспьер робко постучал в ставень, он услышал глухой голос:
–  Кто?
Максимильен  застыл, не зная, что сказать.
– Сказать «Я»? Руссо не поймёт. Назвать себя?  Я ещё не такая великая личность, чтобы меня знал  философ с мировым именем. 
   Возникла небольшая пауза, но потом открылась дверь. На пороге стоял, опираясь на крючковатую палку,  сам Руссо  без парика, с седыми,  зачёсанными  наверх седыми волосами, открывающими широкий лоб.  Добрые, но печальные глаза смотрели чуть подслеповато.
   На лице заиграла улыбка, когда он увидел перед собой молодого человека.
– Разрешите войти? Меня зовут Максимильен Робеспьер, – несколько смущаясь,  произносит Максимильен. – Вы для меня – непревзойдённый кумир.
Руссо счастлив и  растроган, он бросает свою  палку, протягивает дрожащие руки, благословляя Робеспьера,    прижимает  к своей груди, орошая  слезами его  сюртук.
В комнате  мерцает одна лампа, Руссо растроганно шепчет:
– Мадам д'Удето не пришла, не принесла цветов. Мадам д'Эпине не прислала ни яиц, ни козьего молока. Со мной лишь старая тетушка Левассёр, лишь она старается мне помочь во всём.
 Робеспьер видит  в уголке скрючившуюся и охающую маленькую старушку, которая  возится у  зажженного камина.
      Несколько позже за столом они ведут философскую беседу  о будущем. Дух равенства витает над ними.
— Знай,  мой мальчик, —  говорит  старик Руссо Робеспьеру.  — Лишь великие события создают великих людей. В твоей жизни будет всё, но оставайся человеком.
Как был прав  Жан  Жак Руссо! История не прощает ни жестокости, ни тщеславия. 
—  Жить — это не значит дышать, это значит действовать, — продолжал поучать философ молодого Робеспьера.
Руссо внимательно  смотрит на юношу. 66-ти летнего философа  поразил в молодом студенте с бледным, землистым цветом лица, с широкими и с грубыми чертами, твёрдый, жёсткий и пронизывающий взгляд.
 —  Два противоположных состояния ввергают людей в оцепенение безделья, —  говорит он Робеспьеру. —   Одно из них — то душевное спокойствие, в силу которого мы довольствуемся тем, чем обладаем, второе — это ненасытное вожделение, дающее чувствовать невозможность его удовлетворения. Знай, что тот, кто живет, не имея желаний, и тот, кто знает, что не может получить того, что желает, равным образом пребывают в бездействии. Помни это, мой молодой друг! Чтобы действовать, нужно и стремиться к чему-либо, и быть в состоянии этого достигнуть.
Последние слова Робеспьер  будет помнить  всю жизнь. 
Значительно позже со всем пылом своей души он напишет "Посвящения памяти Руссо", где продолжит прерванную беседу со своим учителем. 
— Я видел тебя на склоне твоих дней, — напишет он позже, в зените своего могущества, — и это воспоминание является для меня источником горделивой радости; я созерцал твои величавые черты; я видел печать скорби, на которую осудила тебя людская несправедливость.
      С тех пор я понял все тяготы благородной жизни, посвящающей себя культу истины; они не испугали меня... Твой пример пред моими глазами... Я хочу идти по твоим священным следам, если бы даже мне суждено было оставить имя, неведомое грядущим векам. Счастлив я буду, если в опасной карьере, открывающейся перед нами волей грядущей революции, я всегда останусь верен стремлениям, почерпнутым мною в твоих писаниях.
   Руссо был многосторонним человеком, занимался ботаникой, писал музыку. Наиболее  известное музыкальное сочинение Руссо — комическая опера — «Деревенский колдун» (фр. Le Devin du Village), написанная им для забавы под влиянием итальянской оперной школы. Первое представление оперы состоялось 10 октября 1752 года в Фонтенбло в присутствии короля Людовика XV и маркизы Помпадур. Опера имела огромный успех
  Молодая девушка Колетта идёт к колдуну, чтобы приворожить возлюбленного.  Максимильену удалось прослушать  арию Колетты во французской опере,  и он оказался под впечатлением  чарующей музыки.
—Руссо гениален во всём, он  умел быть и  несерьёзным.  Но в тоже время  опера имеет глубокий смысл: не стоит обращаться к колдовству. Истинная любовь всегда победит,  — в этом Робеспьер был уверен.
Его больше всего привлекали философские рассуждения Руссо:
— Если зло нельзя искоренить, его надо уменьшить.
— Не уничтожая частную собственность,  не допускать излишней роскоши.
— Сохранить мелкую собственность, основанную на личном труде.
—Чтобы придать государству прочность, не допускать ни богачей, ни нищих.
   Робеспьер проник духом равенства и выступал за  права народа. Довольно быстро он стал постоянным и любимым оратором.  Ко времени открытия Генеральных Штатов Робеспьер опубликовал брошюру, где требовал реформирования местного провинциального собрания Артуа. К моменту выборов Робеспьеру было 30 лет, он уже сформировался как личность со своими непоколебимыми понятиями и  убеждениями.
    Выборы в Генеральные штаты продолжались  несколько месяцев. После холодной зимы наступила  роковая весна.  3 мая 1789 года  тысяча двести  депутатов  от дворянства, духовенства и третьего сословия были представлены Людовику XVI. У короля запестрило в глазах от обращённых на него лиц.  Многие видели его впервые так близко.
     На следующий день прошло церковное богослужение. Странное впечатление произвели на окружающих тысяча двести мужчин сурового облика, в черных накидках, сюртуках и камзолах, с зажженными свечами в руках, собравшиеся 4 мая 1789 г. в Версале, на паперти церкви Версальской Богоматери. Во главе с архиепископом Парижским, королевской четой, членами королевской семьи  они прошествовали к кафедральному собору Святого Людовика. Судя по их серьезным, напряженным лицам, не верилось, что они явились сюда на праздник.
     Открытие Генеральных штатов  состоялось  5 мая.  Депутатами от третьего сословия оказались лишь представители от буржуазии, в том числе  буржуазной интеллигенции – учёные, врачи, юристы и, по крайней мере,  один  священник – аббат Сиейес.   Мирабо, Робеспьер и другие депутаты от общин выглядели  торжественно:  на первое заседание они пришли в строгих чёрных костюмах с белыми галстуками,  понимая всю ответственность своего присутствия.
  Духовенство и  дворянство явились в Версальский  дворец    в  роскошных нарядах. Дворяне – в расшитых  золотом и серебром ярких бархатных камзолах, сияющих и  шуршащих  кружевами. Отличился разве Лафайет(6), которого Вольтер назвал «Героем Нового Света», явившийся в военной форме. Духовенство  же  блистало   лучшими  церковными  одеяниями (pontificalibus). Лишь  лица невысокого сана  были в белоснежных рясах, как преподобный  отец Грегуар. Придет день, когда   Грегуар  станет  епископом, тогда  как  те  служители церкви,  которые выглядели сейчас  так  величественно,  скрываясь от народного гнева,  сбегут в чужие страны.
     Сразу же определилась разница в положении. Депутаты третьего сословия вошли в зал торжества в полуоткрытую боковую дверь с чёрного входа, а привилегированные сословия – в широко распахнутую двустворчатую дверь с парадной лестницы.
   Все встали, когда  появился Людовик XVI  в окружении свиты, в мантии и со всеми атрибутами  королевской власти.  Лишь самые приближённые к королю заметили, что на его груди отсутствует почётный знак Ордена Золотого Руна, в который был обрамлён  голубой бриллиант.
  С высоты своего помоста он обводит глазами великолепный зал. В галереях и боковых ложах восседает цвет Франции. Людовик  чувствует  удовлетворение  от устремлённых на него   глаз. Он готовил речь и долго думал, как  обратиться к собравшимся депутатам, чтобы  сразу же заручиться их поддержкой.
– Мои приближённые? Мои подданные?  – рассуждал  король.  – Нет, это не подойдёт! Но не друзья же!  Не соратники, тем более! Уважаемые депутаты!  Вот на последнем остановлюсь, чтобы показать, что ценю их мнение. Тогда я смогу  заручиться их поддержкой и сделать всё по-своему.
Наивный Людовик! Теперь всё зависит не от него, отвернулась от него удача с потерей голубого бриллианта. Око Бхайравы  запустил обратный отсчёт не только его  жизни, но и  королевы и её подруг. Наступило время  некоронованных особ. И им будет оказывать Око Бхайравы своё расположение. Недолго ему осталось  лежать  в пыли на мостовой.  Пусть пока король тешится своим величием. Он достиг своей конечной гавани.
 Звучный голос Людовика  доносится до самой галёрки, где сидят депутаты от третьего сословия.
–  Уважаемые депутаты!  Мы собрались в решающий для Франции момент. Созыв Генеральных Штатов – плодотворное начинание. Предстоит узаконить налоги и утвердить подати, и если я встречу затруднения и непонимание с вашей стороны, – король умолк на некоторое мгновение.
Зал  замер в ожидании.
–...То продолжу  трудиться на благо моего народа,  и буду считать себя его единственным представителем, – закончил свою речь  Людовик.
Речь Людовика была воспринята с одобрением.  А дальше происходит неожиданное: когда Его Величество король  надевает  шляпу с плюмажем(7), дворяне в соответствии с этикетом последовали его примеру, то и  депутаты от третьего сословия  натягивают свои  шляпы с опущенными полями и встают, ожидая, что будет дальше.   В передних рядах поднимается  шум, слышится громкий шёпот:
– Снимите шляпы! Снимите шляпы!
Король решительно кладёт этому конец, снова снимая свою королевскую шляпу.  В ответ все присутствующие снимают шляпы и заседание продолжается.
    С глухим ропотом выслушали Неккера  о состоянии дел в стране. Множество цифр утомило слушателей. Всем было и так ясно, что страна стоит на пороге финансового кризиса.
– Дефицит в королевстве достиг  56 миллионов, – не поднимая глаз от бумаг, докладывал министр финансов.
 Многие знали, что это не соответствует действительности, так как уже были истрачены запланированные на год поступления.
Встал вопрос: как проводить голосование, посословно или поголовно? Три собрания или одно? В зале слышится шум, гул голосов, но решение так и не было принято.
  На следующий день 6 мая каждое сословие собирались  в разных помещениях.
Но вернёмся к Робеспьеру. Вы поймёте, почему.
  Максимильен снимал маленькую комнату на окраине Парижа. Несмотря на дворянское происхождение, никогда  роскоши не признавал. А сейчас ежедневные процедуры у парикмахера занимали неизменное и обязательное место в его жестком ежедневном распорядке дня. Белый парик был тщательно напудрен, волосы на нём  были аккуратно взбиты и уложены.
    Жил  Робеспьер в финансовом отношении очень скромно, но тщательно следил за своей одеждой. Он отстаивал принцип, согласно которому происхождение и деньги не могут быть мерилом прав человека.  Приехав в Париж с маленьким запасом белья, он вскоре вошёл  во вкус кружев, тонких тканей, пудры. Он сбрасывает с себя неприглядный оливковый сюртук, в котором приехал из Арраса. Ничего не поделаешь – на скромно одетых  горожан в Париже не обращают внимания.
      Позже он будет форсить в  белых панталонах,  сюртуке  в полоску, повязав франтоватый  галстук на шею.  А чего стоит сатиновый, расшитый розовым шелком, жилет!  В нём он будет прохаживаться по саду Тюильри, будучи приглашённым на неофициальную встречу с депутатами от дворянства.  В годы революции  Робеспьер  облачится в   светло-синий сюртук с неизменной розой в петлице под цвет  революции. Роза была  любимым цветком Робеспьера  – символом стоической красоты нравов.
     В жизни он всегда следовал восточной мудрости:
«Для того чтобы прокормиться, одеться и иметь жилище, нужно очень немного; остальное же приобретается для того, чтобы приспособиться к чужим вкусам или чтобы затмить других».
Никого затмевать ни своей жизнью, ни своим положением  Максимильен не собирался, у него были совершенно другие ценности. Дух равенства  овладел его душой. Он не замечал ни роскоши, ни простоты.
  Обстановка в комнате, где  жил Робеспьер  была  скромная. У стены стояла кровать, заправленная серым одеялом,  у окна –  деревянный стол, на котором лежали книги, бумаги, перо и чернильница.  А также  стояла ваза с алой розой.
Покрыт шипами стебель розы
В букете, данном мне, друзья...
Так пел Робеспьер  в молодости. Какое бы не было время года, он спешил в цветочный магазин или в  сад за розами, которые скрашивали его жизнь и вносили в неё радость.
6 мая  Максимильен  встал рано, сегодня ему исполнялось 31 год.  Он
– Да, сегодня мой день рождения!
Максимильена охватило радостное чувство. Он чувствовал, что входит в пору расцвета своих физических и душевных сил.
О дне рождения  знал только его друг Камилль Демулен, но его не было рядом. Они не виделись уже продолжительное время. Камилль  не рискнул выдвинуть свою кандидатуру от провинции Гиз, где он родился. Максимильен знал, что Камилль занимается адвокатской практикой, правда не очень удачно – богатые парижане не обращались к молодому адвокату.
– Сегодня можно будет  отобедать в кафе, – решил побаловать себя Робеспьер.
 Завтрак был скудный – хлеб, вода, несколько кусочков сыра. Потом он взялся за перо,  наметил план  выступления и засобирался в дорогу.
     В этот день солнце пробивало своими лучами чёрные тучи, собравшиеся над Парижем.  Максимильен спешил на заседание. Он шёл по улице, собираясь с мыслями.
– Итак, о чём я буду говорить в первую очередь, – думал Максимильен. – Прежде всего, о правах простого народа, – во-первых, нужно обязательно выступить против  военного закона, – во-вторых. Как говорил Руссо: «Видеть несправедливость и молчать — это значит самому участвовать в ней».
   Его размышления были прерваны ярким всплеском из-под ног. Максимильен наклонился, его, как магнитом потянуло к маленькому тёмному камешку, лежавшему между двух булыжников. Он взял его в руки, почувствовав тепло и лёгкое покалывание в пальцах, но это было приятное ощущение. Голова слегка закружилась, он увидел себя выступающим перед огромной массой народа. Видение промелькнуло  и исчезло. Максимильен был человеком холодного и  здравого рассудка, в мистику не верил, так что такое с ним случилось впервые.
    Как вы поняли, камешек, который оказался в руках Максимильена  был голубой бриллиант Око Бхайравы. Он выбрал Робеспьера не случайно. Ему предстояла жизнь яркая,  полная стремительных взлётов от простого депутата до вождя нации. Как дальше будут развиваться события – там посмотрим! Око Бхайравы только внутренне ухмыльнулся. Он был покрыт толстым слоем пыли, поэтому пламенного луча нельзя было заметить.
   Но пока найденный камень перекочевал в верхний карман сюртука Робеспьера. Он ещё  не понял, что за подарок ему преподнёс случай. Плечи молодого человека расправились, он почувствовал себя уверенно и быстро заспешил к назначенному месту заседания.
   Помещение, где собрались депутаты третьего сословия, представляло достаточно большой и просторный зал, где каждый получил своё место. Председательствовал Мирабо, выбранный
депутатами единогласно. Заместителем председателя был  Робеспьер, а   секретарём – аббат Сиэйс.
– Полномочия  подтверждены. Нам предстоит обсудить множество вопросов, – обратился к  собранию  Мирабо.
    Обсуждение было острым и дискуссионным. Столкнулись разные мнения и точки зрения.  Дело затянулось. Разошлись  только после обеда.
По пути домой Робеспьер зашёл в цветочный магазин. Выбрал для себя три багрово-красных розы.  Непроизвольно процитировал Шекспира:
– That which we call a rose by any other name would smell as sweet ,  Роза пахнет розой, хоть розой назови её, хоть нет. (8)
Насколько совершенней красоту
Способно сделать истинное знанье!
Прекрасна роза, но и розу ту
Стократ нам украшает обонянье. (8)
    Вечером 6 мая  в комнату к Максимильену постучались. На пороге стоял Камилль с девушкой, тесно прижавшейся к нему.
– Можно  войти? – проговорил Камилль. – Мы прогуливались неподалёку и решили  тебя навестить, поздравить с днём рождения.
– Камилль! Рад тебя видеть! Ты нашёл меня! Ну конечно, разве ты забудешь про мой день рождения? – обрадовался  Максимильен.
Он так заработался над своей речью, что потерял счёт времени и забыл, что собирался в кафе.
–Что за милое создание рядом с тобой? – удивлению Робеспьера не было предела.
Камилль не обладал привлекательной внешностью. А у девушки  был  такой чистый и наивный взгляд.
– Не красавица, но   юна и привлекательна. Свежа, как майская роза,  – решил Максимильен.
Максимильен был знатоком женской красоты. Он знал  многих знойных светских красавиц. Девушка же  была красива своей неброской красотой.
– Как говорил Капулетти в  шекспировской трагедии «Ромео и Джульетта»? –  подумал Максимильен, а  вслух  произнёс:
– «That book in many's eyes doth share the glory, that in gold clasps locks in the golden story».
Камилль и девушка посмотрели на него изумлённо.
 –  «Внешняя красота еще драгоценнее, когда прикрывает внутреннюю. Книга, золотые застежки которой замыкают золотое содержание, приобретает особенное уважение»,  – перевёл Робеспьер шекспировские строки.
– Максимус! Ты философ! Познакомься, это Люсиль Дюплесси, дочь чиновника королевского министерства финансов, моя  будущая жена.
– Дюплесси? Слышал о таком. Но я не думал, что у него такая прелестная дочь. Будущая жена?
Максимильен ещё раз внимательно посмотрел на робко  стоявшую рядом с Камиллем девушку. Глаза Люсиль встретились  с пронзительным, оценивающим взглядом Робеспьера.
–Да, мы решили пожениться,   – сказала Люсиль взволнованно, рассматривая широко раскрытыми глазами  Максимильена.
   Он не был красив, как и Камилль.  Широкий рот, губы бледны и сжаты, лицо печальное, а мигание  глаз производило неприятное впечатление. Но девушка почувствовала  в нём  внутренний стержень,  огонь, который притягивал и очаровывал. 
   Люсиль  не стала говорить Робеспьеру, что отец потребовал от Камилля за неё 100 тысяч  франков, будто она товар на рынке.
– Извини, мы не  помешали тебе? – проговорил Камилль, меняя тему.
–  Я  только что  закончил речь к завтрашнему выступлению  на собрании в Пале Рояль, – произнёс   Максимильен. – Проходите. Могу предложить воды.
– Спасибо,  –  сказала Люсиль. –  Не откажусь, сегодня  очень  жарко.
Максимильен протянул девушке  стакан воды. Она  сделала глоток  и незаметно осмотрела окружающую обстановку, которую  украшал букет из нескольких роз на рабочем столе.
– Живёт очень скромно, – подумала она, – а вот женской руки не чувствуется.
– Извините, Максим, – проговорила Люсиль вслух.
– Максимильен, – поправил её Робеспьер.
– Максимильен. А можно вас спросить?
– Да.
– Извините за нескромный вопрос. А  вы женаты?
Люсиль не ожидала от себя подобного вопроса.  Но Робеспьер даже не смутился.
– Нет. Несколько лет назад стараниями родственников едва не женился на дочери нотариуса Анаис Дезорти, но брак не состоялся.
Тут в разговор вмешался  Камилль.
– Люсиль, не стоит ворошить прошлое.
Воспитанный священниками и старыми благочестивыми дамами, проникшись духом "Эмиля" и древних классиков, он с ранних лет приучился отгонять всякие порочные побуждения, всякие бесчестные мысли и желания. Позднее его чистота поражала изнеженного, неустойчивого Мирабо. Марат прозвал его "несовратимым", его называли "Орфеем", воскресшем среди людей.
Максимильен был однолюбом, но в данном случае его любовью стала и будет государственная деятельность.
 Чтобы отвлечь друга от щекотливой темы, Камилль  спросил Максимильена  о том, что его волновало больше всего.
– Максимус, – так он называл друга ещё в годы учёбы за максимализм во мнениях  по любому вопросу. – Расскажи лучше, как обстановка на заседаниях?  Слышал, там разгорелись  жаркие дискуссии?
– Да, ты прав,  – согласился  Робеспьер, кивнув головой,  – обстановка накаляется день ото дня. Людовик, конечно, пытается вести свою линию. На его стороне дворянство и б;льшая часть духовенства. Как же, ведь это привилегированные сословия,  – они против короля не пойдут. Всю тяжесть налогов опять хотят переложить на плечи народа, то есть на наши плечи, самого бедного третьего сословия. Но пока ещё не принято окончательное решение, и мы, конечно, попытаемся с этим бороться. В своей завтрашней речи,   –  Робеспьер кивнул в сторону  исписанных  листов бумаги, – я как раз хочу поднять этот вопрос. Сколько же ещё можно терпеть?
– Но дорогой Максимус, тебе не кажется, что это попахивает... – Камилль словно споткнулся.
–   Ты не смог произнести это слово: Революцией?  – Робеспьер встал и решительно прошёлся по комнате,  –  а если и так?  Пока король,  дворянство и  духовенство будут уклоняться от уплаты налогов или от того, чтобы хотя бы распределить их между тремя сословиями поровну, эта ситуация не решится. Как говорится, чаша терпения переполнена и в любой момент искра вспыхнет  и загорится   пожар революции.  Народ уже ощутил дух равенства, витающий над Парижем.
–  Согласен, –  кивнул головой  Камилль, –   ситуация сложная,  что будет дальше,  трудно предположить.  Но ведь король может применить вооружённую силу и просто заставить вас разойтись.
– Может. Но  он уверен, что  получит новые утвержденные налоги, – Робеспьер улыбнулся, – а  без одобрения их третьим сословием этого не будет. Поэтому король волей-неволей вынужден с нами считаться... Да, давайте не будем о делах. Всё-таки сегодня мой день рождения. Может, отметим?  Я собирался в кафе.
Камилль замялся.
– У тебя нет денег, – понял Робеспьер.
– Нет, у нас есть деньги, – проговорила Люсиль, глядя на любимого и, обращаясь к нему, сказала:
– Раз мы с тобой жених и невеста, у нас с тобой всё общее!
 – И  вас покорил  дух равенства,  – уверенно произнёс Робеспьер.
– На свадьбу пригласите?
– Да, – смущённо проговорила Люсиль.
– Ты же мой самый близкий друг! – убеждённо сказал Камилль.
    Но в будущем дружба даст трещину.  Демулен поддержит  Дантона, его  крайние революционные и республиканские идеи.  В декабре 1793 года Демулен   станет  издавать журнал «Лё вьё корделье» (Le Vieux Cordelier), где будет  призывать к милосердию:
– Видеть несправедливость и молчать — это значит самому участвовать в ней.
     Вот тогда Робеспьер отвернётся от друга. Идейные разногласия окажутся выше старейшей дружбы.  Камилль  вспомнит мудрое изречение  Руссо и произнесёт его прямо в глаза  Максимильену:
–  «Фальшивых людей опаснее иметь друзьями, чем врагами». Я думал, что ты мне настоящий друг.
   Сердце Робеспьера к тому времени  ожесточилось так, что он даже не отреагирует на слова Камилля.  Во всём будет повинен голубой бриллиант Око Бхайравы.  А сейчас камень лежал в верхнем кармане чёрного сюртука, забытый Максимильеном, отходил и  отогревался от холода и грязи, покрывавшей  мостовую.
   Но вечером 6 мая  1789 года друзья отправились на улицу  Rue des Foss;s Saint Germain (улица Фоссе - Сен-Жермен)  в кафе le Procope («Прокоп») (9). Это небольшое уютное кафе открыл  более ста лет назад уроженец Сицилии Прокопио деи Кольтелли.  Кафе пользовалось большой популярностью среди писателей и философов.  Здесь часто бывали Лафонтен, Вольтер, Дидро, Руссо.   И Робеспьер сюда изредка заходил, как сегодня. В кафе кормили сытно и недорого.
   Ужин был лёгкий, напоследок заказали кофе и новый десерт – мороженое.
– Камилль, попробуй кофе – этот прекрасный бодрящий напиток. Он совсем недавно в меню кафе, как и мороженое,  – убеждал Максимильен друга. – Я уверен, мороженое Люсиль  понравится.
– Glace. Мороженое. Это очень вкусно!– проговорила восторженно   девушка.
– Cafe. Кофе. Действительно бодрит, – согласился Камилль, – а какой ароматный  напиток! 
Друзья отдыхали и немного расслабились, забыв о своих делах. Но вдруг  послышался шум. За столиком  у окна  официант на повышенных тонах разговаривал с молодым офицером.
Невольно все обратили внимание на эту пару.
– Недавний выпускник военного училища, – подумал Максимильен. – Младший лейтенант, совсем  мальчик.
Оказалось, что  у молодого офицера  не хватило денег, и он попытался расплатиться за ужин своей шляпой.  К столику подошёл хозяин кафе – внук  его основателя Прокопо де Кольтелль, так, на французский манер,  стала звучать итальянская фамилия  Кольтелли.
– Когда-нибудь моя треуголка будет стоить дороже вашего заведения, – выговаривал молодой офицер  хозяину.
К разговору присоединился  ещё один человек с примечательной внешностью.  Робеспьер его узнал, они встречались  по адвокатским делам, а вот Камиллю ещё не доводилось.   
– Максимус, кто это? – спросил друга Камилль.
– Того, кто спорит с официантом, я не знаю, а подошёл к ним Жорж Жак Дантон. (10)    Два года назад он купил место адвоката при совете короля,  – пояснил Робеспьер.
– Вот это человечище!
Дантон был крупного  телосложения. Камилль  стал внимательно   его рассматривать.  Им в будущем придётся много общаться.  На короткой бычьей шее – массивная голова.  Лицо,  изрытое оспой, квадратное, было покрыто шрамами. Мясистые губы рассечены,  толстый короткий нос  перебит у основания, что еще более увеличивало непомерно разросшиеся надбровные дуги. Глубокие глазные впадины совершенно скрывали маленькие глаза, превращая их в черные ямы.
   Но уродство Дантона коробило лишь в первый момент.  Это был интереснейший человек, неиссякаемой  энергии и веселого  задора.
Вот и сейчас его голос приятного тембра прогремел  с необыкновенной силой:
– Прокопо! Ну что ты привязался к юноше. Я заплачу за него.
Действительно, офицеру  было всего 20 лет. После смерти отца он взял на себя роль главы семьи. Жил очень бедно.  Питался два раза в день молоком и хлебом. Его попытки поступить на русскую военную служб, не увенчались успехом. В России был издан  указ о принятии иноземцев на службу чином ниже, на что амбициозный юноша  не согласился. А мог бы отправиться волонтером на войну с Турцией. Если бы это случилось, всемирная история пошла  совсем по -  другому.  Россия лишилась величайшего полководца. А  мир в будущем узнал  нового узурпатора. Вы не догадались  кто это?
  В кафе младший лейтенант  зашёл, чтобы хорошо поесть перед дальней дорогой домой на Корсику.
– Сир! Очень вам признателен, – юноша чуть склонил голову в знак признательности.
– Этот молодой человек очень благороден, – подумал Робеспьер, наблюдая издали за развитием событий. 
Если бы он только знал тогда, с кем  пришлось встретиться в этот майский вечер! Камень, что был  в кармане Максимильена,  напомнил о себе, он чуть нагрелся,  чувствуя в молодом лейтенанте злого гения.  Робеспьер об этом, естественно не догадывался.
– А  треуголку я всё-таки оставлю. Запомните:  меня зовут Наполеон Бонапарт! (11)  – гордо расправив плечи, обратился  будущий император Франции к хозяину кафе. – Вы ещё будете гордиться тем, что  я посетил ваше заведение.
Так и получилось. Позже Кольтелль  хвастался:
 – У меня в кафе  ужинал  сам Наполеон Бонапарт!
  Треуголку  Прокопио и его потомки  берегли  пуще ока.  До сих пор   она находится в витрине прямо  при входе в ресторан, который стал одним   из самых дорогих и популярных заведений в Париже. Музейные работники оценили шляпу Наполеона  в 4 миллиона евро. Нынешний хозяин не собирается расставаться с бесценной для него реликвией. А  о знаменитых  посетителях – Наполеоне, Дантоне, Робеспьере и Марате рассказывают гостям французской столицы, размещённые на стенах заведения портреты и картины.
       Но вернёмся в Париж лета 1789 года.
На одном из заседаний  выступал Робеспьер. Его слова  звучали убедительно, и депутаты не могли  с ним не согласиться:
–  Мы, депутаты от третьего сословия,  должны поддерживать и защищать  интересы народа и принципы демократии.
Робеспьер занимал наиболее радикальную позицию и в главном — аграрном вопросе, поддерживая требования крестьян, выступающих против засилья. Он разоблачил антидемократический характер ряда законопроектов буржуазно-либерального большинства.
 – Введение имущественного ценза  создаст  новую аристократию – «аристократию богатства».  Мы же должны выступать в духе  народовластия и политического равенства.
    Робеспьер говорил  убедительно, многие с ним соглашались.  В  некоторых  вопросах депутаты были  единодушны:
– Государственная и частная собственность  должны быть  неприкосновенными.
–Народ выпускает законы с согласия короля, без которого закон не имеет силы.
– Для введения  налогов и для заключения займов необходимо  согласие народа.
– Подати могут  утверждаться только на время, в период от созыва одного народного собрания до другого.
Разногласия касались таких пунктов, по которым правительство с ясной и твердой волей легко могло бы прийти к соглашению с народом:
– Имеет ли король право издавать временные законы, когда Генеральные Штаты не в сборе?
–Кому принадлежит право распускать и собирать Генеральные Штаты, королю или собранию?
–Не лучше ли из двух первых сословий образовать верхнюю палату?
–Признать ли ограниченную или полную свободу печати?
–Следует ли избирать или назначать королевских чиновников?
Но проходил день за днём, Генеральные Штаты так и не смогли придти к единому решению по этим вопросам.  Даже голосование посословно не дало положительного результата. Дворянство проявляло мало уступчивости, и все старания правительства привести к соглашению остались без успеха. 
   В это время толпы  парижан стекались в Версаль, требуя решительных действий.  17 июня,   сделав еще одно последнее предложение двум привелигированным сословиям объединиться, депутаты  третьего сословия, объявили себя представителями всей нации – Национальным Собранием -assemblee Rationale.
– Название должно быть более определённым и правдивым: «представители французского народа» – предлагал Мирабо, –  оно не такое опасное. Мы должны избегать деспотизма (12)    во всем.
На что аббат Сиэйс возражал с обычной своей отвлеченной логикой, наделавшей впоследствии много бед:
– Между троном и собранием не должно быть veto(13), не должно существовать отрицательной силы.
Вскоре собрание приняло второе решение для успокоения и привлечения к себе кредиторов государства:
– Хотя налоги и повышены без согласия народа, но должны быть утверждены.  Государственный долг находится под покровительством французской лояльности. (14)
Эти решения стали известны королевскому двору.  Королева,  дворянство, даже Неккер   стали убеждать  короля взять на себя руководство страны. По королевскому указу, заседания собрания были отсрочены до 22 июня. При дворе радовались тому, что вскоре заткнут рот болтунам и демагогам. Но дальнейшие события уже никто не мог предугадать.
     Людовик со спокойной душой поехал на охоту.
     Раннее утро. Король в сопровождении нескольких приближённых, среди которых будущий наполеоновский маршал Эмм Груши(15), на лошадях продвигались по лесу. За всадниками бежали охотничьи собаки.
 Первые лучи солнца окрасили  деревья в золотисто-зелёные оттенки, замелькали в  кронах солнечными зайчиками.  Проснулись и запели птицы. Где-то далеко в селении прокричали первые петухи. На душе у Людовика было легко и спокойно.
 – Как хорошо вокруг, такая благодать, – думал король, забыв о государственных делах. Он просто наслаждался жизнью и чистым лесным воздухом. Для него отошли на второй план  все разногласия  в Генеральных Штатах. Он не думал о том, что будет завтра.
   Погода соответствовала настроению. Голубое небо, яркое солнце. Громкий хор птичьих голосов  слышался  в вышине.  Подковы лошадей  не создавали никакого шума – зелёная трава мягким ковром устилала землю.
   Вдруг  в кустах что-то захрустело. Из зелёного полога высунулась кабанья морда. Собаки  рванули вперёд и выгнали кабана.  Людовик поднял ружьё и застыл.
– Нет, не буду стрелять, – решил он.
– Ваше величество! Сир! Стреляйте! Почему вы не стреляете? – спросил Груши.
– Пусть бежит! – ответил Людовик. – Хочу просто отдохнуть.
Резким свистом Груши вернул собак назад. Кабан в это время скрылся из виду. Король  спешился и пошёл по лесной тропинке. Следом за ним поодаль следовали два телохранителя.
    Повеяло прохладой. Людовик вышел к  небольшому озеру, заросшему осокой и замер.  На противоположной стороне бродила пара серых журавлей, то и дело окуная длинные шеи в траву,  изредка отмахиваясь крылом от  зеленоголовых селезней. На тёмной траве под ногами короля прыгал лягушонок  с  белым пером, как короной, на голове.
– Жабий король, – усмехнулся Людовик.
Лягушонок, не замечая обращённых на него взглядов,  скакал на своих  четырёх лапках, а перо виляло из стороны в сторону, словно веер, белый и пушистый на бугристой голове.
– Так и хочется воскликнуть: а король то голый, – тихо прошептал Людовик.
Это было необыкновенно и казалось необъяснимым. Но рядом  король увидел гнездо дикой утки. – Вот откуда  к лягушонку попало белоснежное перо!  – засмеялся Людовик. – Жабий король – маленький лягушонок!
  Внезапно журавля поднялись  с места,  раздался нестройное кваканье. Ничего не предвещало дождя, но неожиданно  поднялся ветер, вдали загрохотало. Небо покрылось чёрными тучами. Надвигалась гроза.
 – Сир! Нужно возвращаться!
 – Да, да! Едем домой.
    Вновь грянул гром, мелькнула молния. Ливанул дождь. Пока король со свитой добрались до Версаля,  все промокли до нитки. Как только Людовик вошёл во дворец, очарование от конной прогулки  испарилось. Сразу нахлынули воспоминания о прошедших событиях.
– Опять возвращаться к делам насущным, – тяжело вздохнул Людовик, поднося ко рту чашку горячего молока. – Жабий король – лягушонок. Ему проще, чем мне. Правда, он может попасть в  желудок какой-нибудь птицы. А что мне ждать  от неугомонных депутатов?
     20 июня депутаты от третьего сословия пришли в зал заседаний и обнаружили, что двери зала закрыты и к ним приставлена стража. Лишенные помещения депутаты третьего сословия собрались в зале для игры в мяч, где принесли клятву-присягу бороться с абсолютизмом (фр. Serment du Jeu de paume) . Одним из авторов текста присяги был Максимильан Робеспьер.
– Клянёмся не расходиться и собираться повсюду, где требуют обстоятельства, до тех пор, пока не будет создана и утверждена Конституция королевства.
   Лишь один депутат, совсем  неизвестный политик,  не подписал клятву. Он не счел нужным выполнять решения, не санкционированные  королем. Таким образом,  третье сословие открыто продемонстрировало неподчинение Людовику XVI.
     А  Людовика ожидал тяжёлый удар.  Умер старший сын, которому не  исполнилось и восьми лет. Мальчик родился слабым, часто болел. Рецидив болезни случился сразу после возвращения Людовика с охоты.  Королевский дворец погрузился в траур.  По давней традиции  любые общественные собрания считались в это время неуместными. Но мотивы запрета на собрание  третьему  сословию   не объяснили. Депутаты каждое утро собирались   в зале для игры в мяч.
– Чтобы сохранить монархию, нужно подвести под пошатнувшееся здание  го-сударственности прочный фундамент Конституции. – К такому выводу пришли депутаты от третьего сословия и поддержавшие их либеральное  дворянство, выражавшее  интересы крупной буржуа¬зии.  Когда  королю донесли это решение, он в запале крикнул, хотя всегда был сдержанным.
– Они заговорили о Конституции? Нет, нет, нет и ещё раз нет!
23 июня Людовик  отказался признать требования третьего сословия и попытался распустить Генеральные штаты. Он не понимал, насколько серьёзно положение вещей.
– Повелеваю вам теперь разойтись, а завтра продолжать занятия каждой группе отдельно в назначенном для нее помещении.
 Дворянство и часть духовенства повиновались. Депутаты третьего сословия не расходились. К ним подошел обер-церемониймейстер маркиз де Брезё:
– Господа, вы слышали приказание короля?
 В ответ депутаты третьего сословия приняли решение не расходиться.  Поднялся граф Мирабо, которого, невольно, собрание признавало уже своим главой, называя отцом Отечества:
 – Вы не имеет здесь ни места, ни права голоса! — крикнул он своим громовым голосом испуганному царедворцу.
— Впрочем, передайте пославшему вас королю, что мы здесь по воле народа, и что нас можно вытеснить только вооруженной силой.
      Национальное собрание единодушно постановило, что оно остаётся при своих прежних решениях, и большинством голосов объявило по предложению Мирабо личность депутатов неприкосновенной. Депутаты третьего сословия продолжали свои заседания и привлекли на свою сторону значительную часть представителей духовенства и некоторую часть представителей дворянства.
    Чтобы «проучить чернь»   Людовик XVI  отдаёт приказ подтянуть к Версалю верные войска. Прибытие  солдат накалило атмосферу в столице. Стихийно стали возникать митинги. Брожение началось и в армии. 30 июня драгуны и гусары, посланные разогнать толпу парижан, отказались выполнить приказ.
– Мы не будем стрелять! Среди собравшихся депутатов – наши друзья, родные и близкие.
Верным Людовику оставался лишь Королевский иностранный  кавалерийский  полк и отдельные военные части.
  9 июля 1789 года Национальное собрание объявило себя Учредительным собранием (Assemble constituante) — высшим представительным и законодательным органом народа. 
– Учредительное собрание объявляет о готовности учредить во Франции новый государственный порядок, – объявил Мирабо. –   Эта великая революция! И она обойдётся без злодеяний и слёз.
Мирабо считал  себя мудрым и опытным политическим деятелем. Он  пользовался  авторитетом среди депутатов третьего сословия своими проникновенными  речами и требованиями уничтожения деспотизма и превращения Франции в конституционную монархию. Он  наивно верил, что  в эпоху Просвещения все проблемы в стране можно решить цивилизованным путём. Но его надежды не оправдались.
   11 июля под нажимом Марии Антуанетты и младшего брата, графа д ; Артуа, Людовик решил разогнать Национальное собрание. Одновременно он подписывает указ о  замене  Неккера   маршалом  Брольи, известного по Семилетней войне, а  Неккеру написал:
– Жак! Во избежание волнений вы должны   немедленно покинуть  Париж.
Неккер вынужден был подчиниться.
     Известие об отставке министра финансов,   единственного представителя третьего сословия в правительстве распространилось по Парижу в тот же день.  Перемены, которых ожидал народ, так и остались нереализованными.   Дух равенства вплотную подвёл народ к  революции.
12 июля массы народа  вышли  на улицы Парижа. Собирались неорганизованными кучками и обсуждали грядущие события.  Кое - где слышались  призывы:
– Да здравствует Учредительное собрание! 
Всё чаще кричали:
– Долой короля!
   Произошли первые столкновения  восставших с королевскими войсками. Не решавшиеся ещё стрелять,  драгуны пускали в ход пики и кинжалы.  Появились первые раненые из числа ораторов и их слушателей.
   Одним из ораторов волею случая (или подталкиваемый духом равенства) стал Камилль Демулен.  В этот день он договорился встретиться с Робеспьером. Максимильен  должен был познакомить его с Дантоном. Тот  заинтересовался  трактатом «La France libre», «Свободной Франции», где  Демулен рассуждал о  республиканской форме правления, сторонником  которой был Жорж Жак Дантон.
–Адвокатская практика не удалась, а знакомство с Дантоном может  стать началом моей журналисткой карьеры, – рассуждал Камилль.
   Демулен спешил на встречу, поглядывая на часы, он уже опаздывал. Несколько раз его останавливали вооружённые посты для проверки документов. Время на дорогу ушло намного больше, чем он предполагал.
   К  воротам  сада Пале Рояль, где неподалёку заседали депутаты третьего сословия, Камилль  подошёл уже с большим опозданием.    Робеспьера и Дантона  не было видно.  В собравшейся толпе что-то громко обсуждали. Камилль  стал прислушиваться, о чём они говорят.
– Неккера отправили в отставку.
– На его место поставлен  маршал Брольи  – грубый  солдафон, наказывающий солдат за малейшее неповиновение плетьми.
– Этого  нельзя допустить!
  Будто неведомая сила поднимает  Камилля  на возвышение,  он не может молчать и пламенно произносит:
–Слушайте! Отправив Неккера в отставку,  назначением Брольи Людовик готовит  Варфоломеевскую ночь для своего народа. Для всех честных патриотов.
Камилля тут же окружили и стали  слушать, затаив  дыхание.  Он говорит то, что волнует  парижан  уже не один  день. 
– Людовик собрался разогнать Учредительное собрание –   законных представителей народа, заговоривших о равенстве, о правах простых  людей – каждого из нас.
– Не  допустим! – закричали  в толпе.
Демулен срывает   с дерева зелёную ветвь и прикрепляет  её как  кокарду  к  фетровой шляпе. Позже веточку заменила зелёная лента.
– Пусть зелёный цвет станет символом нашей свободы!
Мужчины и женщины  стали срывать зелёные веточки и украшать ими одежду и головные уборы.
– Свободу! Свободу!
– К оружию! –   слышатся громкие голоса  в толпе.
Большой оружейный склад находился рядом с Домом инвалидов.
– За оружием!  К Дому инвалидов!
    Возбуждённая толпа потоком  устремляется  в сторону Дома Инвалидов. Демулен смешивается с толпой.  Лицо его горит, сердце учащённо бьётся. Он, такой скромный  по своей натуре человек, почувствовал себя как рыба в воде. Это состояние для него было необычным. Как будто за его спиной дух равенства расправил крылья,  и он взлетел над толпой  к счастью, к  свободе, к народному единению.
   Каждый в толпе протягивал к Камиллю руки для  рукопожатия, многие обнимали, восторгаясь, хлопали по плечу.
– Как хорошо сказал!
– Ты подобрал нужные слова!
– Молодец! Не остуди своё сердце, сынок!
– Здорово, брат!
В это время Камилль почувствовал, что его резко потянули за локоть. Это был Робеспьер. Рука друга была горячей. Сердце обожгло, но холодным огнём. В глазах замелькали звёздочки.  Но  это состояние продлилось несколько мгновений, незаметных для окружающих.
– Что это со мной, – подумал Камилль.
  Это воздействие на Демулена оказал голубой бриллиант Око Бхайравы, находившейся в это время в верхнем кармане сюртука у Робеспьера. Максимильен  продолжал носить его как талисман на все заседания  Генеральных Штатов, потом Национального и Учредительного собрания. Изредка он доставал камень,  согреваемый его ладонями, камень  отвечал ему ответным теплом и наполнял мыслями  о  равенстве и свободе. Но пока свою истинную красоту он не  показывал. Настолько грязь засохла на его гранях.
– Камилль!  Ну,  ты  друг,  оратор! Я подобного не ожидал, – восхищённо произнёс Максимильен.
Камилль был несколько  смущён. Рядом с  Робеспьером  он увидел  крупного человека.  Он  широко улыбался.
– Жорж, познакомься! Это  мой друг Камилль. 
– Камилль!  Это Жорж Жак Дантон. Я ему рассказал о тебе, он заинтересовался твоими рассуждениями о новой форме власти –  республике.
 Глаза  Дантона светились добротой, голос, несмотря на рост, был приятного, хотя и низкого, тембра.
– Ты блестящий оратор, Камилль! Как ты зажёг  своей пламенной речью толпу! Я восхищён!  Каждое слово вбиваешь, как гвозди! Вашу руку, брат!
Рукопожатие  Дантона  было крепким и сильным. Демулен  сразу  же проникся к нему теплотой и доверием. И это будет обоюдным.
  Дантон продолжал:
–Из вас выйдет не только оратор, но и хороший журналист.
Робеспьер  продекламировал:
Каждое слово как гвозди вбиваешь,
С верою в правду по жизни шагаешь.
Духом свободы и равенства дышишь,
Ты журналист, ещё много напишешь!
   И действительно, с осени 1789 до июля 1791 года Демулен издал собрание зажигательных памфлетов под заглавием «Революции Франции и Брабанта» (Les R;volutions de France et de Brabant). После свержения монархии и провозглашения республики  Демулен займёт место  секретаря при министре юстиции Дантоне в Национальном Конвенте и будет выступать против революционного террора и политики Робеспьера. Но это будет чуть позже.
  Июль 1789 года.  Дух равенства принёс ветер значительных перемен не только в истории Франции, но и во всём мире.

(1) Сигамбры – германское  племя, жившее в 1 в. до н.э. на правом берегу Среднего  Рейна, которое описал Плиний Старший в 1 веке н. э.  предки-велхи во времена римского завоевания.
(2)Мирабо Оноре Габриель Рикетти ( 1749—1791) — один из самых знаменитых ораторов и политических деятелей Франции.
(3)Максимильен Мари Изидор де Робеспьер  (6.5.1758, Аррас, — 28.7.1794, Париж) – выдающийся деятель Великой французской революции.
(4) «Демократия» – с греческого - власть народа – форма политической организации общества, основанной на признании народа в качестве источника власти.
«Республика» – с латинского -   общественное дело – форма государственного устройства, при котором все высшие органы власти избираются гражданами.
(5) Жан Жак Руссо (1712-1778)  -  французский философ и просветитель XVIII века. Вырос в семье женевского часовщика. Идейный вдохновитель Французской революции. Его слава перешагнула далеко за пределы Франции.
(6) Мари Жозеф Поль Ив Рок Жильбер Мотье  маркиз де Лафайе;т (1757 — 1834), французский политический деятель. Участник трёх революций: американской войны за независимость, Великой французской революции  и  июльской революции 1830 года. Принадлежал к так называемому дворянству шпаги (т.е. приобретённому военной службой). Вскоре после рождения из шести унаследованных имен мальчику выбрали одно основное — Жильбер — в память об отце и знаменитом предке из рода ла Файет. Он был назван в память о Жильбере де Ла Файете, маршале Франции, соратнике легендарной Жанны д’Арк  и ближайшем советнике короля Карла VII.
 (7)  Плюмаж – украшение из перьев на шляпе.
 (8) Трагедия Шекспира  «Ромео и Джульетта», акт II, сцена II, Джульетта
 Уильям Шекспир Сонет 54 Перевод: С.И. Турухтанов
(9) Старейшее кафе Парижа, основано в 1686 году уроженцем Сицилии Прокопио деи Кольтелли. Сейчас его скорее можно назвать дорогим рестораном. Адрес кафе: 13, rue l;Ancienne Com;die, в 60 метрах от площади  Saint Germain des Pr;s. В те времена улица Ансьен-Комеди называлась   Rue des Saint- Germain -улица Фоссе - Сен-Жермен. 
(10) Жорж Жак Дантон (1759 — 1794) — французский революционер, один из отцов-основателей  Первой французской республики, министр юстиции времён Французской революции, первый председатель Комитета общественного спасения.
(11) Наполеон I Бонапарт (1769 -1821) - французский полководец и государственный деятель. Император Франции (1804-1814 и в марте - июне 1815).
(12)Деспотизм – самовластие и произвол, подавляющее подчинение своей воле.
(13) veto – с латинского запрещаю
14) Лояльность – верность действующим законам, постановлениям власти; благожелательное отношение к кому-либо.
(15) Эммануэль Груши  (1766-1847) – подполковник шотландской роты телохранителей короля Людовика XVI, наполеоновский маршал.

Ч.5. Грозовые волны народного   гнева

 Чем дальше углубляюсь в историю голубого бриллианта Око Бхайравы, тем больше интересных событий открывается.
От автора

Внезапно небо прорвалось
С холодным пламенем и громом...
И туча шла гора горой!
...И стрелы молний всё неслись
В простор тревожный, беспредельный...
(Николай Рубцов (1936-1971)

Людское море всколыхнулось,
Взволнованно до дна!
До высей горных круч  коснулась
Взметённая волна.
Сломила яростным ударом
Твердыни старых плит...
(Валерий Брюсов)

Июльская гроза.

  Пока Робеспьер, Дантон и Камилль  разговаривали,  шествие направилось  к  Тюильрийскому саду. Впереди два  молодых санкюлота(1) несли бюсты Неккера и герцога Орлеанского.
  Брат короля разрешил проводить заседания в своём дворце Пале-Рояль, лишь бы насолить Людовику XVI.  Герцог был изгнан из Версаля за непочтение к королевской династии: он не явился на похороны  Людовика XV. Порвав с двором, Филипп Орлеанский стал заигрывать с третьим сословием, имея далеко идущие планы – сесть на место двоюродного брата, или, по крайней мере, сместить его с трона. Как получится. Прозванный «Филипп Равенство», герцог Орлеанский финансировал революционные силы, а позже  проголосовал за казнь короля Франции, своего брата!  Вот так родственничек! Революция за предательство отплатила тем же: за все свои «заслуги» перед  Отечеством, ему отрубили голову... как и Людовику XVI. Так и хочется сказать:
– Не рой другому яму, сам в неё попадёшь!
Жизнь  знает много подобных примеров. И в нашей истории это случится не один раз.
    А пока  разгорячённые парижане двигались к  саду Тюильри, Робеспьер и его молодые спутники (Дантону было 30 лет, Камиллю – 29, Робеспьер был самый старший, ему 6 мая исполнилось  31 год)  зашли в кафе «Прокоп» выпить кофе и обсудить текущие вопросы.
 – Может, по стаканчику вина за дружбу? – предложил  Дантон.
Максимильен категорично  заявил:
– Я не пью.
– А я не откажусь! – согласился Камилль.
  Дантон уже был известным адвокатом,  а Демулену не везло с клиентами, он занимался лишь незначительными делами, поэтому  чувствовал себя неловко. Всегда излишне скромный, немного заикающийся, он даже не ожидал, что  выступит перед толпой.  Но, видимо,  вмешался случай или  судьба,  сделав резкий поворот, изменила, как окажется,   полностью его размеренный образ жизни.
– Нужно  немного расслабиться и придти в себя. Немного вина не помешает, – подумал Камилль.
   Дантон заказал вина для себя и Камилля, а Максимильену  принесли кофе.  Платил за всех Дантон. За короткое время он округлил свою собственность и  свое состояние.  Он знал цену деньгам. Для них он нашёл универсальный термин: "Методы политического воздействия". В ходе революции Дантон  неоднократно будет рекомендовать  Конвенту прибегать к этому средству, по его мнению, решающему в борьбе с контрреволюцией. Любимой его поговоркой  стало выражение:
–Деньги спасут Францию!
   В общем, Дантон действовал как  типичный мелкий буржуа. Поэтому в его речах больше,  чем у кого бы то ни было другого из деятелей революции,  всегда преобладало  "Я". За эти особенности своего таланта Дантон впоследствии получит кличку "Мирабо черни". И сейчас он говорил  короткими  фразами, наклоняясь вперед, украшая и усиливая свою речь широкими жестами, пугая окружающих  не только внешностью, но и своим голосом.
    Потому не удивительно, что Камилль испытывал некоторое замешательство в разговоре с Дантоном.  Робеспьер  знал Дантона, как опытного адвоката, не проигрывающего судебные процессы. Его манера говорить его не удивляла.
– Напор, натиск, уверенная речь  –  залог успешного исхода дела, – в этом  был убеждён Робеспьер.
   А как страстно говорил  Дантон:
– Благо народа  – высший  закон!
Раньше он считал  возможным переворот сверху, но последние события показали, что ни король, ни Национальное собрание не в силах ничего изменить.
–Энергия масс создаёт республики.– Необходимо идти навстречу народу, потому что, если народу не будет воздано по справедливости, он сам себе воссоздаст эту справедливость. Мы должны это понимать и принимать.
   Дантон говорил уверенно, с ним трудно было не согласиться, настолько он был убедителен. Демулен поделился   своими  мыслями о республике. 
– Республика,  по моему  мнению,  должна быть демократической,  идеальной. Я мечтаю, – заявил Демулен  с  пафосом,  – о республике, которую бы все любили.
Здесь глаза Камилля приобрели мечтательное выражение.
– Видно, что мой друг по-настоящему влюблён, – подумал Робеспьер, усмехаясь, но это не было злобной насмешкой. Он всегда  снисходительно относился к другу, поддерживал и защищал его. Максимильена привлекали в Камилле  наивность и искренность.
– Камилль всегда говорит то, что думает, – в этом Робеспьер был уверен.
 Ведь свои чувства  он всегда скрывал. По выражению его лица никогда нельзя было определить,  не только о чём он думает, но и как  относится к тому человеку, с кем общается, дружит или просто  разговаривает.  Максимильен рано потерял родителей, его воспитывал дед и старшие сёстры. Он никогда не показывал своих слёз, когда набивал шишки или разбивал коленки. Он считал себя настоящим мужчиной и перед сёстрами никогда не показывал свои слабости. На это были причины.
   Холодное сердце Робеспьера  не тронуло чувство  любви. Тем более, сейчас, когда в кармане его сюртука лежал голубой бриллиант. Об истинной ценности  камня он даже не догадывался.  Максимильен  помнил своё видение: на него обращены тысячи глаз, все слушают его, ловя каждое слово.
Бриллиант был невидим
                на мостовой,
Среди камней
      он был таким же грязным,
И Робеспьер его хранил,
Считал подарком очень важным.
Да это было волшебство,
Когда впервые только тронул.
Бриллиант дарил ему  тепло
И  согревал его ладони.
Но свою суть не раскрывал,
Тая в себе сверканье граней.
О чём Максимильен мечтал,
Исполнит бриллиант кровавый.
(стихи автора)
   Максимильен отвлёкся от своих дум. Камилль говорил с такой горячностью, на какую способен только влюблённый и к тому же патриот своей страны.
– Эта республика – союз людей, связанных узами братской любви, наслаждающихся безоблачным счастьем, собирающихся на общественные пиры, подобно гражданам Спарты и Афин. Нет никаких  судов, ни сената, ни школ, ни  тем более войн. Все сословия сольются  воедино. Добродетель и счастье будут синонимами.
– Да это просто Золотой век человечества! – не выдержал Робеспьер.  – А как же бедные и богатые? Всё равно власть будет в руках имущих – у аристократов.
   Он был сторонником частной собственности и  конституционной монархии, а республика ему всегда казалась  прекрасным, но таким далёким будущим. Одно  адвокат Максимильен Робеспьер  усвоил твердо и никогда не давал  забывать своим коллегам:
– Источником власти является народ. Следует помнить, что правительства, какие бы они ни были, установлены народом и для народа. Все, кто правит, следовательно,  и короли, являются лишь уполномоченными  представителями народа.
   В этот период большинство депутатов Учредительного собрания много говорят о единстве народа, стремясь сгладить различия между классами и слоями.
    Робеспьер  поздно пришёл к признанию необходимости республики, опасаясь, что она будет аристократической. Бегство короля заставит Робеспьера решительно изменить свои взгляды,  и  он станет  бескомпромиссным республиканцем.
    А в  это время  в Париже кипели настоящие страсти. Разгорячённая толпа встретилась с солдатами Королевского  шотландского  полка, пытавшимися  остановить шумное шествие, но те набросились на них  с кулаками.   Зазвучали одиночные выстрелы.  Появились первые жертвы. Вооружённые столкновения произошли и в других частях города.  Был захвачен Дом инвалидов. Многие парижане вооружились,  взломав  лавки с оружием. 
   Вести о беспорядках в разных частях столицы  распространились с быстротой молнии. Стало известно, что  верные королю войска собираются на Марсовом поле и на площади Людовика XV.
   13 июля над Парижем загудел набат. Внезапно весь громадный город оказывается на военном положении. Депутаты от третьего сословия, среди них Робеспьер и Дантон,  собираются в городской ратуше, которая   с раннего  утра окружена  шумной  толпой.
 Слово берёт  председательствующий  Мирабо. Он предлагает создать народную милицию:
–При явно возрастающей ненадежности войск и  грозящей анархии  создание народной милиции просто необходимо.
  –Кроме того,  – заявляет Мирабо, – предлагаю  образовать новый орган муниципальной власти –  постоянный комитет, в обязанности которого войдёт забота о доставке оружия гражданам.
 Депутаты поддерживают  предложения  Мирабо.
Находя минуту удобной, он приводит в исполнение план организации «гражданской милиции» из истинных патриотов – санкюлотов.
   Всю ночь Париж  был ярко освещён, по улицам ходили вооружённые патрули.  Оружие  получили каждые двести  человек  из 48 округов столицы.  А в это время пушки Бастилии (Bastille),  мрачной тюрьмы-крепости,  грозно смотрят  на жилые кварталы Сент – Антуана.
    Наступило утро 14 июля. Тучи низко повисли над Парижем.  Раздались редкие раскаты грома. Надвигалась гроза.  Огромная вооруженная толпа, среди которой были и французские гвардейцы, двинулась в восточную часть Парижа к Бастилии, олицетворявшей собой многовековой произвол королевской власти. Все улицы, прилегавшие к Бастилии,  наводнены массой народа,   вооружённой  ружьями, пиками, молотами, топорами и дубинами.
–En avant! Вперёд!  A l ;assaut de la Bastille! На штурм  Бастилии!
 И   грозовые силы народного гнева пришли в движение.
  В Бастилии  на 14 июля  в  заключении находилось  семь (!) человек, четверо из  которых  попали в тюрьму  за подделку векселей, а  один  был  душевно  больным.   Восставшие полагали, что в тюрьме хранятся оружие и боеприпасы.
   Офицеры стоявших в Париже полков уже не рассчитывали на своих солдат. Сообщение с Версалем было прервано. Примерно в час пополудни пушки крепости стали стрелять по народу. Однако народ продолжал осаду, и захваченные утром пушки были приготовлены для обстрела крепости. Гарнизон понял, что сопротивление бессмысленно, и около пяти часов сдался.
    Восставшие были в таком возбуждении, что набросились на охранников и в буквальном смысле растерзали их.  Коменданта тюрьмы  маркиза де Лонэ арестовали и под конвоем отправили в ратушу на допрос.  Но обезумевшая толпа учинила над ним самосуд. Так с первых же дней революции  стал развиваться жестокий народный террор, пробудившийся под грозовым напором  народного гнева.            
     С духом равенства, воссоединившимся с Грозным Оком Бхайравы,  шутки плохи.    Когда толпа схлынула с места своей легкой победы к ратуше, где заседали депутаты третьего сословия, она показала ужасные, позорные трофеи своей победы — пряжку от галстука растерзанного  де Лонэ. Еще ужаснее было то, что они несли на пиках головы нескольких убитых.
        Но  толпа еще не была насыщена. Помощник торговца Флесселя Лео обещал утром доставить оружие.  Сам Флессель, узнав об обещании, попытался направить народ к месту, где оружия не было. Тогда под крики толпы несчастного торговца  потащили судить в Пале-Рояль. Но исход был ясен: народ взялся судить сам. Несколько выстрелов продолжили счет  жертвам.
   Министра Фулона, занимавшего пост незначительное время,  толпа повесила на фонарном столбе. Его отрубленная голова стала очередным трофеем.
     В последующие недели революция распространилась по всей стране. 18 июля произошло восстание в Труа, 19 июля — в Страсбурге, 21 июля — в Шербуре, 24 июля — в Руане.  Восставшие захватывали булочные и раздавали хлеб голодным, громили местные ратуши, жгли хранившиеся там документы. В дальнейшем в городах были образованы новые, выборные органы власти — муниципалитеты, учреждена должность мэра Парижа, создана новая вооруженная сила —Национальная гвардия.
     Крестьяне поднялись против своих сеньоров, захватывая их земли. Голод, нищета, неуверенность в завтрашнем дне, бессилие перед власть имущими,  пробудили  грозные, грозовые силы народного гнева. Яростный гнев обрушился на всех, кто вставал на его пути, кто только пытался хоть как-то противостоять  этой силе или даже стоял в стороне.
Грозные силы народного гнева
Сметают с пути королевство без веры,
Лишившись надежды, с оружьем в руках,
Сами решают, кто прав, кто не прав.
Судят, казнят без суда, беспристрастно,
Сами уже становятся властью.
      Взятие Бастилии, которая, в сущности, была не взята штурмом, а скорее передана народу,  до сих пор считается французским народом не только  началом  Великой Революции, но и началом нового времени, открывшего эру  свободы.
А дух свободы кружит в небесах,
Крыло его крепчает с каждым взмахом... (2)
    Когда герцог Лианкур сообщил Людовику XVI  о минувших событиях, он, недовольный тем, что его рано разбудили,  воскликнул:
 – Но ведь это бунт!
И  чуть тише повторил:
– Это...бунт?
Лианкур ему возразил:
–Нет,  ваше величество, вы ошиблись: это не бунт, это революция!
     Людовик, который всегда боялся революции, ужаснулся, лицо его посерело от страха. Народные массы пока ещё верили в своего «доброго» короля, поэтому ему  не стоило  опасаться за свою жизнь.
   В эту ночь ему долго не удавалось заснуть. Стояла жаркая погода. Даже ночью было душно.  Только под утро  Людовик погрузился в смутный сон.
Он оказался в лесу, от жары, спрятавшись  в холодке под огромным деревом, отпустив своего любимого  коня Мустанга  пастись на лугу, где была  сочная трава. Пахло мёдом.
 – От каких же цветов такой сильный запах, – подумал Людовик.
Он срывает цветы:  белые лилии, жёлтую калужницу, синий василёк, красные розы и гвоздики. Ни один не пахнет мёдом.
– Откуда же этот ветер медовый?
Вдруг  доносится еле уловимый запах гари,  и будто растворяется в воздухе. В природе ничего не меняется. Мелькают пёстрые бабочки, поют птицы.
– De silence et de paix. Gr;ce! Тишина и покой. Благодать!
     На душе у Людовика тоже спокойно, как давно уже не было. Взглянув под ноги, Людовик увидел траву красивого голубого цвета. Наклонившись, сорвал листик и размял его в пальцах. В нос ударил такой резкий запах, что он чихнул.
– Апчхи!  Да это горькая полынь!
 Неожиданно послышалось  ржание Мустанга. Как оказалось, копыто скакуна попало в волчью яму.
– Не бойся! – крикнул король своему верному коню.
Он знал, что волки на лугах роют «волчьи погреба» – и выкапывают из земли мышей и полёвок.
– Такую, бывает, ямищу выроют, что один только хвост из неё торчит! – говорит он сам себе. –  В жаркий полдень волки прячутся в чаще леса.
– Не бойся! – кричит коню ещё раз.
    Мустанг успокаивается и продолжает щипать траву. Людовик поднимает глаза к небу. Величаво, медленными кругами парит в безоблачной высоте орёл, лишь изредка пошевеливая своими могучими крыльями.
– Хорошо тебе там, в холодной высоте,  – позавидовал ему  король. Но тут же заметил, что  орёл начинает снижаться.  Всё ниже и ниже... Потом, подобрав крылья,  гордая птица стремительно бросается вниз.  Над самой землёй орёл опять распахнул крылья – и спокойно приземлился. Сел недалеко от того места, где устроился Людовик.
– Добычу заметил с высоты, вот на неё и кинулся, – решил он.
Но оказалось неподалёку зелёное болото, и орёл просто прилёг отдохнуть.  Лежал недолго, встряхнулся, подобрал крылья и стал  перебирать клювом помятые перья.
–  Отдохнул – и опять в небо. Наверное, проголодался, – решил Людовик.
 Но не тут-то было: неуклюже и вперевалку, совсем не царственной походкой  заковылял орёл  по берегу болота. Вдруг остановился. Подпрыгнул и, вытянув далеко вперёд когтистую лапу, схватил что-то в траве. Долбанул клювом и, закинув голову, целиком заглотнул.
     Людовик сначала не понял, что  ловила величественная птица. Могучий орёл, царь птиц глотал...лягушек!
– Вот это да! Не думал, что орлы едят  лягушек. Слышал, что бедняки готовят лягушек. Но орлы...
    Впервые европейцы начали употреблять лягушек в пищу в XI веке: крестьяне  решили обойти запрет на мясную пищу во время Великого поста. По другой версии, французы стали есть лягушек во время Столетней войны.(3)  В стране царил жестокий голод, и жителям пришлось искать простые способы пропитания. Так появились  луковый суп, креветки и лягушки.
    Только к девятнадцатому веку лягушачьи лапки попали на стол представителей элиты, которая была восхищена вкусом и изысканностью блюда. Иностранцы поначалу подозрительно отнеслись к новому французскому деликатесу, хотя французская кухня всегда была в почете. Англичане, которых можно назвать виновниками появления лягушек во французском меню, прозвали французов «лягушатниками». Но обидные прозвища не останавливали французов-гурманов. Блюда из лягушек стали модными, в лучших ресторанах Парижа готовили так называемые «бедра нимфы», а нимфой, естественно, называли лягушку.
  В  национальной кухне Франции лягушачьи лапки и сейчас  считаются редким  деликатесом, поэтому нельзя говорить о том, что французы повсеместно едят лягушек – все равно, как если бы кто-нибудь сказал, что все русские питаются блинами с икрой. Кроме того, лягушек любят и в других странах, особенно в Италии, где эти земноводных едят так давно, что итальянцы считают их обычной и ничем не примечательной пищей.
     За короткое время орёл проглотил с десяток лягушек. Людовик не успел сосчитать. Вот и наелся орёл, подскочил, распахнув крылья и, подхваченный ветром,  круто пошёл в облака. Ветер был тёплым, он нёс орла всё выше и выше. Вот стал маленькой точкой в синеве неба. Что оставалось делать Людовику? Только стоять и смотреть.
   Сколько времени прошло – во сне не поймёшь.  Воздух стал тяжёлым и мутным. Небо покрылось чёрными  грозовыми тучами, блеснула молния,  загрохотал гром и...посыпался снег! Ветер снег подхватил на лету, закружил, словно в медленном танце, и вот уже не снег падает вниз, а  огромные белые  жемчужины града. Среди них, как чёрные листья  медленно качались  чёрные вороны.  Время  остановилось.  Это было так странно, что замерло сердце в груди Людовика. Через силу он   крикнул коня:
– Мустанг, ко мне!
     Топот копыт и бешеное ржание будто включили картину и всё вновь ожило.  Как из-под земли конь встал перед Людовиком. Он вскочил на Мустанга и понёсся вдоль леса. Гроза грохотала, казалось, у самых ног. Чёрные, дымные тучи клубились и ворочались у края горизонта. И вдруг замерцали грозно и  таинственно от мечущихся молний. Гул и рокот заполняет  всю округу. Начинает вздрагивать земля, словно водопады каменных глыб обрушиваются на дорогу. 
 Людовик мчится  на Мустанге  в  сплошной  темноте.  Одна мысль бьётся в голове, повторяясь многократно:
– Ce qui m'attend ; venir? Что ждёт меня впереди? Что ждёт меня впереди?
Проснулся король с тяжёлой головой, а за окном грохотала гроза. Он повторил последнюю фразу из сна:
– Ce qui m'attend ; venir? Что ждёт меня впереди?
Решение пришло само собой, словно кто-то нашептал. А может, Око Бхайравы, хотя и был далеко от Людовика?
– Единственный выход –  признать существование Учредительного собрания. Принять неизбежное, чтобы не потерять всё!
    Раздался очередной мощный удар грома,  и молния осветила крепость Бастилию.  Не останавливаясь, под сильным ливнем восставшие парижане громили  ненавистную им крепость.
   За несколько месяцев  Бастилия была  разрушена, а на образовавшейся площади встал  памятный обелиск.
Сейчас прочитает любой мальчишка:
«Здесь танцуют» написано на обелиске.
Приносят сюда цветы и лилии.
14 июля – День взятия Бастилии.
   Ежегодно во Франции  14 июля отмечается как  национальный  праздник. Французы и не только, вспоминают драматические страницы Великой Французской  революции, одной из первых буржуазных революций Нового времени (если не считать революцию в Нидерландах, приведшую к созданию Голландии).
     С взятием Бастилии абсолютизм был свергнут, монархия стала конституционной.  Людовику не оставалось ничего другого, как признать законность Учредительного собрания. Власть в столице перешла к Комитету выборщиков, составившему Городской совет – Коммуну Парижа.
  Первым декретом Коммуны стало утверждение нового знамени Франции. К красному и голубому цветам третьего сословия добавился белый цвет монархии. Эти три цвета означали примирение третьего сословия с королём.
 По настоянию Национального Собрания 17 июля Людовик лично прибыл в Париж и был вынужден прикрепить на свою шляпу рядом с белой кокардой, поданную новым мэром Парижа Байи красно-синюю кокарду народной милиции Парижа (герб Парижа красно-синий).   
– Вот вам и цветы из сна – белые, синие, красные, – подумал король.
    При королях из династии Бурбонов в качестве государственного флага использовался белый флаг, усеянный золотыми лилиями. В центре флага помещался синий щит с лилиями, окруженный цепями орденов Святого Духа и Святого Михаила и поддерживаемый двумя ангелами. Белый цвет в период с 1638 по 1790 гг. являлся цветом королевского флага и символизировал божественное происхождение  власти короля.
 – Ещё осталось только попробовать лягушечье мясо. Не зря лягушки появились в моём сне.
  Один из первых королей франков Хлодвиг Меровинг имел белое знамя с изображением трёх жаб. В 496 году он принял христианство и сменил белое полотнище своего флага на синее — символ святого Мартина, считавшегося покровителем Франции.
Людовик интересовался историей, тем более, историей королевского флага.
Из истории флага Франции.
    Во времена правления Гуго Капета и его потомков короли Франции имели красную орифламму в честь святого Дионисия, так кА он был легендарным основателем аббатства, которое особо почиталось   со времён Дагоберта I.
      С 800 по 843 год Карл Великий, основавший империю, имел треххвостое красное полотнище с шестью сине-красно-жёлтыми розами. Однако после распада Франкской империи в Западно-Франкском королевстве вновь стали использовать синий флаг.
   В первой четверти XII века в правление королей  Людовика VI Толстого,  Людовика VII, Филиппа II и Людовика VIII  на синем полотнище появились золотые лилии, символизировавшие в Средние века Пресвятую Деву. Этот флаг получил название «Знамени Франции».
   В правление Карла V из династии Валуа на флаге осталось только три лилии как принято считать, в честь Святой Троицы.    Англичане со времен Эдуарда III использовали герб, полученный соединением  французских лилий с английскими львами, демонстрируя, таким образом, претензии,  на французский трон.
    В период Столетней войны символом французских войск был белый прямой крест на синем или красном поле. В качестве отличительных знаков сторонниками Жанны д’Арк широко использовались атрибуты белого цвета, как символа Пресвятой Девы: шарфы, повязки, перья, вымпелы. После окончания Столетней войны флагом французских королей снова стало синее полотнище с тремя золотыми лилиями. При королях из династии Бурбонов  использовался белый флаг, усеянный золотыми лилиями. В центре флага помещался синий щит с лилиями, окруженный цепями орденов Святого Духа и Святого Михаила и поддерживаемый двумя ангелами.
     Символом революции 1789 года стало красно-синее  парижское знамя. Таким было знамя национальной гвардии, ставшее впоследствии флагом, к которому добавилась белая монархическая лента.
  Официально флаг республики - сине-бело-красный горизонтальный триколор(4) с двумя косицами был утверждён 4 октября 1789 года, расположение цветов не было законодательно закреплено.
 Только  24 октября 1790 года Национальное собрание своим декретом утвердило гюйс - красно-бело-синий триколор.
  Современный государственный флаг Франции - триколор (три вертикальных полосы: синяя, белая и красная).
– Во сне всё так перепуталось, смешалось! Орёл – это, по-видимому, олицетворение королевской власти. Так орёл летает выше всех в небе и наблюдает за всем происходящим на земле, так и король должен быть в курсе всех событий в государстве,  –  рассуждал Людовик. – Медовый ветер – это я отвлёкся на свои увлечения, и мне казалось, что всё само собой  обойдётся. Но судьба наставила мне «волчьих капканов». Запах гари и горькой полыни – отражение настоящих событий.  Чёрные тучи принесли  грозу.  Вот она гроза революции! Может всё обойдётся? 
   Король надеялся, что ему и его семье ничего не угрожает, но это было не так. Людовика и его близких ожидают суровые испытания на верность, человечность, силу духа. Ничего изменить уже было нельзя. Вмешались силы грозные – грозовые силы народного гнева. 
    Эти силы как ветром  разнесли революцию по всей стране.  В Страсбурге восставший народ был в течение двух дней полным хозяином города. Рабочие, вооруженные топорами и молотками, взломали двери городской ратуши, и народ, ворвавшись в здание, сжег все хранившиеся там документы. В Руане и Шербуре местные жители, вышедшие на улицу с возгласами:
– Хлеба!
– Смерть скупщикам!
 Восставшие захватывали булочные и заставляли продавать хлеб по пониженным ценам.
     В провинциальных городах упразднялись старые органы власти и создавались выборные муниципалитеты. Нередко королевские чиновники и старые городские власти в страхе перед народными волнениями предпочитали без сопротивления уступать власть новым, буржуазным муниципалитетам.
 Вскоре  была учреждена должность мэра Парижа, создана новая вооруженная сила —Национальная гвардия.
  20 июля среди привилегированных сословий  Национального  собрания встал вопрос об отношении к событиям в Париже. С предложением выступил барон Лалли – Толендаль(5), депутат от парижского дворянства:
– Я считаю, что мы должны обратиться к населению с воззванием, осуждающим революционное движение.
Большинство  поддержало Толендаля.  Третье сословие не могло остаться в стороне. Робеспьер  с присущей ему резкостью высказался против  предложения барона:
– Барон Толендаль беспокоится, прежде всего, о себе и  о своём имуществе. Осудить революционное движение таит в себе угрозу  разрыва  На¬ционального Собрания с народными массами в момент, когда опасность с стороны королевского  двора и войск, его поддерживающих  еще не окончательно ликвидирована.
  Однако это не могло изменить настроения Собрания, к тому же,  к Робеспьеру, как депутату от третьего сословия мало кто прислушивался.  Так что  единственным результатом его выступления были некоторые второстепенные поправки, внесенные в текст воз¬звания.
Но это Воззвание не могло изменить ход событий.  Грозовые волны народного гнева  уже гремели,  переливаясь  по всей стране.
«Гроза» революции прокатилась по всей Франции,
Отстранена старая королевская администрация.
Даже состоятельные граждане
Вступают в  Национальную гвардию.
Её начальником стал маркиз Лафайет –
Кавалерийский капитан уже в 17 лет.
 «Героем Нового света»
Назвал Вольтер  Лафайета.
Боролся он за независимость в Северной Америке,
Заслужил Конгресса доверие.
Словно на военном марше
В 24 года – фельдмаршал.
Учредительный август   
   Весть о восстании в Париже, о падении грозной Бастилии дала мощный толчок крестьянскому движению. Начавшись в центре страны с  провинции Иль-де-Франс, движение охватило всю Францию. События 1789 года среди крестьян получили название «Великий страх».   Особенно остро восстания вспыхнули  в конце июля – начале августа. Крестьяне,  вооружались вилами, серпами и цепами, обрушили свой гнев  на  сеньоров, сжигали книги с записями феодальных повинностей,  захватывали оружие, делили помещичьи луга,  расхищали леса, нарушали права охоты. Прежние обязанности нигде не исполнялись.
  Русский писатель Карамзин, проезжавший в августе 1789 г. через Эльзас, писал: «Везде в Эльзасе приметно волнение. Целые деревни вооружаются». 
    В некоторых провинциях было сожжено или разрушено около половины помещичьих усадеб. В провинции Дофинэ из каждых пяти дворянских замков было сожжено или разрушено три. В Франш-Конте было разгромлено сорок замков. В Лимузене крестьяне соорудили перед замком одного маркиза виселицу с надписью: «Здесь будет повешен всякий, кто вздумает платить ренту помещику, а также сам помещик, если он решится предъявить такое требование».
   Иногда землевладельцу или монастырю удавалось откупиться от зверств, подписав бумагу об отречении от своих прав.   Охваченные страхом дворяне бросали свои усадьбы и бежали в большие города из бушующей огнем крестьянских восстаний деревни. Но грабежи замков,  убийства продолжались.
         В этих условиях 1 августа к работе приступает Учредительное Собрание. Настроение депутатов было  возвышенным.   Особенно ликует третье сословие.  Один за другим  с места поднимаются два знатных представителя, виконт де Нояль и герцог де Эгильон.
– Уничтожить беспорядки может только радикальное средство — немедленное уничтожение феодальных порядков, – заявляет  де Нояль.
Его поддерживает  де Эгильон:
– Мы должны сложить свои права «на престол Отечества».
Это означало не что иное, как отказ от  дворянских привилегий. Поднимается невообразимый шум. Третье сословие восторженно принимает  это предложение. Дворяне и священнослужители  разгорячено начинают спор по этому поводу. Вслед за Ноялем и Эгильоном  свое мнение высказывают  другие депутаты из привилегированных сословий. Один за другим ораторы выступают  против феодальных прав. Депутат Лойе, не потерявший еще головы, положил перед председателем записочку:
«Никто не владеет собой, закройте заседание».
Никто не обращает  на это внимания и с новым восторгом встречают  всякое новое решение или предложение. При царившем на этом заседании беспорядке трудно было разобрать, что предлагают, и что утверждают.
   В царившей суматохе,  под ликующие крики собрания, кто-то предлагает  присудить королю  титул restaurateur de la liberte Francaise – реставратора (восстановителя) свободы Франции.  Так сильна была вера в «доброго» короля, который  решит все вопросы.
    Итак,  в течение шести  часов обсуждений,  в ночь на 4 августа, Учредительное собрание принимает декрет(6) «Об уничтожении  привилегий». Тысячелетнее    здание  государственного и общественного устройства окончательно пало. 
– Ночь чудес! – бормочет  аббат Сиэйс, высказавшийся против уничтожения   десятины в пользу церкви.
    Но он оказался в меньшинстве. Уничтожались десятина  и оброки, а также   другие повинности, вытекающие из личной зависимости крестьянина, родовые и владельческие права,  все привилегии городов и провинций:  права охоты, голубятен, загонов для кроликов, крепостные права, покупка должностей, десятина и оброки, судебное право сеньоров и судейские взятки.
    На самом деле декрет содержал  лишь частичные уступки крестьянам.  Вот некоторые выдержки:
Статья 9. В области налогов будут навсегда уничтожены денежные, личные и земельные привилегии. Налоги будут взиматься со всех граждан и всего имущества одинаковым образом и в одинаковой форме.
Но земельная рента  должна выкупаться в размере, установленным Национальным собранием. Оставались и «реальные» повинности крестьян, в частности, поземельный и подушный налоги.
Статья 11.  Все граждане, без различия происхождения, могут быть допущены ко всем должностям и званиям духовным, гражданским и военным...
    Всем было ясно, что принятый декрет формально упразднял феодальный порядок. Так именно случилось со статьями, касавшимися  уничтожения или, вернее, освобождения от платежа 1/10, как это было решено. Тут проявилось враждебное настроение к церковным делам. По этому поводу высказывается аббат Сиэйс:
– Вы хотите быть свободными, а не умеете быть справедливыми. Церковная десятина – это один из источников существования церкви. Отказаться от уплаты десятины, – значит отказаться от поддержки церкви.
    Но, как оказалось, чуть позже, революция изменит не только жизнь людей, их взгляды, но в первую очередь отношение к религии. Контрреволюционная позиция многих католических священников скомпрометирует не только духовенство, но и сам культ.  На гребне революционной волны произойдёт дехристианизация  и будет принят декрет о смертной казни для священников, замешанных в беспорядках, направленных против революционной власти.
  Абсолютизм пал, но с его падением   в стране спокойнее  не стало.  Тревожно было в столице. Наводить  порядок  Учредительное собрание поручают  Лафайету, назначив его  командующим Национальной гвардией.  Его видят во всех округах и  районах  Парижа  верхом на белом коне. Он безошибочно появляется в местах скопления недовольных декретами новой власти.  Гвардейцы день и ночь патрулируют улицы города.   Но спокойнее не становится. Продолжаются нападения на горожан, дворян, грабежи и насилие.
        10 августа 1789 года Учредительное собрание  принимает  декрет «О восстановлении общественного порядка», согласно которому:
    Все муниципалитеты королевства, как городские, так и сельские, обязаны наблюдать за сохранением общественного спокойствия.  По их требованию войска придут на помощь национальной милиции и полиции для преследования и ареста всех нарушителей общественного спокойствия, независимо от их состояния.
    Арестованные лица будут отправлены в суды, немедленно допрошены и преданы суду;
По требованию муниципалитетов национальная милиция, полиция и войска будут разгонять все мятежные сборища, как в городах, так и в селах, включая и те, которые соберутся под предлогом охоты.
   В  городских и сельских муниципалитетах... будут составлены списки подозрительных личностей, не имеющих ремесла, профессии или постоянного местожительства, кои будут затем разоружены. Национальной милиции, полиции и войскам поручается особенно внимательно следить за поведением этих лиц.
 Были развязаны руки для кровавого революционного террора. Вот благодатная почва для Грозного Ока Бхайравы!
   Декрет обязывалось прочитать городским и сельским священникам своим прихожанам, «созванным для этой цели в церкви». Они должны были прочитать «со всем пылом», используя «весь свой авторитет для восстановления общественного мира и спокойствия и для приведения всех граждан к послушанию, подобающему в отношении законных властей».
Учредительное собрание обращается к церковнослужителям. Кто ещё имеет авторитет среди простого народа? Конечно же,  священники!  Но многие из них не примут революцию,  и будут жестоко наказаны.  Но это будет позже, а пока  депутаты Учредительного Собрания уповают на  поддержку церкви.
Особое внимание представляет последняя статья декрета:
         Национальное Собрание умоляет его величество (!)  сделать все распоряжения для полного исполнения настоящего декрета, который будет разослан во все города, муниципалитеты и приходы королевства, а также и в суды, на предмет прочтения... расклейки и внесения в регистры.
Итак,  на короля  Людовика  XVI возлагалась тяжёлая миссия  сохранения общественного порядка. Мог ли  проследить Людовик за исполнением декрета?  Вот здесь  и было противоречие, хотя это говорит о том, что королю ещё доверяют.   
  – Свободе народа необходим король! – утверждает Мирабо.
Его поддерживает  Жорж Огюст Куто;н, (7) адвокат из Оверни. 
–Только король должен решать утверждать или нет,  все постановления правительства.
– Бедный Огюст! – подумал Мирабо. – Как его, страдающего параличом, выбрали депутатом?
Действительно, всем казалось странным, как этот человек, передвигающийся с помощью трости, вошёл в состав Национального собрания.  Но он, так же как и Мирабо, и Лафайет, принимавший участие в борьбе за независимость Северной Америки,  выступает за конституционную монархию.
    Во второй половине августа, Лафайет, предлагает начать конституционную хартию декларацией(8)   прав человека и гражданина:
  – Прообразом  должна послужить «Декларация  независимости США».
Он с пафосом и патетикой  декламирует:
 «Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью».(9)
 Наконец  в Учредительном Собрании заговорили  и о «человеческих и гражданских правах».   Это были правила, определения, принципы нового мира.
     Во время прений по обсуждению текста Декларации прав неодно¬кратно выступает Робеспьер:
– Декларация должна  выражать основы  демократии,   защищать неприкосновенность личности, свободу совести, свободу печати.
Одно из предложений Робеспьера касалось   полномочий нового правительства:
– Члены парламента  избираются народом Франции на ограниченный срок.
   Постепенно  вырисовывался проект декларации, явившейся поворотным моментом  в истории Франции.   Источником  верховной власти  объявлялась нация. Это означало отмену абсолютизма, но не противоречило конституционной монархии.
   «Декларация прав человека и гражданина» принята Учредительное Собрание 26 августа.
Уже в первых статьях Декларации провозглашались основополагающие, естественные и неотъемлемые права человека:
Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах (Ст. 1). 
Люди  имеют право на собственность, а также право на безопасность и  сопротивление угнетению (Ст. 2).
Декларация провозгласила свободу слова, печати, передвижения.
Равенство трактуется как одинаковая  для всех ответственность перед законом и доступ к управлению, равное участие в формировании законов (Ст. 6) .
Собственность есть «неприкосновенное и священное» право, и человек может быть лишен ее только в случае, установленном законом при условии справедливого и предварительного возмещения (Ст. 17).   
    Осуществление естественных прав было возможно  лишь в обществе, где люди договариваются  об определенном устройстве власти. «Закон есть выражение общей воли».
Формируемый всеми гражданами лично или через представителей, закон обязателен для всех, так как регламентирует осуществление прав каждого члена общества (Ст. 6 и 7). 
Граждане стали равны перед законом.
Для обеспечения действия закона, то есть осуществления прав граждан, требуется администрация и вооруженная сила. Их содержание осуществляется за счет граждан (Ст. 13).
     Отличился барон Лалли-Толендаль. Он настоял на внесении в «Декларацию прав человека и гражданина» следующего  положения:
 –Все допускаются к должностям без всякого различия, кроме различия в способностях и доблестях.
    Толендаль надеялся, что это как-то приостановит дальнейшее  развитие революции.  Он, поддерживающий идею конституционной монархии, был уверен, что предоставив французскому народу права, этого будет достаточно, и волнения прекратятся.  Силы народного гнева, наконец-то успокоятся,  и во Франции восторжествует свобода, равенство и законность. 
     Толендаль был уверен, что Декларация облегчит, сгладит, сделает  возможным переход от старого порядка к новому как можно более мирным  путём.   
    Недаром существенный смысл Декларации был в следующих строках: «Все люди свободны и равны, и только благосостояние их может быть различно, все люди имеют право противиться притеснениям; верховная власть исходит от народа, и те, кому она вверена народом, суть единственные законные властители».
  В Декларации говорилось не только о свободе и равенстве,  как основных  правах человека, но и  о собственности, которую государство будет защищать. Люди рождаются свободными, равными в правах, но богатыми  или бедными, с титулами или без титулов. В силу своих способностей могут дослужиться до высших чинов государства. Но ни Толендаль, ни другие сторонники конституционной монархии и частной собственности не смогли бы ответить на вопрос:
   – Как простой крестьянский мальчишка или  мальчишка из рабочей семьи, например, станет министром или юристом?
     Всё это были постановления государства, пережившего тысячелетия. Многие слова   вряд ли были  понятны для большинства народа, из 26 миллионов которого грамотных насчитывалось едва миллион.
    Тем не менее, Декларация оказала огромное воздействие на формирование европейского правового сознания. Принятая во время французской революции, Декларация неоднократно дополнялась, но суть ее не менялась. Принципы Декларации легли в основу Всеобщей декларации прав человека,  принятой в 1948 году  Организацией Объединенных Наций. Они и поныне являются непременной частью всех демократических конституций, в том числе и Конституции Российской Федерации.
    Но это всё в будущем.  Око Бхайравы считал себя законом и обладал правом  осуществлять мечты и даровать блага тому, кому посчитает нужным.  Но мог и казнить, и миловать по своему усмотрению. За ним тянулся кровавый шлейф смертей и сломанных судеб.  Многие видели в этом происки судьбы, но мы - то знаем, что карал голубой бриллиант Око Бхайравы  тех, у кого душа была  пуста и черна или  встала на путь греха в силу жизненных обстоятельств.
   На данный момент бриллиант был в руках, вернее, в верхнем кармане сюртука Максимильена Робеспьера. Он с ним не расставался, но не понимал его  истинную ценность. Бриллиант за время, проведённое на мостовой, впитал в себя  пыль  и грязь, стал пепельно – серым. Он не стал показывать Робеспьеру свой истинный облик, так как  знал отношение Максимильена  к драгоценностям –  для него они были предметами роскоши.  Тем более, ему ещё предстояла встреча с королём Людовиком XVI, который мог подумать, что бриллиант украден именно Робеспьером.
   В первое время речи Робеспьера в Национальном собрании едва  выслушивались, а иногда встречались смехом. Максимильена это только озлобляло. Популярным в демократических кругах Робеспьер станет только с 1790 года.  До этого в  газетах выступления   депутата из Арраса  либо не публиковались, либо им уделялось лишь несколько малозначащих строк.  Его мнение было всегда противоположно мнениям большинства  депутатов, которые считали его выскочкой, зазнайкой (он держался несколько обособленно).
   Робеспьер был известным юристом  в Аррасе(10), он  не гнался за крупными заработками,  защищал только тех, в чьей невиновности был твердо убежден. Он предпочитал брать защиту бедняка и часто предлагал ему материальную помощь вместо того, чтоб требовать от него гонорар.  Однажды Максимильен  возбудил процесс против одного монаха,   оклеветавшего ни в  чем неповинную девушку, которая осмелилась воспротивиться его ухаживаниям. Используя всё своё ораторское искусство, Робеспьер добился не только оправдания своей клиентки, но и присуждения в ее пользу крупного штрафа  со «святого отца», тем самым навлёк  на себя гнев всей монастырской братии. Этот процесс особенно способствовал популярности молодого адвоката.   
    В Париже Робеспьеру ещё не удалось проявить своё искусство юриста. Это Дантон был популярен  в столице, среди депутатов Учредительного собрания он получил прозвище «человек гром»,  в противовес Мирабо, которого назвали  «человек  молния». Их вынуждены были слушать за их напор, громко гласность  и дерзость на заседаниях.
    Но Робеспьер продолжал выступать с достойной выдержкой, особенно  энергично  высказывался он  против королевского veto (вето).  К  его мнению не прислушались.  За  абсолютное вето (11)  короля подал голос и Лалли - Толендаль, всегда выступавший в противовес Робеспьеру:
– Королевское veto  – безусловно! Только король  утверждает или запрещает изданные законы.
  Тогда  Максимильен, используя свои связи в издательстве, выпускает брошюру,  в которой  отрицает  всякое вето — как абсолютное, так и приостанавливающее(12). 
– «Тот, кто полагает, что один человек может противиться закону (который есть выражение общей воли), – писал Робеспьер, – тем самым утверждает, что воля одного - выше воли всех. Тогда выходит, что народ - ничто, а один человек - все».
     После принятия Декларации авторитет Учредительного собрания значительно возрос, однако сторонники короля монархисты не теряли надежды разогнать его.
   Людовик XVI не утвердил «Декларацию прав человека и гражданина» и декреты  Национального собрания. Король и его окружение готовили контрреволюционный переворот. В сентябре 1789 года в Версаль стали стягиваться дополнительные войска. Организованная придворными кругами контрреволюционная манифестация 1 октября  показала, что король намерен разогнать Национальное собрание.
     В октябре 1789 года в стране резко обострилась продовольственная проблема, продолжался рост цен и спекуляции хлебом. Такая обстановка вызывала усиление народного негодования.
   Осень 1789.
  Вслед за грозовым и душным летом  пришла золотая осень.   Солнечный сентябрь сменился изменчивым октябрём. Париж в октябре – это, конечно, огненно-рыжие листья, заполонившие  улицы и  парки. Ветер с шумом кружит опавшие листья,  навевая грустные мысли. На небе проплывают последние кучевые облака. Грозы уже не ожидается, но погода, как и настроение парижан, резко меняется, так как  температура воздуха идёт на понижение. Совсем скоро первые серьезные заморозки. В лучах прохладного октябрьского солнца на голубеющем небосклоне все выше поднимаются стайки птиц, улетающих в тёплые края.
  Славная осень! Морозные ночи,
Ясные, тихие дни...
Нет безобразья в природе! 
(Николай Некрасов)
    Безобразия в природе нет,  всё подчинено определённому распорядку: лето сменяет осень, осень открывает дорогу зиме, зима лютует-лютует и отступает с неохотой перед красавицей весной. Природа была и останется после нас. 
    В  1789 году во Франции, говоря образно, всё смешалось: безобразия с многообразием, вспышками ярости и гнева.  Народные массы  не были удовлетворены грядущими  событиями. Ни декретами, ни декларациями сыт не будешь. Ведь революционные   победы, к сожалению, не решили главной проблемы, особенно  для парижан – снабжения города продовольствием.  Безвыходность положения привела парижских женщин к наивной надежде, что с возвращением Людовика в Париж появятся и продукты (король по-прежнему жил с семьёй  в Версале).   Да и Учредительное собрание заседало в Версальском дворце, подальше от революционных потрясений.  А тем временем  в  Париже наступал голод.
   Всю ночь с 4 на 5 октября, кутаясь  в лёгкие пальтишки и тёплые шерстяные платки,  простояли женщины в очередях  у  продуктовых и овощных  лавок.  Утром  улицы скрыл промозглый туман. Небо  заволокли серые тучи, посыпался мелкий противный дождь. Поднялся северный ветер, волоча по мостовой мокрые  бурые листья.  Ни одна лавка и булочная  так и не открылись.  Стихийно женщины двинулись к Ратуше. Здесь уже собрались целые толпы злых и голодных  парижанок. Слышались частые выкрики:
– Хлеба!
  Среди женщин оказались переодетые мужчины, распространявшие нелепые рассказы:
–Национальные гвардейцы не допускают в Париж обозы с продовольствием без письменного разрешения короля.
– Нужда прекратится, если король будет жить в Париже.
– Ни король, ни Учредительное собрание не знают истинного положения вещей в стране и столице.
– Аристократы хотят увести короля в Мец, разлучив его со своим народом.
 – Выход один: двинуться на Версаль! – воскликнула Анна Теруань(13), одна из наиболее активных женщин, певица  и куртизанка. – Мы должны убедить короля поселиться в Париже.
 Толпа выдохнула единым воплем:
– На Версаль!
     Около полудня женщины,   к которым присоединились   рабочие, лавочники, ремесленники, вооружённые ружьями, пиками, двинулись на Версаль, крича:
 – Да здравствует король!
   Это событие получило в истории название «Поход женщин Парижа в Версаль».  Анна Теруань шла в первых рядах. Высокая, стройная  молодая  женщина была облачена в короткий плащ чёрного цвета, который не мог прикрыть  широкую ярко красную  юбку. В толпе она непроизвольно привлекала к себе внимание.
   В три часа дня огромная толпа расположилась вокруг дворца.  Те же переодетые мужчины призывали к вооружённому штурму:
– Король не хочет нас видеть и слышать. Вперёд, на штурм!
Анна Теруань  еле успокоила женщин:
– Разве мы сможем  противостоять с пиками и ружьями  гвардейцам короля? Мы  заставим Людовика выслушать нас!
   Сумрачный рассвет нового дня, сырого и холодного, едва успел забрезжить над  Версалем, когда к  королю  направилась  делегация женщин во главе с Анной. Людовик принял делегацию в зале приёмов. Чтобы показать своё расположение к пришедшим, он встал с кресла,  улыбаясь, пошёл к ним им навстречу. На самом деле, вот уже который месяц ему было совсем не до смеха. Нехорошие предчувствия  не покидали его ни на минуту. Смутные сновидения терзали душу. В одном из снов  Людовик  вновь оказался в  полуразрушенном буддийском храме. Старый брахман укоризненно посмотрел на него и сказал:
– Когда глядишь на мир извне. Знай:
Бренно всё. Смерть – неизбежность,
Но вечен Атман (душа, дух) в глубине. (14)
И продолжил:
– Мы знаем, что напрасно ждём,
Одно прошло, пройдёт другое,
И – хоть печалью – сознаём
Благоразумие покоя. (15)
Но покоя на душе у Людовика не было. Он не понял смысл сказанного брахманом и также стихами  ответил:
– Всё, что меня терзало, – всё давно
Великодушно прощено
Иль равнодушно позабыто. (16) 
  Но на словах так сказать легко, а на деле  ни простить, ни позабыть, тем более, последних событий Людовик не мог. Вот и сейчас при встрече с делегацией, сделал вид, что спокоен, близко подходить не стал,  остановился на небольшом расстоянии  от женщин и произнёс:
– Чем обязан  вашему присутствию?
–Булочники подняли цены на хлеб, говорят, что мука подорожала, – первой  заговорила Анна.
Людовик внимательно посмотрел на молодую женщину.
– Как  красива эта черноволосая мегера, – подумал он, но его мысли отвлёк глухой, но очень мелодичный  голос.
 – Мы голодаем. Несколько дней назад  умер мой полугодовалый сын, мой малыш Пьер, – низко склонив голову перед  королём, сказала София,  бывшая цветочница.  –  Пропало грудное молоко.
– Сир, вы должны  согласиться на переезд в Париж, – это требование всех собравшихся,  – уверенно произнесла Анна.
У дворца толпа скандировала:
–Король  в Париж! Учредительное собрание  в Париж!
– Переехать не  обещаю, но  наладить снабжение продовольствием постараюсь.
Король едва успел сказать последнее слово, как послышался шум и перестрелка – это  во дворец ворвался народ, подстрекаемый  переодетыми провокаторами.
  – Убьём «австриячку»!
    С самого начала революции королеву Марию Антуанетту  стали считать  самым злостным врагом конституционно-демократического режима.  Бедная и несчастная королева!  Её волосы поседели после смерти первенца.  Ей не до  государственных дел, она в трауре. Вместо восторженных приветствий: "Да  здравствует королева!" 
Звучит оскорбительное: "Да здравствует герцог Орлеанский!"
    Этой ночью,  когда за окнами собралась  многотысячная толпа, она долго не могла заснуть. Людовик находился в своём личном кабинете, тогда   Антуанетта отправилась к детям. Следом за ней шли два верных солдата лейб - гвардии королевского полка Миомандр  де Сен-Мари  и Тардье дю Репер. Здесь, в спальне детей,  её и сморил сон.
  Сновидение было беспокойным. Антуанетта шла по берегу бескрайнего моря. Надвигался шторм,  наступали огромные волны, водопадом обрушиваясь под ноги,  и разлетаясь на мириады  холодных брызг. В небе, покрытом грозовыми облаками,  блистали молнии, освещавшие  золотой песок, по которому шла Антуанетта. Снова  мощный удар грома и перед её глазами  оказалась шаровая молния. От страха она проснулась. Шум продолжался, но гремело уже во дворце.
    Мраморный зал заполнила толпа, двигавшаяся по Большой лестнице к покоям королевы. Гвардеец, стоявший здесь в карауле, попытался остановить не прошенных гостей.
  – Что вам угодно? Король занят, у него аудиенция с делегацией  женщин.
– А мы к королеве, – с усмешкой произнесла  мужеподобная женщина.
– Королева ещё отдыхает.
– А мы её разбудим, – и, срывая с головы платок, обнажив тем самым голову с иссиня чёрными кудрями, эта переодетая  сирена, выстрелила гвардейцу в грудь.
– Убить королеву – предательницу! – кричит она.
Одновременно в глубине длинного коридора  слышатся другие крики:
– Спасайте королеву!  Мы все умрем, а вы спасайте королеву!
Это кричат  верные королю и королеве гвардейцы, запирая за собой двери комнат.
Мария Антуанетта услышала шум и поднялась с постели. Наскоро одевшись без помощи фрейлин, она схватила сына и дочь и в сопровождении Миомандра и Тардье выбежала из спальни. Они устремляются, минуя анфиладу комнат к покоям короля.  Маркиз де Лескюр, обнажив шпагу, остается один на один перед возбуждённой толпой.  Ему на помощь бросаются 5 гвардейцев, но не успевают. Пика пронзает грудь Лескюра и он без признаков жизни падает на мраморный пол.
    Гвардейцы сражаются насмерть. Королева с детьми успевает добежать до зала приёмов, распахнув двери,  она  падает в объятия короля. Миомандр и Тардье остаются с другой стороны закрытой двери.
Грохот сотен ног слышится всё ближе и ближе. Женщины из делегации испуганно переглядываются.
– Сир, это недоразумение! Мы не собирались штурмовать дворец! Это происки врагов, – испуганно произносит Анна Теруань.
– Гроза, гроза, – бормочет королева, прижимая к груди детей. – Это сон, беспокойный сон.
–Cheri! Дорогая! Успокойся, – Людовик не подаёт вида, что и ему страшно.
Шум приближался,  в закрытую дверь начали ломиться. Миомандр и Тардье пали смертью храбрых, выполняя свой долг, защищая королевскую семью.  Ещё немного  и дверь будет взломана.
  Но вдруг раздаётся громоподобный голос:
– Именем революции приказываю прекратить!
– Лафайет, – выдохнул с облегчением  Людовик. – Успел!
Лафайету удалось усмирить ворвавшихся  мятежников  и заставить их  покинуть  королевские покои, но многотысячная толпа продолжала осаждать дворец.
   –  Короля – в Париж! Короля – в Париж!
  От безумного, будто львиного рыка,  дрожали стёкла в окнах, а на стенах королевского дворца содрогнулись от ужаса портреты предков Людовика.
Дверь распахнулась, и Лафайет вошел.
   – Сир! – обратился он к королю.  Надо успокоить народ,  вам  следует выйти на балкон. И следует отправиться в Париж.
   – Хорошо,    –  согласился Людовик,    – я сделаю то, что от меня требуют.
Следом за королём на балкон вышли королева и Лафайет.
Клич радости, победный клич взорвал площадь перед дворцом:
   – Да здравствует король!
   –Да здравствует ее величество!
Это кричат  и те, кто только что с оружием в руках грозили убить «австриячку».  К тому же  было очень странно, что герцога Орлеанского и графа Прованского ночью не было в Версале, они появились только после неудавшегося нападения – свежие, выбритые и аккуратно одетые, словно готовые принять корону. Не они ли спровоцировали вторжение   вооружённых негодяев во дворец? Ведь они знали, куда следует идти и не затерялись в длинной анфиладе комнат, в череде коридоров,  не знающему плана дворца,   можно было запросто  заблудиться.  Но оставим это на их совести. Тем более, что расплата не за горами.
   Людовик был вынужден дать согласие на переезд в Париж королевского двора и Учредительного собрания.
  Король чувствовал себя заложником, заложником революции, что и было на самом деле.   
Грозовые волны народного гнева,
В заложники взяв, короля, королеву,
Их убедили вернуться в Париж,
Где продолжает дождь литься с крыш.
Где в ненавистном  им Тюильри
Будет решаться участь семьи.

(1) Санкюлоты – насмешливое название городской бедноты, не носившей коротких штанов (кюлот). В годы Французской революции так называли патриотов – революционеров.
(2)стихи Валерия Митрофанов, автора на сайте ПАРНАС
 (3) Столетняя война  – так историки назвали войну 1337-1495 гг. между Англией и Францией.
(4) Триколор – три + color цвет,  трехцветный государственный флаг, состоящий
из трех горизонтальных или вертикальных полос разных цветов.
(5) Трофим Жерар де Лалли-Толендаль (1751—1830) — французский политический деятель, сын генерала Семилетней войны Томаса Артура Толендаля. 
Был избран депутатом от парижского дворянства в Генеральные штаты 1789 года, где высказывался за умеренную монархию, по английскому образцу. Его речь за учреждение двух палат сделала его непопулярным. Подал голос за безусловное veto короля. После событий 5 и 6 октября Лалли оставил свой пост и бежал в Швейцарию, но в 1792 вернулся во Францию, и предпринял попытку, вместе с Монмореном, Бертраном Мольвилем и Малуэ, остановить победоносное шествие  революции, но, сумев осуществить задуманное, снова бежал в Англию.
Во время Реставрации был пэром Франции. Его сочинения: «Observations sur la lettre ;crite par M. le comte de Mirabeau au comit; de recherche, contre M. le comte de S.-Priest, ministre d’Etat» «Замечания о письме Г-на графа де Мирабо в Комитет фонда...»  (1789); «Rapport sur le gouvernement qui convient ; la France» «Отчет правительства, которое  подходит Франции» (1789)
(6)  Декрет (от лат. decretum — указ, постановление), наименование правового акта. В Древнем Риме Декретами  назывались акты сената, а затем императора. После Великой французской революции акты Конвента и других  законодательных органов Французской республики именовались Декретами.Из «Декларации  независимости США»
 (7) Жорж Огюст Куто;н  (1755 — 1794) — деятель Французской революции, адвокат. Страдал параличом обеих ног. Сначала передвигался с помощью трости или двух костылей. После полного отказа ног передвигался в механическом кресле, которое приводилось в движение с помощью двух рукояток, приделанных к подлокотникам (зубчатая передача передавала движения на колеса). В настоящее время «Кресло Кутона» находится в музее.
(8) Декларация (фр. declaration - заявление) -  в конституционном праве название политико-юридических актов, имеющее целью придать им торжественный характер, подчеркнуть их особо важное значение для судеб данного государства. Юридический акт – издаваемый полномочным органом в заранее установленной форме официальный документ, порождающий определенные правовые последствия, создающий юридическое состояние и направленный на упорядочение взаимоотношений людей. С помощью Юридического акта  регулируются общественные отношения. Один из видов Юридического акта - нормативный акт. Это официальный письменный документ, выражающий волеизъявление полномочного органа государственной власти по установлению, изменению или отмене норм права - общеобязательных правил, рассчитанных на многократное применение.
(9) Из «Декларации  независимости США»
(10) Аррас находится на Севере Франции —  это очень древний город, которому  больше 2000 лет. Он существовал еще до походов Цезаря, а Цезарь не раз располагал тут свои войска на зимних квартирах. Тут побывал и Аттила, разрушивший город в 451 г., и норманны-викинги... Вместе со всем графством Артуа, столицей которого Аррас был, он долго принадлежал герцогам Бургундским.
(11)  Абсолютное вето - вето, означающее полный и всеобъемлющий запрет какого либо действия.
 (12)  Приостанавливающее вето – временный запрет.
(13) Анна-Жозефа Теруань де Мерикур (1762– 1817) –одна из самых активных женщин – деятельниц (13) Великой французской революции. Горячо приветствовала революцию и 5 октября 1789 г. возглавила поход женщин на Версаль.
(14) Йоганджалисара шлока 5
(15) стихи Н.Д.Хвощинской  (1824-1899)
(16)стихи Я.П.Полонского  (1819-1898)