Автопоэзис, Матурана, Варела, Капра, Луман

АВТОПОЭЗИС И ИСТОРИЧЕСКИЙ ПРОГРЕСС. МАТУРАНА, ВАРЕЛА, КАПРА, ЛУМАН.

Понятие автопоэзис ввели Франсиско Варела и Умберто  Матурана. Вкратце и очень упрощено оно означает, что эволюция произойдёт неизбежно. Они доказали это математически, используя чуть ли не в первые для подобных задач комп. Варела и Матурана также известны тем, что работали в команде  Стаффорда Бира, создавшего для Сальвадора Альенде  Киберсин (нечто вроде современного интернета и автоматической системой управления  производством и эконмикой). Видимо проект Киберсин был столь обещающ и великолепен, что Альенде даже потерял бдительность.  Фашики Пиночета когда добрались до комнаты управления Киберсином даже и не поняли, чё это такое.
Популяризатором автопозиса стал Фритьоф Капра. Кто не познакомился с книгами этого автора, тот неправ.  Сам Капра сформулировал концептуальный итог своих наблюдений за  научно-философским мышлением 20-21 веков и назвал это "новым научным мышлением". В нем четыре главных пункта: 1) мышление должно быть целостным, 2) от субъекта никуда не убежишь, 3) мы всегда в процессе, 4) нет  вечнозеленой парадигме, парадигм несколько, нужно, общаться, сотрудничать, всё что мы открыли приблизительно так или иначе.
Теорию автопоэзиса Матурана и Варела создали и опубликовали уже после чилийского переворота.  В научных кругах запада был бум Матураны-Варелы.  Судя по титульному листы на английском  они опубликовались в 1984, на немецком в 1987. Ну а на русском в 2001, но несколько раньше изложение их идей автопоэзиса появилось в русских переводах  книгах Фритьофа Капры .   
Википедия  отмечает, что идеи теории автопоэзиса развивал Никлас Луман. Луман - социолог-философ, выросший в контексте марксизма франкфуртского толка. Но когда Луман опубликовался, франкфуртские марксисты на него обиделись.
Луман , между тем, очень дисциплинировано и логично (по-немецки) показывает несостоятельность теории Дарвина по естетственному отбору.  То есть, не отбор, а автопоэзис.  Тут начался уже Луман.  Природа создаёт поьнепонятным для теории дарвиновской эволюции причинам пестрое разнообразие. И эти разнообразные формы  эмергентно (спонтанно и несознательно)  либо сохраняются, либо наоборот не сохраняются. Общественный автопоэзис Лумана имет примерно такой вид. Создается некая стабильная система, но она естественно оказывается в новом контексте и естественно варьируется-изменяется и однажды по любой из этих двух причин оказывается не стабильной. Варьирование однажды сменяется селекцией и рестабилизацией. Луман (возможно, перегибая палку) настаивает на том, что коммуникации (связи, общения, сотрудничества и т.д. между людьми неизбежно растут, так что из одного этого факта и происходит общественная эволюция.  Луман много, детально, научно всё это обсасывает. Место  "классовой борьбе", "политической экономике", "пределам рынка" тут не нашлось, так что еврокоммунисты от него открестились, советские коммунисты всё ещё  не знают ни о Лумане, ни Матуране с Варелой, ни о Капре.  Но подход Лумана научен, и совсем не буржуазен, так что, строго говоря, левый.
Прямой полемики с известными левыми концептами у Лумана нет, он выступает больше, как именно ученый-социолог, нежели философ-идеолог.  Но даже для чисто научных целей было бы интересно посмотреть как"автопоэзис" ведет себя относительно  формаций их смены, потому что мы привыкли видеть в истории смену формации, и очевидно, что это факт, формации меняются.
Первое, на что мы обратим, это та мысль, которую отстаивают  социобиологи (например, Ю. Новоженов), что  адаптивным механизмом человеческого вида является культура (в широком смысле этого понятия).
Не составит труда в таком "организме" культуры увидеть основу. Это язык.
Язык возникает. И эмергентно в культуре такого чисто языкового (странного, неуклюжего, уродливого, наивного, дикого, инвалидного, полуголого) человечества  накапливаются те феномены, которые оказались полезны. Когда таких важных традиций оказывается достаточно много, мы видим "революцию патриархата". То есть теперь поменялось качество не просто язык и суггестивное сохранение-повторение того, что есть, а появляется традиция, которое хранить жизненно важное.  Традиций много (от топора, ловли рыбы, института брака, вооружений, выборов вождя),  но однажды и среди них выделяются те, которые по факту, объективно  "сильнее" - это традиции объединение людей, расширения социальностей - союзы, побратимства, дружины, союзы племен, первогосударства,  создание крепостей-кремлей (полисов-градов) , "военных специалистов", деспотий.  Это уже совсем новое качество. Это уже государство с социальной иерархией и специализацией.  Но и тут тоже происходят  спонтанные поиски, и просто по факту протяженности ойкумены и разных условий быта  возникают разные  "эпосы".  Каждый народ, даже в рамках одной империи, и даже в рамках одного этноса живёт свои м преданием. В Афине поклонялись Афине, в Херсонесе Деве. А Зевсу-Юпитеру  поклонялись уже лишь в книгах о Древней Элладе.  Универсальность, философская эффективность, этичность религии  она появляется тут там, эмергентно (спонтанно)  и по разным причинам. Универсальность нужна  и государств, имеперию (большому государства). Этичность нужна и обществу и государству. Этичность принимается обществом, государству это свойство оказывается нужным в силу его "позитивности" (как следствие популярности) и универсальности.  Прежняя языческая религия традициональна и прикреплена к этнической, местной традиции.  Универсальным стать чья-то  "чужая" религия - вещь неподъёмная, потому что "традиционализм"  базовой свойство.  Конфуцианство, буддизм, библейская религия создают универсальную метафизику. Наиболее эффективным метафизическим явлением оказалась библейская религия, трансформированная в христианство. То есть, библейство, отказавшееся от своего этнического субстрата. Библейская религия (Ветхий Завет, иногда это дело называют Торой) оказалась на фоне индуистской метафизики, конфуцианства  и даже буддизма наиболее компактной и философски-метафизически эффективной. Причина такой эффективности в том, что эта "библейская религия" возникла в среде международных торговцев.  Они могли читать, они могли тиражировать текст, и текст в силу разбросанности этой "консорции"  и  нахождения в иноверческой среде оказался доминантным по отношению к устной и т. п. институтами традиционализма. Само  доминирование письменной традиции - было первым шагом. Институты  библейства не были быть такими жесткими как прочий традиционализм просто в силу отсутствия своего государства и в силу неприменного соседа с иной религией. Притча о Христе как раз показывает, что иные раввины  философствовали так, что для ортодоксов-фарисеев это выглядело также как философия Сократа для тамошних языческих товарищей арийской Эллады. Раввины-ортодоксы не могли даже наказать своего "еретика" без разрешения римского наместника.  Библейство, которое активно отмежевывалось от арамейского этнизма (библия написана на арамейском) , оказывалось естественным образом  эффективней, чем просто Ветихий Завет в дохристианском виде. Факты показывают, что изначальное христианство  было библейством, очень мало отличавшимся от прочего библейства (те же псалмы Давида, всё тоже самое).  Но христианская доктрина оказывалась ещё более метафизической, ещё более компактной и более эмансипированной от традиции , чем старое обычное библейство. Ислам в чем-то (не во всем) компактнее христианства.
Христианство  и ислам  вытесняли язычество "военным" или военно-государственным  образом.  Но и это имеет эмергентную природу. Традиция не может не сопротивляться умной метафизике. Умная метафизическая, универсальная и этическая  парадигма не может прийти тихо, по-мирному,  потому что традиция консревативна. И реформация, и всякая Революция всегда в силу консервативности  Традиционализма и Религии всегда будет "против", всегда будет вести "контрреволюционную" войну, которую проиграет.
Религиозная метафизика, которую порой ученые называют "монотеизм" (заимствуя понятие у богословов), естественным образом побеждает и создаёт феодальное государство.  Этическое, универсальное, умное учение нужно   феодальному государству, это важный инструмент, позволяющему "цезарю" быть эффективным государем.
Но знание (которое есть научное знание  и двигающая  его система образования  с библиотекой, энциклопедией, школой, университетом, лабораторией, книгопечатанием) , живя в клубах образованного сословия (среди монахов, священников, чудоковатых аристократов), будучи чем-то вроде хобби, чем-то "низменно" прикладным или просто расширенной подготовкой священников (вспомним семинаристов из "Вия", которые читали и Платона, и Аристотеля), растет, распространяется и "всё-таки вертится".  Человек получивший образование сильно отличается от малограмотного недоросля, настолько, что безродные буржуа и мелкодворянски разночинцы оказываются активней, успешней, так что общество  приобретает или светский характер, или принципиально вводит в свою культуру светский рационально-образовательный сегмент. Принципиальные фундаментально жесткие релижисты вынуждены пользоваться услугами своих "образованных"  "партнеров". 
Культура , поднявшаяся до Знания,  действительно начинает знать, и узнает в и том с числе, что  для её нет никакой необходимости отвергать "монотеистические" религии. Нужна лишь та или иная форма секуляризации (отделения религии  от прочих нерелигиозных занятий). Мир науки конфликтует с Религией лишь на первых порах, когда религия излишне ревнива , и когда Наука недостаточно  познало природу своего предшественника.  Новый уровень не аннигилирует предыдущий, а вырастает из него и надстраивается на нем и над ним.
Наука между тем даёт  именно знание, тогда как религия даёт важнейшие социально-этические метафизические ориентиры. Но что происходит в "теле" научного мира? Что оказывается  наиболее конкурентным и  особенным во всем том, чему открывает возможности научное знание.  Самым -самым оказывается техника и разные технологические новины. На рубеже 19-20 веков казалось многим, что всё уже изобретено. Даже Ленин, который гордо провозгласил неисчерпаемость матери и бесконечность атома, однако же полагал, что электрификации достаточно чтобы построить коммунизм, а Хрущёву казалось, что для коммунизма достаточно множества хрущёвок, кукурузы, спутника, водородной бомбы и вала по добыче угля, метала и тяжелого машиностроения.
Техника многими рассматривалась как естественное приложение к научному знанию. Но технологии создали свою собственную новую формацию. Конечно, империализм, глобализм, информационное общество, неолиберализм, фашизм и фашизм, который "истинный антигитлеровко-антисталинский демократизм" - это "высшая стадия"  капиталистического Рационализма, научного "когитоэргосум", зрелая-перезрелая фаза формации Модерн. Но в этой в этой формации всё не так, как  в мире Жюля Верна, О'Генри, Диккенса  или Максима Горького.  Назовём этот мир "Постмодерном". Он манипулирует нашим мозгом, всё время подсовывает нам симулякры, палёнку, просроченный товар, шифруется, камуфлируется. Он даже самого себя не провозглашает, как нечто новое.  Поначалу  многое остается тем же. Те же парламенты, те же деньги, те же законы. Но теперь политтехнологи позволяют уверенно заставить общество выбирать того, кого предложат, покупать, что прорекламируют, и шевелить мозгами в том  направлении, в котором научат СМИ. Технологии, важнейшей из которых является финансовая система,  могут  заставить людей прыгать во имя крушения страны, в которой они же живут.  Говорим сказанное не для пафоса или алармизма,  тут говорится просто для констатации, что Постмодерн с его технологиями невероятно эффективен, и эффективен по-новому, чем мир Адама Смита и Фридриха Энгельса.
Что  же в этом технократическом глобофашизме происходит выходящего вон из рядов постмодернистской рутины?   
Что  является к контексте технократической эры (глобализма-постмодернизма)  фактором полезности? Что служит адаптации в окружающей среде, выживаемости?
 Мы видим, что каждый  эволюционный скачок увеличивает силу социума. Иногда за счёт  количественного роста (количество, впрочем, неизбежно повлияет и на качество), иногда количественный и качественный рост  создаётся универсальной, умной, этической парадигмой,   иногда образование общества увеличивает его эффективность, производительность etc. Технологическая эра растёт за счёт технологических инноваций. Не просто изобретаются велосипеды и лампочки, раз в полтора десятка лет меняется технологический уклад. И технологии продолжают развиваться. Римский клуб не угадал ничего из современных технологических реалий, не по самим техническим фактам, ни по их масштабах. Другие футурологи также промазали, прогнозируя яблони на Марсе.
 Чем больше технических новин вокруг нас, тем меньше  остается  сферы творчества для большинства людей.  Личность оказывается всё меньше востребована. Многие вещи выполняет или машины-автоматы, или институты. Даже в сфере "культуры" в узком смысле (искусство, литература, досуг и всё такое) всё больше и больше правит отработанный формат, техника производства "культурного" продукта (богатство культуры сворачивается до гэджетов масс-культуры).
Ещё Альберт Швейцер заметил, что институты вытесняют личность. Про личностное "отчуждение" очень чёткого говорил молодой Маркс. Можно также вспомнить про Макса  Штирнера или Эрика Фромма, которые также видели угрозу для личности от современного "прогресса".   
Исходя из логики теории автопоэзиса, можно предполагать, что нечто  более высокого качества, чем есть ныне, само появится.  Что это "нечто" появится и воцарится над прочими институтами, включая технократизм.
Личность, появилась ли она? Братья Кастро, Ноам Хомский, Уго Чавес, Каддафи,  Ассанж, Сноуден, Асад, Аксенов, Чалый,  Губарев, Стрелков, Мозговой, Безлер, Моторола, Олесь Бузина, Марина Ли Пен, Сара Вагенкнехт, Гоблин-Пучков, Лимонов, Прилепин, Хирург,  Путин с его Чуркиным, Лавровым, Шойгу, Рогозиным, Кадыровым, Александр Лукашенко, Назарбаев, который не забыл своего торжественного обещания, тогда как все остальные позабыли...  Может, можно вспомнить персонажей попроще, но тоже довольно весёлых и неутомимых: Депардье, Сигал,  Евгений Федоров, Николай Стариков, которые где-то что-то упрощают с точки зрения науки ли, практики ли, но проделывают некоторую весьма нужную важную работу. 
Каждая новая ступень общественного развития обусловлена по Луману уплотнением коммуникации.  Первобытный человек попробовал жарить пищу на костре и это оказалось замечательно, сорвал переспелый банан , и это оказалось лакомством.  Он сохранил свой опыт и такое сохранение оказалось революцией, прогрессом, скачком. Кто-то изобрел радио, кто-то лампочку внутреннего сгорания.  Эти кто-то и не знали, что потом из этого появится телевидение, интернет, спутниковая сотовая связь, беспилотники и банкоматы.   А может, что-то и подозревали, что-то чувствовали. 
            Звучит очень уж просто, но в приближении маячущего апокалипсиса, всего важнее, чтобы мы сохранили наше внимание на феномене Личность, когда человек не просто побазарить есть ли Жизнь на Марсе, в параллельных мирах у Рериха , а когда берет некоторую ответственность и бац - нечто получилось. Может быть, кто-то скажет нужно религию какую-нибудь , новую или восточную, какой-то новый в крапинку социализм, какой-то новый хитрый закон.  Даже если оно пусть бы и так, но даже в удаче предприятий, устроенных на таблетках, заклинаниях, молитвах лицом на восток или в интернет- аккаунте каждому юзеру, то даже и тогда неизбежно нужна личность (Билл Гейтс, Цукерберг, кто-то ещё) .
                Итак, правильный ответ: личность. И раз речь идёт о высшей, последней формации,  о необходимости которой так много говорили  большевики, то, может быть, надо сказать "Личностность", "Персонализм". Штирнер говорил: "Союз эгоистов".  То есть, возможно, "партия нового, то бишь, самого нового, типа будет беспартийной". Кстати , в слове "автопоэзис" перевод с греческого такой: "авто" - сам, то есть, личность, а "поэзис" - созидание, творчество.  То есть, преобразовать рушащийся в тартарары мир могут люди-субъекты-агенты, у которых есть понимание, воля, желание спасать этот мир самолично.
              Такие люди, которые по выражению Чжуан-цзы "берут позор Поднебесной на себя", всегда были. Но раньше (да и порой ещё и сегодня) иные тренды-бренды требуют своей реализации (построить ДнепроГЭС, отбить половцев, основать Обербергамт  на реке Исети, слетать в космос, написать "Золотого теленка", открыть школы, Дома Культуры, вузы и зоопарки в разных частях страны), и их приходится решать в первую очередь. Сейчас же, несмотря всё ещё нужду в зоопарках,  обязательно нужно строить Провинцию Персонализма, куда бы могла совершать своё паломничество Личностная  Личность... Ну а Ирине Прохоровой, Ахиджаковой, что им посоветуешь? Им ничего не посоветуешь. Пусть сами хоронят друг друга.  (Вообще кто они такие, чтобы спрашивать о их мнении).
Мы здесь  во имя лаконичности не говорим о природе Личностного, её эффективности, её носителях, её генезисе. В сущности это без лишних трактатов понятно, что Личность - condiцia sine qua non. Она, личность, - субъект-исполнитель, она соль, сок, эссенция, рычаг, которым архимедят и переворачивают. Если ей не охота, в лом или скучно, то всё остальное  уйдёт в песок, туда, куда  патологическая личность (субъект, который отрёкся от своей творческости, субъектностности, самости, уникальности) направится под влиянием  своих болезненных  жажд и фантазий. Мы (человечество) долго-долго считали  феномен личности чем-то факультативным,  чем-то хотя интересным, но не главным, чем-то идеалистическим, вторичным, эфемерно-фантастическим, наивным, инфантильным, утопическим, капризным.
Схожесть термина автопоэзис с термином поэзис подталкивает нас рассмотреть функцию Поэзии на предмет того , что же она именно создаёт. Если язык позволяет нам общаться и мыслить, традиционализм сохраняя полезные навыки, религия воспитывает и дисциплинирует, математика учит прибавлять, вычитать и умножать семь на восемь, а восемь на семь, то в чём поэзис (созидание) Поэзии?  Какие процедуры функционально совершаются в поэзии  и в чем предназначение этих процедур, этого "дружащего с парадоксами нас возвышающего обмана"? 
            Высший культурный институт создаёт нечто, непредполагаемое низшим. Наука создаёт то, о чем религия даже и не догадывалась. А техника придумывает то, о чем наука вовсе и не мечтала. Кто просил Пушкина писать свои стихи и повести? Кто просил Булгакова,  Есенина? Кто просил Лобачевского выдумывать другую геометрию?  И даже если просят, соцзаказывают, то автор всё равно делает нечто, о чем и не просили, о чем даже и знать не знали, накладывает сверх  заказанного нечто  ещё совсем своё. 
                28 мая 2015  , Екатеринбург
--
Ещё : http://www.proza.ru/2012/07/23/437
--
Рубрика "Высший дискурс..": http://www.proza.ru/avtor/akozl&book=30#30