Чужая роль

                I
Тогда, всего несколько месяцев назад, страшные головные боли не давали Анатолию спать по  ночам. Таблетки не помогали. Врачам он не верил. И только настойчивые уговоры жены заставили его перешагнуть порог поликлиники. Диагноз, который ему поставили – злокачественная опухоль левого глаза, не внушал особого оптимизма. Нужна была срочная операция в московской клинике.  “Где брать деньги? Что он скажет жене? Что его ждет?” – одна за другой роились в его голове  удручающие мысли.
Сейчас он лежал в послеоперационной палате с плотной повязкой на левом глазу. Глаз не видел. Врачи сказали, что зрение постепенно должно восстановиться, но это будет потом, когда он приедет домой, и отсчитает еще несколько месяцев своей жизни. А пока, в глубину его невидящего глаза поместили радиевую пластину, чтобы убить раковые клетки. Он знал, через несколько дней его опять положат на операционный стол.  Головные боли не прекращались. Врачи не давали никаких гарантий. Его зрение, его жизнь зависели только от воли случая. Страха не было, хотя от злокачественной опухоли того же злополучного левого глаза умерла его мать. Анатолий закрыл глаза и ушел мыслями в прошлое.

Когда это случилось, ему было всего пятнадцать. Он видел, как его мать мучилась от жутких головных болей, как во время приступов она бледнела, почти теряя сознание от боли. Он вспомнил, как она умирала: то приходила в сознание, тогда она звала его к себе, брала за руку, и, лежа с закрытыми глазами, молча гладила, то опять уходила в забытье.
Его бабушка вдруг стала набожной. Она все время молилась, стоя на коленях перед иконами. Она зачастила в церковь, хотя раньше подсмеивалась над верующими. Анатолий вспомнил день похорон, когда она, задыхаясь от горя матери, потерявшей дочь, кричала на кладбище не своим голосом: “Прости!.. Прости!..”.   Он вспомнил, как у неё подкосились ноги. Её подхватили под руки. Это был последний день, когда она ходила по земле своими ногами.
Бабушка Анатолия слегла. Она таяла на глазах, не вставая с постели, и только шептала время от времени: “Прости, прости меня…”  Так прошел год.
Как-то, в один из вечеров, она позвала внука слабым надломленным голосом:
-Толя, подойди ко мне.
-Что, баба Соня?
-Сядь рядом.
Анатолий присел на край кровати.
-Плохо мне совсем. Умру я скоро.
-Что ты говоришь? Поправишься ты ещё.
-Нет, я чувствую. Не перебивай. Я хочу с тобой поговорить.  Хочу, чтоб ты всё знал.
 Она закрыла глаза.  По щеке скатилась одинокая слеза.
-Пойди, открой шкаф.
 Анатолий послушался.
-Видишь, на нижней полке сверток? Дай мне его.
Анатолий достал небольшой сверток, завернутый в пожелтевшую от времени белую ткань.
-Что это?  - спросил он.
-Разверни.
 Сняв ткань, Анатолий увидел перед собой старую, потемневшую от времени икону Божьей Матери.               
-Это наша семейная икона. Мне передала её моя бабушка. икона была хранительницей нашего рода. Пока я… Виновата я перед твоей мамой – перед Наташенькой моей. Давно это было. Забылось уж совсем, а вот оно как обернулось…


                II
 Ночные летние сумерки вкрадчиво обнимали землю. Софья задернула плотные шторы на окнах, и небольшая её комнатка погрузилась в полуночный мрак. Она зажгла толстую восковую свечу. Мутные тени, возродившись из тьмы, ожили, и заплясали в хищной пляске.  Всё было готово для гадания. Софья села перед иконой Божьей Матери. Перед собой она поставила стакан с водой. Привязав к  тонкой нитке золотое обручальное кольцо, она держала его над стаканом. Страх пред темнотой и неведомыми силами холодил ей душу. Её интересовал всего один вопрос: “Получит она посылку от сестры из другого города, или нет?” Прошептав заветные слова, затаив дыхание, она не отрывала взгляда от кольца. Тени от дрожащего пламени свечи, прокравшись по стенам, то вырастали хищными исполинами, то мышиной возней прятались по углам, в ожидании ответа. Вдруг,  кольцо шевельнулось, и уверенными кругами, благородно поплыло по линии стакана. У Софьи от радости забилось сердце. Она получит вожделенную посылку.
Утром Софья встала в хорошем настроении. В её сердце поселилось предвкушение чего-то нового и приятного.  Она уже сбегала на рынок, и теперь возилась во дворе, ухаживая за своими любимыми бордово-бархатными георгинами, напевая какой-то незатейливый мотивчик.
-Что это ты, Софья, такая веселая сегодня? – спросила соседка, наблюдая за ней через невысокий частокол, - сон, что ли какой  хороший увидела?
-Может и сон, - уклончиво ответила Софья, - пойду, гляну в почтовый ящик, может, письмо кто прислал?
В почтовом ящике действительно лежало письмо от сестры. Обрадованная Софья, войдя в дом, разорвала конверт. Читая письмо, она жадно глотала строчки и слова:
“Дорогая  сестренка, -  писала сестра, - у нас всё хорошо. Поздравляю тебя с днем рождения. Посылку выслать не смогу, на то есть некоторые обстоятельства. Я думаю, ты меня поймешь… ”
“Как же так? – недоуменно подумала Софья – Как же так? Ведь я так ждала! Не может быть!.. Ведь я же вчера гадала!..”
Переведя взгляд на икону, которую она вчера призывала к помощи, Софья машинально протянула к ней руку:
 “Вот ты, какая?! Ничего ты не можешь! Ничего ты не видишь! Не верю тебе! Ты обманула меня! Получай!”
С этими словами, она схватила иголку, подвернувшуюся ей под руку на старом комоде, и в мгновение ока выцарапала Божьей Матери левый глаз.  Она грубо бросила икону на кровать и вышла прочь из комнаты. Настроение у Софьи заметно ухудшилось.   Вернувшись к своим георгинам и, казавшейся ей, теперь слишком любопытной соседке, она стала успокаивать себя тем, что искала во всём изъяны. То георгины росли криво, то соседская собака лаяла слишком громко, то ветер дул не в ту сторону.
-Мама, - вдруг услышала она сзади себя голос дочери, десятиклассницы Натальи - ты, что не слышишь меня? Я давно пришла из школы и не могу тебя найти, а ты тут сидишь в своих георгинах.  Пошли в дом.
-Как дела в школе? – спросила Софья дочь.
-Нормально.
Когда они вошли в комнату, взгляд Натальи упал на кровать.
-Что икона-то на кровати валяется? – спросила она удивленно, взяв в руки брошенную икону,  -  А что это у неё с глазом?
-Дай сюда, - не совладав с собой, Софья выхватила из рук дочери образ, и поспешила спрятать его подальше в шкаф.
-Мама, что  с иконой? – повторила Наталья.
-Ничего…. Ничего! - в сердцах повысила голос Софья, - и не смей меня об этом спрашивать, - перешла она на крик.
Наталья обиженно пожала плечами и отвернулась от матери.

В эту ночь Софья спала беспокойно. Луна серебряным ликом, непрошено заглядывала в окно. Выла соседская собака, навывая тревогу. Забываясь на несколько минут, в полудреме, Софья то и дело вздрагивала от выраставших вдруг перед ней пляшущих теней. Она, то поправляла неудобную подушку, то с головой доверяла себя одеялу, забываясь вновь. А тени, всё плясали и плясали,  сплетаясь, друг с другом, разбегаясь, а то, исчезая совсем, чтобы через мгновение появиться вновь.  Вдруг, затуманенному сознанию Софьи размытым видением  в проеме двери привиделся полупрозрачный силуэт женщины. Её освещал серебряный свет луны. Её длинные, воздушно-прозрачные одежды сливались с этим светом. Казалось, она сама была частью этого света. Она смотрела на Софью, не отрываясь,  как показалось Софье, прямо в душу. Вместо левого глаза, на её бледном лице зияла черная пустота, из которой, густой алой струйкой сочилась кровь. У Софьи похолодело внутри. Она не могла пошевелиться. Язык онемел.
 “ Кара.… Кара… ”, - то ли ворона каркала в ночи, то ли звучал где-то в глубине сознания Софьи леденящий жилы низкий женский голос. Софья вздрогнула, ощутив под своей головой мокрую от холодного пота подушку.
-Мама, мама, что с тобой? – услышала она где-то далеко голос дочери.
Софья открыла глаза и вздрогнула. В проеме двери стояла Наталья:
-Мама, тебе плохо? Ты стонала.
-Ничего, дочка. Приснилось что-то. Ляг со мной.
А собака всё выла и выла, закрадывая в сердце Софьи ночные страхи. Ей не спалось. Она думала о видении. Какой страшный сон! А где-то далеко-далеко в закоулках сознания звучало : “Кара…. Кара… ”

               

                III
Ольга поднялась по ступенькам храма и вошла внутрь. Её шаги подхватило гулкое эхо и унесло к поднебесью купола. До службы оставалось чуть более получаса. Она подошла к женщине, продававшей свечи:
-Как мне увидеть отца Валерия?
-Вот он, около иконостаса, - указала ей та, на невысокого пожилого священника, о чем-то разговаривавшего со старой монахиней.
Ольга тихо, стараясь заглушить собственные шаги, подошла к ним.
Отец Валерий внимательно выслушал  рассказ Ольги о том, как бабка её мужа Анатолия надругалась над иконой.  Она рассказала, как умирала его мать, о том, что он сейчас лежит в клинике со страшным диагнозом, что врачи ничего не обещают. Развернув икону, она показала её священнику. На удивление, отец Валерий отнесся  к этому спокойно:
-Ничего, наши художники подрисуют глаз. Всё будет хорошо. Икону вы возьмете с собой, или оставите в церкви? Замаливать её надо!
-Нет, нет, - сбивчиво проронила Ольга, - делайте как надо.
-Матушка, Мария, - обратился он к монахине, - все остальное по вашей части, занимайтесь, а я, пойду, подготовлюсь к службе.
Матушка Мария посмотрела на Ольгу, как ей показалось, очень строго. Ольге стало не по себе.
-Пойдем со мной, дочь моя, - обратилась к ней монахиня.
Ольга  заметила в разрисованных стенах церкви, маленькую, словно потайную дверцу, войдя в которую, они оказались в небольшой комнатке.
-Грех, который положила на род твоего мужа его бабка, тяжелый грех. Не над иконой она надругалась, а над заступницей нашей, над Богородицей. За такой грех семь поколений рода расплачиваются. Отмаливать его надо, постом и молитвой, да раскаянием искренним.
-Да я же не совершала этого. Как я могу раскаиваться? – возразила Ольга.
-Постом и молитвой, - упорно повторила монахиня, - на хлеб и на воду сядешь. Только хлеб и вода. На коленях молиться будешь, да поклоны бить.
-А как я узнаю, что грех замолен?
-Мы вместе узнаем, - уклончиво ответила матушка Мария.


                IV
Ольга встала с постели. Она неплохо спала ночью, но не чувствовала себя отдохнувшей. Кружилась голова. Который день она ничего не ела кроме черного хлеба и простой воды. Она подошла к иконе, зажгла свечу и, опустившись на колени, стала молиться. Перед глазами плыли то темные, то молочно-белые круги. Её сознание туманилось то ли после сна, то ли от непосильного поста. Читая молитву, которую ей дала монахиня, она невольно растворилась в своих мыслях. Она думала об Анатолии. Два дня назад они разговаривали по телефону. Глаз  по-прежнему не видел.   
-Пресвятая Богородица, заступница наша, прости нас грешных, - чуть слышно шептала Ольга, стоя перед образами на коленях.
Шепот губ выговаривал слова, покорно следуя наказу монахини. Ольга немного замерзла. Ей показалось, что кто-то дохнул на неё холодным леденящим дыханием. Пламя свечи заметалось из стороны в сторону, то, почти исчезая, как будто кто-то старался его задуть, то, вдруг вспыхивая с новой силой ярким желтым светом.
“Вижу”, - вдруг услышала она где-то в глубине сознания отчетливый голос. Ольгу, как будто вытолкнули из невесомости. “Что это было? - подумала она,  - я скоро сойду с ума от всего этого. Сегодня же схожу в церковь и спрошу у монахини, сколько еще мне молиться”.

Она застала матушку Марию, молящейся около небольшого образка, приютившегося рядом с помпезными золочеными иконами, стоящими здесь на законных правах старожилов. Монахиня шептала молитву, то и дело, осеняя себя крестами. Ольга встала рядом. Маленькая, потемневшая от времени икона, перед которой молилась монахиня, выглядела немного убого. Ольга узнала в ней тот образ, который она принесла отцу Валерию две недели назад. Богородица смотрела на неё немного снисходительно. Глаз, левый её глаз был чуть ярче правого. Но он БЫЛ!  Ольга невольно улыбнулась.  Матушка Мария, закончив молиться, повернулась к ней:
-Смотри, дочь моя, видишь, икона плачет.
Теперь Ольга заметила, как  в уголке правого глаза Богородицы, дрожала маленькая капля жидкости. Вдруг, она не удержалась и скатилась по щеке написанного маслом образа.
“ Неужели правда,” – подумала она.
Зазвонил её мобильник. “ Совсем некстати звонок в церкви,  но ведь она отключала его! Странно”.
-Алло, - все-таки решилась она на разговор.
-Оля, здравствуй. Это я, Анатолий.  Как у тебя дела? Я сегодня утром увидел свет. Врачи сказали, мой глаз будет видеть!  Всё будет хорошо, Оленька! Ты знаешь, мне сегодня приснился  сон. Я видел  странную женщину в длинных, развевающихся, словно на ветру, одеждах. Она стояла передо мной, и, мне казалось, смотрела мне прямо в душу. Рукой она закрывала левый глаз.   Она молчала. Потом, сделав мне навстречу шаг, она отняла руку от лица. Я увидел, на месте её левого глаза черную пустоту.  Потом эта пустота стала наполняться серым туманом, который постепенно принимал очертания глаза. В уголке её глаза я вдруг отчетливо увидел слезу. Женщина вытерла её. Она протянула руку к моему лицу и, дотронулась влажными от этой маленькой капли пальцами до моего больного глаза. Я до сих пор чувствую это прикосновение. Больше я ничего не помню. Как будто провалился куда-то…
Ольга купила большую восковую свечу и поставила перед иконой Божьей Матери. Свеча загорелась ровным, ярким пламенем. Постояв ещё немного перед образами, Ольга вышла на улицу. Свежий ветер дохнул ей в лицо. Это был ветер желанных перемен. Это был ветер её надежды.
А матушка Мария всё стояла перед маленьким образком, затерявшимся среди помпезного великолепия храма, и молилась, наверно, уже о чем-то, своем. Отец Валерий подошел к ней. Она оторвалась от молитвы:
-Икона заплакала, - повернулась она к священнику, - помните, та, что женщина недавно принесла? Простила, знать, Богородица грех.
-Заплакала… - задумчиво протянул отец Валерий, - не улыбнулась, а заплакала. Хорошая женщина…Только, я ещё не разу не видел, чтоб две недели, пусть строгого, поста кого-то освободили от расплаты. Приглянулась она мне, хочется ей помочь. Думаю, может в монастырь съездить, может, чем монахи помогут. Ты, матушка, как рассуждаешь?
-Что ж, я думаю можно. отец Владимир подскажет, он в этих вещах толк знает.

Монастырь, куда отправился отец Валерий, находился недалеко от города, на краю близлежащего села. Вернее это были два ветхих дома, огороженные забором, которые совсем недавно присмотрел Отец Владимир, выкупив их у сельских властей. Он разместил в этих домах семерых монахов. В одном из помещений устроили молельную комнату, в будущем предполагая построить небольшую церковку. И стали жить, не торопясь, исправно неся свою службу.
Игумен монастыря отец Владимир ещё издалека увидел, подъезжающую к воротам “Волгу” отца Валерия. Они были старыми друзьями, и, Отец Владимир всегда был рад встрече с ним.
-Что привело тебя в нашу юную обитель? - спросил игумен.
-Поговорить с тобой хочу. Может, поможешь чем? Прихожане часто приходят ко мне со своими проблемами. Иной раз и хочется помочь, да дела такие, что в тупик заводят.
Неторопливо, отец Валерий рассказал игумену трогательную историю Ольги. Поведал о бабке Софье, о её дочери Наталье, о самой Ольге и её муже.
Отец Владимир задумался:
-Да, чего только не бывает. Каких только непостижимых уму поступков не совершают люди! Но я думаю, не так уж всё и плохо. Что тебя ввело в заблуждение?
-Сомневаюсь я, - ответил отец Валерий, - что две недели поста и молитвы способны искупить грех перед Богородицей, а так хочется помочь ни в чем не повинным людям.
-Не кори себя ни в чем. Ты всё сделал правильно. Каждый в этой жизни получает то,  что ему заповедано. А об этом уже не нам с тобой судить. Пойдем, попьем чайку?
За гостеприимным монастырским чаем, они долго беседовали о путях человеческих, о сыгранных и не сыгранных ролях в этой жизни, так похожей на театр, за кулисами которого, по ту сторону земной жизни, огромный мир. Есть он или нет, каждый для себя решает сам. И каждый получит то, во что верит.

Может быть, кто-то, прочитав мой незатейливый рассказ, подумает: “Какая чушь!” Но эта история ничуть не выдумка. Она произошла в нашем городе, с самыми обычными людьми, которые обычно живут, обычно трудятся, ходят одними с нами улицами. Но по каким-то неведомым причинам на их долю выпало сыграть в этой жизни эпизоды чужих ролей.