Поиски лейтенанта Ноймана

Господин Визе сидел на скамейке в привокзальном сквере. Он наслаждался немногими минутами отдыха, которые лишь изредка выпадают человеку в его положении, к тому же на оккупированной территории. Он сидел, закинув ногу на ногу и держа руки в карманах добротного серого пальто. Хорошо, когда есть несколько таких минут, особенно в момент, когда миллионы людей на половине земного шара убивают и калечат друг друга всевозможными способами.
Он надеялся пробыть в Ново-Място подольше. Конечно, это «Място» - дыра-дырой, здесь даже единственное приличное кафе существует не само по себе, а в здании вокзала. Из достопримечательностей – небольшой костел, гимназия, гостиница и клуб. И все это на одной улице! Ну, еще мэрия и пара магазинов. Зато здесь у него не будет такой возни как в Лодзи, Кракове или Варшаве. К этой чертовой суете он еще успеет вернуться… После неспешных  местных дел…
Он стал разглядывать через сильно поредевшие кроны деревьев привокзальный  перрон и стоявший у него поезд. Взгляд его выхватывал из толпы знакомые заученные фигурки жителей Ново-Място, и это доставляло Визе удовольствие: он помнил, казалось, уже половину городка. Что ж, такова его работа, – и он лишний раз убедился, насколько  пригоден к ней.
Вдруг он увидел - что-то идет не так. Одна группа пассажиров вздрогнула и в едином порыве отпрянула в разные стороны. На ступеньках вагона показалась фигура рослого армейского – судя по форме – офицера.
 - Я вас научу понимать по-немецки! Свиньи! – орал он и, видимо, сам не очень понимал, к кому обращается.
За ним из вагона спускался немецкий полицейский патруль. Один из полицейских выталкивал офицера из вагона и повторял:
 - Прошу вас, герр офицер, прошу вас. Вам действительно нужно выходить.
Тот был пьян. Когда он все-таки оказался на платформе, полицейским пришлось придерживать его, чтобы тот не упал. Это было нелегко.
Улыбнувшись, Визе решил спасти доблестного воина Третьего Рейха от взыскания, а полицейских – от тягучей рутины – от принятия решения – что же с ним делать – до неизбежного оформления документов.
Он поднялся со скамейки и направился к перрону. Поезд уже тронулся, а полицейские все еще пытались сдвинуть офицера с места. Тот смеялся и ругался на чем свет стоит – одновременно.
Его удостоверение сработало мгновенно. Еще когда он сам служил в военной полевой полиции, и его пригласили помочь офицеру абвера в одном деле, Визе  был поражен, на что способно это удостоверение. Перед ним вскакивали не только рядовые полицейские, но и штабные офицеры. Вылезали из теплых постелей и ехали ночью на работу или на допрос как миленькие. Все споры и препирательства немедленно прекращались, и можно было спокойно заниматься делом. 
Вот и сейчас полицейские вытянулись, бодро вскрикнули «Хайль Гитлер!» и замерли, ожидая распоряжений.
 - С вашего позволения, господа, герр лейтенант пойдет со мной. Я сам проведу с ним разъяснительную работу. Что он натворил?
 - Устроил пьяный дебош в поезде, господин унтер-офицер. Не хотел выходить на своей станции.
 - Что ж, у армейских это бывает, господа. Мы не можем его осуждать, верно? Мы с вами здесь в тылу, а он подставлял свою голову под пули, не так ли?
 - Твоя теща говорит по-немецки? – вдруг вскрикнул офицер и ткнул Визе пальцем в грудь.
Тот отшатнулся и подхватил офицера под руку:
 - Сейчас мы это обсудим, мой друг… А вы идите господа, идите… Если к вам будут претензии, сошлитесь на унтер-офицера Отто Визе – ну, вы же помните, кто я?
 - Так точно, господин унтер-офицер!
 - Хайль Гитлер!
 - Зиг хайль!
Полицейские ушли.
 - Друг мой, нам надо  как-то начать работать ногами… - сказал Визе и потащил офицера с перрона, - я отведу вас в местную гостиницу. К себе на квартиру пригласить не могу, - ко мне ходят люди, с которыми вам лучше не видеться. Гостиница тут неплохая, - не казарма, - хотя могла бы быть и почище. Клопов нет. Правда, у них в половине номеров текут краны, но вы сейчас в таком состоянии, что вам будет все равно.
 - Мне плевать! – подтвердил офицер.
Он довел его до гостиницы, заказал номер и лично проводил в него гостя города. Силы офицера постепенно заканчивались, его клонило в сон. Он заснул, не дойдя полшага до кровати, и упал на нее лицом вниз. Визе снял с него сапоги и шинель. Некоторое время он стоял, задумавшись. Потом перевернул спящего и проверил карманы кителя. В них были документы на имя Вольфганга Ноймана. Визе сверил фотографию в них с лицом спящего и поразился – перед ним лежал, можно сказать, тот самый истинный ариец, мечта министерства пропаганды. Этот человек имел полное право встать и сказать: «Немецкий народ – немецкая работа!» Или еще что-то в этом духе. Визе не мог похвастать такой внешностью. Он был невзрачный серый человечек ростом чуть ниже среднего. И только природные живость и дружелюбие не давали ему затеряться среди таких вот Вольфгангов Нойманов. 
И все же было в этом Ноймане что-то такое, что не позволяло пройти мимо, считая его ходячим нацистским плакатом или загулявшим солдафоном. Что это было? Трудно сказать. Но Визе очень хотелось это узнать.
 
Вечером следующего дня они встретились в кафе, располагавшемся на втором этаже здания вокзала. Нойман зашел туда случайно, будто бы не очень и соображая, кто он и как здесь оказался. Визе сидел на своем любимом месте – у окна, с которого открывался вид на небольшую привокзальную площадь. Лейтенант подошел к нему, кивнул головой, приветствуя, и попросился за столик. Визе любезным жестом пригласил его сесть. Тот сел с потерянным видом и, с трудом подбирая слова, извинился перед вчерашним спасителем. Визе улыбнулся.
 - Господин Нойман, я сам вынужден перед вами извиниться. Видите ли, я по природе очень любопытен  и вы меня очень заинтересовали. Вы помните мое удостоверение?
Нойман кивнул. Было видно, что он совсем не рад общению с сотрудником абвера, и подошел только потому, что больше никого здесь не знает.
 - Забудьте про него. Я не большой поклонник своей работы. Просто это дает  возможность… применить свои способности. Больше всего на свете мне интересны люди. Когда-нибудь, надеюсь, я стану писателем или режиссером. Потом, после войны…
 - Извините… - сказал Нойман, - я нервничаю… если можно, закажите выпить… Я не знаю польского…
Визе по его просьбе заказал бутылку местной польской водки, и после первой же рюмки тот заметно приободрился.
 - Продолжим… - сказал Визе, - мне захотелось поговорить с вами. Редко встретишь такого удалого молодца как вы, разве что в СС.
Эта фраза порадовала Ноймана не больше, чем напоминание о том, где работает его собеседник. Визе это показалось еще более интересным, и он продолжал наседать:
 - Признаюсь вам, что не могу откровенно разговаривать с первым же встречным и потому я был вынужден проверить, кто вы. Прошу прощения, что посмотрел ваши документы и сделал запрос, но из-за моей проклятой службы я не могу поступить иначе.
 - Что вы там узнали? – пробурчал Нойман.
 - Вольф… разрешите вас так называть… Зовите меня Отто… Я узнал эту историю с отцом… Позвольте спросить вас…
Нойман позеленел. Казалось, он убьет хрупкого Визе прямо сейчас, одним движением своей могучей арийской руки, но потом взял себя в руки, и сказал:
 - Что вы хотели спросить?
 - Он жив?
 - Жив… давно вернулся домой…
 - Как это произошло?
 - Отец считал Мендельсона немцем… Он работал учителем музыки… Не мог понять нашей политики… А я вступил с друзьями в СА, собирался защищать Родину от врага. У нас ведь полно врагов… Кругом одни враги… И внутри… Я закурю…
Лейтенант закурил. Пальцы его подрагивали.
 - На одном из собраний, - продолжил он, - я сообщил, что отец не считает Мендельсона  еврейским композитором. Хотел показать, что готов на многое… Что такой же как все, и что товарищи для меня важнее, чем семья. Мне было шестнадцать лет… Дело раскрутили. Отца арестовали… Он наговорил много лишнего…
 - Как вы сейчас к этому относитесь?
 - Чего вы хотите?
 - Хочу понять, что вы за человек. Вы мне симпатичны.
Нойман саркастически усмехнулся.
 - Я сам себе не симпатичен.
 - И все-таки вы настоящий патриот, офицер…
 - Черт его знает, кто я такой…
 - Но у вас «Железный Крест»! Вы герой!
 - Я трус… И получил этот крест за трусость.
Визе молчал, наверное, минуту. Он разглядывал Ноймана, и не мог понять, с кем же он имеет дело.
 - Ну как же так… за трусость? – спросил он.
 - Вот так. Это было на реке Бзура, здесь, в Польше. Поляки внезапно атаковали нас из-за леса. Кавалерия. Все было очень быстро. Батарея стояла стволами в другую сторону. Я дал команду развернуть орудия, в этот момент ударила их артиллерия. Они попали случайно. Потом перевели огонь. У нас осталось одно орудие и два человека, кроме меня. Когда я увидел скачущих на нас конников с клинками, мне стало так страшно, что просто отнялись ноги. Я думал, нас изрубят в лохмотья. Хорошо, что я был рядом с пушкой, и не надо было идти. Я начал ее разворачивать к всадникам, сам не зная зачем. Те двое человек, рядовой и ефрейтор, поняли, что я хочу делать, раньше меня и стали мне помогать. Я прицелился через ствол и мы выстрелили. Мы положили человек десять, а потом стали палить без остановки. В конце я орал: «Снаряд!», «Снаряд!». А снарядов уже не было… А поляки кончились еще раньше… Только одна лошадь… бегала там… Остальное было ужасно… Я думал, что если перестану стрелять, то умру какой-то жуткой, мучительной смертью. А умерли они… Мы с перепугу устроили там кровавую баню, Отто. За это мне дали «Железный Крест».
 - Ч-черт… - сказал Визе, - я совсем не военный человек… совсем… Теперь я понимаю, откуда взялись все эти записи, которые мне зачитали про вас: «Неуравновешен, склонен к употреблению алкоголя, нуждается в длительном отдыхе… При отсутствии перемен к лучшему рекомендована демобилизация»
 - Не было ли там слова «деморализован?»
 - Возможно, точно не помню…
 - Да… Все во славу Великой Германии… И фюрера… Теперь я нигде не могу остановиться, езжу и езжу без конца… Мне страшно… А потом ведь было еще и еще… Франция… Восточный фронт… Боже… И теперь я купил наобум билет и решил пожить немного в маленьком городке… Как он называется?
 - Ново Място.
 - Все равно… Я все равно не запомню…
Нойман помолчал, потом сказал:
 - Вы меня проверяете на моральную устойчивость? Она ни к черту… Можете забирать меня с потрохами, черт возьми…
Визе заулыбался.
 - Вы плохо знаете меня, Нойман… И путаете абвер с гестапо… Посмотрите на меня, Вольф… Смотрите внимательно…
Нойман недоверчиво стал разглядывать Визе. Постепенно он начал что-то понимать и в конце-концов его осенило:
 - Тебя так же на все плевать, как и мне!
И они оба заржали как два ганноверских жеребца. Немногие находившиеся в кафе поляки наблюдали за ними, плохо скрывая презрение. Им тоже было по-своему наплевать, - о чем там лопочут два шваба, что они думают и что чувствуют. Лучше бы они не чувствовали уже совсем ничего.
 - Выпьем за знакомство, Вольф! Наливайте свою чертову водку!
После пары рюмок Визе самого потянуло на откровенность:
 - Понимаешь, Вольф, я вообще не хотел  служить – сказал он, откинувшись на спинку стула, - наша семья продавала маслобойное оборудование для этих несчастных поляков. У меня полно знакомых в Польше. Я не хотел ни с кем воевать. Однажды я увидел объявление, что для военной цензуры требуются люди со знанием иностранных языков. Я знал польский. Написал им заявление. И что ты думаешь? По этому заявлению меня призвали в военную полевую полицию для службы здесь, в Польше! Я был как те парни, которые задержали тебя вчера в поезде! Пару раз я помог местному офицеру абвера, - и он перетащил меня на свое место, а сам стал моим начальником. Теперь я в отделе контрразведки, ловлю врагов рейха! Ха-ха-ха!
Нойман был уже достаточно пьян и не мог скрывать, что все это ему не нравится. Визе прекрасно это видел.
 - Вольф, дружище, что же ты думаешь?   Что я мучаю людей в подвалах? Да я ненавижу их даже арестовывать! Я встречал таких людей по ту сторону фронта! Я знаком с ними и все они на свободе! Они уважают меня, а я уважаю их! И ты знаешь, что я тебе скажу… Никого арестовывать и пытать не надо, Вольф… Надо понять человека, войти в его положение… Он сделает вид, что помогает мне, я делаю вид, что он работает на меня… Конечно, когда кончится война… Если победят они… Его назовут предателем и повесят… А меня – врагом – и расстреляют… А пока – мы оба живы и спасем еще много людей… И немцев, и поляков… Надо только немного делать свою работу… Выпьем… Эй! – крикнул он официанту по польски, - у вас есть шнапс?
Им принесли бутылку шнапса и они выпили еще.
 - Слушай, - сказал Нойман после долгого раздумья, - ты меня вербуешь.
 - Нет, - сказал Визе, - поверь, нет… Я хочу поговорить… Мне не с кем разговаривать!
 - Вербуешь…
 - Пойдем… на улицу… развлечемся…
Они расплатились и вышли.
 - Я расскажу тебе кое-что об этом городе, - сделал широкий пьяный жест Визе, когда они оказались на площади, - здесь работает агент английской разведки.
 - Зачем ты мне это говоришь?
 - Развлечемся!
 - В смысле?
 - Поиграем в сыщиков! Смотри – небольшой польский город, Ново Място. И ничего неизвестно! Известно только, что есть английский агент. Он не спрыгнул с парашютом, он  жил здесь и до войны.
 - Ну и что? Что ты хочешь от меня?
 - Подумай, как его найти?
 - Слушай, Визе, я – артиллерист, я - чертов пьяный артиллерист… Меня все время трясет от страха… Я нуждаюсь в длительном отпуске…
 - Ну, брось, Вольф, развейся, реши это как кроссворд… Я занимаюсь этим постоянно… Это азартное дело… Найди его, - мне-то что - пусть работает… Арестую его только если гестапо докопается до меня…
 - Ну…
 - Ну, думай…
 - Да, черт возьми, как я могу найти в целом городе одного человека?
 - Я же могу, а ты не глупее меня! Ну хорошо… намекаю… Это агент АНГЛИЙСКОЙ разведки.
 - Ну?
 - Ну что ну? Английской!
 Нойман делал как мог умное лицо, сначала ему ничего не приходило в голову, а потом он выпалил:
 - Он должен знать английский язык!
 - Мудрая мысль, Вольф! Но это не обязательно, ведь его мог завербовать и поляк – другой агент английской разведки! И тогда английский не нужен!
 -  Что же тогда, Отто?
 - Подумай! Вот тебе еще подсказка. Это должен быть умный человек.
 - Ну наверное…
 - Мы не можем поймать его вот уже два года. Он ничем себя не выдал.
 - Как же вы узнали, что он есть?
 - Э… я слышал от моих Краковских друзей, что у них есть приятель в Ново Място.
 - От друзей? Слушай, не хочу я этим заниматься… С чего это я должен ловить какого-то там человека?
 - Да перестань, сам по себе никому он не нужен! Я отправил наверх сотни рапортов о подозрительных лицах – никто даже не пошевелился!
 - Врешь!
 - Понимаешь, одиночки никого не интересуют. Вот если вскрывается сеть! Тогда начинается! Начальство мечет громы и молнии, устраивает дым коромыслом! Гестапо следит за каждым шагом и обвиняет тебя в предательстве! И отчеты, отчеты, отчеты… Тут уж и арестуешь кого-нибудь поневоле… А за одиночкой надо просто следить! И даже с главой какой-нибудь мелкой организации можно договориться. Он  поставляет тебе какую-нибудь ерундовую информацию,  ты отчитываешься, начальство довольно, работа идет.
 - Ты хочешь казаться лучше, чем есть на самом деле.
 - Мы все этого хотим! Ну, думай же, думай!
 - У него хорошее образование… Не ниже гимназии.
 - Так…
 - Он должен придумать, как принимать информацию…
 - Ну не обязательно он… Но все же…
 - Значит, он должен работать где-то в общественном месте, куда ходят посетители.
 - Так.
 - Слушай, я понял! Ты вычислил его и хвастаешься!
 Визе засмеялся.
 - Вычислил! Мы следим за ним!
 - Вот черт!
 - Не бойся, я его не трону. Это тебе не гестапо, Вольф!
 - И кто же он?
 - Это не он, а она.
 - Она? Ужас!
 - Ну почему… Уверяю, я сделаю все, чтобы и волос не упал с ее головы…
 - А если прижмет гестапо?
 - Ну, это еще вопрос… Она будет нужна для игры, я ее прикрою.
 - У тебя что, с ней связь?
 - Ты сошел с ума, Нойман! Я пока нет! Я хочу жить!
 - Ну так кто же она?
 - Ну вот смотри: образованная, имеет или имела возможность контакта с иностранцами, знает иностранные языки, у нее зуб на немцев. Мы прошерстили весь город и вычислили ее. Итак: мы в центре Польши; есть гостиница, магазины, костел, вокзал, клуб.
 - Чтобы она была образованная, надо, чтобы родители были образованные?
 - Мысль интересная… Пожалуй, в точку! Правда, ее отец погиб в первые дни нашего наступления. Он был полковник их армии. Она живет с матерью у дяди.
 - Ну так?
 - Выбери что-нибудь.
 - Я за костел.
 - Почему?
 - Все поляки ходят в костел. Там можно встречаться. Нацисты не любят католиков, значит священник, скорее всего, настроен против нас. Может быть, он патриот.
 - Не просто патриот, а верующий патриот. Идеолог. Но дело не в нем, а в его племяннице. У нее забрали жениха – тот помогал партизанам. Есть информация, что она собиралась мстить. Говорила всякое.  В 39-м году она ездила с ксендзом в Англию на съезд католиков – это проверено. Дает уроки рукоделия, играет на пианино в клубе. В их семье знают английский. У нас есть осведомители, все сходится. Пойдем, я тебе покажу, где она живет.
 - Зачем?
 - Не знаю. Хочу тебе показать дом английского шпиона!
 - Пойдем.
Они пересекли площадь и двинулись дальше по главной улице города. Было уже совсем темно, фонари на улице горели только с одной стороны. Недалеко от костела они свернули в небольшую улочку. Остановившись в темноте, Визе указал на небольшой садик на другой стороне улицы и светящиеся сквозь ветви этого садика окна:
 - Дом ксендза. Она живет там.
 - Дом как дом… Не понимаю, зачем мы здесь?
 - Ладно, пойдем обратно… Я думал, тебе будет интересно.
В это время дверь в доме открылась, выпустив полосу света до самой калитки, и послышалась напряженная польская речь. 
 - Не понимаю… - сказал Визе, прислушиваясь, - по-моему, их арестовали.
 - Кто? Вы?
 - Нет, мы только следим… И вообще… нами тут командую я. Что делать, Вольф? Не понимаю, что делать? Кто-то рушит нам всю операцию…
 - Кто это может быть?
 - Если не мы, то гестапо. Наверное, они тоже вели ее.
С крыльца один за другим спустились пять теней. Визе размышлял.
 - Туда я пойти не могу, Вольф, - слишком много поставлено на карту. Если они пройдут мимо нас, можно попробовать разыграть какую-нибудь сцену…
 - Черт, Отто, меня просто трясет… Я не понимаю, что происходит… Во что я впутался… Ты просто не представляешь себе, что со мной творится… Это ты называешь «развлечься»?! Это не мои дела, совершенно не мои дела…
 - Спокойно, Нойман… Ты же понимаешь значение слова «абвер» ?
Нойман  кивнул, но от этого понимания ему было не легче. Алкоголь в мгновение ока выветрился из их голов и развлечение закончилось. Для них обоих все было очень серьезно.
Тени пересекли сад и слились с темнотой. Дверь в домик закрылась, и из него раздался истошный женский крик. Шаги направлялись в их сторону, но от этих пятерых исходила просто леденящая тишина, они шли, не роняя ни звука.
Вдруг Визе решился. Он выпрыгнул на дорогу и остановил идущих:
 - Что это еще за самодеятельность? – вскрикнул он по-немецки.
Раздался шорох и у одного из участников этой мрачной процессии в руках загорелся электрический фонарик. У Визе отлегло от сердца. Это была «гранатовая полиция» , с ними он легко разберется и последствия его вмешательства можно будет замять.
 - Что это за самоуправство? – перешел он на польский.
Поляки ответили не сразу. Они какое-то время соображали, разглядывая внезапно возникших перед ними немцев.
 - Кто вы, господа? – спросил, наконец, один из них.
Визе раздраженно полез в карман и сунул удостоверение под фонарик:
 - Вот кто я! Кто из вас главный?
 Один из поляков вытянулся и козырнул по-польски:
 - Капрал Мазович. Подозреваем, господин офицер, что пани сотрудничает с партизанами.
 - Откуда у вас эти сведения?
Капрал пожал плечами:
 - Так… Есть подозрения. Хотели допытаться…
 - Допытаться… В следующий раз потрудитесь для начала поделиться вашими подозрениями с начальником немецкой полиции, обер-лейтенантом Кригером! И запомните, Мазович: у Германии есть своя политика в отношении поляков! Своя! А не ваша личная! В наших совместных действиях должен быть порядок! Порядок, черт побери! У вас есть предписание? Нет? Отпустите их!
«Гранатовые» выключили фонарик и нехотя вышли на главную улицу.
Задержанные молчали и не двигались с места.
 - Прошу вас, пан ксендз, пани… идите домой… - сказал Визе, - мы проводим вас.
Священник прошептал чуть слышно: «Идем, Агнешка». Они развернулись и обреченно, как под арест, отправились домой. Нойман и Визе шли за ними. Агнешка взошла на крыльцо первой, открыла дверь и вошла. Ксендз шел за ней. Он попытался сразу закрыть дверь, но Визе придержал ее.
 - Святой отец, пани, простите, я сделаю все, чтобы этого не повторилось, клянусь.
 - Не клянитесь, сын мой… - ответил священник, - я буду молиться за ваши души. Сильно молиться.
Он жестом отстранил Визе и закрыл дверь.
Какое-то время они стояли молча, потом Визе сошел с крыльца и они тронулись в обратный путь.
Уже перед привокзальной площадью Нойман спросил:
 - Ты видел ее лицо?
 - Видел…
 - Это было хуже, чем те убитые поляки тогда…
 - Она как парализованная… Даже не плачет… Чертовы коллаборационисты! Хотят попользоваться от нашего стола! Выслужиться…
 - А кто ее жених?
 - Сын водопроводчика… Адам Квятковский… Представь себе, он немец наполовину, его мать из Данцига. Черт, на весь город остался один водопроводчик… Остальных мы отправили в лагеря…
 - Где он сейчас, этот Адам?
 - Не знаю, жив ли…
У гостиницы они остановились.
 - Погано, да, Вольф?
 - Слушай, Визе… Я сейчас понял одну действительно поганую штуку… Ты хотел меня познакомить с ней? Проложил мне дорожку?
 Визе на секунду отвел глаза.
 - Тонкий психолог, да, Отто? Ты увидел, что я во всем сомневаюсь, увидел мои колебания. Подумал, что она, английский агент, захочет завербовать павшего духом немецкого офицера. А мы ведь с тобой друзья, да, Отто? Поболтаем о том, о сем… за бутылкой шнапса… «никого не надо арестовывать», «надо только немного делать свою работу» - передразнил он Визе.
 - Вольф... Вольф, ты все не так понял… - горячо сказал Визе, - никто не пострадает, всем будет хорошо, правда хорошо! Мы спасем много людей! Ты же сам этого хочешь, только не можешь решиться! Я же вижу, как ты на них смотришь! И, Вольф… ты единственный человек, с кем я мог нормально поговорить за последние пару лет… Ты же все понимаешь, Вольф! Мы проиграем эту войну! Проиграем! Знаешь, что нам сообщают наши люди из Англии? Что там готовится? Какие силы? Мы будем воевать на два фронта, Вольф!
 - Пусть готовят хоть сто фронтов, мне плевать! Надеюсь не дожить до этого момента! А тебе желаю его пережить! У тебя получится!.. В гостинице продают спиртное?
 - Да.
 - Прощай, Отто… Спасибо, что помог мне… с тем патрулем… Только помни… Твоя работа – дерьмо… Боюсь, я не смогу здесь долго оставаться…
 - Что ж, прощай, Вольф… и все-таки ты неправильно меня понял… Неправильно…
Нойман зашел в гостиницу и рявкнул портье: «Шнапс!». Скоро он заперся с бутылкой в своем номере…

Утром у него ужасно болела голова. Он не помнил, как заснул и боялся, что сделал что-то не то. Но нужно было собраться… Нужно собраться… В дверь постучали. Он открыл. На пороге стояли двое – портье и пожилой человек в очках с тяжелым саквояжем.
 - Вассер, герр официр, - чинить, работать вассер, арбайт, - жестами показал портье на ванную комнату.
Нойман махнул рукой, вернулся в комнату и завалился на кровать. Надо собраться и еще раз все обдумать… В ванной комнате стучал разводным ключом водопроводчик… Водопроводчик… Единственный водопроводчик… Квятковский? Нойман замер и перебрал в голове все, что он слышал и видел в Ново-Място за время своего пребывания. Ну да… Наконец-то! Все встало на свои места! Он-то и есть английский агент! Хватит дрожать и бояться, надо действовать!
Он встал и несмелыми шагами прошел  мимо ванной комнаты к входной двери, украдкой глянув на спину поляка. Тот усердно трудился, заворачивая гайку обратно. Седой курчавый затылок подрагивал от усилий. Нойман выглянул в коридор. Там никого не было. Итак, действуй, Вольф!
 - Черт, - выдавил он через силу, - хоть бы один человек говорил по-немецки!
Седой затылок на секунду застыл, а потом стал подрагивать снова.
 - Я могу поговорить с вами, герр офицер, у меня теща – немка из Гданьска.
 - Вы учили немецкий, чтобы разговаривать с тещей?
 - Нет, в Варшавской гимназии.
Какое-то время они молчали, потом поляк встал, обернулся и внимательно посмотрел на Ноймана.
 - Ничего не передавайте мне и не говорите. Здесь опасно. В гостинице есть люди гестапо и абвера. Портье и прочие. Завтра на утреннем поезде поезжайте в Гданьск. В пятницу найдите улицу Огарную, магазин сантехники братьев Бернацких. Часов в одиннадцать прогуляйтесь на противоположной стороне улицы. Я выйду из магазина. Буду заходить в разные места. Войдите со мной в чайную. Помните! Только в чайную!

 - Здесь мы можем поговорить спокойно, господин офицер, - улыбнулся Квятковский, - кто вы? И что хотите мне сказать?
Они сидели в одной из закрытых комнаток чайной. Здесь было сделано все для того, чтобы никто не помешал наслаждаться хорошим чаем. Когда-то – хорошим чаем из английских колоний.
Нойман на этот раз выглядел гораздо лучше. Он даже побрился. Однако он все равно нервничал и при этом чувствовал себя разбитым и уставшим.
 - Меня зовут Вольфганг Нойман,  меня направила к вам группа немецкого сопротивления. Мы искали выход на английскую или русскую разведку. Один из нас работал на заводе вместе с интернированными поляками. У них была своя организация, они знали контакты в Польше. Вместе мы добыли план завода, списки поставщиков, план перевозок и хотим передать все это вам.
Нойман достал из офицерского чемоданчика тюбик зубной пасты и отдал поляку.
 - Здесь. Мы сняли на пленку.
 - Кто дал вам контакт со мной?
 - Я не знаю. Этот человек остался нам неизвестен.
 - Как это?
 - Он не хотел быть раскрытым. Он распределил этот контакт между тремя членами своей организации. Один знал пароль, другой – город и явку, третий – человека.
 - Зачем же так сложно?
 - Мы же не профессиональные разведчики, господин Квятковский. Ему показалось, так безопаснее. Если кто-то попадется,  гестапо не узнало бы все сразу.
 - Ну… Может быть. Почему же вы целые сутки не могли со мной связаться?
 - Все пошло не так с самого начала. Сначала я учил пароль. После контузии это не так легко сделать. Потом другой человек сообщил мне город и как до него добираться. Разговор нам пришлось прервать, – за нами стали приглядывать полицейские. Третий должен был назвать вас перед самым отъездом, но они вдвоем попались на саботаже и были арестованы. Полякам перестали доверять, за ними следили.
 - Матерь Божья, какая несуразица! И что же вы делали?
 - Я решил ехать.
 - Вы с ума сошли!
 - Я не мог поступить иначе! Господин Квятковский! По моей вине отец побывал в гестапо и едва не умер в лагере! Я должен был что-то делать! И только у меня была справка от врача с рекомендацией отправиться в путешествие!
 - Вы совершенно непригодны для этой работы.
 - Все даже еще хуже, чем вы думаете. После боев и целых толп убитых мной людей, в том числе поляков, я испытываю постоянный, жуткий страх и заливаю его спиртным. Перед тем, как поехать в Ново-Място, я немного выпил. Но чем ближе подъезжал, тем страшнее мне становилось. Я пил еще.
 - Черт!
 - Меня подцепил этот Визе, но вроде бы я ничего лишнего не сболтнул.
 - Как же вы нашли меня?
 - Мне все рассказал о вас Визе.
Лицо Квятковского озабоченно вытянулось.
 - Пан Отто?
 - Ну.. не совсем… Половина подсказок содержалась в пароле. Вы должны были знать немецкий язык, и ваша теща должна была жить в Данциге и быть немкой. Вы же не могли врать, отвечая на мои вопросы? Вдруг вас кто-нибудь услышал бы?
 - Да, это было учтено. Пароли придумал я.
 - До приезда в город я совершенно не знал, что делать и очень нервничал. Когда Визе стал хвастаться, что знает, кто английский агент, он подсказал мне, как искать. Общественные заведения, гостиница, магазины – те места, где люди встречаются с людьми. Правда и это плохо помогало, пока он не сказал, что ваш сын наполовину немец и что его мать – немка из Данцига. Но тогда я был сильно напуган и старался скрыть это. На это уходили все силы. Я ничего не мог сообразить.
 - Когда же вы поняли?
 - Только когда вы стали чинить кран. Гостиница – это общественное место и если кто-то со стороны приедет в город, он, весьма вероятно, остановится там. Визе говорил, что там постоянно текут краны. В городке один водопроводчик. Я подумал, что все это очень удобно, контакт возникает сам собой. Но не мог поверить до конца. Потом до меня дошло, что племянница ксендза, Агнешка, не может быть тем агентом, к которому меня направили, потому что у нее не может быть тещи. А вчера все было как во сне… Я все принял за чистую монету. Хотя знал ответы на многие вопросы.
 - Агнешка тут совсем не причем. Просто она наговорила много глупостей после того, как взяли Адама. И, конечно, всем теперь подозрительно, что она ездила в Англию. Ну и что, что ездила? Люди треплют языками попусту.
- Ну и наконец, путем сложных баллистических расчетов, - улыбнулся Нойман, - я вычислил, что если мать Адама – немка из Данцига, то теща его отца – тоже немка из Данцига, или, по-вашему, Гданьска.
 - Вы проявили чудеса сообразительности, господин Нойман. А теперь послушайте меня. Дайте мне честное слово, что больше никогда не будете участвовать в таких вещах. Рано или поздно, вы провалите все дело. Я понимаю, у вас не было другого выхода. Но вы прошли по грани! Из-за вас могли пострадать люди!
 - Что же мне делать?
 - Дайте мне контакт с вашей группой, мы пришлем более опытного человека. Если вы хотите нам помочь…
Квятковский задумался.
 - Обязательно подлечитесь. В армию вам возвращаться нельзя. Устройтесь работать куда-нибудь в тыловые части, в снабжение. Вы учились в труппеншуле ?
 - Да.
 - Попробуйте стать там преподавателем. Не предпринимайте авантюр, живите скромно. Без необходимости не вступайте со своими товарищами в контакт, Залягте на дно. А задания для вас найдутся.
У Ноймана просто отлегло от сердца. Он чувствовал, - то, что происходил – выше его сил. Тихо преподавать где-нибудь и быть при этом полезным Сопротивлению – на это он был способен.
 - И все-таки вы смелый человек, господин Нойман. Вдвойне смелый. В вашем положении…
 Нойман сидел задумавшись.
 - Меня все-таки не оставляет одна мысль, господин Квятковский… Кто же я такой? Я убивал поляков… Стрелял в русских и французов… И я веду свою войну против Германии и своих товарищей по оружию. Я отдал своего отца в руки нацистских подонков и они глумились над ним… И сам был таким же подонком, пока не повзрослел. Я трясусь от страха и обманываю офицера абвера, сидя с ним за одним столом! Кто же я? Я не понимаю…
 - Если это утешит вас, мой сын считает меня предателем. Он собирался в партизаны, но один из его друзей оказался провокатором. Меня Адам не уговорил. Он не понимал, чем я занимаюсь. Я не мог никому сказать, даже сыну! Он хороший мальчик, мой Адам! Настоящий поляк! Но если он уже погиб в лагере, то перед смертью думал, что его отец – предатель, который чинит немцам водопровод в казарме… Просто, господин Нойман, мы живем в безумные времена…
 - Совершенно безумные…
 - Знаете, что самое трудное в моей работе?
 - Нет.
 - Поддерживать краны в протекающем состоянии, при этом постоянно их ремонтируя.
Он заставил Ноймана засмеяться... И, вопреки всему, рассмеялся сам.