Наследие А. Вельского 24

     Наверное, мы с самого начала знали, что идея с заграницей, не более чем пустое предложение, мечта и не более того. Во-первых, нам туда просто так не выбраться, а с другой стороны, кому мы там нужны, хотя, конечно, подсознание подбрасывало и еще один весьма каверзный вопрос, а кому мы здесь нужны, но подсознание мы в расчет не брали. Здесь ведь были наши, а там…
- Знаешь, Анастасия, - достал сигарету и отправился поближе к форточке, - я думаю, что прямо сейчас, мы ничего не решим. Потому, что мы еще не готовы решать такой вопрос. А относительно Александры, коль уж все так сложилось, пусть живет с тобой, а я завтра позвоню в восьмую ШРМ, у меня там хороший знакомый и попрошу его устроить туда твою подругу. Бежать – не бежать, это еще вопрос не решенный, а вот школу ей закончить надо, - я посмотрел на Верочку, - ты как думаешь?
- Пока никак, - мотнула головой она, - я вообще, пока как в тумане нахожусь…
- Олег Владимирович, - Анастасия опять обратилась ко мне, - можно я поеду, а то Санька там одна совсем…
- Езжай, конечно, - кивнул я.
- У вас там есть еда-то хоть, - как-то грустно, совершенно по-матерински, подала голос Верочка, - а то я соберу что-нибудь вам.

     Вместо ответа Анастасия бросилась к матери, обняла ее, шепча при этом какие-то слова. Я почувствовал себя лишним, затушил сигарету и вышел из кухни. На душе было муторно, и я даже не мог объяснить почему. Единственное, что я заметил, что стало во мне, после сегодняшнего разговора, как-то меньше любви к людям, меньше жалости. Какая-то корка легла на сердце. С одной стороны, вроде как, защита, а с другой, вроде как, и свободы стало меньше. Хотя, к чему я это все – и сам не знаю…
    
     Анастасию мы решили проводить. Хотели сначала до остановки, тем более, что погода была очень подходящей, а потом, как-то незаметно проводили прямо до самого дома. Мы шли, разговаривали, но это был уже не прежней разговор, незримо присутствовала теперь в нем и Санька, и человеческая несправедливость. Стали мы, как будто ближе друг к другу, и в тоже время, как-то еще не поняли друг друга до конца.
- Может быть, вы зайдете к нам. Санька будет рада. Честное слово.

     Верочка вопросительно посмотрела на меня.
- Нет-нет, поздно уже, а нам еще возвращаться. Мы лучше, как-нибудь на неделе нагрянем, да, кстати, мое предложение о даче еще в силе. На ближайшие выходные.
- А Саньке можно? - осторожно поинтересовалась Анастасия.
- Конечно, теперь, когда я говорю мы, я считаю, что нас четверо…
- Спасибо, Олег Владимирович, я спрошу, обязательно спрошу. Спасибо вам, - она поочередно поцеловала меня и мать, махнула нам рукой и забежала в подъезд.
    
     Мы пошли в другую сторону. Сначала молча, а потом Верочка поинтересовалась, вроде бы, даже и не у меня, а просто сказала вслух:
- Ты это хорошо придумал про дачу, молодец.
- Правда?
- Да. Нам обязательно надо выбраться из города. Устала я от него, хочется побыть в тишине…
- Вот и замечательно, если получиться, то поедем прямо в пятницу. Электричество там есть. Накупим продуктов, я возьму машину…
 
     Наверное, я бы и дальше продолжил строить планы, но вдруг Верочка задала мне вопрос, и я мгновенно остыл…
- Как же так, неужели так бывает?
- Как видишь, - я обнял Верочку и поцеловал в щеку, - как видишь.
- Но почему? Я - нормальная, ты тоже, а она…
- Может быть и она тоже, нормальная. Да и вообще, что такое норма. В последнее время, я все чаще замечаю, что если норма и существует, то вид у нее абсолютно не привлекательный. Она словно какой-то страшненький мутант. Нет в ней ничего человеческого. Словно она придумана художником-абстракционистом и абсолютно непригодна для употребления.
- Ты это серьезно? - осторожно спросила Верочка, стараясь заглянуть мне в глаза, - или просто у тебя сегодня такой юмор.
- Да, вполне, серьезно, а что?
- Не знаю, просто я впервые слышу такую оценку действительности, и мне от этого, как-то не по себе…

     Мы помолчали, за это время Верочка взяла меня под руку, какое-то время мы пристраивались друг другу под шаг, а потом Верочка неожиданно сообщила:
- А ты знаешь, у нее ведь действительно, никогда не было серьезных увлечений мальчиками.
- Что?
- Я про Аську говорю, я вот попыталась припомнить хоть одного мальчика, который нравился ей. И ты знаешь, не смогла…
- Выдумываешь.
- Нет, это правда. Ей было лет четырнадцать, когда она призналась, что целовалась в подъезде с одним мальчиком, и ей это очень не понравилось… Может быть, все уже тогда было в ней…
- Не знаю, - пожал я плечами. Эта область человеческих отношений была мне абсолютно не известна.
    
     Мы дошли до дома. Теперь, с порога, хозяйство выглядело слегка разоренным. Но наводить порядок сил не было, на нас вдруг, навалилась усталость, поэтому мы, не сговариваясь, отправились спать. Но сонное наше состояние и зевота, в первый момент обманули нас, уснуть мы не смогли, какое-то время переговаривались, и лишь потом, спустя час, когда разговор сам по себе иссяк, сон победил нас. И в самый последний момент, перед тем, как погрузиться в тревожную, зыбкую дрему я услышал, как Верочка произнесла полушепотом:
- Бедные мои девочки…, - дальше я не расслышал – уснул.
    
     А вот утро началось удачно, хотя суматошно. Первым делом я позвонил директору восьмой ШРМ – Аскольду Викторовичу Блиццу, и на удивление легко уладил вопрос с Санькой.
- Олег, что ты мне рассказываешь всякие ужасы, - перебил он меня, когда я попытался пересказать ему тщательно откорректированную версию злоключений Саньки, - говори прямо, что надо, чтобы ты и твоя прекрасная половина успокоились?
- Девочке надо закончить школу, у нее не получается в обыкновенной.
- Она еще не работает?
- Нет, Аскольд Викторович, молода.
- Олег, а ты сможешь сделать для нее какую-нибудь справочку, это обыкновенная формальность, но она должна быть соблюдена.
- Ну, если из литературного братства. Секретарь-машинистка, подойдет?
- Очень даже подойдет, потом берешь с собой девочку, при ней должен быть ее аттестат за восемь классов, приходите ко мне, в любое, удобное время, и на месте мы все решаем.
- Спасибо, Аскольд Викторович.
- Олег, о чем ты говоришь. Приходи, буду рад тебя видеть. Кстати, по календарю, не за горами Новый год, где собираешь его отмечать?
- Пока не знаю, как будут складываться обстоятельства.
- Обстоятельства, это ты про работу, - уточнил Блицц.
- Да, я ведь занимаюсь архивом Афанасьева.
- О-о, я слышал. Вот ведь как бывает, я ведь знал его, мы общались. И так скоропостижно. Жаль, очень жаль…
- Так что сами понимаете.
- Понимаю Олег. Но если обстоятельства позволят, мы с Анечкой будем очень рады видеть…

     Мы еще немного поговорили и расстались. Я перезвонил домой Анастасии, но, по-видимому, девочки уже ушли, поэтому разговор пришлось отложить. А потом я отправился на квартиру к Афанасьеву, а Верочка осталась дома, наводить генеральный порядок, как она выразилась. Я посвятили целый день тщательным поискам рукописей А. Вельского. Правда, на этот раз я был более аккуратен и попытался подойти к поискам с точки зрения здравого смысла. Разгром от такого подхода был значительно меньше, но и результат оказался совсем не впечатляющий, то есть – результат был мизерный.

     Пока я был у Афанасьева, мы пару раз перезванивались с Верочкой, болтали о пустяках, шутили – мы успокоились и это меня, как надеюсь и Верочку, радовало. Из результатов поисков следовало отметить следующие: я обнаружил повесть самого Павла Васильевича. Это было его последнее произведение. Я даже читал его в черновом варианте, но не думал, что Афанасьев успел его закончить. Рукопись заняла свое положенное место в разобранных бумагах, а я довольный своей находкой, отправился домой, в расчете, что обнаружу искомое завтра…

* * *
    
     После обеда, в пятницу, я забрал из гаража машину, заехал на заправку и подал транспорт к дому. Верочка к этому моменту уже серьезно приготовилась к поездке. Теплые вещи, продукты на двое суток, постельное белье, ну, в общем, много всего, без чего совершенно невозможно провести зимнюю ночевку на даче. Затем мы заехали за девочками и вместе отправились на дачу…

     Я смотрел за дорогой, умеренно вертел головой, что позволяло периодически видеть всех пассажиров. Самой тихой и незаметной было Александра, в отличие от своей Анастасии, которая веселилась за двоих. Кстати говоря, Александра действительно изменилась с того момента, когда я увидел ее впервые. Она чуть набрала в весе, и уже не казалось тонкой тростинкой. Кожа ее приобрела розоватый, как и положено, оттенок. Лишь глаза так и остались огромными и печальными, что, впрочем, придавало девушки определенную утонченность и некий шарм…
    
     Дорога от главной улицы до дачи была не чищена, поэтому около часа пришлось разгребать снег, благо, что инвентарь имелся в наличие. Одним словом, около четырех часов мы устроили машину на площадку перед домом, перенесли вещи и затопили печь. Пока Анастасия и Александра протаптывали дорожки и пытались закопать друг друга в снег, Верочка управлялась дома. Я наведался в баню – потемневшую, но еще вполне пригодную к исполнению своего назначения. Еще полчаса, и вспыхнули дрова, начали потрескивать высыхающие лежанки, а поверх всего этого поплыл аромат березовых веников.

     Родительская дача, которая, была брошена на произвол судьбы, а точнее, на произвол моей совести, ожила. Все было в порядке. Печка все еще была в состоянии отдавать тепло, а баня, хоть и потемнела от времени и погоды, по-прежнему готова по первому требованию обдать вас паром и прогреть так, чтобы тревоги и заботы покинули ваше тело вместе с потом. А потом был чай с земляничным вареньем, а потом была любовь и покой…

     Утром мы ходили по лесу, обходили поселок, играли в снежки, а потом, промокшие насквозь грелись около печи, играли в карты, «морской бой», слова и еще во что-то. Потом спали и снова возились на улице…
     Так прошли выходные. Мы вернулись в город вечером в воскресенье. Заскочили на рынок, потом в магазин, загрузили «копейку» под самую крышу продуктами и поехали домой…
    
     Прошло еще несколько дней, за это время мы успели разрешить некоторые возникшие проблемы. По крайней мере, Санька наконец-то начала нормально заниматься в школе, и как успела сообщить нам по секрету Анастасия, довольно-таки успешно. Сами понимаете, что контингент в таких учебных заведениях своеобразный, поэтому человек, который в состоянии разобраться в какой-нибудь сложной задачке, или написать без единой ошибки сочинение, действительно вызывает уважение. Правда, при этом он становиться объектом постоянного обращения за помощью, но в данном случае, это скорее шло Саньке на пользу. Слишком уж жесткой была ее изоляция в той школе.

     А в конце недели Верочка получила телеграмму от каких-то родственников, проживающих на Алтае. После некоторых размышляй, и коротко совещания на небольшом домашнем совете, было решено дать добро на эту поездку. Мы клятвенно заверили Верочку, что не умрем с голода и не зарастем в грязи. А с Анастасии и Александры было взято честное слово, что хотя бы один раз в два дня они будет появляться здесь и проверять, достаточно ли тщательно я опустошаю холодильник, и если это происходит регулярно, то в обязанности девушек входило еще и восполнение запасов провианта. В субботу Верочка отбыла. Поездка предстояла ей весьма длительная. От нашего города на поезде, до столицы, оттуда на самолете, а там еще на поезде. Практически трое суток одной дороги, и это только в один конец…

* * *

     Так оказалось, что на ближайшие несколько дней я опять остался в квартире один, но если раньше для меня это было вполне естественно, то теперь мне было и скучно, и грустно. Хотя, девочки слово держали, приходили, проведывали, но это было не то. Я успел привыкнуть к тому, что в квартире разговаривают, по ней ходят. Я привык ждать прихода Верочки или Анастасии, как впрочем и привык к тому, что ждут меня… А тут я словно вернулся в недалекое прошлое. И честное слово, оно мне уже не нравилось. Я не хотел быть один. Я разлюбил размеренное одиночество…

     Чтобы грустные мысли не одолевали меня, практически с самого утра, я отправлялся на квартиру Павла Васильевича, и старался провести там как можно больше времени. Да, я уставал, но был занят. А поиски тем временем продолжались, и даже начали, приносить определенные плоды. Правда, не совсем те, которые я хотел – попадались в основном пропущенные рукописи – самого главного, я пока так и не нашел. День за днем, со всей тщательностью проверял углы и закоулки квартиры, возвращался ближе к ужину. Созванивался с родителями, иногда звонил в редакцию и общался с коллегами. Оказалось, что я опять востребован, мне опять дали несколько рукописей для редакции. Правда, небольшого объема, для всех я по-прежнему занимался разбором архива Афанасьева. А, кроме того, я решил, что пора, наконец, завершить чтение «Войны…», которое и так слишком уж затянулось.
 
     Складывалась какая-то странная ситуация, обычно я читаю достаточно быстро, а «Война…» шла каким-то рывками. Было похоже на то, что затруднительным был не сам процесс чтения, а именно процесс усвоения данного произведения, словно организму периодически требовались перерывы…
    
     «Он рос. Сначала, как и положено, маленький, формирующий сгусток тканей, который последовательно приобретал те возможности и свойства, которые свойственны любому человеческому организму на этом этапе развития. Единственное, чем отличался от иных и прочих – я чувствовал это, а, кроме того, у меня был необыкновенный опыт и возможность сравнения. Так вот, за все время своего развития, он ни разу не причинил, каких бы то ни было, беспокойств своей молодой матери. Она, как и многие, впервые забеременевшие девицы, даже и не догадывалась о своем интересном положении, пока не стало ясно, что это вовсе не задержка месячных, а округляющийся животик вовсе не результат неумеренного питания. Она удивилась, я чувствовал это через растущий плод, который не только питался за счет матери, но и исследовал мир ее чувствами, переживаниями, ее эмоциями, а потом обрадовалась. И она, и отец хотели и ждали его.
 
     Потом, когда плод уже имел собственные, хотя и маленькие ручки и ножки, и вполне осмысленно шевелил ими, когда требовалось устроиться удобнее, он не толкал мать изнутри, а скорее гладил, давая ей понять, что именно это положение для него наиболее удобное…
     Я умилялся, чувствуя это. А, кроме того, и я считал это очень важно, он был стопроцентным человеческим существом, по крайней мере, без лишних или недостающих органов. Самый обыкновенный мальчик.
     Я наблюдал за его ростом.
     Я внимательно следил за передвижениями старшего.
     Я писал это подобие дневника.
     Я часто гулял с бабочками.
     Я жил, в ожидании. Да, в ожидании и в предчувствии…
    
     …и как раньше мне не приходило это в голову!!! А ведь и надо было всего-то оглянуться. Посмотреть внимательнее. Нет-нет, с малышом все в порядке, и с мамой его. Все в порядке. Все мои эмоции относятся к тому, что вокруг меня. А вокруг меня настоящий райский сад. Нет, конечно, он не возник за одну ночь. Но так получилось, что мы разучились оглядываться вокруг себя. Разучились воспринимать те изменения, которые происходили вокруг нас. Привыкли к тому, что нас окружает помойка, и совершенно спокойно с этим жили, а вокруг-то все менялось. Вот откуда все эти ландшафтные изменения, про которые мне толковал старший, а я в силу, даже и не знаю, каких своих особенностей просто не замечал их.

     Карантинная зона. Пусть так ее и продолжают называть, не важно. Десятки тысяч квадратных километров девственных, чистых лесов и садов, саженных не человеческими руками. Несколько горных цепей, не забирающихся в заоблачные дали, а просто возвышенных над этими лугами, садами и лесами. Десятки рек, и каждая, прошу заметить, с водой чистоты кристальной и вкуса приятного, прохладного и полезного. Ну и естественно, изобилие всякой птицы, зверя и рыбы.

     И на всю это благодать всего один город, как раз тот, в котором проживали я вместе с девочками старшего и со своими бабочками. Ну и плюс еще несколько человек, таких, которым в наследство не досталось ни перепонок, ни ночного виденья, ну и прочих сомнительных подарков мутации. Этот город только для нас, потому, что тем, которые составляют основную часть местного населения, город вовсе не нужен. Хотя, прежде чем навсегда оставить город в наше распоряжение, они его основательно перестроили, на свой, немного странный, но достаточно удобный, даже для нас, манер. Превратив некогда уездный и ничем непримечательный городишко в первый, и насколько я понимаю и единственный город на земле, построенный желанием и волей нечеловеческого разума.

     Широкие улицы, где полосы с твердым покрытием чередуются с полосами низенькой, но упругой и приятной на ощупь травы. Множество деревьев, которые, словно выходят из леса, становятся реже в городе, и снова уходят в лес. И между этой зеленью аккуратно вписаны здания. Высокие, светлые, из-за огромных пустых дверных и оконных проемов (из-за изменений, которые мутанты внесли в климат) зданиям города не нужны стекла и двери. Вполне хватает легких тканевых занавесей, штор и кулис. Они даже позаботились о мебели, которую изготовили из камня и дерева.

     Из-за неизвестных мне особенностей, их вкус предпочитает геометрию без острых углов, да и вообще без углов, но уж если без них нельзя обойтись, то они, как правило, до такой степени сглажены, что превращаются в овалы и круги. Круг же лежит и в основе геометрии этого города. Дороги, которые начинаются в центре и прерывистой спиралью расходятся к окраинам, которые незаметно переходят в лес…

     И море. Точнее океан. Огромное водное пространство, которое омывает восточную часть некогда карантинной зоны, частично омывает теперь и город, делая воздух в нем необыкновенно мягким, свежим и прохладным. Хотя, в городе никогда не бывает ни слишком жарко, ни слишком холодно. Стопроцентно умеренный климат – так можно сказать о погоде, которая с некоторых царит над карантинной зоной. Вот такая география. И на всю эту благодать немногим больше одиннадцать тысяч человеческого населения!

     Рай! И не надо придумывать новые слова, искать более точные определения. Рай! И только память, которая, не смотря ни на что, сохраняет в своей глубине видения прошлого, когда здесь все было иначе…
    
     Интересно, куда же запропастился старший… Именно сейчас он мне нужен. Нужны его знания, нужен его совет. Рай раем, но за его границами, по-прежнему находиться внешний мир…
    
     Снова пытался связаться со страшим, и снова, безрезультатно. Единственное, что удалось узнать через его команду – то, что он, расселив поселенцев по всей территории, отправился куда-то дальше и на этот раз совсем один.»

     Я чувствовал, как катиться к финалу эта странная история, и буквально жаждал знать, что именно приготовил для него Вельский…

     «…из самых величайших его походов. А можете называть это самой крупной разведывательной операцией, из числа проведенных с территории карантинной зоны по отношению к внешнему миру. И по объему доставленной информации, и по количеству задействованных в данной операции лиц. Больше трех месяцев старший и его команда, которую он тщательно, а главное, очень скрытно готовил, провела на территории внешнего мира. Не осталось ни одного мало-мальски серьезного военного и промышленного объекта, информация о котором не была доставлена в секретную резиденцию старшего, для последующего анализа и выводов…
    
     Чтобы посетить старшего, мне пришлось самому покинуть город и в сопровождении его людей добраться до этой резиденции. И в очередной раз старший изумил меня! Не вдаваясь в технические подробности, можно сказать, что под руководством старшего была возведена единственная в своем роде крепость. Помимо ее полной автономности – начиная от собственных источников энергии, воды и продуктов питания – что в большей или меньшей степени свойственны всем крепостям. Это сооружение, с одной стороны исключительно точно было вписано в ландшафт, точнее было частью ландшафта, а с другой стороны, в большей своей части находилась на территории противника и использовала его ресурсы. Осадить, конечно, такую крепость было можно, но взять ее – никогда. Она представляла собой физическое воплощение некого парадокса о единстве противоречий.

     А, каково?!
     Но самым главным в этом моем походе было не посещение крепости – это так, для удовлетворения любопытства и поддержания физической формы. Главным был доклад старшего.
 
     На двухстах листах, в сопровождении таблиц, схем и графиков, старший старательно проводил анализ и политической и экономической обстановки во внешнем мире. Тщательнейшим образом была проанализирована политическая ситуация. Начиная от декларируемых позиций политический партий, течений и пр. и заканчивая комментариями, что на самом деле означают все эти лозунги и декламации. Были и выводы. Большую часть я просто не понял, был – они были слишком уж специфическими. А вот один из основных выводом меня очень заинтересовал – старший доказывал (и  делал это более чем убедительно), что если бы нам потребовалось подчинить себе внешний мир, то для этого нам надо было последовательно, объявить сначала войну внешнему миру, а через десять минут выдвинуть предложение о капитуляции. При чем, на тех условиях, которые мы пожелаем поставить. Ибо все остальное уже было сделано за нас. Экономика внешнего мира находилась в глубочайшем упадке. Бомбардировки карантина и авиационные налеты на него истощили до нижней отметки ресурсы внешнего мира. Последние несколько лет был страшный неурожай, а изменения климата, сделали сельское хозяйство практически невозможным… То есть, выходило – то насколько был благополучен наш мир, на столько же, глубок был тот кризис, в котором находился мир внешний…