Последние дни Хейзел Грейс

Я лежала на траве, читая твоё письмо, которое ты отправил Питеру ван Хаутену. В глазах застыли слёзы. Мне казалось, что всё, что у меня было, я вмиг потеряла. Я имела всё, что хотела, но теперь этого нет. Я опустошена. Мне стало трудно дышать, я чувствовала, как мои лёгкие наполняются водой, но это казалось ерундой по сравнению с тем, что я испытывала сейчас.

Я встала на ноги и пошла в дом. Я выглядела ужасно. Моё лицо было всё в слезах, волосы были взъерошены, а только что надетое белое платье было все в траве и листьях. Прежде чем подняться к себе в комнату, у нас с мамой последовал небольшой диалог:
— Хейзел, с тобой всё хорошо?
— Да, если не считать того, что у меня умер мой парень, а так всё хорошо.
— Хейзел, я понимаю, как тебе тяжело, но послушай...
— Нет, мам, ты не понимаешь меня! У тебя когда-нибудь умирал любимый человек от рака? Нет? А у меня умирал!
«Но скоро умрёт» — подумала я и пошла к себе в комнату.

Прежде любимая и яркая комната казалась мне отвратной и заставляла меня грустить, хотя всё сейчас заставляло меня грустить. Это была депрессия. Нет, это было даже больше, чем депрессия, это была моя психологическая смерть. Я легла на кровать и просто лежала. Я чего-то ждала, но сама не знала чего. Время шло до невозможности долго.

Через 40 минут ко мне в комнату пришла мама со словами: «Хейзел, я приготовила обед, твой любимый. Пошли». Но я не хотела есть. Неужели мама не понимала, что мне нужно побыть одной? Внутри всё кипело от злости и безысходности, но в ответ последовало лишь: «Я не голодна». Мама уже почти вышла из комнаты, но потом остановилась и подошла к моей кровати и присела на неё.
— Знаешь, я должна была раньше тебе рассказать, но всё не было подходящего момента...
— Что ты имеешь ввиду? — с недоумением спросила я.
— До твоего папы, когда я ещё была юной, почти такой же, как и ты, у меня был парень, его звали Дилан, и мы любили друг друга, всем сердцем. Он был очень красив. У него были ярко-голубые глаза, он был блондином, у него было прекрасное телосложение, он не был толстым, но и не совсем худым, это была та самая золотая середина.
— Но, мам, я не совсем понимаю: к чему это всё?
— Хорошо, сейчас о главном...
— Дорогая, — послышался голос папы из кухни, — ну где ты пропала?
— Слушай, милая, давай потом договорим? — сказала мама и пошла на кухню.

В течение нескольких минут я сидела в полном недоумении. Кто такой Дилан? Зачем мама мне о нём начала рассказывать?

— Мне нужно всё выяснить, — чуть слышно сказала я.

Я взяла в руку свой баллон и по лестнице начала спускаться на кухню, из которой доносился великолепный запах свежеиспечённого пирога. Я увидела маму и папу, сидящих за кухонным столом. Между нами последовал диалог:

— Мама, мне кажется, мы не договорили, — твёрдо сказала я.
— Милая Хейзел, мне кажется сейчас не время для разговоров, лучше сядь и поешь.
— Хорошо, — ответила я, села за стол и положила себе маленький кусочек вишнёвого пирога, который я так любила.
— А о чём это вы говорили? — спросил мой отец.
— О Ди...
— О диете, — вдруг прервала меня мама, — я просто не хотела говорить тебе о том, что набрала парочку лишних килограммов.

Я сразу поняла, что папа ничего не знает о бывшем мамы. Хотя я даже не знаю: бывший ли он ей. Папа с недоумением посмотрел на маму, ведь он постоянно осуждал её за то, что она мало ест и совсем исхудала. После мама съела свой последний кусочек этого вишнёвого чуда и отправилась в ванну.

Я сидела в кресле, вторнув наушники и читая книгу. Папа сидел на диване и что-то смотрел по телевизору. Но вот мама вышла из ванны и направилась к себе в комнату, я решила пока что не беспокоить её и дальше читала.

На часах было уже 20:30, а мамы всё ещё не было. Обычно, в это время мы всегда смотрели телевизор. Я решила сходить к ней в комнату. Когда я зашла в комнату, я увидела, что она плачет и держит какие-то фотографии в руках. Я подошла к матери, села на колени и спросила: «Что случилось?», только в этом момент я увидела, что на фотографиях было изображено два улыбающихся человека: моя мама и кто-то ещё. Только сейчас до меня дошло, что это был тот самый Дилан, о котором рассказывала мама. Внешность у него была точно такая же, как и описывала мама, он был действительно красив.
— Это Дилан?
— Да, — ответила мама и заплакала ещё сильнее.
— Что случилось? Он тебя бросил или что?
— Нет, Хейзел, он меня не бросил, он меня покинул, — сказав это, мама заревела, как маленький ребёнок.
— Мам, что случилось?
— Милая, у меня просто раскалывается голова, давай я об этом расскажу потом, — сказала мама с особой трагичностью.
После этих слов я вышла из её комнаты, за дверью были слышны тихие всхлипывания.

На часах было 00:03, но мне не хотелось спать. Я вспоминала все самые лучшие моменты, которые случались со мной и Огастусом. От них становилось так тепло в душе, но потом я осознавала, что Огастуса больше нет, и я начинала плакать. На часах было 01:27, прежде чем я заснула.

Я проснулась от боли в груди. Она была не из приятных, я бы дала ей 8 баллов. Я закричала, надеясь, что меня услышат. Через минуту в мою комнату прибежали мама и папа.
— Мама, у меня болит в груди, я не могу дыша-а-ать, — после этих слов у меня помутнело в глазах.

Очнулась я в белой палате больницы интенсивной терапии «Мемориал», обмотанная какими-то проводами. Я вспомнила палату, это была именно та, в которой лежал Огастус. Дверь была приоткрыта, в ней я видела врача и моих родителей. Они о чём-то говорили, но мама и папа были все в слезах. Я поняла, что всё очень плохо. Через минуту ко мне зашли родители.

— Дорогой, тут рядом с больницей есть магазин, сходи, купи фруктов. — сказала мама отцу, и он вышел из палаты.
— Мама, расскажи мне о Дилане, — это всё, что волновало меня сейчас. Мне было всё равно, что со мной, мне нужно было знать лишь это.
— Я тебе рассказывала — это мой парень, — последовала недолга пауза. — Он умер от рака головного мозга.

После этих слов я была ошарашена. Я никогда не думала, что мама могла пережить такое горе. В голове сразу всплыл день, когда я сказала маме: «Нет, мам, ты не понимаешь меня! У тебя когда-нибудь умирал любимый человек от рака? Нет? А у меня умирал!»
Зря я это говорила, зря.

Неловкую паузу прервал врач, который только что вошёл:
— Вы уже рассказали? — спросил он у мамы.
— Пока что нет.
— Рассказали что? — с недоумением спросила я.
— Хейзел, дорогая, ты только не волнуйся, — мама уже захлебывалась в слезах. — Тебе осталось жить несколько дней...

После этих слов мне не было больно, мне было больно смотреть на плачущую маму, которая лежала на моём животе. Я посмотрела на врача, и он тоже не удержался и пустил свою скупую слезу, через минуту он вышел из палаты, оставив нас одних.

Через 20 минут пришёл папа с целым пакетом фруктов. Его лицо тоже было всё в слезах. Мы провели час молча, как минимум. Затем мама начала говорить:

— Дорогая, знай, что мы всегда будем любить тебя! Всегда! Слышишь? Всегда! — пронзительно сказала мама, и после этих слов вся семья Ланкастеров принялась рыдать.

Я не знаю сколько прошло времени, но сейчас время — это одно из тех важных вещей, которые у меня были. К нам зашёл врач со словами: «Вы можете забрать Хейзел домой». Мы начали спешно собираться, ведь сейчас время для меня — непозволительная роскошь.

Я сидела в очень красивом кафе и ела овощной салат с апельсиновым соком. Мама и папа заказали себе что-то, но я даже не обратила внимания что. В каждом человеке, который был в кафе, я узнавала Гаса и мне это доставляло дискомфорт. Потом мы поехали домой.

Весь вечер я просидела с родителями около телевизора. И тут папа спросил меня:
— Хейзел, куда ты хочешь? Я хочу, чтобы ты была счастлива хотя бы в последние дни своей жизни.
— Пап, я была счастлива всю свою жизнь. Вы были моим счастьем. Но жаль, что я начала осознавать это только сейчас, — со слезами на глазах говорила я. — Простите меня, если я была плохой дочерью, простите.
— Нет, Хейзел, — начала мама, — ты никогда не была плохой дочерью, ты была всегда самой лучшей для нас! Мы тебя любим!
— Я тоже вас люблю, — это были те самые искренние слова. После этих слов мы начали обниматься и ничего в мире не могло заменить этой родительской любви, кроме Гаса, но его больше нет. Забвение неизбежно для каждого.

Перед тем как заснуть, я решила написать записку, чтобы не было поздно:

Дорогие мама и папа,

Я вас очень люблю, всем сердцем, знайте! Вы всегда были мне самыми дорогими людьми в этой жизни, ещё Огастус...

Я понимаю, как трудно воспитывать ребёнка с раком лёгких, зная, что рано или поздно он умрёт, но вы справились с этим. Спасибо Вам, что никогда не отчаивались во мне, что Вы были всегда рядом! Ещё за свою довольно-таки недолгую жизнь я узнала, что такое быть по-настоящему любимой, благодаря Вам... и Гасу.

Мам, пап, моя жизнь — не повод отчаиваться и останавливаться. Не нужно зацикливаться на плохом, вы должны идти только вперёд. Знайте, что я всегда желаю Вам только успеха, удачи и то, чем меня обделила природа — здоровья!

Будьте счастливы!

С любовью,
Хейзел Грейс Ланкастер.

После этих написанных слов моя рука опустилась и глаза, наполненные слезами, закрылись. Навсегда.