День борьбы с

Вождь вышел на сцену, положил на трибуну что-то тяжёлое, слегка грюкнувшее по дереву и повернулся к собравшимся.

- Добрый день, - сказал он, - все мы друг друга знаем, так что перейду к сути.
В толпе вздохнули. Кто-то хмыкнул.
- Все здесь взрослые, - сказал вождь, - потому буду краток.
- А то, - тихо буркнул кто-то, но слова предпочли не заметить.
- В мире сейчас отмечают один важный день, - сказал вождь, - день борьбы вы сами знаете с чем.
- Ещё бы, - снова буркнул кто-то, и на него шикнули.
Вождь покосился в угол, откуда раздалось бурканье, но ничего не сказал.
- Эта беда, - сказал он, положив руку на край кафедры, - в общем и целом беда общая.
Он посмотрел в зал и продолжил.
- Эту беду многие познали с самого детства, и я не исключение.
В зале шмыгнули носом.
- Эта вещь поначалу кажется просто прекрасной, - продолжил вождь, - особенно в гололёд, да и в сухие дни, когда на тебя смотрят другие, она кажется поводом для личной крутости. А когда ты устал, измотан, а идти вперёд и работать надо, эта вещь кажется порой просто незаменимой.
В зале раздалось глухое кряканье, кхмеканье и прочие похожие звуки.
- Но потом ты взрослеешь, - сказал вождь, - и начинаешь понимать, что ничего в этой вещи нет ни хорошего, ни крутого, и взялся ты за неё только потому, что был слаб, глуп и хотел выделиться.
В зале стало тихо, только кто-то внимательно сопел.
- Пока ты молод, - продолжал вождь, делая небольшие взволнованные шаги туда и сюда мимо кафедры, - и полон сил, то тебе кажется, что зудящие ноги и усталые лёгкие - небольшая цена. И когда окружающие смотрят на тебя и морщатся, проходя мимо, ты их не понимаешь. Ну что тут такого? Все так делают. Чем я хуже?
В зале кто-то всхрапнул от волнения.
- И когда косые взгляды становятся тяжелы для тебя, - продолжил вождь, - ты начинаешь злиться. Почему это ты виноват? Ну нравится тебе так, а им - нет? Что с того? У каждого своя дорога. Не нравится - выбери другую.
В зале одобрительно хрюкнули, и вождь кинул пристальный взгляд в дальний угол.
- А потом ты замечаешь, - сказал он с небольшим нажимом, - что начинаешь уставать быстрее, чем раньше, и ноги зудят, и не чувствуешь дороги. Начинаются проблемы - тянут суставы, постоянно хочется вытянуть ноги. Дальше - больше, у тебя пропадает интерес к жизни, и...
- И не стоит, - явственно и глумливо сказал кто-то из угла. - Сил не хватает потому что.
Вождь вздохнул и прервался.
- Кто это сказал? - спросил он. - Выйди, покажись.
Толпа зашевелилась, и из дальнего угла показался говоривший.
- Ага, - сказал вождь, - так я и думал.
- А что тут думать, - пожал плечами вышедший, - будто дети, блин, малые.
- Малый и старый, - заметил вождь, - говорят, одно и то же.
- Кто говорит, а кто и заговаривается, - огрызнулся его собеседник.
- Ясно, - голос вождя стал строже, - то есть ты что - полагаешь, что это нормально? Правильно? Все так поступать должны?
- Нет, - покачал головой вышедший из угла, - не полагаю. Больше того, я знаю, что это неправильно.
- Тогда отчего же ты дурака валяешь? - поинтересовался вождь. - Чего воду мутишь?
Оппонент вождя хмыкнул.
- В должную меру всё лекарство, - сказал он, - а в чрезмерную - яд.
- Философически, - заметил вождь. - Поясни. Чем ты недоволен?
- Есть у меня комнатка, - сказал оппонент, - в которой я работаю. Когда устаю - выхожу побегать. Побегав, возвращаюсь.
- И? - спросил вождь.
- И, - чуть передразнивая, продолжил оппонент, - в последнее время в это окно сыплется какая-то отборная шелуха. Типа там "я бегал наперегонки, а потом завязал и чувствую себя гораздо лучше", "я познакомился с железом ещё в детстве, и с тех пор много думал", "двадцать два года назад я отказался от стали и чувствую себя прекрасно, чего и вам советую". Хит сезона - "я не подкован и я хороший".
В зале началось шевеление, шепотки и одобрительное хмыканье.
- И что в этом плохого? - спросил вождь. - Чего тебе не нравится? Думаешь, это всё неправда?
- Правда, - пожал плечами спорщик, - я всех их знаю и ничего плохого про них сказать не могу. Если они так говорят, значит, так оно и есть.
- Ну так и что ж тебе жить-то мешает, поясни мне? - спросил вождь несколько утомлённо.
- А то, - сказал спорщик, распрямляя спину, - что то, что делается через жопу, по определению является говном.
- Вот как, - медленно сказал вождь, и зал затих, ожидая взрыва.
Вождь помолчал секунду, потом глубоко вздохнул.
- У тебя минута, - сказал он размеренно, - и если ты будешь валять дурака и далее, мы с тобой распрощаемся. Говори.
- Хорошо, - кивнул баламут, - вот вам.
Он расправил плечи, повёл взглядом по толпе.
- Я живу уже долго, - сказал он, - и что хорошо и что плохо, слава Богу, разбираю самостоятельно. Что железо - плохо, понимаю прекрасно. У меня тянет лодыжки, распухшие суставы, на коврике грязь и соседи регулярно просят меня быть потише. По утрам я, бывает, надсадно вою от боли. И на работу выхожу на полчаса пораньше, чтобы не мешать остальным, и тропинки выбираю такие, чтобы в стороне, чтобы без шума, и при каждом шаге я чувствую каждый гвоздь. Это всё так. И я никому такого просто так не пожелаю. Но.
Говорящий вздохнул.
- Проблема не в этом. Проблема в другом.
- В чём же? - поинтересовался вождь.
- Я живу уже много лет, - отозвался спорщик, - и вот что интересно - кипеж по этому поводу начинается аккурат за день-два до этого вашего всемирного дня борьбы. Весь год всё тихо и мирно, все заняты делом и просто договариваются, кому как гулять, чтобы без конфликтов, и только под этот день - как с цепи срываются. Не подковывайся, не грохочи, не топочи при малолетних, железо - зло, кузнецов - к ответу. И знаешь, что я думаю?
Вождь промолчал.
- Я думаю, - сказал спорщик, - что вам это всё нахрен не упёрлось. Вы просто кипеж на больной теме подымаете. И подымая, перегибаете палку.
Зал молчал.
- Затея, может быть, у вас и хорошая, - сказал спорщик, - но когда вы к ней относитесь как к отчётной акции, на выходе получаете говно.
Спорщик вздохнул и поморщился, как можно незаметнее вытягивая ногу.
- У меня всё.
- Вот как, - сказал вождь, - ясно, я тебя понял. Но тогда скажи мне, пожалуйста, вот что ещё...
- Да-да, - сказал спорщик.
- Вот тебе много уже лет, - сказал вождь, - и ты сам, и как говоришь, да и как я вижу, мучаешься от гвоздей. Так?
- Так, - кивнул спорщик.
- И вся эта, как ты выразился, акция, - продолжил вождь несколько вкрадчиво, - происходит каждый год, так?
- Каждее некуда, - вздохнул спорщик.
- И каждый час каждого дня этого года ты выходишь из своей комнатки, чтобы побегать, - сказал вождь, - а вернувшись, обдаёшь коллег волной нездорового запаха, так ведь?
- Да, - кивнул спорщик.
- Тогда скажи, - голос вождя стал опасно низким и в нём зазвучали яростные ноты, - какого же хрена ты не раскуёшься, а?! Да, больно, да, нелегко, но ведь можно же? В чём проблема?!
- Можно, - сказал спорщик, - живому всё можно.
Он криво усмехнулся.
- Вот только одного живому нельзя - сказал он, - прогнуться. Потому что тогда он себя перестанет уважать.
- Тьфу на тебя, - сказал вождь.
Он подошёл к кафедре и взял то, что положил туда в самом начале речи.
- Это моя, - сказал он, - и я её снял. Потому что понимаю, как это раздражает братьев-фавнов - грохот на дорогах, постоянная грязь, выбоины и цокот на лестнице, нечаянные пинки по лодыжке, надсадный хрип и плевки от усталости. И ещё это - просто больно, верно?
Он кинул на пол истёртую подкову.
- Восемь гвоздей, - сказал он бесцветно, - вбитых в каждую ногу. Грохот и стук. Постоянная усталость и больные суставы. Недовольные соседи и просто прохожие. Постоянный риск рака лодыжки. Чего ради, поясни мне? Ведь ты же сам говоришь, что всё это тебе понятно?
- Понятно, - сказал спорщик, - более чем. Но что мне ещё понятно - это то, что ты меня заставляешь. Это мне тоже понятно как Божий день.
- Уговаривать вас уже пробовали, - заметил вождь. - Что-то эффекта не вижу.
- Согласен, - кивнул головой спорщик. - Но почему же ты решил, что меня можно заставлять? Ты ведь понимаешь, что пытаясь меня заставить - неважно в чём, хоть в выборе компота в обед - ты меня унижаешь?
Вождь кивнул.
- Ну тогда предложи мне выход. Что, по твоему, нужно сделать, чтобы подкованный фавн расковался?
- Он должен захотеть, - сказал спорщик. - Пока не захочет - не будет.
- Приехали, - сказал вождь. - В общем, так - ты отстранён.
- Основание? - поинтересовался спорщик.
- Неисполнение указаний начальства, - отрезал вождь.
- Как скажешь, - сказал спорщик, - как скажешь.
Он посмотрел в зал.
Зал безмолвствовал.
- Раз уж тебе так это важно, - сказал спорщик вождю, - то пожалуйста.
Он вынул из кармана швейцарский нож, выщелкнул самое толстое лезвие.
- Что ты делаешь? - спросил вождь.
- Что просишь, - пожал плечами спорщик, припадая на колено.
Лезвие ножа скрипнуло по кости, раздался хруст и скрежет.
На лицах стоящих в первом ряду отразилась брезгливость, а задние ряды стали напирать, желая рассмотреть происходящее.
- Вот, - сказал спорщик, бросая сорванную подкову на центр зала, к старой подкове вождя.
Он снова припал на колено, теперь другое, и снова хрустнуло и заскрежетало.
- И вот, - сказал он, бросая вторую подкову к первой. - Хотел - получи.
Сказав, спорщик разогнулся, сложил нож и сунул его в карман.
Покачиваясь на лишённых привычной опоры копытах, фавн неловко двинулся сквозь толпу к выходу.
Толпа раздалась на его пути, образовав коридор.
И посреди этого коридора по полу к двери шла цепочка кровавых следов.
Вождь стоял и смотрел на них.


- Сколько он куролесить так будет, скажи мне? - поинтересовалась жена. - Полдня квасит.
Из ближайшего леска доносилось пьяное пение, прерывающееся стонами.
- Своими руками с себя подковы сними, - буркнул муж. - Пусть развеется.
- Дурак, - ответила жена, - глупый дурак. Чего добился-то?
- Дурак, - ответил муж, - или не дурак, не так важно.
- А что важно-то? - спросила жена.
- А то важно, - ответил муж, - что никому не позволено других нагибать. Вот что важно.
- Значит, - язвительно фыркнула жена, - грохотать по дорожке, будто ты тут один и грязь в подковах растаскивать - нормально, на соседей плевать - нормально, а поступить по уму - не нормально?
- Когда сам решил, - ответил муж, - то более чем. А когда тебя ломают - нет.
- Все вы одинаковые, - фыркнула жена, - не знаете, чего хотите.
Муж хмыкнул.
- Сегодня, - сказал он, - день борьбы с подковами, и ты называешь его дураком. А через неделю - день борьбы с забоем барсов на шубы, которые ты так любишь. Полистай календарь.
- Нашёл с чем сравнить, - буркнула жена и замолчала.
Муж обнял её за плечо и притянул к себе.
- Давай не будем спорить, - сказал он. - Жалко ведь его, правда?
- Жалко, - согласилась жена со вздохом. - Но всё равно он дурак.
Муж промолчал и вздохнул.



Старший сын слушал беседу родителей.
Когда она закончилась, он тихо выскользнул из дома.
В сгущающихся сумерках одолел несколько затянутых вечерним туманом логов и оказался в каменистом предгорье.
В синеющей мгле раздавались далёкие удары молота.
Он нашёл кузнеца, вышедшего покурить из-под навеса.
- Чего тебе? - спросил устало кузнец, затягиваясь.
- У вас подковы есть? - спросил сын.
Кузнец одной длинной затяжкой докурил, повернулся и бросил окурок в горн.
- Вы сегодня как с цепи сорвались, - сказал он. - Давай сюда. Сколько стоит, знаешь?
- Да, - сказал юный фавн. - Знаю.
Кузнец покачал головой, вздохнул и выдернул откуда-то из-за наковальни заготовку.
- Подымай копыто, - велел он. - Будем примерять.