Число Фибоначчи

   Эти тридцать минут — мои. Так — два раза в неделю (одна из учениц уехала, я закрыла «окно» и выгадала полчаса). Надо, конечно, бежать домой или в магазин, пока не закрылся, за хлебом. Могу я (на тридцать минут два раза в неделю) представить: магазинов, кастрюль, объяснений с директрисой, двоек по поведению, башни (вот-вот упадет, но пока стоит) неглаженного белья — нет; вот тогда бы…
   Я не люблю сослагательное наклонение. И повелительное.
   Директриса — любит. «Выполняйте план по ассортименту (слишком много венских классиков)»; «Будь вы старше и умнее, вы бы поняли, что мне вы ничего в этом вопросе не докажете» (я понемногу начинаю понимать абсурдность всяких доказательств); «Перестаньте собирать у себя ущербных детей» (об Н.).
   «Надо создавать гармонию, а вы только вносите диссонанс».
   Если гармонию понимать как предсказуемость, возможно, она права. «Неожиданность Паганини и Листа не нарушает гармонии, — хочется сказать мне.   
   — А если у Брамса и Гайдна — по-иному, так что?»
   Общаясь с директрисой, я исхожу из того, что молчание — золото.

                * * *

   Наверное, в этом году я здесь в последний раз — занесет снегом, не посидишь. А местечко уютное, и от трассы недалеко, но ни разу никого не застала, а может, приходят в другое время. Все-таки пора уходить, поздно; вот и луна, сквозь паутину веток, ущербная.
   Нет, посижу еще капельку.
   Сегодня не пришла на занятие Н. Опять ухудшение?
   «Врачи считают, что музыка может ей помочь, — сказали мне ее родители. — Согласитесь, пожалуйста. Она влюблена в музыку. И в вас».
    Н. легко читает с листа длинные сложные тексты. У нее абсолютный слух, прекрасная постановка руки; и шизофрения. Она не понимает, что такое счет. Ее игра со смещенными паузами, с четвертными вместо восьмых и с шестнадцатыми вместо половинок, с произвольными ударениями первые три минуты производит впечатление чудовищной какофонии. В следующие три минуты я начинаю воспринимать эти звуки. Затем я поражаюсь вселенскому трагизму, который исходит от этих звуков. С недетской силой и нечеловеческой виртуозностью она берет аккорды, форшлаги, играючи выдает сложнейшие пассажи, от которых, даже мажорных, веет бесконечным страданием; внезапно она глушит этот вопль стонов левой педалью, и опять ее пальцы безостановочно колотят по клавишам. Старое пианино дрожит; за окном пронизывающе рыдает осенний ветер и швыряет в стекло дождем. Я сижу, как пригвожденная к стулу. Мне кажется, что я присутствую при конце света в качестве потустороннего зрителя. Отчего у меня волосы встают дыбом.
   Она заканчивает, воцаряется тишина, не менее ужасающая, чем только что звучавшая музыка. Когда я обретаю дар речи, я говорю: «Композитор хотел выразить другое» и думаю: «Откуда мне знать, что он хотел выразить». Она кричит: «Неужели ты не слышишь, как это красиво! Вы все ничего не понимаете!» Она выламывается на стуле, колотит по клавишам, стучит педалью.


   Посижу еще немножко и сейчас пойду.
   Отсюда, с возвышения, красивый вид, особенно, когда луна, — желтая луна сквозь сплетенные ветки черных деревьев; красиво, как на японских гравюрах, на которые я насмотрелась в зале одной фирмы, подрабатывая у них тапером.
   Который час? Я засиделась, пора уходить.
   — Не спешите.
   Он сел рядом.
   «Откуда взялся? И ни души вокруг».
   — Я же говорю — не бегите.
   «В кошельке пусто. Но может — еще хуже, может, его вовсе и не кошелек интересует».
   — Бросьте хвататься за сумку, деньги меня интересуют мало. А вы — и того меньше.
   «Еще и нахал».
   — Просто вы первая попались мне на глаза. — Он беспокойно огляделся. — Когда луна в последней фазе — никогда не торопитесь. И никого не подгоняйте.
   «Что за тип?»
   — Это — открытие. Вам повезло. Вы — первая и последняя, кому я о нем скажу.
   Он говорил громко, акцентируя каждое слово, отчего знаки препинания исчезали и оставались одни звуки, которые он вколачивал мне в голову, как гвозди.
   — Вы знаете Фибоначчи? Удивительный человек. Я думаю, вы когда-нибудь встретитесь с ним — передайте ему привет от меня… Да, так вот… Фибоначчи — большой шутник. И даже мистификатор. Чтобы не сказать — первостатейный пройдоха.
   Он снова оглянулся.
   — Он весельчак — этот парень! Он всех нас капитально надул!.. Он и меня почти провел. Но я его разгадал — в последний момент!
   Он рассмеялся.
   — А вы все — ничего не знаете… Я один понял — число Фибоначчи — не 1,618. Оно — разное!.. А вы — дураки! — стройте новые «золотые пропорции» и «золотые сечения»… А Фибоначчи смеется над вами!..
   Он захлебнулся хохотом.

                * * *

   …хаос в мозгах, никак не могу понять, что говорит отец.
   — Ты сегодня задержалась.
   Снимаю пальто.
   — Дети вели себя хорошо. Наш малыш поначалу скучал за тобой; я показал ему, как играть в шахматы, он увлекся.
   Прохожу в комнату. Дети спят…
   — Ты поужинаешь со мной?
   — Нет, спасибо, пойду, я хочу еще поработать сегодня.
   — Погоди, я вчера пекла пироги… До маминых далеко, но отравиться нельзя.
   Я иду на кухню, он идет следом.
   Я захлопываю холодильник и спрашиваю:
   — Папа, а кто такой Фибоначчи?
   — Под этим псевдонимом выступал итальянский ученый — математик Леонардо Пизанский.
   — А сейчас не выступает?
   — Он умер в XIII веке.
   — А что это за число Фибоначчи?
   — Существует ряд чисел, в котором сумма двух предыдущих…
   У отца — хорошо поставленный голос, говорят, на его лекциях всегда полно студентов; даже мне интересно, вот только я бы не успевала конспектировать. А может, я отвыкла — конспектировать… Да, так что там про ряды?
   — …ряд Фибоначчи. Отношение двух любых соседних членов ряда в пределе стремится к числу Фибоначчи. Оно приблизительно равно 1,618.
   — Оно всегда одинаковое?
   — Конечно.
   — А вдруг оно бывает разное? Для каждого — свое число Фибоначчи.
   — Не бывает. Оно одно для всех. Чтоб тебе было яснее: число Фибоначчи — основа золотого сечения (этот термин ввел Леонардо да Винчи), которое является одним из атрибутов гармонии и красоты абсолютно во всем… Ну что, спасибо, мне пора.


                * * *

   Медленно идем по улице.
   Сын говорит:
   — Мама, не так быстро.
   — Разве я быстро? Еле ноги передвигаю.

                * * *

   Сегодня выпал первый снег.
 
                * * *

   Работы много. Ничего не успеваю.

               
                * * *
    Снег идет третьи сутки.

                * * *

    Младший расстается со мной весело — привык («С дедушкой интереснее играть в шахматы»).
   У старшего в четверти «5» по математике (учительница говорит, что поставила бы больше, если бы было можно), «3» по пению (учитель говорит, что поставил бы «2»), остальные четверки.
   Н. начала правильно считать и делать паузы.
   Я заменила сонату Клементи сонатиной (современной, национальной).

                * * *

   Кругом сугробы.
   Я думаю — пройдет зима, сойдет снег, и все опять будет так же.
   Неужели?
   Нет, не должно быть, как раньше!
   Я думаю — придет кто-то другой, не такой, как прежние; необычный, и его поначалу не будут воспринимать всерьез, но он сможет все сделать, как надо, и не так, как раньше — лучше, проще, чище, добрее… Все будет так, да не так.
   Я верю в это так, как некоторые верят в то, что делают для себя; а он будет делать для всех, и пусть кто-то со мной сейчас не согласится…